Вращается Земля. Бегут дни. А Мара по-прежнему живёт в Нижнем Мире.

На смену жаре и духоте приходит дождь. Он льёт и льёт, день и ночь, как будто где-то в небесах прорвало трубу. Капли колотят в ажурные переходы Нью-Мунго, наполняя воздух мелодичным звоном, в который вплетаются шорохи и призрачный шёпот вертящихся в вышине воздуховодов.

Птицы летят на юг. Мара видит их сквозь переплетения туннелей и вспоминает выстроившиеся клином стаи, пролетавшие в это время года над её родным островом. Птицы свободны, она — нет. Как же ей хочется вырваться из этого угасающего Нижнего Мира и найти себе дом в мире настоящем, недоступном водам океана! Но где он, этот мир, и как туда попасть?

Время течет незаметно. Сумрачный день заполнен привычными заботами — постройкой гнёзд, сбором плодов, приготовлением еды. Пока в голове крутятся мысли о будущем, руки заняты сиюминутными делами. Мара учится отличать съедобные грибы и коренья от несъедобных, запоминает душистые листья и травы, которыми нужно натирать кожу, чтобы отогнать мух и комаров, разносящих болезни. Она строит собственное гнездо, помогает Бруми-ло искать неясный ароматный мох, который та использует вместо пелёнок для Клэйслэпса, и собирать сладкие орехи, которые Бруми-ло перетирает в маслянистую кашицу — малыш очень любить слизывать эту кашицу с её пальцев. Молиндайнар учит Мару готовить лекарства из сока деревьев и варить травяные настои, а с Айброксом, ответственным за костёр, девочка ходит собирать хворост. По вечерам Мара помогает ловить светляков для фонариков, которые висят в каждом гнезде, наполняя кроны деревьев слабым трепещущим светом.

Ночи теперь долгие и тёмные. Древогнёзды коротают их, распевая песни, читая стихи и рассказывая всякие истории. Сидя у костра, Мара слушает сказку, одновременно пытаясь смастерить себе новую пару ботинок из кучи старых, которые волны приносят из погибшего города и выбрасывают на берег Голубиного Холма. Её собственные башмаки совсем прохудились. Покончив с ботинками, она забирается в свое гнездо, глядит на сияющий под водой город и слушает очередную историю. Клайд рассказывает о том, как он ухитрился родиться прямо на дереве во время ужасной весенней бури. Бруми-ло — о том, как давным-давно, однажды ночью, пропали её отец и брат, а вскоре от горя умерла и мать. Горбалс рассказывает, как на грядке с овощами выросли гиблые ядовитые грибы, отравившие почву, — из-за них поумирало множество древогнёздов, и он, Горбалс, остался сиротой. Жизнь древогнёздов полна горестей и бед, но они не падают духом и всячески поддерживают Мару. И это помогает ей справляться с собственным горем.

В конце каждого погожего дня выпадает недолгое время, когда солнце уже минует небесные туннели, но ещё не доходит до городской стены. Время солнца, называют его древогнёзды. Мара вместе со всеми усаживается на мягком, покрытом мхом склоне Голубиного Холма и ловит последние янтарные лучи уходящего солнца. В золотистом вечернем свете лица древогнёздов кажутся чуть менее бледными, а круглые совиные глаза щурятся. Они весело бродят по холму, пьют медвяный сидр и радуются каждой солнечной минуте, которую дарит им этот странный и печальный мир.

Этот свет, с трудом пробивающийся через хитросплетенье туннелей, — единственное напоминание о свободе, думает Мара.

Когда она не занята хозяйственными делами, то отлавливает в воде проплывающие мимо книги; бережно высушивает их, перекладывая страницы плоскими камнями, а потом читает у себя в гнезде при мерцающем свете светлякового фонарика. И всё думает, думает, прикидывает то так, то этак, пытаясь сообразить, как же отсюда выбраться, как отыскать дорогу из этого погибающего мира в мир будущего.

Что самое удивительное — Маре действительно хочется, чтобы у неё было будущее. Горе её после смерти родителей и братишки было таким сильным, что она быстро научилась не думать о случившемся, — эта душевная рана так болит и кровоточит, что к ней невозможно прикоснуться. Кроме того, девочку постоянно мучают приступы вины: ведь это она притащила родных к гиблым стенам Нью-Мунго. И всё же, несмотря ни на что, Мара больше не хочет умереть.

Она со страхом думает о судьбе Роуэна и остальных беженцев, но прекрасно понимает: даже если ей удастся выбраться наружу, то обратно в Нижний Мир, да ещё всем вместе, им уже не пробиться. И потом, Нижний Мир — это не решение проблемы. Древогнёзды и сами с беспокойством следят за тем, как медленно, но неуклонно поднимается уровень воды вокруг их острова. Но ничего не предпринимают. Они ждут действий от Мары, твердо уверенные, что она их спасёт. С одной стороны, это её пугает и раздражает, но, с другой, придаёт какой-то смысл её существованию. Она отчаянно надеется, что друзья в лодочном лагере сумеют продержаться до тех пор, пока она не придумает, как им помочь. Лишь бы только они ещё были живы!

