Глава 21
Может ли Свет стать Тьмой?
Способна ли ненависть стать любовью?
Никогда над этим не задумывалась, но совершенно точно знаю одно: когда у тебя есть цель, выдержать можно многое. Точнее, выдержать можно абсолютно все, если, конечно, ты выбрал день своей смерти и твердо решил следовать этому выбору до конца.
Согласна, призывать Свет, пребывая в "темной" ипостаси — весьма необычный и крайне болезненный способ самоубийства. Но, к сожалению, единственный подходящий для истинно "светлого" проклятия, накладываемого на высшего демона.
Я не зря читала маменькины старые книги. И не напрасно интересовалась именно проклятиями: об этом мало кто знал, но отцовский дар подарил мне не только красивые крылья. Благодаря ему я, как урожденная "темная", могла стать совершенно особенным проклятийником. Тем самым. Редчайшим. Желанным для любого обитателя Преисподней. Ибо по — настоящему усилить высшего демона способен лишь носитель истинного Света. И только если как следует его проклянет.
К сожалению, ангелы не умеют проклинать: проклясть для них означает потерять Свет, поэтому они, попав в ловушку, предпочитают умереть, но не отдать и крупицы своей благодати. Впрочем, как утверждают книги, даже если бы кто-то из них и рискнул, это неминуемо привело бы к развоплощению, поэтому настоящие "светлые" проклятия доступны лишь полукровкам. Таким, как я — носителям одновременно и Света, и Тьмы. Считается, что Тьма должна уберечь нас от очищения, а Свет спасет от влияния Тьмы. Но это только на бумаге все складно написано, тогда как в действительности… думаю, даже маменька не знала, что получится в результате ее авантюры.
Самое сложное, как она говорила, это проклинать, любя, а не ненавидеть, благословляя. Правда, я только сейчас поняла, что "светлое" проклятие — это совсем не то же самое, что "темное" благословение. На уровне каких-то глубинных чувств ощутила разницу, поэтому-то и не сменила ипостась.
Наверное, когда из меня хлынул Свет, мужу стало больно… вернее, очень больно заживо гореть, стоя под потоком моей силы. Но он не издал ни звука, когда его коснулось полноценное очищение. Не отшатнулся, хотя на его месте это было бы естественно. Только задышал совсем тяжело и зашатался, как в сильную бурю. А вот то, что больно стало Асаду, я прекрасно расслышала, поскольку, в отличие от супруга, не собиралась его беречь, поэтому далеко не весь живущий во мне Свет обратила во Тьму и влила огромными толчками в окаменевшего мужа.
Того, что разлетелось по камере, оказалось достаточно, чтобы спалить серокожему плоть почти до костей и заставить позабыть, для чего он заманил в это подземелье давнего врага.
Мне тоже было больно, несмотря на транс. Но, как и муж, я сдерживала рвущийся наружу крик и надеялась, что не погибну до того, как весь свой Свет передам ему.
Это не благородство. Отнюдь. И даже не геройская попытка сохранить свою шкуру. Это — моя месть убившему Шоту и едва не убившему меня демону. А также единственная и последняя благодарность трижды сохранившему мне жизнь мужчине, который, сам того не зная, именно сегодня… здесь, сейчас… заставил пересмотреть мое отношение к нему.
Я не хочу знать, что с ним будет дальше. И меня не заботит мысль о том, что, возможно, в Преисподней вскоре появится первый за много тысячелетий настоящий Повелитель. Тот, чью власть безоговорочно примут остальные Князья. Тот, кого будет бояться даже Темная Герцогиня. Действительно сильнейший. Могущественный настолько, что, даже объединившись, владельцам остальных доменов будет очень сложно его одолеть.
Мой Свет усилит его пропорционально уровню имеющейся у него силы. Его, второго по мощи… вернее, уже первого… среди Темных Князей. Кем он после этого станет? И много ли крови прольется, когда он начнет захватывать Княжества одно за другим?
Мне действительно все равно.
Для меня эта история закончилась, потому что моя "темная" ипостась беззащитна перед Светом. А его здесь так много, что она неминуемо погибнет, ведь полукровки с одной ипостасью не живут.
Прости меня, Княже, снова: я не сдержу своего обещания. И не увижу твоего триумфа, потому что… отныне и навсегда… ты станешь от меня свободным… мой муж, мой повелитель и господин, которого я никогда не признаю…
Я не стала открывать глаза, чтобы видеть, как сморщивается кожа на моей левой руке, и как облетают с нее остатки плоти. Не пожелала смотреть, как струящийся с пальцев Свет за считанные мгновения превращается в черные клубы, без остатка впитывающиеся в тело демона. Мне было достаточно услышать тихий щелчок раскрывшихся на его запястьях браслетов, ощутить, как из-под скрюченных, обгоревших до костей пальцев исчезает невидимая опора, и различить сквозь шум в ушах долгий, медленно затихающий крик разрываемого на части серокожего, бальзамом пролившийся на мою израненную душу.
