Глава 31

– Он нас всех погубит, – промолвил центурион Туллий, кивнув в сторону командира когорты.

Максимий проводил инструктаж для оптионов, ответственных за дневные патрули. Каждый командир возглавлял группу из двенадцати человек, к которой был приставлен туземец, служивший проводником. С ним обращались как с пленником, держали в железном ошейнике и на цепи, крепящейся к поясу одного из легионеров. Вроде бы нужды в такой суровости не было, ибо в силу того, что дети местных жителей были взяты в заложники, любая попытка сопротивления, бегства или неповиновения с их стороны своим хозяевам-римлянам представлялась маловероятной. Но Максимий не хотел допускать даже малейшего риска, считая, что у него слишком мало людей.

Центурион Туллий стукнул своим командирским жезлом по наголеннику, и тот задребезжал. Макрон раздраженно смотрел себе под ноги.

– Что? О, прошу прощения.

Туллий сунул жезл под мышку и поднял глаза на командира когорты, но продолжил тихонько говорить с Макроном.

– Вообще-то я думал, что нас послали сюда ловить Катона и прочих беглецов. Понятия не имел, что мы, оказывается, черт побери, собираемся заодно спровоцировать дикарей на восстание. Он как будто нарочно этого добивается… ублюдок.

– Возможно, он это делает и специально, потому что получил такой приказ, – отозвался Макрон, размышляя вслух.

– Что ты имеешь в виду?

Макрон пожал плечами:

– Ну, я сам не уверен. Пока. Просто мне кажется, это странный способ побудить местных помогать нам.

– Странный? – Старый центурион покачал головой. – Тебя здесь не было, когда мы гнали этих дикарей вдоль реки. Он просто ума лишился.

Туллий понизил голос.

– Он похож на одержимого – необузданный, опасный, жестокий. Ему нельзя было поручать командование. С тех пор, как он получил Третью когорту, у нас сплошные неприятности. Он уже довел ее до самого жалкого положения. Понимаешь, Макрон, моя служба подходит к концу. Два года до отставки. И до последнего времени у меня был незапятнанный послужной список. Даже если он не доведет нас до погибели, эта история с децимацией погубила многие карьеры. Тебе и другим центурионам еще служить и служить, но на какое продвижение можно рассчитывать с такими записями в послужном списке? Точно тебе говорю, пока этот ублюдок будет командовать, все мы останемся в глубоком дерьме.

Он отвел взгляд от Макрона и, глядя на стоявшего в отдалении командира когорты, пробормотал:

– Если, конечно, с ним чего-нибудь не случится.

Макрон нервно сглотнул и выпрямился.

– На твоем месте я был бы поосторожнее с разговорами. Да, конечно, он опасен. Но такие разглагольствования – тоже.

Туллий пристально посмотрел на собеседника.

– Ты правда считаешь, что он опасен?

– Очень может быть. Но кто меня пугает, так это ты. Что ты предлагаешь, Туллий? Засадить ему темной ночью острый кинжал в спину?

Туллий издал короткий, неуверенный смешок.

– А что, такое случалось.

– Ну да, знаю, – фыркнул Макрон. – А также знаю, что случалось с людьми из тех подразделений, на которые возлагалась ответственность. Мне, знаешь ли, неохота закончить свои дни на каком-нибудь императорском руднике. И потом, ну, прикончат его, и что? Командование перейдет к тебе. – Он сурово взглянул собеседнику в глаза. – Ты уж не обессудь, но мне кажется, что ты для этого не годишься.

Туллий опустил глаза прежде, чем Макрон успел заметить в них боль.

– Наверное, ты прав… Может быть, я годился в свое время, да только оно прошло. А шанса мне так и не представилось.

«То-то и оно», – подумал Макрон и усмехнулся.

Туллий поднял взгляд.

– А вот ты, Макрон, мог бы принять командование.

– Нет.

– Почему? Я уверен, люди пошли бы за тобой. Да я бы и сам пошел.

– Я сказал: нет!

– Нам только и нужно, чтобы смерть Максимия не выглядела подозрительной.

Внезапно Макрон схватил старшего сослуживца за плечо и встряхнул, чтобы придать вес своим словам.

– Я сказал: нет! Ты меня понял? Еще одно слово об этом, и я сам, лично, сдам тебя Максимию. И даже добровольно вызовусь поработать палачом. – Он убрал руку и добавил: – И больше со мной на эту тему даже не заговаривай.

– Но почему?

– Потому что он наш командир. И наше дело не обсуждать его приказы, а выполнять их.

– А если он отдает приказы, которые могут стоить нам жизни? Что тогда?

– Тогда… – Макрон пожал плечами. – Тогда мы умрем.

Туллий воззрился на него с испуганным видом.

– Похоже, ты такой же сумасшедший, как и он.

– Может быть. Но мы солдаты, а не сенаторы. Мы здесь для того, чтобы выполнять приказы и сражаться – это не обсуждается. Мы с тобой оба приносили присягу. Подписывали обязательство, когда поступали на службу. И на этом все, разговор окончен.

Смерив Макрона взглядом, Туллий ткнул его пальцем в грудь и сказал:

– Ты точно сумасшедший.

– Командиры!

Оба центуриона встревоженно обернулись на голос Максимия. Тот закончил инструктировать оптионов и подошел к ним так, что они его приближения даже не услышали. Заметив удивление и испуг на лицах центурионов, Максимий сначала нахмурился, а потом широко улыбнулся.

– Вид у вас такой, будто вы были готовы друг в друга вцепиться.

Туллий издал легкий смешок, Макрон изобразил улыбку.

– Это так, ерунда, мелкие разногласия, – ответил старший по возрасту центурион. – Ничего серьезного.

– Ладно. И о чем у вас вышел спор?

– Да ерунда, командир. Вопрос не стоит твоего внимания.

– Это уж мне судить, – с улыбкой произнес Максимий. – Итак, выкладывай.

Туллий бросил взгляд на Макрона и махнул рукой.

– Разница мнений, командир, профессиональное расхождение во взглядах. Я говорил, что мы бы покончили с врагом гораздо быстрее, если бы вместе с нами в кампании участвовали подразделения преторианцев.

– Понятно.

Максимий внимательно изучил выражение лица подчиненного, после чего повернулся к Макрону.

– И что думает центурион Макрон?

– Он считает, что гвардия – это толпа бездельников, – встрял Туллий, прежде чем Макрон успел ответить.

Максимий поднял руку.

– Тихо. Пусть Макрон сам за себя скажет. Итак, что ты думаешь?

Макрон, раздраженный тем, что приходится выкручиваться, наградил Туллия испепеляющим взглядом и сказал:

– Они хорошие бойцы, командир. Да, хорошие, но… Мне кажется, такое долгое пребывание в Риме смягчает характер.

– То есть ты считаешь, что в легионах служат солдаты покруче?

Макрон беспомощно пожал плечами.

– Ну, в общем, да, командир. Я так считаю… да.

– Чушь! – взревел Максимий. – Тут никакого сравнения и быть не может. Гвардейцы – лучшие солдаты в империи, самые лучшие. Мне ли не знать, ведь я так долго прослужил с ними. Туллий прав. Если бы Клавдий, возвращаясь в прошлом году в Рим, оставил часть из них здесь, кампания была бы уже завершена. Гвардия разделалась бы с Каратаком вдвое быстрее. – Он воззрился на Макрона, ноздри его раздувались от возбуждения. – Мне казалось, что командир с твоим опытом должен это знать. Да как вообще можно сравнивать преторианцев с какими-то там легионерами?

– Да, командир, – буркнул, покраснев, Макрон.

Его так и подбивало завести спор и отстоять ту точку зрения, которую приписал ему Туллий, но которой он действительно придерживался. Напомнить Максимию про неразбериху в прошлогодней битве под Камулодунумом, которая едва не стоила преторианским хвастунам их жизней. Но Макрон не был уверен, что если продолжит спор, то сможет удержаться в рамках допустимого: он по опыту знал, что, разгорячившись, может наговорить и наделать глупостей. Лучше уж стерпеть обидные слова командира когорты: пусть окатят его, да и схлынут, как накатывали на берег, а потом отступали морские волны в его детстве, на побережье Остии. Макрон вытянулся и, глядя Максимию в глаза, заявил:

– Так точно, командир. Никакого сравнения и быть не может.

Максимий, конечно, уловил в его тоне иронию, но на этом заострять внимание не стал и взмахом руки отпустил Туллия, а когда тот отошел за пределы слышимости, снова обернулся к Макрону:

– О чем именно ты поспорил с Туллием?

– Он же сказал. Профессиональные разногласия.

– Понятно. – Максимий смерил Макрона тяжелым взглядом и закусил нижнюю губу. – И разговор не имел никакого отношения к предателю, которого мы ищем, так?

Макрон, чувствуя, как забилось его сердце, взмолился о том, чтобы на его лице не отразилось чувство вины.

– Никак нет, командир.

– Не больно-то мы с тобой продвинулись в этих поисках, а, Макрон?

– Мы, командир?

– Разумеется. – Максимий подозрительно огляделся по сторонам и понизил голос почти до шепота: – Кому еще я могу довериться в этом деле? Туллий – старая баба. Феликс с Антонием еще слишком молоды, чтобы им можно было доверять секреты. Ты единственный из моих командиров, на кого можно положиться. Я хочу, чтобы предатель был выявлен и доставлен ко мне в цепях. Для такого дела ты подходишь лучше всех, Макрон.

– Да, командир, – кивнул Макрон. – Но что именно я должен делать?

– Просто разговаривать с людьми. Осторожно, не пытаясь давить на них ради информации. Говори ровно столько, сколько необходимо, не больше, но внимательно слушай. И докладывай мне.

– Есть, командир.

– И вот еще что… – Максимий повернулся и кивнул в сторону последнего патруля, стоявшего вольно возле ворот. – Я хочу, чтобы ты сегодня прошелся с ними. Проводник говорит, что к востоку отсюда есть несколько маленьких хуторов. Возможно, они стоят того, чтобы их проверить. В конце концов, шайке Катона нужна еда. Если заметишь хоть малейшие признаки того, что туземцы укрывают беглецов, ты сам знаешь, что делать. Пусть их судьба послужит примером другим.

– Есть, командир.

– Там с ними оптион, Кордом кличут, из центурии Феликса. Парень хороший, можешь на него положиться. Приказ ясен?

– Так точно, командир.

Максимий помедлил, пристально глядя на Макрона.

– Когда вернешься, доложишь обо всем!

– Я все понял, командир, – ответил Макрон и отдал честь.

– Тогда желаю удачи.

В полдень Макрон приказал патрулю сделать привал. Были выставлены часовые, а остальные бойцы устало опустились на землю и потянулись за флягами. Небо сияло голубизной, и лишь кое-где по нему медленно плыли, удаляясь через топи на юг, пушистые облака. Макрон истосковался по тени и с тоской провожал их взглядом. Солнце палило нещадно, над болотом стояла влажная духота, и все бойцы патруля исходили потом. Подшлемник Макрона промок насквозь, и он чувствовал, как крупные капли пота катятся по его лбу и стекают на щеки. Жара была изнуряющей, и солдаты ворчали по этому поводу все утро, пока Макрон не потерял терпение и не приказал им заткнуться. После этого они шли молча, но по мере того, как проводник вел их все дальше по узким тропкам, пролегавшим сквозь заросли, или через отмели, покрытые стоячей, дурно пахнущей водой, и легионеры не видели никаких признаков человеческого жилья, вид у них становился все более угрюмым.

– Корд! – Макрон помахал рукой, подзывая оптиона. – Спроси у него, долго нам еще тащиться?

Оптион кивнул и направился к туземному проводнику, лохматому коротышке в грубой шерстяной тунике и штанах в обтяжку. Ни обуви, ни шапки на нем не было. Его вели на кожаном поводке, и ошейник до красноты натер ему толстую шею. Проводник был кузнецом, отличался благодаря своему ремеслу силой рук, а отнюдь не ног, и за время похода через болото настрадался даже больше, чем облаченные в доспехи легионеры. Хоть он и утверждал, что ему известно местонахождение хуторов, Макрон подозревал, что малый сбился с пути. Конечно, тот факт, что его семья была взята в заложники и сейчас содержалась в римском лагере, в тесной клетке, был достаточным мотивом для того, чтобы побудить варвара как можно скорее найти правильную дорогу. Но сейчас он выглядел вконец обессиленным: сидел на корточках, тяжело дыша, и с тоской посматривал на флягу в руках караулившего его легионера. Когда Корд пнул туземца носком сапога, тот испуганно вскрикнул и с затравленным видом оглянулся на оптиона. Корд, дернув за поводок, поднял его на ноги.

Корд заговорил с ним на ломаном кельтском, который усвоил в Камулодунуме, где прошлой зимой был расквартирован Второй легион. Из-за сильного акцента Корда и разницы между тамошним и здешним диалектами туземцу потребовалось время, чтобы понять вопрос. Потом он указал на дорогу и затараторил что-то на своем наречии, пока Корд не прервал поток слов, раздраженно дернув за поводок. Затем, позволив кельту вновь усесться на землю, он вернул поводок дежурному легионеру и направился обратно к Макрону.

– Ну?

– По его прикидкам, мы будем там через час.

– Проклятье…

Макрон наморщил лоб, мысленно производя расчет времени. Час на дорогу, часа два уйдет на осмотр этих хуторов или усадеб и шесть часов на возвращение в лагерь. Вернутся они уже в сумерках, да и то если повезет, а блуждать по болотам в темноте и врагу не пожелаешь. Отпив глоток из своей фляги, Макрон устало поднялся на ноги.

– Поднимай их, оптион. Пора снова в дорогу.

Послышались стоны и недовольный ропот.

– А ну заткнуть свои вонючие пасти! – рявкнул Корд. – Еще кто вякнет, я ему так зубы в глотку вобью, что они в задницу провалятся. Шевелитесь! Живо!

Макрон с одобрением смотрел, как оптион, отвешивая тумаки и пинки тем, кто мешкал, живо побудил солдат построиться на дороге. Корд относился как раз к тому типу младших командиров, который центуриону нравился. Может, он и не такой смышленый, как Катон, но человек твердых правил, ревнитель строгой дисциплины, умеющий заставить солдат выполнять, что требуется.

Мысль о Катоне, однако, напомнила Макрону о цели этого патруля. Он поджал губы, постукивая своим командирским жезлом по утоптанной тропе.

Если бы они нашли Катона и остальных, что дальше? Полученный приказ требовал брать беглецов живыми, если удастся. Но, захваченные живыми, они представляли собой смертельную угрозу для Макрона. Он не мог не думать о том, что кто-то из этих легионеров наверняка попытается выторговать себе смягчение наказания, назвав имя организатора побега. Найдется проклятый болван, который попробует договориться, а Максимий наверняка за это ухватится. Или наобещает чего угодно, а потом откажется от своих слов или просто прикажет вырвать правду у пленника под пыткой, благо деваться тому некуда.

С другой стороны, если Макрон отдаст приказ разделаться с ними прямо здесь, на болоте, это неизбежно породит вопросы, ответы на которые будут напрашиваться сами собой. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться: за таким решением стояло желание побыстрее и навсегда заткнуть им рты. Кроме того, у Макрона вовсе не было уверенности в том, что он сможет убить Катона с Фигулом, окажись они в его руках. Ситуация была сложная, а необходимость вдобавок выполнять деликатное поручение Максимия усложняла ее и того больше.

Когда патруль двинулся по тропе за коренастым проводником, Макрон поравнялся с Кордом.

– Жарко приходится, а?

Оптион поднял брови.

– По возвращении надо бы искупаться, – задумчиво промолвил Макрон, заставив оптиона задуматься: что это – просто констатация факта или предложение?

– Искупаться… да, командир, это было бы то, что нужно.

Макрон кивнул.

– Особенно когда отмахаешь целый день по тропе через дерьмовое болото. Если мы вообще найдем этих ублюдков, я заставлю их пожалеть о том, что им вообще пришла в голову мысль о побеге.

– Да, командир, – с готовностью поддержал его Корд и плюнул на землю. – И им мало не покажется, а в первую очередь – тому ублюдку, который устроил этот побег.

Макрон бросил на него быстрый взгляд.

– Кем бы он ни был.

– Так точно, командир. Ему придется за все ответить. – Корд отмахнулся от назойливо жужжавшей у самого его носа большущей осы. – Да, он должен ответить.

Макрон помолчал, потом добавил:

– Думаю, ты понимаешь, почему командующий принял такое решение? Я насчет приказа о децимации.

Корд нахмурился, как будто задумавшись, а спустя момент пожал плечами:

– Может, и понимаю. Но все-таки не слишком ли это было сурово?

– Ты так думаешь?

Корд поджал губы и кивнул:

– Да уж конечно, командир. Мы ведь как дрались на реке: зубами и ногтями. Но их было слишком много, вот они нас и оттеснили. Иначе и быть не могло. Бывают сражения, в которых невозможно победить. Как же можно взять и вот так вот обречь на смерть сорок человек, чтобы наказать когорту только за то, что она не смогла совершить невозможное? Это просто безумие, вот что я скажу.

– Может быть. Но это ведь не оправдывает того, кто взял да и освободил их, не так ли?

– Нет, не оправдывает. Но позволяет его понять. – Корд взглянул Макрону прямо в глаза. – А ты не согласен с этим, командир?

– Думаю, ты прав. А сам бы ты мог это сделать?

Корд отвел глаза.

– Почем мне знать, что бы я мог, чего бы не мог… Я бы на сей счет об заклад биться не стал. А как насчет тебя, командир?

Макрон помедлил, прежде чем ответить:

– Для центуриона выбора тут нет. Это наша работа: укреплять дисциплину, даже если порой приходится совершать несправедливость.

– А если бы ты не был центурионом, командир?

– Не знаю, – ответил Макрон с виноватым, уязвленным видом. – И говорить об этом не хочу.

Корд бросил на него быстрый взгляд и из уважения к его рангу сбавил шаг и отстал. Патруль продолжал устало брести по дороге, а Макрон на ходу размышлял об отношении Корда к беглецам. Если уж суровый, с огрубевшим сердцем оптион сочувствует приговоренным, то сколько же найдется в когорте людей, испытывающих те же чувства? И ведь Корд не просто относился к ним с состраданием. Оптион намекнул на то, что и сам был бы не прочь помочь им спастись. И если такое отношение к этим событиям распространено среди личного состава достаточно широко, у Макрона есть надежда затеряться среди этого множества. Это облегчило бы для него бремя участия в побеге, по крайней мере временно. До тех пор, пока не выследили беглецов.

– Это здесь?

Макрон кивнул вперед, в направлении круглых хижин. Из-за жары над дорогой висело дрожащее марево, отчего казалось, будто ближайшая из хижин в полной тишине скользит по водной поверхности.

– Да! – энергично закивал проводник.

Двое мужчин лежали на земле, осторожно выглядывая из густой травы, росшей по обе стороны дороги. Впереди них дорога выходила к широкому участку, возвышавшемуся над уровнем окружающего болота. Большую его часть занимали ячменные поля с загонами, где, найдя хоть какую-нибудь тень, лежали утомленные жарой овцы. Их толстые бока поднимались и опадали. Макрону подумалось, что это удачное место для поселения, укрытое от всего мира и от глаз безжалостных грабителей из враждебных племен. В случае необходимости узкую дорогу, ведущую к сельским угодьям, легко перекрыть, чтобы отвадить любителей поживиться чужим добром. Однако за дорогой никто не наблюдал, да и рядом с хижинами не замечалось никаких признаков жизни.

Макрон взъерошил пятерней взмокшие от пота, липнувшие к голове темные кудряшки. Свой увенчанный гребнем шлем он перед тем, как поползти вперед с проводником, снял и отдал на хранение Корду. Избавление от тяжести нагревшегося на солнце металла и пропотевшего насквозь, из-за чего голова отчаянно чесалась, войлочного подшлемника было огромным облегчением.

Он указал пальцем вдоль дороги, назад:

– Пошли.

Корд и остальные в нетерпеливом напряжении дожидались возвращения Макрона с проводником. Когда они подошли, Корд вернул центуриону шлем. Тот натянул подшлемник, надел шлем и рассказал о том, что видел:

– Никакого движения. Вообще ни малейших признаков жизни.

– Думаешь, это ловушка, командир?

– Нет. Будь это ловушка, они попытались бы заманить нас туда, сделав так, чтобы все выглядело мирно и безобидно, пока они не преподнесут свой сюрприз. Нет, это место выглядит опустевшим.

– Заброшенным?

Макрон покачал головой.

– На полях урожай, в загонах домашний скот. Вот что: мы войдем туда строем и будем сохранять его, пока не убедимся, что никакой опасности нет.

Когда патруль проходил между двумя ближайшими хижинами, легионеры подняли свои щиты, настороженно озираясь по сторонам и гадая, откуда может последовать нападение. Однако вокруг царила тишина, казалось, лишь усугублявшая общую гнетущую атмосферу с ее духотой и жарой. Макрон поднял руку.

– Стой!

Стук сапог, и строй замер. Макрон указал на самые большие хижины.

– Обыскать их! По двое на каждую!

Легионеры, разбившись на пары, осторожно направились к туземным жилищам, Макрон же тяжело опустился на шершавый пень, на котором местные жители кололи дрова. Он потянулся за фляжкой и уже собрался вытащить пробку, когда из ближайшей хижины донесся крик:

– Сюда! Сюда!

Потом из темного входного проема, пятясь, появился легионер, зажимавший руками рот и нос. Макрон выронил фляжку, вскочил и бросился к солдату.

По приближении в ноздри ему ударил запах разложения, и он непроизвольно остановился. Легионер, слышавший сзади шаги, обернулся к центуриону.

– Докладывай!

– Трупы, командир. Полная хижина.

Макрон отстранил легионера, сглотнул и, морщась от вони, заглянул внутрь, держась при этом сбоку от входа, чтобы не заслонять падавший снаружи свет. Внутри с жужжанием вились тучи мух; трупов же, валявшихся в центре хижины, словно брошенные куклы, было около десятка. Оставив свой щит у дверного проема, Макрон ступил внутрь, подошел к мертвым телам и, борясь с рвотными позывами, опустился на колени. Там было трое мужчин, один из них древний старик, а остальные – дети. Они лежали в неестественных позах, но лица с открытыми невидящими глазами под густыми шапками взъерошенных, как это всегда бывает у кельтских юнцов, волос повреждены не были.

На лица мертвецов упала тень, и, оглянувшись, Макрон увидел заглядывавшего в проем Корда.

– Иди сюда, оптион.

Корд неохотно двинулся вперед и присел на корточки рядом с Макроном.

– Что тут случилось, командир? Кто это их? Каратак?

– Нет, не он. – Макрон печально покачал головой. – Посмотри на раны.

Все были убиты колющими ударами, одним или последовательной серией – так убивают вооруженные короткими мечами легионеры.

– Кельтские воины предпочитают рубящие удары, используя тяжесть своих длинных клинков.

Корд уставился на него, нахмурившись.

– Ну и кто же это сделал? Один из наших патрулей?

– Нет, не думаю. Но все равно здесь поработали римляне.

Командиры обменялись невеселыми понимающими взглядами, потом Корд снова взглянул на тела.

– А где женщины?

Прежде чем Макрон успел ответить, прозвучал новый крик. Они вскочили и выбежали из наполненной трупным запахом хижины, испытав огромное облегчение, когда смогли глотнуть более чистого воздуха. Макрон сделал несколько глубоких вздохов, очищая легкие, и увидел у другой стоявшей неподалеку хижины легионера, призывавшего командира, размахивая метательным копьем:

– Еще тела, командир. Там, внутри.

Корд, опередивший его на несколько шагов, заглянул в хижину первым, замер, потом отступил от входа и повернулся к центуриону:

– Вот и женщины, командир.

– Мертвые?

Корд отступил в сторону.

– Сам взгляни, командир.

Макрон, хоть его с души воротило, заглянул в хижину и увидел в сумраке три обнаженных женских тела. Одно принадлежало почти девочке. Все три были убиты теми же колющими ударами, лица взрослых женщин покрывали кровоподтеки, а у одной из них отрезали грудь – на ее месте осталось жуткое кровавое месиво. У Макрона при виде этого кошмара сжалось сердце. Что здесь произошло? Сделать это могли лишь люди Катона, но он бы никогда ничего подобного не допустил. Во всяком случае, тот Катон, которого он знал… Вывод был прост: Катон более не контролировал беглецов. Или, промелькнула в сознании Макрона мрачная мысль, его люди распустились потому, что Катона с ними больше нет.