Глава 29
Остаток дня прошел в приготовлениях к следующему штурму. Из кузницы доносился звон молотков. Там Макрон следил за изготовлением кальтропов, небольших железных шипов, которые часто втыкались в землю перед боевым порядком римлян, чтобы расстроить атаку противника. Стоило человеку или лошади наступить на кальтроп, и они, жестоко покалеченные, немедленно выбывали из строя. На складах в крепости такие заграждения отсутствовали, и Макрон приказал расплавить наконечники запасных копий, уздечки и железные бруски, предназначенные для торговли с местным населением. Однако зверские набеги Кровавых Воронов под предводительством Квертуса помешали коммерческим сделкам. Из кузницы валил дым, но его быстро разгонял ветер, не давая раствориться в нависших над землей облаках.
– Беда в том, что мы не сможем сделать достаточное количество кальтропов, – сетовал Макрон, когда префект наведался в кузницу, чтобы посмотреть, как продвигается дело.
В кузнице стояла жара, и кузнец с подмастерьями разделись до набедренных повязок. Обливаясь потом у печи, они по очереди раздували мехи, чтобы поддерживать огонь. Расплавленное железо выливалось в наспех сооруженную форму в виде буквы «V». Еще не успев остыть, изделия скреплялись по два. Нахмурившись, центурион указал на деревянную бадью, на четверть заполненную черными шипами.
– Этого едва хватит на десятую часть территории перед рвом.
– У нас достаточно материала, чтобы изготовить шипы для одного рва, но на остальные не хватит. Кроме того, работа займет дня четыре или даже пять.
– Что ж, и столько неплохо, – успокоил Катон. – Установим шипы пореже и будем надеяться, что они причинят достаточно увечий, чтобы сдержать атаку.
– Значит, ты считаешь, Каратак, несмотря на угрозу расправиться с братом, пойдет на штурм?
– Не сомневаюсь. На его месте я поступил бы так же.
– И ты выполнишь обещание? Расправишься с пленниками, как пригрозил?
Катон, помявшись, кивнул.
– Придется. По крайней мере, с одним для начала. Возможно, это заставит Каратака одуматься и не рисковать жизнью брата. Мерзкое дело, Макрон. Самому противно. Однако придется довести его до конца.
– Тебе незачем самому убивать пленных, – утешил Макрон. – Отдай приказ, и, если хочешь, это сделаю я. Или попроси Квертуса. То-то он обрадуется. Фракиец с самого начала не хотел оставлять их в живых.
– Нет, я должен сам, – с обреченным видом настаивал Катон. – Пусть Каратак видит, что мои слова не расходятся с делом. И воинам будет полезно убедиться, что я не уступаю жестокостью фракийцу. И если говорю, что убью, значит, так и будет. Лучшее средство наладить дисциплину.
– Ну, если ты правда так считаешь… – удивленно поднял брови Макрон.
– Остается только порадоваться, что Юлия не видит меня таким, – вымученно улыбнулся Катон.
– На этот счет не беспокойся. Она знает, что такое солдатская жизнь, и сама повидала немало смертей. Так что Юлия поняла бы твой поступок и не осудила.
– Убить врага в пылу боя одно, а здесь – совсем иное.
– В конечном итоге никакой разницы, – пожал плечами Макрон. – Смерть есть смерть, как ни старайся ее приукрасить.
– Ты действительно так думаешь? – Катон устремил на друга испытующий взгляд.
– Я это точно знаю. – Взяв кусок ткани, Макрон вытер лицо. – Убийство есть убийство, назови его душегубством или войной, все равно. Просто если нашей смертью распоряжается какой-нибудь высокопоставленный ублюдок, ее легче принять. Но попробуй объяснить это жертвам! – горько усмехнулся Макрон, но тут же нахмурился, увидев, как один из помощников кузнеца уселся на табурет и протянул руку за флягой.
– А ну вставай! Нечего отлынивать от работы! Будете отдыхать, когда я разрешу!
Легионер послушно поднялся с табурета и, взяв молоток и щипцы, потянулся за двумя раскаленными заготовками, чтобы изготовить очередной кальтроп.
– Пожалуй, мне пора заняться делом, господин префект.
– Ладно. Но ночью обязательно отдохни. Если Каратак предпримет попытку штурма до рассвета, хочу видеть тебя полным сил и готовым к битве.