Ради всех них она должна что-то придумать. И как можно скорее.

Айброкс разжигает утренний костёр, посыпая вчерашние угли свежими сосновыми иголками. Рассвет только-только занялся, а Мара уже вылезает из своего гнезда. Она почти всю ночь проворочалась без сна, думая. Её взволновала одна мысль, которую она вычитала в обрывке выловленной из воды книжки. А вдруг эта мысль поможет разрешить их проблему? Пока, правда, не понятно, как…

Вдыхая свежий аромат горящих сосновых иголок, Мара решает, что надо отыскать недостающие страницы. Может быть, там найдутся ответы на её вопросы. Ей нужно столько всего узнать, столько всего… Конечно, можно порыскать по Сети, но найти там что-нибудь — всё равно, что отыскать иголку в миллионах стогов сена.

Там можно бродить до бесконечности, а у неё слишком мало времени. Может, среди настоящих развалин искать будет легче, чем среди обломков Сети?

— Эти крысоеды и дерево из себя выведут! — взрывается Айброкс. Дикая девчонка, выскочив из-за деревьев, на бегу выхватывает из огня уже занявшееся полено, отчего умело сложенный костерок разваливается. А девчонка вместе со своей драгоценной добычей мчится вверх по холму, в сторону разрушенного здания.

Мара фыркает. Водяная шпана тащит всё, что попадётся им под руку, даже огонь.

— Не огорчайся, Айброкс. Кому-нибудь нужна моя помощь? — Она зевает, помахивая погремушкой из осколков цветного стекла, чтобы отвлечь Клэйслэпса, пока Бруми-ло крепко-накрепко привязывает к ветке его качающуюся люльку.

— Можешь помочь мне принести дождевую воду из ванной, — кричит через плечо Партик. — Бери ведро. Поссил и Поллок ушли на охоту с ночёвкой, и мне, бедному старику, придется тащиться туда одному.

— А потом можешь вскипятить воду и приготовить чай, — улыбается Молиндайнар, протягивая Маре пучок душистых трав.

— И подоить коз, — кричит Спрингберн, подгоняя стадо.

— А еще надо успеть собрать из-под кур яйца до того, как проснётся Горбалс. А то он вылезет из гнезда и все их подавит своими неуклюжими ножищами, — хихикает юный пухлощёкий Клайд.

— А потом нужно сделать яичницу, — вставляет Тронгейт.

— А я хочу гоголь-моголь, — капризно возражает Гэллоугейт, вывешивая на колючий можжевеловый куст только что выстиранный пластиковый пакет.

— Варёные, — сонно бормочет Горбалс, высовываясь из гнезда и встряхивая одеяло, сшитое из кусочков мха.

— А ты что хочешь, Кэндлриггс? — спрашивает Тронгейт. — Решай ты. Яичница, вареные яйца, гоголь-моголь…

— Тишины! — отвечает Кэндлриггс, спускаясь на землю. — Утром я больше всего хочу тишины и покоя. Прекратите этот гвалт!

— Мара останется здесь и покачает малыша, — улыбается Бруми-ло. — Она сама ещё не до конца проснулась.

Древогнёзды давно уже не относятся к Маре как к ангелу, сошедшему на землю.

— Ему нравится «На верхушке дерева…», — говорит Мара. — Моя мама пела это и мне, и братишке:

Мара поёт и качает люльку. А где-то высоко над ними ветер качает башни Нью-Мунго.

— Пожалуйста, не пой больше! — восклицает Бруми-ло. — Это ужасная песня!

Мара вздрагивает от удивления, и тут только до неё доходит жестокий смысл песенки. Как страшно должна звучать эта колыбельная для древогнёздов!

— Крысёныш явился, — говорит Бруми-ло. Ради Мары она старается скрывать своё отвращение и больше не называет Винга крысоедом. Теперь она зовет его крысёнышем, хотя Мара уверяет, что он больше похож на птичку. Но, в любом случае, Бруми-ло по-прежнему не желает, чтобы он крутился поблизости от её малыша.

Потихоньку от других Мара протягивает Вингу печеную картофелину. Ещё она приберегла для него горсть яркого мусора, который он так любит, — блестящие крышечки от бутылок и кусочки цветного стекла. Винг получит их если отвезёт ее на плоту туда, куда древогнёзды отказываются ходить наотрез. Мара могла бы добраться до этого страшного места и самостоятельно, но все-таки лучше с кем-нибудь. А раз древогнёзды отпадают, остаётся только Винг.

Мара уже привыкла к тому, что Винг приходит и уходит когда заблагорассудится, а иногда и вовсе пропадает по нескольку дней, исследуя Нижний Мир вместе с другой водяной шпаной. