Глава 28

Рассвело, и взору открылась картина после боя, совсем не похожая на ту, что видели еще вчерашним утром. От стогов сена остались лишь черные груды пепла. Там, где сгорели вязанки хвороста, темнели пятна выжженной земли, а рядом валялись обугленные ветки, которые залило дождем. Под стеной и во рву валялось множество трупов. Силуры понесли самые тяжелые потери перед главными воротами и на мосту. Среди мертвых тел торчали древки копий, словно забытые нерадивой швеей иголки. Противник отступил за строевой плац, и Катон послал отряд, приказав собрать среди груды трупов пригодные для боя копья. Заметив приближающихся пращников, легионеры поспешили вернуться через разгромленные ворота обратно в крепость. Второй отряд принес тела двух легионеров, убитых возле тарана, и труп Севера. Голову центуриона найти не удалось. Вероятно, во время отступления ее подобрал в качестве боевого трофея один из дикарей. Катон осматривал с башни окрестности.

Силуры разбили лагерь в устье долины. Укрытий они не построили и спали под открытым небом вокруг костров, которые умудрились разжечь после восхода солнца. Дождь прекратился, но земля и ветви деревьев напитались влагой, и только самым отважным, рискнувшим углубиться в лесную чащу, удалось добыть пригодное для разведения костров топливо.

Судя по величине лагеря, силуров было около десяти тысяч. При виде пасущихся на траве лошадей Катон прикинул, что у противника имеется несколько сотен всадников.

– Соотношение двадцать против одного, – мрачно пробормотал он. – Даже такому воину, как Макрон, не выстоять.

Окинув взглядом окрестности форта, Катон увидел небольшие отряды воинов, вставших лагерем на противоположном берегу реки, огибающей высокий холм, на котором находилась крепость Брукциум. Значит, путь к отступлению на этом направлении отрезан. Только человеку исключительного мужества под силу переплыть бурную реку с множеством порогов. Но даже если ему удастся переправиться на другой берег, чтобы выйти из долины и добраться до ближайшей римской заставы и поднять тревогу, придется пробиваться сквозь вражеский кордон. Такая попытка равносильна самоубийству, и все-таки, возможно, придется рискнуть и послать гонца. Небо застилали тяжелые облака, заслоняя горные вершины. С рассветом они сделались еще гуще, с каждым часом ухудшая видимость. А следовательно, зажигать сигнальный огонь бессмысленно: дыма не увидят ни в Гобанниуме, ни на какой-то другой римской заставе.

Катон вовремя сдержал зевок: ему не хотелось, чтобы находившиеся в подчинении люди заметили усталость командира.

– Дай знать, когда силуры зашевелятся, – обратился он к ближайшему часовому.

– Слушаюсь, господин префект, – отдал честь легионер и продолжил наблюдение за армией противника.

Спустившись в караульную будку, Катон встретился с Макроном. Центурион руководил работами по перекрытию прохода между внешними и внутренними воротами. Для этой цели воины разбирали часть ближайшей казармы, складывали обломки в плетеные корзины и постепенно заваливали проход.

– Скоро закончим, – сообщил Макрон. – Здесь силурам не пройти.

– Прекрасно, – похвалил Катон. Одним уязвимым местом в обороне стало меньше.

– А потери уже подсчитали? – осторожно поинтересовался Макрон.

Катон лишь тяжело вздохнул в ответ. Как только рассвело, писарь принес отчет.

– Двенадцать убитых, восемнадцать раненых. Большинство стали жертвами пращников. Впредь надо быть осторожней и не подставляться под удар без нужды. Слишком велик риск.

– А как не рисковать в подобной ситуации?

– Тоже верно, – почесал затылок Катон и тут заметил Децимуса. В полном легионерском облачении ветеран, прихрамывая, шел от штаба и нес оловянный котелок и кружку. Он старательно обходил лужи и хлюпающую грязь, но при виде командующего прибавил шаг.

