Теперь путь дарникского войска лежал на запад, чтобы выйти к верховьям реки Медяницы, а вдоль нее спуститься прямо к Остёру. Первые дни двигались в полном вооружении, опасаясь нападения сарнаков с тыла. И действительно, дозорные видели в отдалении небольшие отряды всадников. Но как только вышли к Медянице, сопровождение недавних врагов исчезло. Здесь по обеим сторонам реки стояли словенские селища с пшеничными полями и сторожевыми вышками. Имя Дарника было уже у всех на слуху. Правда, сначала медянцы многочисленного войска сильно опасались, но, не видя от него никакого притеснения, осмелели и свободно выходили навстречу, с любопытством толклись возле стана, охотно выменивая на зерно сарнакские шатры и попоны. Немало нашлось молодых парней, желающих присоединиться к славным соплеменникам, и приходилось объяснять, что боевые действия на это лето закончены, но вот следующей весной добро пожаловать в Липов.

Возле одного из городищ под названием Окуни задержались дольше обычного. Местные красавицы так очаровали дарникцев, что многие не прочь были жениться, вот только сами красавицы не хотели далеко отрываться от дома, да и воинам не с руки было оставаться в чужом городище. Кто-то из женихов предложил возвести собственное отдельное селище. Его предложение, прозвучав не очень серьезно, быстро обрело сторонников, и уже сами окунецкие старейшины поддержали его.

– А что на это скажет князь Вулич? – озадаченно спросил у старосты Дарник.

– Мы платим ему подати кровью. Каждую весну находятся десять парней, которые охотно идут к нему в ополчение, – отвечал ему староста. – Если еще два-три человека пойдут и от вашего селища, то никто возражать не будет.

Дарнику не очень понравилось отдавать кому-то даже двух-трех бойников, но возможность иметь в этих местах опорное укрепление была слишком соблазнительна, и он согласился. Неделю все войско занималось земляными и плотницкими работами и вечерами веселилось на свадебных пиршествах. Вместе с двадцатью здоровыми женихами под Окунями оставили столько же женихов раненых, а также внушительную крепость с пятью боевыми башнями. Щедро расплатился с остающимися воинами воевода дирхемами и другой добычей, сразу превратив новоиспеченное селище Окуницу из нахлебников в главных покупателей для всех ближайших поселений.

До Остёра оставалось всего два дня пути, когда от встречных путников стало известно, что в Казгаре высадилось большое булгарское войско во главе с грозой хазар воеводой Завилой, намеревавшимся покарать Дарника и вернуть казгарскую казну. Рыбья Кровь отнесся к этой вести со всей серьезностью. Семьдесят тяжелых повозок с ранеными и добычей лишали его войско быстроты и маневренности, сотня примкнувших булгарских бойников при столкновении с единородцами тоже большой уверенности не вселяла, а имелись ведь еще ненадежные сарнаки, два десятка которых по дороге уже сумели сбежать. Так и выходило, что при внешней величине положиться можно было едва на половину воинов.

Когда Дарник все это объяснил своим сотским, те тоже заметно приуныли. Журань предложил, подобно сарнакам, найти хорошее место для полевого укрепления, и пусть завиловцы штурмуют его, пока не растеряют всех воинов.

– А если они, вместо того чтобы нападать на нас, пойдут на Липов? – осадил его Рыбья Кровь. – Чтобы мы со всеми нашими грузами помчались за ними?

– Но мы точно не знаем, сколько их и как они сильны, – заметил Борть, после награждения серебряной фалерой он уже никого не боялся.

– Даже если у них всего сто мечей, нам от этого будет не легче, – возразил ему Быстрян.

– А если рядом ставить сразу два стана? – загорелся Меченый. – Осаждать их одновременно ни у кого не хватит сил. А пока нападают на один, из второго очень хорошо получится делать вылазки.

– Значит, так, – принял решение воевода. – Сворачивайте колонну на запад и идите как можно быстрей. Через три дня повернете на юг и выйдете на Толочскую дорогу. По ней – до самой Толоки. Там переходите Толочь и стройте береговые укрепления. А я тем временем беру арсов, полусотню конников и пять колесниц и не даю завиловцам напасть на вас.