– А вы сами хоть немного поспите?
– Попытаюсь.
Макрон вернулся к прежнему занятию, наблюдая за изготовлением малого по размеру, но очень эффективного оружия.
Катон с радостью покинул горячую кузницу и с наслаждением подставил лицо под холодный порывистый ветер. Облака спустились еще ниже, и хотя сумерки должны наступить не ранее чем через час, дневной свет уже начал блекнуть. Префект свернул к конюшням, где держали пленников, готовя себя к тяжкой обязанности, которую предстояло исполнить.
Не пройдя и десятка шагов, он встретил Квертуса. Центурион вынырнул из прохода между офицерской столовой и казармами, где разместились фракийцы. Заметив префекта, направился в его сторону.
– Можно вас на пару слов, господин префект?
– В чем дело?
– Позвольте отвести лошадей на водопой, господин префект. Как я уже говорил, эскадроны по очереди спустятся к реке. Я расставлю пикеты вверх и вниз по течению, на случай, если силуры попытаются напасть.
План казался разумным, и Катон не возражал.
– Хорошо, действуйте, только не рискуйте без нужды. При малейшем намеке на опасность немедленно возвращайтесь в форт. Если Каратак отрежет нас от реки и не станет хватать воды, придется избавиться от лошадей раньше, чем первоначально предполагалось.
– Как прикажете, – после недолгой заминки откликнулся Квертус.
Фракиец прошел к офицерской столовой, а Катон некоторое время смотрел ему вслед, бормоча про себя:
– Надо же, какие перемены в поведении… Может, он начинает понимать, что дерзить вышестоящему начальству больше нельзя. Жаль, что Квертус осознал это, только впутав весь гарнизон в страшную беду.
По крайней мере, одной проблемой меньше, и можно выбросить ее из перегруженной невеселыми мыслями головы. Или одним поводом для подозрений больше, шепнул внутренний голос. Будь проклят этот фракиец!
* * *
– Поднимай своих людей! – приказал Катон Маридию.
Условия, в которых содержались пленные, были вполне сносные для находящейся в осаде крепости. Каждый воин был на счету, и пленников охраняли четыре легионера. Руки силуров были заломлены назад и закованы в кандалы. Продетая в железную петлю цепь намертво прикрепляла каждого пленника к толстым бревнам, поддерживающим балки конюшни. Шанса освободиться и напасть на защитников крепости у силуров не было. Пользоваться отхожим местом они тоже не могли, и в конюшне стояло зловоние от человеческих испражнений и пота.
Принц из племени катувеллаунов сидел, гордо выпрямив спину, и с вызовом смотрел на префекта. Он будто не слышал приказа.
– Подними пленных! – приказал Катон легионерам, которые зашли вместе с ним в конюшню.
Легионеры начали подгонять пленников сапогами и древками копий. Послышались крики возмущения и боли, но силуры стали торопливо подниматься и вскоре столпились посреди конюшни. Под суровым взглядом Катона крики умолкли, и слышались лишь звон цепей и шарканье ног по соломе. Катон с отвращением смотрел на прилипшие к одежде, коже и волосам экскременты. Среди пленных были старики, женщины и стайка перепуганных детей, которые прижимались к родителям. Их прискорбный вид вызвал в сердце Катона жалость, но он немедленно подавил это чувство.
Нужно выбрать десять человек, которых казнят завтра, если Каратак попытается пойти на штурм крепости. Кого же выбрать? К горлу подкатила тошнота. Власть над чужой жизнью и смертью ужасала. Но он сам пообещал вражескому вождю, и теперь надо держать ответ за свои слова. Так кого же выбрать? Может, стариков? Позади долгая жизнь, и уже нечего терять. Или молодых? Их смерть произведет гораздо большее впечатление на врага. Чья жизнь более ценна: умудренная опытом или на ее заре? И где здесь логика? А как быть с людьми, способными нести воинскую службу? Во время войны именно их смерть принесет больше пользы, так как они укрепляют силу и мощь своего народа, позволяя продолжать войну. Однако их смерть не произведет такого впечатления на сердца и умы соплеменников.
Один из легионеров осторожно кашлянул, и Катон понял, что раздумывает слишком долго. Он сердился на себя за переживания о судьбах этих людей, а правда заключалась в том, что ответа на вопрос, кого обречь на смерть, попросту не существовало. Он – солдат и должен исполнить свой долг, и нечего разводить философию там, где ей не место. Выступив на шаг вперед, он указал на первого попавшего под руку силура.