– Вот, принес кое-что перекусить, господин префект. Вам необходимо поддержать силы. Здесь рагу и поска.

Катон с благодарностью взял котелок, только сейчас осознав, как сильно проголодался после ночного боя. Рагу не успело остыть, и он поторопился приступить к трапезе.

– А для меня не найдется? – облизнул губы Макрон.

– К сожалению, ничего нет, – вздохнул Децимус.

– Ясно, – хмыкнул Макрон. – Надеюсь, ты тоже получил удовольствие и съел, что оставалось, с аппетитом не хуже, чем сейчас у префекта.

– А иначе еда остыла бы. Ведь жалко, – потупил взор ветеран.

– Кто бы сомневался, – грозно прорычал Макрон.

Некоторое время Децимус не смел поднять глаза, но наконец, решился и робко начал:

– Господин префект, есть надежда выбраться отсюда живыми?

– Надежда есть всегда. – Катон с удовольствием проглотил очередной кусок мяса.

Децимус совсем поник, вобрав голову в плечи.

Доедая рагу, Катон наблюдал за проходившими мимо легионерами. Они выглядели усталыми, но полными суровой решимости. Некоторые даже обменивались шутками с товарищами. Первый успех поднял моральный дух. Правда, легионеры в этом и не нуждались. Это были закаленные в боях профессионалы, привыкшие к опасностям, лишениям и тяготам военной жизни, для которых традиции и честь легиона превыше всего. Они достойно исполнят свой долг. Другое дело наемники, которые стали главной заботой префекта. Их моральный дух вызывал большие сомнения, а выходки Квертуса только усугубляли и без того скверное положение. Правда, ряды фракийцев пополнились легионерами из второй когорты, однако Катон понимал, что эти люди весьма неустойчивы. Они привыкли нести дозор и совершать набеги на вражеские селения, а чтобы отстоять крепость, требуются сила духа и решимость. Очень скоро станет известно, кто чего стоит.

Будто в ответ на мысли префекта на площадке за стеной появился центурион Квертус.

– Вот еще одна проблема, – буркнул Макрон.

– Не обязательно.

– С этим типом только и жди неприятностей.

Катон выпрямился, поджидая фракийца. Квертус, обойдясь без официального приветствия, обратился к Катону:

– Жаркая выдалась ночка, господин префект. Но мы задали силурам трепку и заставили обратиться в бегство.

– Неужели? – Макрон почесал заросший щетиной подбородок. – Значит, вы считаете, мы одержали победу?

– На данный момент так и есть. Он не отважится на очередной штурм без хорошей подготовки, – уверенно заявил Квертус. – И события прошлой ночи лишний раз подтвердили мою правоту: дикари должны нас бояться.

Макрон переглянулся с другом.

– Стало быть, вы все герои, а?

Пропустив слова Макрона мимо ушей, Катон обратился к фракийцу:

– Полагаю, вы хотите о чем-то доложить?

– Да, господин префект. Речь о моих лошадях. Как вам известно, овса хватит на несколько дней, но животных нужно регулярно поить.

– Разумеется. В цистерне полно воды, а еще есть колодец.

– Они опустошат цистерну за пару дней, – покачал головой Квертус. – А колодец еще быстрее.

– Понятно. Тогда надо сократить норму.

– Невозможно, господин префект. Корма можно дать и меньше, а вот без воды лошади пропадут. А этого допустить нельзя, если мы собираемся ездить на них верхом.

– Что вы предлагаете?

Квертус махнул рукой на заднюю стену крепости.

– Там есть узкая извилистая тропа, которая спускается со скалы. Но человек с лошадью пройти по ней может. Мои ребята могут отвести лошадей к реке на водопой.

Катон задумался над предложением фракийца.

– Лучше сделать это под прикрытием темноты.

– Слишком опасно, господин префект. Стоит оступиться – и рухнешь в реку. По тропе можно пройти только при дневном свете.

– В таком случае позаботьтесь о безопасности и обеспечьте конюхам сопровождение на случай, если силуры устроят западню, – раздраженно пожал плечами Катон, полагая, что разговор окончен.

Однако Квертус не уходил.

– Хотите еще что-нибудь сказать, центурион?

– Позвольте поинтересоваться, что вы намерены делать дальше… господин префект.

– Что намерен делать? – переспросил Катон.

– Я – следующий за вами по старшинству и в случае вашей гибели должен довести до конца ваши планы.

– Я намерен оборонять крепость, – устало улыбнулся Катон.

Квертус кивнул в сторону вражеского лагеря. От его самоуверенности не осталось и следа.

– На сей раз мы отбили атаку противника, но не сможем удерживать крепость до бесконечности. Если и дальше будем терять столько людей, то после нескольких штурмов не сможем удерживать позиции. Нас раздавят.

– Благодарю за своевременное сообщение, – сухо откликнулся Катон.

– Мы не можем сидеть в ловушке и ждать, когда всех перебьют. Надо выбираться из крепости.

– Невозможно. Мы окружены со всех сторон, если вы еще не заметили.

– Значит, надо прорываться с боем, пока еще располагаем достаточным числом людей. – Квертус глянул на небо. – Если такая погода продержится, стемнеет рано и можно выступить под покровом ночи.

– И впотьмах вместо силуров перебить друг друга.

– А если использовать пленных в качестве живого щита? Вряд ли Каратак рискнет напасть и подвергнуть опасности жизнь брата.

– Каратак, возможно, и не рискнет, – покачал головой Катон. – Однако, памятуя о зверствах, которые учинили ваши люди за последние месяцы, сомневаюсь, что ему удастся удержать от мести своих союзников. Они не успокоятся, пока не перебьют всех нас, а головы заберут в качестве военных трофеев. Ваш план, Квертус, слишком опасен. Сейчас для нас самое лучшее – оставаться в крепости, пока не подоспеет подмога. Таково мое решение.

Фракиец смерил префекта ледяным взглядом.

– Ошибочное решение.

Ответить Катон не успел. Фракиец, развернувшись на каблуках, направился к своим людям, отдыхающим на склоне холма, ведущего к стене.

Макрон проводил его гневным взглядом.

– Силуры окажут нам неоценимую услугу, если вышибут этому уроду мозги.

У Катона не нашлось сил прокомментировать соображения друга. Доев рагу, он осушил кружку и задумался.

– Думаю, пора ввести в игру Маридия и остальных пленников.

Снова пошел дождь. Люди выстроились вдоль стены, с любопытством наблюдая за двумя легионерами, которые спустили вниз лестницу неподалеку от моста. Нахмурив брови, Катон поглядывал на друга.

– Не самая удачная мысль, дружище.

Катон указал на прижавшихся друг к другу пленников за караульной будкой под неусыпным надзором легионеров.

– Надеюсь, это позволит нам выиграть еще немного времени.

– С чего ты решил, что Каратак согласится?

– Скорее всего, не согласится, но станет обдумывать предложение, и каждый час, который уйдет на это занятие, увеличивает наши шансы выйти из передряги живыми.

– Ну, не больно-то. Сам недавно сказал. Мы сидим на отшибе, и пока небо затянуто тучами, никто не узнает о нашей судьбе. – Макрон с чувством сплюнул на стену. – Проклятая погода, мерзкий остров! Надо быть сумасшедшим или кельтом, чтобы высунуть нос из дома в этом болоте.

Катон улыбнулся, а Макрон заговорил уже спокойнее:

– Не лезь на рожон. При малейшем намеке на угрозу немедленно беги к лестнице. А я буду держать наготове своих ребят с копьями, чтобы тебя прикрыли.

– Что ж, хорошо, – согласился Катон после недолгого раздумья. – Только смотри, чтобы их не заметили. Тогда все пропало. Если Каратак заподозрит, что мы хотим заманить его в ловушку, нам отсюда живыми не уйти. Ну ладно, пора.