Возможно, если бы маменька не наложила на меня своего заклятия, у меня бы появились шансы уцелеть. Возможно даже, если бы это заклятие не было направлено на смерть, Князюшка нашел бы способ вернуть меня к жизни. Однако Темная Герцогиня всегда была предусмотрительна и осторожна. И она предпочла остаться без дочери, чем лишиться того, к чему так долго шла вся наша раса.
Что случилось потом, я не знаю и знать не хочу — явившаяся на зов Тьма обняла меня так нежно, что мне не захотелось просыпаться. Такая уютная, теплая, родная… как же мне ее не хватало, когда внутри горел этот проклятый Свет! К счастью, я вытравила его из себя до последней капли. Поняла, каково это — жить без боли и страха. А теперь устало улыбалась, охотно подставляя обезображенное лицо Ее осторожным пальцам и радуясь тому, что еще целую вечность не смогу по — настоящему заплакать.
— Ри — и… — тихо позвала Она, целуя мои сожженные губы. — Будь со мной, Ри — и-и… останься…
Я хотела ответить, что больше никуда от Нее не денусь, но не смогла — все-таки упала. И, кажется, наконец умерла, успев напоследок ощутить, как меня бережно подхватили чьи-то сильные руки.
* * *
Раньше я думала, что смерть — это покой… безмятежность… и одиночество.
Однако Тьма почему-то лишила меня нормального посмертия и не захотела дарить долгожданное забвение. Вместо прохладного уюта вечной ночи вокруг меня бурлил холодный океан силы. Вместо дружеского приветствия в ушах стоял дикий гул, а откуда-то издалека то и дело доносился чей-то раздраженный рык, идущий, казалось, со всех сторон.
В довершение всего, меня лишили одиночества. И почему-то не дали покоя, потому что какая-то тварь обжигающе горячим щупальцем вцепилась в мою талию, настойчиво утягивая на глубину, а кто-то другой еще более настойчиво тащил наверх, в буквальном смысле разрывая меня пополам.
Невидимый монстр, прячущийся в глубинах океана, недовольно ворчал и, кажется, оказался еще и ядовитым: кожу на животе разъедало, словно кислотой. И это было БОЛЬНО. Настолько, что я несколько раз порывалась закричать, проклиная все на свете, но вместо этого лишь наглоталась воды, закашлялась и непременно пошла бы на дно, если бы сильная рука не цапнула меня за шкирку, а чей-то злой и сорванный голос не рявкнул прямо в ухо:
— Борись! Не вечно же мне тебя держать?!
Я снова ушла под воду с головой и вяло подумала, что лучше пусть он меня бросит. Все равно с глубинным монстром ему не тягаться. Зараза слишком крепко держит, присоски на щупальце пробуравились в самое нутро, а яд уже гуляет по телу — вон, как кожа огнем горит, даром что я не должна ничего чувствовать.
— Шевелись! — гаркнул все тот же хриплый голос, снова выдергивая меня из воды за волосы. Жаль, глаза сожжены — не вижу лица грубияна. — Ну же!
Я с сожалением вспомнила, что руки у меня тоже не двигаются, и опять провалилась вниз.
"Не могу… — отстраненно подумала, когда невидимый спаситель вытащил меня наверх в третий раз. — Да и не хочу. Я свое уже отборолась"
— Ку — уда?! — прошипел он, кажется, в самое ухо. — Сбежать надумала?!
"Вот именно. Надоели мне все. Отдохнуть хочу".
— Ты выживешь, — зло пообещал он, ловко перехватывая меня за вторую руку. — А если нет, я заставлю!
Я поежилась, ощутив, как сдавило щупальце, буквально вырывая меня из кольца мужских рук, и неуверенно шевельнулась.
Кто он такой? Ангел? Демон? Назначенный уходящей душе провожатый, что должен показать дорогу к возрождению?
— Пей, — требовательно велел незнакомец, и моих обожженных губ коснулось что-то теплое и живое. — У тебя мало времени.
Я растерянно замерла, не замечая, что снова потихоньку погружаюсь, а он раздраженно рыкнул:
— Пей! Живо!
И надавил сильнее.
Пить я еще не могла, но рот все-таки открыла и едва не захлебнулась, когда внутрь хлынула соленая, обжигающе горячая влага. Кровь… я узнаю ее вкус всегда… даруемую ею силу ни с чем невозможно перепутать. Но что же ты делаешь, дурак?! Разве ты не в курсе, в кого я превращусь, если выживу?! А может… напротив, ты знаешь обо мне слишком много?
В последний момент я все-таки попыталась отвернуться, но чужая рука властно ухватила за волосы и не позволила пролить ни капли драгоценной влаги. Я невольно сглотнула, ощущая, как горячим комком растекается по жилам чужая сила. Затем сглотнула снова… еще и еще… и холод из тела начал, наконец, уходить. Чужое щупальце, терзавшее мою кожу, неохотно разжалось. Меня больше не тянуло на глубину, но легче от этого не стало.