Так и сделали. Основное войско под командой Быстряна свернуло на степное бездорожье, а сборный отряд Дарника налегке устремился к Остёру. Преодолев за один переход шестьдесят верст, они едва не наткнулись на стан Завилы, который уже расположился близ княжеского города. Несмотря на усталость, Маланкин сын с несколькими арсами отправился взглянуть на противника собственными глазами. Вместо привычных повозок булгарский стан окружала ограда из жердей, между которыми было растянуто обычное льняное полотно. Дарника восхитили простота и эффектность такой придумки: каждая вьючная лошадь везла две пары жердей с закрепленным на них полотном, при остановке жерди разматывали и вбивали заостренным концом в землю, и ограда бывала готова еще прежде, чем кашевары успевали развести костры.

Местные жители охотно сообщили, что завиловцы, прослышав о большой победе дарникцев над сарнаками, требуют от князя Вулича внаем лошадей и набирают дополнительных бойников из числа остёрцев. Но Дарника интересовали более точные сведения. Двое арсов вызвались добыть языка и в ту же ночь притащили булгарского гридя, который рассказал, что всего завиловцев пятьсот человек и они действительно собираются выступать без всяких повозок, а только с вьючными лошадьми и не сомневаются, что им удастся настигнуть дарникцев где бы то ни было. В крайнем случае, Завила собирался двигаться прямо на Липов, и князь Вулич ни в чем ему не препятствовал.

Еще одну пару переодетых в одежду остёрцев арсов Дарник послал к самому Вуличу, требуя тайной встречи с князем за пределами города и в случае отказа обещая сообщить Завиле невыгодные для Вулича сведения. Угроза подействовала, и арсы привезли на стоянку дарникцев княжеского конюшего с двумя гридями.

– Какие еще четыре тысячи дирхемов? – возмутился конюший, когда Рыбья Кровь напомнил ему о долге князя. – Все знают, какую ты казну взял в Казгаре.

– Одно другого не касается. – Дарник едва сдерживал свой гнев.

– По всему Остёру булгарские лазутчики. Даже если бы князь и хотел, он не смог бы тебе сейчас все выплатить. Князь не воевода, ему приходится много чего учитывать, но тебе это трудно понять.

В силу своего высокого положения, как-никак ведал всей конницей князя, конюший не очень робел перед молодым бежечанином.

– Так, значит, князь дает своих коней Завиле даже без денег? – проявил осведомленность Дарник.

– Завила расплатится с нами, когда вернет свою казну.

– А если не вернет? – Раздражение Маланкиного сына мигом улеглось.

– Тогда ты действительно будешь чего-то стоить. – Конюший даже не пытался смягчить смысл своих слов.

Все было ясно, но как позволить, чтобы переговоры закончились ничем, и Дарник приказал снять с конюшего и гридей дорогую одежду, доспехи и перстни и отправить их восвояси в одних портках и нательных рубахах.

– Это в счет княжеского долга, – объяснил воевода конюшему.

– Смотри, ты уже второго князя настраиваешь против себя, – угрюмо предупредил обиженный переговорщик.

– В Русской земле еще много князей, которых я не оскорблял. – Хорошее настроение полностью вернулось к Дарнику.

На рассвете Рыбья Кровь, оставив в укромном месте колесницы, повел своих воинов к булгарскому стану. Вместо луков, дабы не терять драгоценные наконечники стрел, дарникцы вооружились пращами и пращами-ложками. Град камней, внезапно обрушившийся на спящих под полотняными навесами булгар, хоть и порядком переполошил их, но урона почти не нанес. Да Дарник на него и не рассчитывал, важнее было обозначить свое присутствие: я тут, и я вас нисколечко не опасаюсь. Когда завиловцы чуть пришли в себя и выслали на пращников сотню всадников, Маланкин сын благоразумно отступил к своим колесницам. Однако его надежда увести подальше эту сотню и уничтожить не оправдалась – булгары на хитрость не поддались и преспокойно повернули назад.