Катон подал знак трубачу, и фракиец, подняв изогнутый рог, заиграл. Мощный звук буцины прокатился по долине. Вскоре Катон заметил, как силуры оборачиваются и смотрят на крепость. Перебросив ногу через стену, он нащупал ступеньку и стал спускаться. Внизу Катон отступил на шаг и поднял руки к парапету, а Макрон сбросил прикрепленное к древку красное полотнище. Подняв флаг вверх, Катон принялся размахивать им над головой. Его без труда заметят. Красный флаг и военный плащ выделяются ярким пятном на фоне рыжеватой травы и вереска. Он осторожно спустился в ров, пробираясь среди груды тел. Некоторые еще были живы и со стоном протягивали в мольбе руки. Помочь им Катон не мог. Стиснув зубы, он выбрался изо рва и спустился по склону. Под призывные звуки буцины Катон, не переставая, размахивал флагом. Монотонный шум дождя делал день еще мрачнее.

– Ни шага дальше, господин префект! – послышался голос Макрона. – Оставайтесь в пределах досягаемости копья!

Катон остановился, продолжая размахивать промокшим на дожде полотнищем. Впереди виднелись первые ряды силуров, а остальные сливались в серую массу в заполнившем долину тумане. Один из часовых, охраняющих лагерь, побежал к наскоро сооруженной из веток и вереска большой хижине, которая выделялась на фоне толпы, мокнущей под дождем под открытым небом. В следующее мгновение из хижины вышла группа силуров и стала разглядывать одинокую фигуру римского офицера в четверти мили от лагеря. Некоторое время они оживленно переговаривались между собой, но вот один отделился и направился к лошадям. Отвязав белого жеребца, он вскочил в седло и медленным кентером направил коня к Катону. Вслед всаднику неслись ободряющие возгласы. Проехав мимо часовых, он двинулся в сторону крепости. Когда между ним и Катоном оставалось шагов десять, всадник замедлил ход и придержал коня, окидывая зорким взглядом окрестности и выстроившихся на крепостной стене воинов.

Катон положил флаг на землю.

– Ты хочешь говорить, римлянин? – спросил Каратак с акцентом по латыни.

– Хочу. – Катон указал на разбросанные по склону трупы. – Штурм прошлой ночью дорого вам обошелся. Не лучше ли одуматься и не губить понапрасну жизни своих воинов в бесполезных попытках взять крепость?

– Благодарю за заботу, – равнодушно откликнулся Каратак. – Но я исполнен решимости взять крепость и сжечь дотла. – Каратак с улыбкой показал на небо. – Если погода позволит.

– Крепость вам штурмом не взять. Она отлично укреплена, а у вас нет ни осадных орудий, ни опыта, чтобы изготовить необходимые приспособления и пробить нашу оборону.

– Мы обойдемся хорошим тараном. Даже у дикаря хватит ума его соорудить, в чем вы сами недавно убедились.

– Действительно, захваченный нами таран вызвал всеобщее восхищение. Более примитивную конструкцию и представить трудно. Мы заблокировали переход между воротами, так что никакие тараны не помогут. Остается только лобовая атака, а мы все видели, чем она закончилась.

– Верно, мы понесли тяжелые потери, – признал Каратак. – Но у вас положение не лучше. Кроме того, у меня людей гораздо больше, и я могу позволить себе любые потери. К тому же у многих моих сторонников в долине есть родственники, и они сгорают от желания отомстить за их зверское убийство. И я намерен штурмовать Брукциум, пока не сровняю его с землей и не перебью всех римлян, что прячутся за его стенами.

Катон хотел было объяснить силурскому вождю, что опустошительные набеги – дело рук Квертуса, но сразу понял бессмысленность своей затеи. В глазах силуров все римляне являются не знающими пощады угнетателями.

– Я ждал такого ответа и боялся его услышать, – вздохнул Катон и дважды поднял флаг, подавая сигнал, о котором они с Макроном условились раньше. Каратак вздрогнул, с подозрением оглядываясь по сторонам.

– Это еще что за уловки?