– Берите этого и еще девять. И выводите из конюшни. Прикуйте их цепью к караульной будке.
– Слушаюсь, господин префект, – отдал честь опцион, командующий охранниками.
– Маридия заприте в кладовой под штабом, снаружи поставьте часового. Глаз с него не спускать. Он для нас слишком важный пленник, нельзя, чтобы с ним что-то случилось. Если он попытается лишить себя жизни, часовой будет держать ответ за последствия. Понятно, опцион?
– Да, господин префект.
Катон в последний раз окинул взглядом пленных.
– Выполняйте приказ.
Как, оказывается, легко определить судьбу десяти людей. Выбрал наобум, отдал приказ и дело с концом. Казалось, бремя ответственности должно свалиться с плеч, но почему-то этого не произошло. Принятое решение могильным камнем давило на сердце, истирая в пыль душу.
Уже начали спускаться сумерки. Катон в последний раз обошел крепость, желая убедиться в готовности защитников достойно встретить любые происки врага наступающей ночью. Направляясь вдоль стены, выходящей на реку, он увидел внизу фракийцев, ведущих лошадей на водопой. Их товарищи стояли в дозоре на склонах, готовые в любую минуту подать сигнал тревоги. На фоне остальных выделялась мощная фигура Квертуса, который уже успел спуститься к реке и поил коня. Глянув на противоположный берег, Катон убедился, что силуры при всем желании не могут помешать фракийцам. Впрочем, очень скоро ситуация изменится, и Каратак поставит вдоль берега пращников, чтобы пресечь любую попытку осажденных напоить лошадей.
После обхода стены Катон снова поднялся в башню караульной будки, чтобы понаблюдать за действиями противника, а затем отправился перекусить в свое скромное жилище. Надо определить ночной пароль, а потом можно вздремнуть часок-другой. Командиром второй смены часовых Катон решил назначить Макрона, единственного человека в крепости, на которого можно положиться. Уж он-то вовремя подаст сигнал тревоги, если Каратак все же решится на очередной штурм ночью. Катон с трудом поднялся по крутой лестнице и только сейчас вспомнил, что почти двое суток не спал. Самым горячим желанием было поскорее добраться до походной койки в скромной комнате, которую занимал командующий гарнизоном.
Дождь прекратился, и вечерние сумерки озарял свет лагерных костров в долине. Катон заметил группу силуров, которые усиленно трудились, обтесывая стволы деревьев у края строевого плаца. Это зрелище не слишком обеспокоило префекта, но вдруг его взгляд задержался на второй группе воинов, связывающих ветки в большие пучки. Для вязанок хвороста, они слишком велики, а значит, Каратак отдал приказ заготавливать фашины, чтобы перейти по ним через ров. С наступлением ночи силуры заполнят ими ров, что позволит притащить тараны к нескольким участкам стены. Не оставалось сомнений, что крепости предстоит пережить еще один ночной штурм. Ничто не заставит силуров отказаться от намерения захватить Брукциум. Грустные мысли не давали Катону покоя. Вот так и закончится его командование фортом. В должности префекта он пробыл меньше месяца.
Что за ерунда лезет в голову! – в ярости одернул себя Катон, понимая, что не имеет права на пораженческие настроения. Ведь от его решений зависят жизни сотен людей. Стыдно поддаваться минутной слабости и впадать в панику. Самому делается противно от позорных мыслей! Уже не в первый раз у Катона возникло чувство, что он только играет роль префекта и до смерти боится разоблачения. Бывалых воинов не проведешь, они рано или поздно поймут его настоящую сущность.
Хуже всего, если истинное лицо Катона разглядит Макрон. Потеря уважения друга разобьет сердце. С самых первых дней их дружба казалась странной. Поначалу Макрон отчаялся обучить Катона солдатскому ремеслу, но со временем подопечный продемонстрировал достаточно мужества и изобретательности, завоевав симпатию ветерана. Именно поддержка и похвалы Макрона придавали сил в продвижении по служебной лестнице, и, в конце концов, ученик превзошел наставника. Макрон стал для Катона чем-то бóльшим, нежели отец или старший брат: их объединяло особое солдатское братство. Связь, которая гораздо прочнее семейных уз. Может, она уступает по силе такому чувству, как любовь, но залегает куда глубже и требует большей отдачи.