Двое суток длилось это противостояние: булгары пополняли свое войско лошадьми, людьми и припасами, а дарникцы всеми силами не давали им покоя. Рыбья Кровь больше всего беспокоился за колесницы – при попадании на ухабистое бездорожье они могли стать легкой добычей для достаточно большого отряда конных неприятелей, поэтому, пока арсы с жураньцами подкрадывались день и ночь к стану булгар, чтобы, забросав их камнями, тут же улизнуть, он с несколькими телохранителями кружил по окрестностям Остёра, выбирая лучшие пути отхода, по которым можно было вскачь гнать свои боевые двуколки.

Наконец завиловцы всем войском выступили из стана, но двинулись не по южной дороге, куда заманивал их липовский воевода, а прямо на запад, на Толоку. И пошли столь скорым маршем, что летучий отряд Дарника едва поспевал за ними. Своих вьючных лошадей Завила держал в середине колонны, а две лучшие конные сотни позади, они очень умело отгоняли дарникцев, стоило тем слишком уж приблизиться. Дарник злился, ему не нравилось, что умный противник вчистую переигрывает его.

И однажды он все же рискнул: погнал колесницы к самому хвосту походной колонны. Из-за поднятой пыли булгары приняли двуколки за мирные местные повозки и опомнились, лишь когда колесницы развернулись в пятнадцати саженях от их конских хвостов и съехались в один крепостной ряд. Короткого замешательства противника хватило, чтобы шестьдесят дарникцев нагнали камнеметчиков и, спешившись, изготовились к стрельбе из луков. Дорога проходила как раз между двух лесистых взгорков, поэтому булгарам ничего не оставалось, как атаковать дарникцев в лоб. Предыдущее легкое забрасывание камнями порядком усыпило их бдительность, поэтому они пошли вперед, не сомневаясь в своем превосходстве. Шквальная прицельная стрельба из луков и камнеметов явилась для них неожиданностью. Потеряв только убитыми полсотни воинов, булгары отступили. Следующим их действием должен был стать обходной рейд по окружающему лесу. Не дожидаясь его, Дарник приказал отступать. Все и так получилось весьма внушительно, жаль только было, что теперь Завила знает главные козыри липовского войска и наверняка будет уже не так беспечен.

Весь вечер и ночь горел погребальный костер булгар, а дарникский летучий отряд тем временем по лесам и лугам обходил их, чтобы занять место на Толокской дороге уже спереди. Здесь места были почти родные, и Дарник поменял тактику. Выделил двадцать жураньцев, которые в подходящих местах рубили на дороге засеки, так, чтобы и с вьючными лошадьми их было мудрено преодолевать. Резко упала скорость движения завиловцев – ведь через каждые три-четыре версты их непременно поджидали изготовившиеся за очередной засекой дарникцы с их смертоносными колесницами. Впрочем, Завила быстро нашел средство, как с ними бороться. Раздобыл в одном из селищ три обыкновенные повозки и, нагрузив их ворохом веток, толкал впереди в виде прикрытия. Дарник не остался в долгу и принялся перекапывать дорогу малыми рвами, непреодолимыми для повозок. Так они и состязались друг перед другом с той лишь разницей, что булгары постоянно теряли воинов, а дарникцы нет.

Миновали еще несколько томительных дней и ночей чудовищного напряжения, и к Дарнику прибыл гонец из Толоки, сообщивший, что там все в порядке, войско укрепилось на обеих сторонах реки и готово сражаться. Бросив уже подготовленную засеку, воевода на рысях повел свой заградительный отряд к Толоке. Звоном мечей о щитовые умбоны приветствовали их бойники у левобережного укрепления, но летуны-заградители даже не могли ответить на них. Пройдя укрепление и простучав копытами по доскам наплавного моста, они поднялись на правый берег и у первых же деревьев повалились на траву. Некоторые даже не успели снять доспехи, как глубокий сон сморил их. Налетевшая на Дарника счастливая Саженка едва не сбила его с ног. Мягко отстранив ее, он все же нашел в себе силы сидя выслушать доклад сотских и рассмотреть то, что было ему видно с его места.

Гарнизон Толоки и его помощники постарались как следует. Три месяца назад на левом берегу еще только возводился деревянный сруб и насыпался крепостной вал, теперь там кроме двухъярусной боевой башни, огражденной малым рвом и валом с невысоким частоколом, имелись четыре вышки для камнеметов. В дополнение к этому войско сделало еще одно кольцо вокруг укрепления из наваленных деревьев. На правом берегу стояла еще более мощная крепость из трех, правда, еще не совсем достроенных боевых башен и – особая гордость Меченого – двух вращающихся площадок, на которых укреплены были большие пращницы. Кроме того, у другого брода через Толочь, двумя верстами ниже по течению, был разбит повозочный стан с сотней бойников, способный тоже не допустить переправы противника на правый берег. Всех булгар, сарнаков и наложниц вместе с частью повозок Быстрян направил в Липов.

– Ну и правильно сделал, – похвалил Дарник. – А что толочцы?

– Я им сказал, что булгары поклялись выжечь липовскую землю, и они у меня лучше всех бегали, – сообщил главный сотский.

Дарник его не слышал – прислонившись спиной к дереву, он спал.

Завиловцы подошли к Толоке только к вечеру, когда отряд Дарника уже начал приходить в себя. Выбрав чистое открытое место, булгары быстро выставили свою полотняную ограду и навесы и разожгли полсотни походных костров. С правого берега до них было целых два стрелища, но для большой пращницы двести сажен не расстояние. На помощь двум крутящимся пращницам на самый берег выехала еще и «плевательница». И вот, едва звездно-лунный сумрак лег на землю, на стан завиловцев обрушился град пудовых камней, круша навесы и убивая все живое. Даже издали слышно было, какая там возникла суматоха. Дарник пожалел, что не послал туда всех своих конников – тогда войско булгар перестало бы существовать. Наутро на месте их стана остались одни кострища. Завила переместил его так далеко от реки, что не стало видно.

Все это напомнило Дарнику медведя, который в детстве напал на их с Маланкой землянку. Ведь ясно же, что теперь липовская рать не по зубам и более мощному войску, а все равно булгары не уходят и еще раз попытаются чего-то своего добиться. Жаль только было нести никому не нужные потери. Не меньшая уверенность в своих силах царила и во всем дарникском стане. Рассказы летунов-заградителей, у которых за весь рейд было лишь пятеро раненых бойцов, успели превратиться в веселые ратные приключения, и находилось немало горячих голов, которые жаждали повторить их «безопасные» ночные наскоки.

Как Дарник и предполагал, Завила не стал искать скрытной переправы на правый берег, а уже на следующий день повел свое войско на приступ левобережного укрепления, видимо, полагая, что с частью никуда не убегающего неприятеля как-нибудь да справится. Его воины, выставив вперед жерди с растянутым полотном и толкая повозки с ветками, медленно в пешем строю стали приближаться к дарникскому укреплению. Камнеметы с вышек и лучники накрывали камнями и стрелами их задние ряды, с правого берега туда же летели свои булыжники и пращницы, отсекая булгарскую конницу. Однако булгарская пехота продолжала упрямо двигаться и, достигнув засеки, стала прорубать в ней проходы. Завила не учел только, что по наплавному мосту через Толочь свободно могут перемещаться запасные ватаги дарникцев. Две пехотные сотни Бортя, просочившись через береговой кустарник, беспрепятственно вышли к завиловцам на левый фланг и выстроились двумя прямоугольными «черепахами». Пока булгары разворачивались, чтобы встретить Бортя, им на правый фланг, ведя коней в поводу, зашли катафракты и жураньцы. Вскочив в седла, они с пиками наперевес ринулись на вооруженных мечами и топорами пеших булгар. Удар оказался столь сильным и своевременным, что никакой численный перевес спасти уже не мог, и истребляемая и расстреливаемая с трех сторон пехота обратилась в бегство, по пути смяв собственных конников, которых Завила с запозданием бросил им на помощь.

То полное уничтожение, которое Дарник прозевал ночью, осуществилось теперь при свете дня. Все, кто был на правом берегу, вскочив на оседланных и вьючных лошадей, спешно переходили на левый берег, дабы довершить разгром неприятеля.