– Поверь, никаких уловок нет и в помине. Тебе известно, что у нас в крепости находятся пленники и среди них твой брат Маридий. Взгляни на стену, слева от караульной будки, и через пару минут сам их увидишь.

Вскоре вдоль парапета прошла шеренга пленных мужчин и женщин под охраной Макрона и нескольких легионеров. Среди них выделялась высокая фигура Маридия с гордо вскинутой головой. При виде Каратака он вскрикнул и тут же получил от Макрона увесистую оплеуху.

– Заткни свой поганый рот!

Катон поморщился, сердясь на друга за неуместную жестокость, а Каратак помрачнел лицом. Откашлявшись, префект обратился к силурскому вождю:

– Имей в виду, если снова пойдешь штурмом на крепость, я казню десять пленников на виду у всей твоей армии и насажу их головы на колья на караульной будке, как напоминание о вашей глупости. Если и этот аргумент не подействует, следующей жертвой станет твой брат, только я позабочусь, чтобы его смерть стала долгой и мучительной. Его распнут на стене. Говорят, прибитые к кресту люди умирают в течение трех дней. Маридий, как тебе известно, отменный воин, сильный и выносливый. Так что страдать ему придется долго.

Катон старался придать голосу холодное безразличие и сам испытывал отвращение к тому образу, который создавал, чтобы заставить Каратака изменить решение.

– Вот, значит, какова римская цивилизация, – недобро усмехнулся Каратак. – Ваши методы не лучше жестоких зрелищ, которые, как мне говорили, узаконены в Риме.

– О какой цивилизации может идти речь? Мы на войне, ты грозишься уничтожить меня и моих людей. А мой долг принять все необходимые меры, чтобы этого не допустить. Ты не оставляешь мне выбора.

– Понятно, – хитро прищурился Каратак. – Вижу, римлянин, твои уста говорят одно, а сердце этих слов не принимает. Неужели и правда исполнишь свою угрозу?

– Если снова пойдешь штурмом на крепость, увидишь, что я умею держать слово. Клянусь, прикажу перебить пленников, как только первый из силуров доберется до рва перед крепостью. Собственноручно лишу их жизни.

Катон встретился глазами с Каратаком, и тот выдержал взгляд префекта, а затем снова посмотрел на стену, где стоял его брат и другие пленники.

– Не думаю, что ты на это отважишься.

– И ошибаешься.

– Тогда и я хочу кое-что пообещать, римлянин. – Каратак повысил голос, чтобы его слова услышали стоящие на стене пленники. – Если посмеешь причинить вред хоть одному пленному, клянусь своими богами, я буду беспощаден к тебе и твоим людям. Мы возьмем крепость штурмом, и если вы убьете кого-нибудь из пленников, я захвачу живыми как можно больше римлян. И прикажу каждый день сдирать с одного из вас кожу, чтобы видели остальные. Твоя очередь наступит последней… А теперь хочу повторить прежнее предложение. Передайте пленных живыми и невредимыми, и я гарантирую беспрепятственный выход из долины. Я человек разумный и даю день на размышление. В случае отказа мы снова пойдем на штурм. И если к этому часу пострадает мой брат или другой пленник, я предупредил, какая судьба вас ждет. Больше нам говорить не о чем.

Развернув коня, Каратак направился в обратный путь к своей армии. Катон смотрел ему вслед, борясь с желанием крикнуть Макрону, чтобы тот приказал легионерам метнуть во вражеского вождя копья. Со смертью Каратака союз племен, оказывающих сопротивление Риму, развалится. Но момент был упущен. Каратак пришпорил коня, и скоро оказался вне досягаемости римских копейщиков.

Катон вздохнул, досадуя на себя за нерешительность, хотя и знал, что не в его характере проявлять жестокость и нарушать правила переговоров. Каратак тоже это почувствовал, и неудача легла на сердце префекта тяжким грузом. Он не сумел скрыть от врага свою истинную сущность. Закинув на плечо флаг, он направился в крепость.