«Ну вот, опять взялся за старое! Снова бессмысленное копание в своих переживаниях, – рассердился Катон. – Дурные мысли лезут в голову от усталости, и самое главное сейчас – хоть немного отдохнуть. Поспать пару часов. И хватит разглядывать вражеский лагерь».
Выйдя из караульной будки, Катон направился к себе, где уже поджидал Децимус. Слуга принес остатки черствого хлеба и кусок местного козьего сыра. Скудная трапеза не вызывала особого аппетита, но Катон заставил себя поесть, понимая, что должен набраться сил, чтобы выдержать тяготы предстоящего штурма. Вечерний инструктаж офицеров стал формальностью, так как все знали свои обязанности, а докладывать пока было нечего. Катон быстро отпустил подчиненных и возвратился в свое жилище. Сняв портупею и кирасу, он решил не разуваться на случай тревоги и без сил опустился на кровать. Затем погасил горевшую тусклым светом масляную лампу и улегся на набитый соломой матрац. В темноте вырисовывались смутные очертания балок и плоская деревянная черепица. В который раз он мысленно представил оборонительные укрепления форта, но вскоре погрузился в глубокий сон без сновидений, впервые в жизни оглашая комнату раскатистым храпом под стать Макрону.
* * *
Катона разбудил звук рога, и поначалу он ничего не понял. Охваченный приступом паники, он вскочил на кровати, быстро приходя в себя. Спустив ноги на пол, схватил портупею и направился к двери. В тесном внутреннем дворике Катон увидел выбегающих из помещения писарей. В свете жаровни их лица казались расплывчатыми и бледными. На небе уже забрезжил рассвет, и Катона охватил приступ гнева. Почему Децимус не разбудил его часом раньше, как приказано? Катон огляделся в поисках слуги, чтобы тот принес шлем и доспехи. Но ветеран будто сквозь землю провалился, а времени на его поиски не оставалось. Из казарм уже дружно высыпали на улицу воины, держа в руках снаряжение, и спешили занять отведенные места на стене. За пределами крепости не было слышно воинственных криков, и в самом форте, похоже, никто не сражался. Раздавались лишь топот сапог да команды офицеров обеих когорт.
Катон остановился, не зная, в каком направлении идти. Внутреннее чутье подсказывало, что надо бежать к стене, выходящей на лагерь силуров, но рог трубил у задней стены. Похоже, Каратак наступает с разных сторон. Катон помчался по улице, ведущей к задней караульной будке. Характерной особенностью римских лагерей являлось наличие четырех ворот, независимо от их функциональных возможностей. Брукциум не был исключением, хотя трое его ворот выходили на крутые склоны. Впереди послышались крики, а затем лязг и скрежет оружия.
– К задним воротам! – крикнул Катон. – Скорее к задним воротам!
Приказ префекта подхватили, и вот уже за спиной Катона застучали сапоги. По проходам между казармами люди бежали к задним воротам. В конце улицы возвышалась караульная будка, башня которой освещалась небольшой жаровней. Внизу сновали темные тени, и Катона охватил ужас при мысли, что враги ворвались в крепость. Но как это могло случиться? На часах стояла смена Макрона, и он никогда бы не допустил ничего подобного.
В этот момент, перекрывая шум схватки, раздался голос Макрона:
– Держи ублюдков!
Выхватив меч из ножен, Катон бросился в гущу сражения. Выбежав в проход между последними казармами, он увидел нескольких человек, удерживающих лошадей, и группу фракийцев у внутренних ворот. Фракийцы вели бой с небольшим отрядом, защищавшим проход. К своему изумлению, Катон обнаружил, что воины в отряде прикрывались легионерскими щитами и носили на головах римские шлемы. На одном даже красовался центурионский гребень. Значит, Каратак воспользовался захваченным снаряжением, чтобы обманным путем проникнуть в крепость.
– Не дайте им ускользнуть, ребята! – снова выкрикнул Макрон.