— Только попробуй! — пригрозил чужак, когда я выгнулась и попыталась отрыгнуть то, что выпила. — Не смей, иначе…!
"Что? — задыхаясь, подумала я, упрямо сплевывая с губ соленое. — Убьешь?! Ха — ха! Очень смешно!"
— А мне — нет, Ри! — свирепо выдохнул он, и у меня все перевернулось внутри от неожиданной догадки. — Ты принадлежишь мне! И я верну тебя обратно!..
.
* * *
В себя я приходила долго, мучительно и невероятно тяжело. Затягивающая сознание воронка из сменяющих друг друга кошмаров никак не хотела отпускать. Мне постоянно снилось, что я тону в холодном океане боли. То судорожно хватаюсь за чью-то крепкую руку, то снова срываюсь и насмерть замерзаю во льдах. То зову кого-то по имени, пытаясь отыскать посреди окружившей меня пустоты хоть кого-то живого. То задыхаюсь от боли, заживо сгорая в своем собственном огне… затем просыпаюсь в незнакомой комнате, не в силах понять, где сон, а где реальность. Раз за разом пытаюсь встать, но лишь с хриплым стоном падаю на алые, словно пропитанные кровью простыни. Завидев неясное движение, вскидываюсь, чтобы оттолкнуть тянущуюся ко мне из темноты когтистую руку. Беззвучно рычу и проклинаю на все лады свой незаконченный транс. Но чаще всего умираю от жажды, не смея при этом глотать льющуюся сверху воду, каждый миг опасаясь, что вместо нее польется теплая, восхитительно вкусная кровь, которая убьет меня окончательно…
Сколько это длилось, я не знаю. Казалось, кошмары будут терзать меня до бесконечности. По одному и тому же кругу, где один правдоподобный до омерзения сон тут же сменяется другим.
Но в один прекрасный момент я все же очнулась. И, обнаружив себя на смутно знакомом ложе, застеленном алыми шелками, с ужасом убедилась, что череда безумных снов превратилась в не менее кошмарную реальность.
При виде багряно — черных стен и двух проплешин на знакомом до отвращения ковре мне сразу захотелось куда-нибудь исчезнуть… а еще лучше — снова умереть, лишь бы не видеть это кроваво — красное великолепие и не озираться в панике, одновременно сознавая, что бежать из этой ловушки некуда.
Где-то на задворках сознания мелькнула и пропала мысль, что это тоже может быть сном… но боль в обгоревших пальцах, неверяще прикоснувшихся к шелку, оказалась настоящей. Как разметавшиеся по плечам, успевшие отрасти почти до ягодиц волосы, мое почти восстановившееся, абсолютно нагое тело и покрытая черными струпьями кожа, которая очищалась прямо на глазах.
Рывком поднявшись с постели, я невольно ухватилась за столбик кровати, чтобы не упасть, и с трудом отдышалась. Живая… как это ни чудовищно звучит, я все-таки живая. Почти невредимая, если не считать выматывающей слабости. И отлично знающая, кому обязана этим бесполезным чудом.
Нет, я прекрасно помню, что именно и почему сделала, как сознаю причину, по которой удостоилась невероятного доверия от собственного мужа. Но мои мотивы — это мои мотивы: во — первых, я не надеялась выжить; во — вторых, мне представился великолепный шанс отомстить; а в — третьих, "мой" Князь, как ни крути, был на тот момент единственно — верным выбором.
Не серокожего же Светом усиливать?
Но при этом я не верю, что к Асаду супруг явился исключительно ради меня. Князь слишком умен, осмотрителен и рационален, чтобы размякать от мимолетных привязанностей или совершать необдуманные поступки. Какими бы мыслями он тогда ни руководствовался, он в первую очередь, демон. И для него я, увы, всего — навсего добыча. Да, довольно важная, местами интересная… вполне возможно, даже желанная… а после недавнего откровения так вообще бесценная!
Если бы я не изучала его так долго, может, я бы и решила, что он меня спасли, потому что это для Князя что-то значило. Понадеялась бы, что из наших отношений со временем можно вырастить нечто стоящее, и даже попыталась бы что-то изменить. Но увы — демон есть демон. Все, что он делает, он делает исключительно ради себя. И лишь тогда, когда это приносит ощутимую пользу: лично для него, для домена, для какого-то дела. Все остальное — мишура, маска, не более чем удобная ипостась, которая иногда бывает очень похожа на человеческую.
Князь сказал — я принадлежу ему — и, к сожалению, это действительно так. Я для него — просто собственность, у которой нет права голоса, которая не должна возражать и которая обязана подчиняться всегда и во всем. Да, ему приятно на меня смотреть. Ему безумно нравится мой запах. Он обожает ко мне прикасаться… как любит это делать истинный ценитель, в руки которого попала по — настоящему редкая и необычная вещь. Какое-то время он будет беречь эту вещь, как берегут неожиданно дорогой подарок. Любоваться, когда никто не видит, рассеянно поглаживать и даже защищать, если кто-то надумает посягнуть на святое… но это будет длиться лишь до тех пор, пока ему не надоест.
Когда же у Князя возникнут дела, он совершенно спокойно запрет меня в камере и так же спокойно уйдет, потому что не должен отчитываться перед вещью. Он не поделится со мной своими мыслями. Не спросит моего мнения. Не расскажет, что его гложет. Он будет приходить лишь тогда, когда ему будет нужно. С удовольствием мною попользуется, а затем запрет снова, не допуская даже мысли о том, что в этом есть что-то неправильное.
А если однажды любимая вещь перестанет его восхищать, он с легкостью забросит ее в дальний угол и забудет на несколько лет. Потом, возможно, вспомнит, если уронит в ту сторону случайный взгляд, ненадолго достанет, подивившись тому, что когда-то считал ЭТО важным, а затем или с досадой выкинет, или подарит кому-то в знак "дружбы и добрых намерений", довольный тем, что удачно сбагрил соседу ставшую ненужной игрушку…
Эх, зря я понадеялась на маменькино проклятие. Если бы я просто померла, проблем бы не возникло. Князь, получив свое, забыл бы обо всем и успокоился. Брачные оковы были бы разрушены. Темное Герцогство бы не пострадало. Я бы благополучно отомстила и покоилась с миром под развалинами чужого замка, знать не зная, насколько быстро муженек сократит поголовье высших демонов в Преисподней…
А теперь что?
Князь осознал мою истинную ценность. Более того, он обязательно захочет, чтобы я прокляла его еще пару — тройку раз. Однако быстро поймет, что это невозможно. Расстроится, само собой. Пожелает убедиться, что это действительно так. В процессе наверняка обнаружит, что я перед ним совершенно беззащитна, и вот тогда я пожалею, что вообще ввязалась в эту затею.
Если мне повезет, и я сумею убедить мужа в своей полезности, то уцелею после первой брачной ночи, которая обещает быть бурной и насыщенной. А затем, возможно, получу в свое распоряжение гостевые покои, окруженные целой сетью охранных заклятий. Свет из меня, само собой, выцедят до капли, чтобы не вздумала использовать не по назначению. А когда Князюшка получит все, что хотел, то примет меры, чтобы любимая игрушка не досталась кому-то еще.
Разумеется, из покоев меня никуда не выпустят — супруг весьма дорожит собственной жизнью, поэтому ни семьи, ни друзей я больше не увижу. Собственно, я вообще никого и ничего не увижу, кроме того, что позволит мне муж. Целой и невредимой я ему, наверное, не понадоблюсь, но Свет ведь можно накапливать и без крыльев. Так что Князь ничего не потеряет, если немного подправит мой внешний вид, тем более что скоро будет иметь на это полное право.
Возможность воздействовать на него во второй раз я даже не рассматриваю — Князь больше не допустит ошибки и все время будет начеку. Бороться с ним в открытую мне не удастся. Собственно, я даже не знаю, смогу ли вообще ему противостоять, потому что понятия не имею, во что его превратила. Если вторая ипостась демона усилилась настолько, насколько должна была, то вспышек ее ярости я могу вовсе не пережить.
По достоинству оценив открывающиеся перспективы, я медленно повернулась вокруг своей оси, помня об излюбленной игре мужа — подкрадываться из самых неожиданных мест. А убедившись, что комната действительно пуста, рывком сдернула с постели покрывало и, закутавшись в него до бровей, растянула губы в жутковатой усмешке.
Зря, Княже… зря ты не посадил рядом со мной соглядатая. И напрасно оставил мне свободными руки. Боюсь, ты просчитался и подарил мне второй шанс, которым я, даже находясь на грани истощения, не премину воспользоваться.
Вскинув над головой дрожащие от слабости руки, я… тут же их опустила, в последний момент сообразив, что творить благословение на "темную" ипостась не стоит. Пришлось потратить еще несколько секунд, чтобы вернуть себе человеческий облик, нацарапать на стене несколько прощальных слов, после чего облегченно выдохнуть и раствориться в окутавшем меня сиянии истинного Света. Совершенно точно зная, что его не хватит на возвращение, но твердо веря, что лучше помереть в двух шагах от родного дома, чем до самой смерти томиться в плену у сильнейшего демона Преисподней.
* * *
Света, к счастью, хватило. И на то, чтобы вернуться в УННУН. И даже на то, чтобы добраться до собственной комнаты. Но на самом пороге ноги у меня все-таки подкосились, и в нашу с Улькой комнату я не вошла, а ввалилась, предварительно убедившись, что никто не увидит моего позора.
