– Миша, я за всеми хлопотами не рассказал, как в Германии с Юркой Розенблатом встречался, – убирая со стола в переговорной документы, сообщил Родик. – Извини, столько дел навалилось…

– Ну ты даешь. Как он там?

– Может, из-за этого я тебе и не говорил. Сразу не сформировалось мнение, поскольку, с одной стороны, он произвел жалкое впечатление: живет в общаге, работает… Не поверишь, дворником на кладбище, кураж потерял, даже пить стал иначе, а с другой – он, проходя через все эти унижения, строит новую жизнь для себя и своей семьи. Не каждый на такое решится. Сейчас думаю, что это поступок, и не хочу его ни осуждать, ни хвалить. Просто он идет по выбранному пути.

– Куда его этот путь заведет?

– Юрка – человек с головой и руками. Такие всюду нужны. Полагаю, помыкается и найдет себя. Кстати, с голоду-то он не умирает. Пособие они получают приличное плюс за эту унизительную работу… Где-то каждый около тысячи марок, но при этом за жилье не платят…

– А сколько у Калемана сотрудник получает?

– Я спрашивал. По-разному. Инженеры много – до десяти тысяч марок в месяц, а рабочие – от двух до трех.

– Значит, Юра ниже нижнего…

– Пока, но по уровню жизни у нас – выше высшего, даже если взять за эталон, скажем, килограмм мяса. Наши рядовые сотрудники намного меньшую зарплату имеют. Кстати, учитывая слабую рентабельность в последнее время ювелирки, здесь он зарабатывал бы ни намного больше.

– Да-а-а. Я бы, наверное, так не смог. Все бросить и в чужую неизвестность. Без ясных целей, а он еще и без языка.

– Язык – дело наживное. Он какие-то курсы окончил. Как-то изъясняется. Научится. Живет он в относительно небольшом городке, но рядом Баден-Баден и Шварцвальд. Красиво. В следующий раз вместе к нему скатаем. Полюбуешься на странника. Кстати, в Германии есть на что посмотреть и без него.

– Да вся Европа одинакова. Кирхи и аккуратно подстриженные деревья. Я был еще при социализме в Германии…

– Ты прав. Города там почти мертвые. Я не о том. Посетил в Кельне светотехнический магазин. Не салон, как у нас, а просто магазин. Правда, огромный. Я тебе проспекты показывал, но ты что-то не среагировал. Вероятно, они мало что отражают. Мне не просто понравилось, я был потрясен разнообразием. Мы уперлись в «Артемиду» и уже многих здесь убедили, что это вершина технической и дизайнерской мысли Европы. Это не совсем так. Есть и другие фирмы. Может, не столь большие, но создающие не менее достойную продукцию как в техническом, так и в эстетическом плане. Они, правда, придерживаются других стилей, но это-то и хорошо. Не всем нравится авангард или тот современный дизайн, который пропагандирует «Артемида». Мне, например, классика больше по душе. Кстати, ее там было много. Знаешь, ампир с бронзовым литьем, классический хрусталь с восточными мотивами, камень… Я до сих пор задаю себе вопрос: не делаем ли мы ошибку?

– Всего не охватишь. Вон с «Артемидой» сколько возни.

– Конечно, но ты опять недотягиваешь… Мы разрекламировали среди богатой элиты артемидовский стиль. Они наживку взяли и активно заглатывают, но ведь мы их не переделали, а только загнали в область моды. Как брюки клеш. Кто их сейчас носит? Да и, если кто наденет, клоуном будет казаться. Те, кто их продавал, сейчас другим торгуют. Очевидная вещь. В нашем случае еще хуже. Поездят они по Европе и поймут, что есть и другое, более близкое к ним по духу и тоже модное. Скажем, под старину захотят жилище оформлять. Посмотри, дома стали, как замки, строить. Этих мы уже сейчас не охватываем. Пока мы всех опередили, но, полагаю, скоро коммерсанты, глядя на наши успехи, станут заполнять нишу. Нас теснить. Если не будем на шаг впереди – затопчут.

– Иными словами, ты предлагаешь начать работать с другими фирмами.

– Конечно. Причем промедление смерти подобно.

– Калеман вряд ли будет рад. Ведь тем самым мы создадим конкуренцию его товарам.

– Думаю, что он понимает неизбежность такого события. Может, поэтому и потащил меня в этот магазин. Напрямую сказать не может. Он ведь сотрудник «Артемиды».