Ускользнуть? От неожиданности Катон остановился. Что же это такое? Что происходит? Вокруг караульной будки собиралось все больше людей. Некоторые несли факелы, зажженные от бивачных костров, горевших всю ночь. В их свете ситуация прояснилась. Отряд фракийцев во главе с Квертусом пытался пробиться мечами сквозь ряды легионеров, охраняющих караульную будку под командой Макрона, который был дежурным офицером. А люди все прибывали и в замешательстве наблюдали за потасовкой, не зная, как поступить и на чью сторону встать в неравном бою. Лицо Квертуса исказила гримаса дикой ненависти.
– Прикончить их! – крикнул он своим сторонникам. – Не теряйте времени, или мы все погибнем!
Катон с мечом наголо двинулся на фракийца.
– Квертус, бросай оружие! И прикажи своим людям сделать то же самое!
Находившиеся у ворот фракийцы неуверенно попятились, отступая от легионеров, и развернулись в сторону идущего навстречу префекта. Вокруг них столпились легионеры и наемники, поднятые с постелей по сигналу тревоги. Только сейчас Катон понял, что произошло, и отошел от Квертуса на безопасное расстояние.
– Да вы дезертировать вздумали? Центурион Петиллий!
– Я здесь, – откликнулся из толпы офицер.
– Немедленно ведите людей к воротам!
– Слушаюсь, господин префект. Легионеры, ко мне!
Легионеры бросились вперед и стали между фракийцами и воротами. Стало уже достаточно светло, и Катон разглядел людей, которые держали наготове лошадей. Изумлению префекта не было предела.
– Децимус? Во имя всех богов, что ты здесь делаешь?
Под взглядом Катона ветеран сник, отпустив поводья, двинулся вперед, поочередно стреляя глазами то в Катона, то в Квертуса. А затем торопливо занял место в рядах фракийцев, выстроившихся по обе стороны от командира. Остальные конюхи последовали его примеру и присоединились к фракийцам. Среди них префект заметил Маридия со связанными руками. И все-таки Катон не хотел верить свершающемуся у него на глазах предательству. Повернувшись к воротам, он крикнул:
– Макрон!
Ответа не последовало. Не теряя времени, он поспешил к Петиллию и его воинам.
– Макрон, отзовись, друг!
– Он здесь, господин префект, – откликнулся один из легионеров, и Катон бросился стрелой к подножию караульной будки. В полумраке он рассмотрел неподвижное тело распростертого на земле легионера. Второй легионер сидел, прислонившись к воротам, и зажимал левой рукой раненую правую руку, пытаясь остановить кровотечение. Еще один римлянин стоял на коленях возле лежащего на боку Макрона. При виде друга у Катона екнуло сердце. Присев на корточки, он стал всматриваться в знакомые черты. Веки центуриона слегка вздрагивали, из груди вырывались слабые стоны, но крови видно не было.
– Его ударили по голове, – доложил один из часовых. – Я сам видел, как это произошло сразу после вашего прихода.
У Катона гора свалилась с плеч, Однако в следующее мгновение его охватил приступ гнева. Обнажив меч, он повернулся к Квертусу.
– Арестовать этого человека! Всех их арестовать!
Центурион Петиллий переминался с ноги на ногу и выглядел растерянным.
– Трусы! – сплюнул Катон. – Трусы и дезертиры! Выполняйте приказ! Арестуйте фракийцев!
Петиллий робко приблизился к центуриону и его воинам.
– Сложите оружие!
– Еще чего! – расхохотался Квертус. – Только попробуйте, и меня поддержат все воины! Верно, ребята? Нам до смерти надоел этот римский щенок! У него нет права вами командовать. Крепость принадлежит мне и фракийцам!
Центурион взметнул в воздух меч, и столпившиеся вокруг воины поддержали его поначалу робкими возгласами, а затем приветственными криками. Катон заметил, что к ним присоединяются некоторые воины, столпившиеся вокруг караульной будки, намереваясь поддержать командира. По спине префекта пробежал озноб. Еще немного, и ситуация окончательно выйдет из-под контроля. Выступив вперед, он обратился к воинам:
– Послушайте, что я скажу!
Дождавшись, когда наступит тишина, Катон указал пальцем на Квертуса.
– Этот человек – трус! Он собирался покинуть крепость и бросить нас на произвол судьбы!
– Ложь! – взревел Квертус. – Я послал своих людей поднять тревогу, потому что этот римлянин отказался дать приказ! Хочет, чтобы мы все здесь погибли! А я бы вас спас!