— Хелька! — сидящая за столом баньши, обернувшись на скрип открываемой двери, охнула и подхватилась на ноги. Но, как водится, зацепилась подолом и рухнула на пол вместе с опрокинувшимся стулом, на котором только что сидела.
Грохот раздался такой, что я поневоле поморщилась, а потом мысленно покачала головой. Интересно, кто ее поднимать будет? У меня сил осталось — только на моргание.
Я скептически взглянула на растянувшуюся в двух шагах подругу.
— Привет, Уль… ничего себе не отшибла?
— Не — е-т… — ошалело потрясла головой баньши. Но потом протерла глаза и с воплем: "ХЕЛЬ!" на карачках поползла обниматься.
— Стой! Не надо! — попыталась отпрянуть я, но Улька, налетев с ходу, так стиснула мои ребра, что у меня потемнело в глазах.
— От… пус… ти… ненормальная! — просипела я, тщетно пытаясь спастись от агрессивно настроенной подруги. — Убьешь же… Темный Князь не смог, а ты… у тебя сейчас точно получится…
— Хелька — а-а — а!!! — счастливо завизжала баньши. — А — а-а — а! ТЫ ОПЯТЬ ИЗ ПРЕИСПОДНЕЙ ВЕРНУЛА — А-АСЬ!..
Я сдавленно охнула, но уши зажать было нечем — руки упирались в плоскую Улькину грудь, тщетно пытаясь отодвинуть подальше наше горластое чудовище. А эта блаженная заверещала так, что все стекла и зеркала в комнате опасно задребезжали, грозя вот — вот разлететься на куски.
— Хелька — а-а — а! Наконец-то! — меня звучно чмокнули в обе щеки, одарили сияющим взглядом, а затем опять взвизгнули прямо в ухо: — Ур — р-ра!
— Что такое?! Уль, ты чего орешь… ух ты! — в закрытое окно, все-таки разнеся его на части, вихрем влетело что-то мелкое, сиреневое и возбужденно жужжащее. — Хелька! Неужто и правда живая?!
Я стряхнула с себя осколки, с мученическим видом посмотрела на ринувшегося в нашу сторону Шмуля, надеясь, что он спасет меня от орущей во всю глотку Ульки. Но фей явно понял меня неправильно, потому что, бесцеремонно отпихнув баньши, вцепился в меня с такой силой, что я не выдержала и глухо застонала.
— Боже… за какие грехи?!
— Да ты что?! — гулким эхом отозвался в коридоре радостный рев Васьки. — Марти, ты уверен?!
— Слышишь, Улька визжит? — рассудительно заметил Зырян, и голоса быстро приблизились. — Значит, точно вернулась… Хеля, к вам можно?
— Нет! — хрипло каркнула я, стараясь избавиться от активно душившего меня фея. Но парни не услышали и, как обычно, с ноги распахнули дверь. Та с пронзительным визгом повернулась на плохо смазанных петлях и, снеся с меня неосторожно подставившегося Шмуля, с сочным шмяком впечатала его в стену. Улька, воспользовавшись ситуацией, тут же ринулась обниматься снова, но, поскольку сидела прямо на проходе, то попалась под ноги оборотню, и тот, споткнувшись, растянулся тоже. Разумеется, на мне, потому что я просто не успела уползти с траектории падения грузного Васькиного тела.
— Оу! — прохрипела я, запоздало понимая: вот кто на самом деле желает моей смерти!
— Да! — радостно воскликнул влетевший следом за оборотнем Мартин и ожидаемо распластался прямо поверх него. — Ой! Хеля! Ты тут!
На меня умильно взглянули два огромных голубых глаза, выглядывающие из-под золотистых кудряшек.
— Я так рад тебя видеть!
— Я… то…же… — из последних сил прошептала я, кидая полный муки взгляд на осторожно заглянувшего в комнату оракула. — Зырян, спасай меня!
— И меня! — простонал из-за двери сползший на пол фей.
Зырян, к сожалению, спешить не любил, поэтому радостно подпрыгивающего на спине Васьки ангела снял далеко не сразу. Сперва с любопытством заглянул под образовавшуюся на полу кучу малу. Неделикатно оттащил в сторону что-то невнятно бормочущую себе под нос баньши. Деловито поднял за шкирку ползущего в непонятном направлении и полностью дезориентированного фея. И только заметив мое опасно побагровевшее лицо, наконец, додумался до чего-то важного… но вместо того, чтобы подать руку, наклонился и звучно хлопнул меня по плечу.
— С возвращением, подруга! Мы тебя заждались!
Я уже была готова кого-нибудь убить, но тут у Васьки, наконец, проснулась совесть. Этот бугай с кряхтением приподнялся и, перехватив мой красноречивый взгляд, поспешил выпрямиться. При этом оперевшись широкой ладонью на мой живот и неосторожно от него оттолкнувшись.