– А как же эксклюзивный договор? Все ведь сегодня построено на нем. Они в Россию обязались продавать только нам, а мы в ответ не должны работать с конкурентами.

– Верно, но как понимать, кто есть конкурент. Надо задать такой вопрос Вольфгангу. Пусть конкретизирует. Например, производитель массивных под средневековье канделябров а-ля рыцарский зал – конкурент? Полагаю, что нет. Или твои любимые поляки производят дешевку, висящую в любом магазине «СВЕТ». Эти-то уж точно не конкуренты.

– Может, и так. Ты что, надумал еще магазин открывать? Со всей Европы светильники свозить? Ты представляешь, сколько для этого денег надо?

– Представляю, но это неизбежность. Иначе потеряем рынок и превратимся в лучшем случае в этакий временно модный салончик. Не забывай еще, что мы втянулись в производство. Георгий обещает к концу года дать продукцию. Грешно его не поторговать в розницу. У нас это в договоре заложено. А деньги… Давай прикинем, что у нас есть… Продажа грузовиков с сопутствующими товарами, склад с торговлей продуктами и одеждой, производство терраблоков. Вернее, его остатки в виде металлоконструкций. Последнее надо в июле, как только погасим кредиты, закрывать. Подожди возражать… Там не за что держаться. Базу по хранению грузовиков перенесем на заводик Александра Павловича, вернее, уже наш заводик, а варить решетки и двери можно где хочешь. Да и прибыли там с гулькин нос. Теперь давай прикинем, что мы можем получить, если закроем склад…

– Ты с ума сошел. Налаженный бизнес. Рентабельный. Я только-только после Серафиминого ухода в него вник. Мы же хотели деньги, которые в варшавском банке накопились, туда в оборотку отдать.

– А сколько там накопилось?

– Тысяч восемьдесят–девяносто долларов. Могу уточнить…

– Не надо. Сейчас не важно, но цифру эту запомним. Так, сколько у нас по продуктам оборотки?

– Порядочно. Тысяч четыреста долларов.

– Эту цифру давай тоже запомним.

– Это же в товаре. Его еще реализовать надо.

– Конечно, можно скидки дать и распродажу устроить. Тысяч триста гарантированно получим.

– Наверное…

– Теперь терраблоки. Саша по товарам на складе и остаткам сырья что имеет?

– Надо уточнять, но у него сплошные неликвиды. Четыре недоделанные установки, куча гидравлических комплектующих, металла, правда, много.

– Не будем сейчас тратить время. Пусть даже сдадим все в металлолом. Десять–пятнадцать тысяч долларов получим и забудем про эту головную боль. Теперь прибыль от двух салонов. Полагаю, что в месяц около пятидесяти тысяч долларов изъять удастся. Предположим, что магазин купим где-то на окраине. Кстати, тот, что я в Кельне видел, вообще черт-те где, чуть ли не за городом. Так вот… Метров четыреста надо брать. Тысяч двести потянет. Мы это можем закрыть варшавскими деньгами и трехмесячной прибылью. За это время если производство и склад закрыть, то тысяч триста–четыреста на обзаведение получится. Вполне достаточно, чтобы четыре-пять фур светильников закупить.

– Ты хочешь все усилия сосредоточить на светильниках? Это по твоей же идеологии в наших условиях опасно.

– Согласен. Грузовики оставим. Там рентабельность огромная. А все остальное закрыть надо. Иначе упустим уникальную возможность стать первыми и, главное, крупными. Пора из детских штанишек вылезать. Повторять фиаско с телефонией недопустимо. Вон как Птушенков на наших костях развился.

– Да, но у нас таких ресурсов не было. Да и… Что вспоминать? Хорошо… А Сашу куда девать?

– Поставим на магазин. Там серьезная работа.

– Предположим, он потянет. А как ты планируешь на зарубежные фирмы выходить? Они тебя, думаешь, ждут?

– Ждать-то ждут. Мы на всю Европу сейчас гремим, но, согласен, это не просто. У меня есть одна наметка. Мне, возможно, составят дополнительную протекцию… Сейчас об этом рано говорить. Мы же ведем гипотетический разговор.