Рыбья Кровь мог быть доволен – булгарский медведь получил свое по заслугам. До самого вечера дарникцы приводили пленных и несли незатейливую добычу из завиловского стана. Один Журань пребывал в печали – Завила с полусотней всадников ускользнул у него буквально из-под самого носа.

– Удравший воевода гораздо полезней воеводы убитого, – успокаивал его Дарник. – Теперь над ним будут только смеяться.

Свои потери вышли еще меньше, чем ожидалось: до полусотни убитых и раненых – сказывалось возросшее умение как вожаков, так и рядовых бойников. Среди двухсот пленных набралось более трех десятков остёрцев. Их Дарник приказал держать отдельно. Захвачено было огромное количество лошадей с остёрскими клеймами и вся полотняная ограда булгарского стана, ее аккуратно сворачивали и укладывали на повозки.

На душе у Маланкиного сына было сумрачно. Ему вдруг представилось, что все обиженные им в прежних сражениях будут снова и снова собираться, чтобы наказать его, а ему вновь и вновь придется доказывать им свое превосходство. Чем такая доля лучше судьбы смерда, из года в год вынужденного сражаться с собственным участком земли, или раба, зависимого от воли хозяина? Дарник невольно вспомнил пренебрежительное отношение ромеев к своим блистательным воинам. Все правильно: разбоем проживешь лет десять, но тысячу лет не проживешь никогда. Ужасно хотелось придумать нечто такое, что прославило бы его больше военных побед, но что именно это может быть, Рыбья Кровь не мог себе даже смутно представить.

При награждении лучших воинов серебряная фалера снова обошла Меченого, ими воевода наградил десятского арсов за рейд летучего отряда и Быстряна за подготовку толочского укрепления и удар катафрактов, опрокинувший завиловскую пехоту. По левобережным лесам было рассеяно не менее трех сотен булгар, поэтому Рыбья Кровь не спешил уходить в Липов. Все войско, включая пленных, целую неделю занималось плотницкими и землекопными работами – Дарник намеревался оставить в Толоке целую сотню бойцов и хотел подготовить им подходящее зимнее пристанище.

На восьмой день в Толоку с востока прибыл купеческий караван. Купцы рассказали, что видели остатки завиловцев уже под Остёром, вид они имели самый плачевный, и, разумеется, ни о каком новом походе на Липов никакой Завила уже не помышлял.

– Как нам пройти через твои земли? – спросил чуть погодя у воеводы главный караванщик.

Дарник даже вздрогнул от таких слов. Твои земли! Действительно надо было как-то с этим определяться. Каждую из купеческих повозок воевода оценил в один дирхем.

– Не слишком ли дорого? – возразил караванщик.

– Эта цена на весь год. Двенадцать месяцев вы сможете провозить помеченные повозки бесплатно.

– А если у меня не будет товара возить туда и сюда? А и хитрый же ты воевода! – воскликнул заметно повеселевший купец.

Пора было и Дарнику возвращаться в Липов. Что делать с пленными остёрцами, воевода не знал. По какой-то непонятной причине с каждым днем глухая ненависть к ним не убывала, а только возрастала. Селить их на «своей земле» он не хотел, продавать в рабство тоже, отдавать их за хороший выкуп означало бы, что и впредь все кому не лень будут нанимать против него, Дарника, своего брата словенца. Призвав на помощь безотказного Лисича с двумя булгарскими лекарями, воевода приказал увести остёрцев под охраной арсов подальше в левобережные леса и там каждому из них отрубить кисть правой руки так, чтобы они не истекли кровью и остались живы. Затем погрузить на телеги и в сопровождении возниц-толочцев отправить в Остёр.

Узнав о таком наказании, войско невольно вздрогнуло, а пленные булгары пришли в животный ужас, недоумевали даже привычные к воеводским выходкам сотские.

– Лучше бы мы их в Хазарию в рабство продали, – высказал общее мнение Быстрян.

– Словенцев мы никогда продавать не будем, – был краток воевода.

– Неужели так лучше?

– Лучше. – Дарник не собирался никому ничего объяснять.