Я жалобно выдохнула и уже открыла рот, чтобы высказать все, что я думаю по поводу "горячей" встречи, которая едва меня не добила, но тут подошел Марти и просто поцеловал меня в щеку. После чего все мое возмущение как ветром сдуло, и я, вместо того, чтобы выругаться, лишь устало села и раздраженно поддернула сползающее с плеч, еще дымящееся покрывало.
— Я лучше тут посижу… целее буду. И да — всем привет. Простите, что задержалась.
— Тебя не было пять дней! — с упреком воскликнула баньши, подползая ближе и вцепляясь в мою руку.
— Да, — поддакнул плюхнувшийся по другую сторону от меня Васька. — Хель, где ты пропадала?!
— Мы беспокоились, — тихо подтвердил ангел, а Зырян тяжело вздохнул.
— Прости, что не успели. Мое видение, как всегда, запоздало, и я… то есть, мы… не сразу поняли, что тебя похитили. А когда стало ясно, что Гидес задумал активировать призыв, то помчались туда со всех ног, но застали лишь пепел и гаснущий круг, от которого не было никакого толка.
— Нас допрашивали, — шмыгнула носом Улька. — Всех в универе наизнанку вывернули, кто мог тебя видеть или знал Гидеса лично. А бесы и сейчас под замком сидят — директриса больно разозлилась, что кто-то посмел использовать у нее под носом магию крови.
Я тяжело вздохнула.
— Вы не виноваты. Это я не поняла, что Гидес оказался двоедушником, иначе фиг бы показала ему вторую ипостась… надеюсь, из тех уродов никто не уцелел?
— Можешь не сомневаться, — кровожадно оскалился Васька. — Когда мы пришли, от вампиров остались лишь три горстки праха, а от бесов и того меньше. Только Гидесу повезло — он стоял далеко от эпицентра. Но я так спешил… так спешил, что споткнулся и случайно разнес его обгоревшую голову… так что у бесов больше нет вожака. Да и сами они здорово потеряли в численности. Директриса, говорят, одного живьем заглотила, когда выясняла, что они сделали с перспективной ученицей.
Я против воли фыркнула.
— Да прям… какие у меня могут быть перспективы?
Оборотень радостно осклабился.
— Понятия не имею! Но Жаба отправила старейшине рода Асхар официальное письмо с разъяснениями причины смерти его приемной дочери и горстку праха на опознание. А также слепок с воспоминаний нашего Зыряна, подтверждающий, что вампиры втроем напали на ученика младших курсов, нарушив, тем самым, с дюжину своих и не меньше наших законов. Говорят, старейшина прибудет сюда лично, чтобы провести расследование, но директриса уже во всеуслышание объявила, что смерть Асаки и помогавших ей бесов всецело лежит на совести последних.
Я скривилась.
— Очень умно. Бесам мстить никто не станет — они и так отверженные. Низшая каста, о которую вампиры не станут марать руки. А предъявлять претензии хозяину Гидеса бессмысленно — он уже мертв.
— Но старейшина-то об этом не знает! — брякнул Васька, прямо-таки лучась непонятным удовлетворением. Однако тут же осекся, заметив, что прямо у двери появилось овальное окно телепорта. После чего торопливо отполз под прикрытие стола и уже оттуда шепотом добавил: — Зато, кажется, Ее Пупырчатость узнала о твоем возвращении…
— ХЕЛЬРИАНА АРРЕ НОР ВАЛЛАРЕ! — подтверждая его слова, прошипели из портала. — Немедленно ко мне в кабинет!
Я со стоном закатила глаза.
— Демон! Даже в себя прийти не дадут…
— СЕЙЧАС ЖЕ! — рявкнула госпожа Девелар, и мне ничего не оставалось, как подчиниться.
— Удачи… — прошептала Улька, мудро отползая поближе к оборотню. Мартин лишь ободряюще сжал мою руку, словно говоря, что беды со мной там не случится, Шмуль недовольно пробормотал что-то насчет комаров и вездесущих земноводных, а Зырян с какой-то мрачной торжественностью кивнул.
— Иди, Хель. Я за тобой пригляжу.
Я внимательно посмотрела ему в глаза, ставшие похожими на два бельма, но спросить о причинах столь резкого прогресса с даром не успела — невесть откуда поднявшийся ветер с такой силой наподдал мне пониже спины, что я ласточкой влетела в приглашающе распахнутый портал и, запутавшись в покрывале, едва не растянулась на траве в кабинете директрисы.
Портал тут же схлопнулся, отсекая меня от комнаты в общаге, но я не особенно расстроилась: раз Зырян окунулся в прозрение, значит, ребята узнают все до последнего слова. Причем, в отличие от прошлого раза, оракул вошел в транс почти мгновенно.
Неужто книга — артефакт, наконец, сработала?!