– А что здесь делает брат Каратака? – Катон указал на Маридия. – Ты хотел использовать его как заложника и прорваться сквозь вражеские заслоны. Разве не так?
– Естественно, – хитро прищурился Квертус. – А иначе у моих людей не было бы шанса выбраться отсюда. Лучше использовать ублюдка для благого дела, чем оставить без толку гнить в цепях.
– А сам ты собирался остаться здесь, верно? – с саркастической усмешкой поинтересовался Катон. – После того как отправил своих людей из крепости?
– Разумеется. Мое место здесь, рядом с товарищами. Я должен вести их в бой.
– Бессовестный лжец и трус! Вон там, у ворот, свидетели твоей измены. Люди, на которых ты напал, чтобы удрать из крепости. Ты перебил бы их всех и сбежал, открыв ворота врагам. Явно рассчитывал, что нас уничтожат, а ты вернешься в Глевум и расскажешь, как пробивался с боем и сохранил для легата ценного пленника. Я тебя раскусил.
– Никого ты не раскусил! – огрызнулся фракиец, протягивая руки к своим сторонникам. – Братья, пришло время восстановить нашу власть в крепости и избавиться от спесивого дурака! Его самого надо арестовать за трусость! Префект, который не в состоянии истребить врага под корень. Он не достоин вашей верности, а меня вы не раз видели в деле. Так пойдемте со мной, братья! А эту собаку закуем в цепи вместе с силурским ублюдком!
Квертус взметнул вверх меч с боевым кличем, который подхватили самые рьяные приспешники. Катон чувствовал, как гулкие удары сердца отдаются в ушах. Власть стремительно ускользала из рук, и надо было немедленно действовать, пока еще остается надежда перетянуть на свою сторону фракийских наемников. На верность легионеров можно положиться, но они в меньшинстве, и если начнется драка, потерпят поражение. Чтобы спасти положение, остается лишь одно: воспользоваться шансом, который, сам того не желая, неосмотрительно предоставил Квертус.
Собравшись с силами, Катон вышел на открытую площадку между легионерами и фракийцами, где все могли его видеть. Он поднял вверх руки, и шум постепенно утих.
– Все слышали, что центурион Квертус обвиняет меня в трусости. И я ни от кого не потерплю подобного оскорбления! Вы все – храбрые воины, и только отважный офицер достоин вашей верности. Так посмотрим, кто чего стоит. Кто действительно достоин быть командиром Кровавых Воронов! – Он направил острие меча на Квертуса. – Я вызываю этого человека на поединок за право называться вашим командиром. И если Квертус откажется, значит, он и правда трус! А я утверждаю, что так оно и есть!
Некоторое время стояла гробовая тишина. Слова Катона всех ошеломили. Однако Квертус быстро опомнился и, презрительно усмехаясь, обратился к префекту:
– Хочешь со мной сразиться? – Фракиец понизил голос, чтобы его слова мог слышать только Катон: – Да ты просто убогий дурачок, префект Катон, и сейчас поплатишься за глупость своей никчемной жизнью.
Квертус сбросил с плеч меховой плащ и развязал ремни на нагрудной пластине, которая упала на землю. Фракиец остался в одной тунике, как и Катон. Правда, он был на голову выше и гораздо более мощного телосложения. Положив клинок на плечо, он обратился к префекту:
– Какое оружие выбираешь, спату или гладиус?
Мозг Катона лихорадочно работал. У кавалерийского меча больший радиус действия и он тяжелее, но Катон привык сражаться легионерским оружием, которое служило ему верой и правдой во всех военных кампаниях.
– Прежде чем стать префектом, я был легионером и буду сражаться как легионер.
– Как пожелаете, – по-волчьи оскалился Квертус. – Тогда давай начнем. Освободите место! – Фракийцы отступили назад, освещая факелами площадку для поединка. А на небе уже появилась бледная полоска, и Катон увидел, что облака редеют и между ними появляются светлые пятна. Теперь, когда пути к отступлению не было, его охватило странное спокойствие. Сосредоточив внимание на фракийце, он слегка присел, приготовив меч к бою.
– В Брукциуме может быть только один командующий, – твердо заявил Катон. – Других вариантов нет. А значит, бьемся до смерти одного из нас.
– До смерти, – согласился Квертус.
Сглотнув застрявший в горле комок, Катон набрал в легкие воздуха и крикнул:
– Начинаем!