– Знаю я тебя. Если задумал, то…

– Ну-у-у, давай на досуге обо всем поразмыслим. Ты уточни те цифры, что мы прикидывали. Желательно во времени. Да и затраты оцени на основе нашего опыта по салонам. Магазин, считай, как два салона по оснащению обойдется, а купить помещение где-нибудь в районе Преображенки не проблема. Поинтересуйся. Я тоже посмотрю.

– Хорошо. Давай только не будем спешить. Все взвесим. Сломать легко…

– Оставь прописные истины. Я пока вплотную займусь поисками выходов на производящие светильники фирмы, а ты не спеша торопись.

– О-хо-хо. Реформатор. Ни дня покоя. Коль так, я тоже по Польше порыщу. Там чего только не делают.

– Скажи лучше: «Чего только не подделывают». Хотя если серьезно, то мысль верная. Дешевку надо тоже изучить. Думаю, что будут возникать заказы на оборудование домов целиком, а там есть и подсобные помещения… Ладно, давай текущими делами займемся.

– Давай, но я спросить тебя хочу… Правда, что Иван Алексеевич в тебя из ружья стрелял?

– Очухался! Это еще до майских было. Валька, что ли, проболтался?

– Да все предприятие обсуждает. Там же куча сотрудников была.

– Да, могла быть дополнительная реклама, типа царь Иван убивает своего сына в элитарном салоне. Во народ бы повалил.

– Все шутишь!

– А что остается? С него как с гуся вода. На дачу смотался до осени. Может, успокоится за лето, а может, наоборот.

– Что-то надо делать.

– В психушку его не сдашь. Он здоров. В милицию жаловаться на отца я не стану. Буду с этим жить. Можно перестроить общество, да и весь мир, но ум и сердце взрослого, сложившегося человека – невозможно. Он может внешне подчиниться, адаптироваться, но внутри останется тем же. Так и у отца. Ум и сердце его сформировались в сталинской эпохе. Более того, критерии оценки событий, жизненный опыт, убеждения тоже взяты из тех времен. Ведь даже при Брежневе основы построения страны сохранялись. Он же в том строе пережил и любовь, и успех, и многое другое. Я и то все время туда оборачиваюсь. Ностальгирую. Просто я лучше адаптировался, а так мы похожи. Помнишь, кто-то из великих сказал: «Понять – это значит простить». Может, я его и простил.

– Но ведь он мог тебя убить. Как интеллигентный человек так способен поступить?

– Как догматик может быть интеллигентом? Тут другое… Не надо осуждать того, что не можем объяснить. Это касается даже преступлений. Бывают только поступки человека, а человек проявляется по-разному, когда в хорошем, когда в плохом. Интеллигент… Очень размытое понятие. Получил высшее образование, почитал, музыку послушал, в театр сходил – вот и появился интеллигент. Это не так. Вернее, надо уточнить это понятие. Дать ему верное наполнение. Давай оставим эту тему. Вернемся к ней, когда он меня застрелит. Кстати, знаешь, такое со мной уже второй раз. И опять же от Ивана, только тогда Петровича. Помнишь, я тебе рассказывал про охоту. Похоже, что права пословица: кому суждено быть повешенным, от пули не умрет. Давай работать, хватит трепаться.

Возвращаясь домой, Родик вспомнил стихийно возникший разговор с Михаилом Абрамовичем о перспективах светотехнического бизнеса. Он вновь мысленно прокрутил всю логическую цепочку и не нашел в ней существенных изъянов. Решение о ее реализации практически сформировалось, и Родик, наскоро поужинав, начал составлять письмо Экерсону с напоминанием о его обещаниях посодействовать в общении с фирмами, производящими светильники. Зашел он издалека, но закончил указанием конкретных фирм. Он перечитал письмо и остался им доволен. Получалось, что он радеет за более широкий охват российской элиты и свой имидж. Ему было ясно, что Экерсон прочитает между строк, но фиговый листок, прикрывающий личные интересы Родика, выглядел вполне прилично и казался необходимым. Морально же Родик успокаивал себя тем, что выполняет работу для Комиссии совершенно бесплатно и такая небольшая услуга с ее стороны вполне оправданна.

Через день он передал письмо курьеру, с которым опять встретился на складе, куда приехал под предлогом продолжения разговора о сворачивании торговли продуктами и способах их распродажи. Михаил Абрамович, продолжая вяло возражать, все же высказал негативное видение такой перспективы. Родик не стал с ним спорить, полагая, что он и без того вскоре поймет и примет его позицию.