Поддернув скользкое покрывало, я с достоинством выпрямилась и, отыскав глазами свободный пенек, тут же на него уселась, демонстративно выставив вперед голые ноги.
— Звали, госпожа Девелар?
При виде такой наглости у сидящей за столом огромной ящерицы нехорошо сверкнули глаза.
— Х — хельриана — а-а… — прошипела она, буравя меня тяжелым взглядом. — Соблаговолите объяс — снить, что с вами произош — шло? Кажется, мы договорилис — сь, что обо вс — сех проблемах вы будете мне докладывать заранее, НЕ ТАК ЛИ?!
Я сделала честное лицо.
— Видите ли, мадам, я, если вы помните, демоница. А когда демона призывают, обычно это происходит неожиданно и… как бы поточнее сказать… внезапно. То есть, без предупреждения. И, само собой, в самый неподходящий момент. Поэтому, вероятно, имеет смысл задать ваш вопрос тем, кто организовал мой уход из УННУНа. То есть, бесам, которые уже давненько имели на меня зуб, о чем вам, как мне показалось, и без напоминаний прекрасно известно. Заранее прошу прощения, если это не так, и вы все же успели забыть о наших маленьких разногласиях с представителями этой расы, но я никак не предполагала вплоть до момента похищения, что эта помесь врыдлы и гиены вообще до такого до…
— Довольно! — рявкнула Старая Жаба и, протянув лапу, выудила из-под стола тоненькую папку с несколькими вложенными листочками. После чего швырнула ее через весь стол и снова прошипела: — Меня не интересуют ваши семейные дела, пока они не несут угрозу моему заведению и ученикам! Мне все равно, кто из демонов поставил на вас брачную метку! Но мне важно знать, что происходит во вверенном мне учреждении, потому что за каждого из вас, самоуверенных и тщеславных детенышей, я несу ответственность!
Хм. Вообще-то демонические метки ставятся в качестве предупреждения: "Не тронь, это мое". Они могут быть именными или обезличенными, брачными или просто обозначающими, что добыча кому-то принадлежит… увидеть их может любой, кто умеет читать ауры. Но, если верить Асаду, муженек свою метку скрыл, причем я даже догадываюсь, в какой момент это произошло, однако директриса о ней почему-то в курсе. Вероятно, придется сказать спасибо Личиане: магия живых на мертвых не действует, так что уловка мужа здесь не сработала. А умертвие, числясь преподавателем универа, обязано докладывать директрисе обо всяких несуразностях.
Ладно, с этим понятно. Но к чему вдруг Жаба заговорила о семье?
Я настороженно воззрилась на дракониду.
— Простите, я, наверное, ослышалась… перед кем вы несете ответственность?
— Перед собой! — рыкнула Жаба, по — настоящему разозлившись. Да так рыкнула, что в кабинете стены заходили ходуном, а пенек подо мной опасно зашатался. — И перед родителями, оставившими своих непутевых отпрысков на мое попечение!
Я насторожилась еще больше.
— Про каких родителей вы говорите, госпожа Девелар?
— И ПРО ВАШИХ В ТОМ ЧИСЛЕ!
— М — м-м… насколько мне известно, вопрос о поступлении в УННУН не решается на семейных советах…
— Так и есть! — слегка успокоилась Жаба. — Наше заведение принимает детей без предварительного согласования с родителями. Но сообщить родственникам о судьбе их чада… если, конечно, родственники имеются… мы обязаны! Это прописано в законе!
У меня что-то екнуло в груди.
— Простите, у меня, наверное, что-то с памятью… в каком еще законе?
— Общем для всех миров, Хельриана. И обязательном к исполнению даже здесь. Неужели вы думаете, Университету позволили бы существовать, если бы мы не соблюдали определенных условий?
Меня как подушкой по голове шарахнули. Тяжелой такой, с камнями под наволочкой. Мать моя бескрылая! Это что же получается… Жабенция втихаря сливает информацию о нас нашим же родственникам?! А маман меня не искала, потому что все это время ЗНАЛА, где я нахожусь?!
— Успокойтесь! — рыкнула драконида, когда я злобно зашипела и, испортив алый шелк, процапарала отросшими когтями восемь внушительных дорожек на подлокотнике своего "кресла". — Информация о студентах сообщается только двум ближайшим родственникам. Как правило, родителям. Если их нет, то просто — ближайшим. За исключением случаев, когда разглашение информации способно принести ученику больше вреда, чем пользы.
Я утробно заурчала.
— Почему же об этом не с — спросили МЕНЯ, госпожа Девелар?! Почему не поинтересовались, что для меня безопасно, а что нет?!
Ящерица мигнула и холодно велела:
— Не смейте повышать на меня голос, Хельриана! Конкретно о вас нам не пришлось никому сообщать — полгода назад Темная Герцогиня сама отправила сюда запрос. И настоятельно рекомендовала задержать вас в этих стенах до совершеннолетия.
— А почему я узнаю об этом только сейчас?! — ощетинилась я, запоздало почувствовав, как удлинились клыки.
— Таково было пожелание вашего отца.
— Что? — я против воли вздрогнула, а мои зубы вернулись к нормальным размерам.
Госпожа Девелар, не глядя, подтолкнула папку ближе.
— Читайте. Здесь собрано все, что известно о вас и ваших способностях. Если и после этого вы сочтете, что имеет смысл что-то скрывать… скрывайте. Но в таком случае мне придется вас отчислить, поскольку я не имею права рисковать жизнями учеников. Инструкции на этот счет у меня довольно четкие.
Я нахмурилась.
— Что за инструкции?
— Составленные вашими родителями. ОБОИМИ, если вас это интересует, — с нажимом добавила ящерица. — Мы всегда просим у родственников краткую справку по новичкам, чтобы знать, чего от них ожидать.
И вот тогда я окончательно растерялась.
Нет, о том, что отец участвует в моей судьбе, я знала. Как и то, по какой причине нам запрещено видеться: для архангела "темная" дочь — все равно, что клеймо на безупречно чистой репутации. Его бы не поняли на Небе и никогда не приняли в Преисподней. Более того, это могло бы привести к новому витку противостояния между нашими мирами. Однако это не мешало папочке незримо присутствовать в моей жизни и регулярно напоминать, что я не одна.
Стайка разноцветных бабочек, внезапно закружившихся над кроватью… возникшая из пустоты и тут же растаявшая в воздухе записка со словами: "С новым утром, солнышко!"… складывающиеся в хитрую улыбку светлячки, случайно залетевшие в окно… его волшебство всегда было узнаваемым и неизменно несло на себе отпечаток Света. Отец, даром что подло использованный маменькой, никогда обо мне не забывал — отношение к детям у "светлых" намного лучше, чем в Преисподней. Даже если дитя получилось темнее ночи. Но тем более дико было услышать от Старой Жабы, что именно с его подачи меня не только зачислили, но и способны исключить из УННУНа.
Выпростав из-под покрывала руку и открыв папку, я бегло просмотрела сухие строчки отчета. Увы, директриса не солгала — все самое главное она обо мне действительно знала. Кто мать, кто отец… мои врожденные способности к Свету и такая же врожденная предрасположенность к Тьме… вся родословная, начиная с пра — пра — пра… и еще много раз "пра" бабки. Все мои "заслуги" в прошлом. Длинный список посещенных мной учебных заведений и причины, по которым я их преждевременно покинула. Моя успеваемость в универе. Даже замужество, хотя и с более поздней датой — ну точно, Личиана сдала!
Видимо, Жаба сама дополняла полученные сведения, по мере необходимости. О благословениях и проклятиях там, к счастью, не было ни слова, но имеющаяся в конце приписка, выведенная твердой рукой маменьки, повергла меня в шок:
"Умна. Расчетлива. Осторожна. Уровень силы как суккубы — низкий. Опыт реального применения — отсутствует. Обучение — не завершено. Уровень угрозы для разумных "светлых" до достижения совершеннолетия — средний. Уровень угрозы для разумных "темных" — незначительный"…
Твоими стараниями, мамочка!
"Ожидаемый уровень после совершеннолетия — предположительно, очень высокий. При угрозе жизни — ее или кого-то из учеников по ее вине — незамедлительно отправить в Преисподнюю обоих!"
И чуть ниже каллиграфическим подчерком было добавлено:
"Отправить максимально бережно и осторожно. Желательно, с привлечением чистокровных сущностей — у девочки с одинаковой вероятностью возможен спонтанный выброс сил как Света, так и Тьмы".
Безошибочно узнав почерк, я ошеломленно моргнула: отец!
— Просьба архангела Валлара о принятии вас в УННУН была рассмотрена положительно, — сухо сообщила госпожа Девелар. — Небо посчитало, что университет обеспечит вам необходимую защиту и научит управлять обеими своими ипостасями. Ваша мать узнала о зачислении позже. И совершенно без нашего участия.
— Представляю, как она взбесилась, — растерянно пробормотала я, раз за разом перечитывая вторую приписку. — Особенно, если выяснила, что именно отец помог мне сюда попасть и почти полтора года молчал о том, где я нахожусь. Надеюсь, он еще жив?
Жаба отвернулась.
— Реакция вашей матери на зачисление мне неизвестна. Но сведений о гибели архангела Валлара к нам не поступало. О замужестве ваши родители тоже пока не знают… и не узнают без вашего на то согласия. Разглашать подробности личной жизни студентов меня никто не уполномочивал. Вы приняли решение, Хельриана?
Я, поколебавшись, кивнула.
— Да, госпожа Девелар.
— Что вы можете рассказать о своем похищении?
Я уселась поудобнее и деловито осведомилась:
— Что именно вас интересует?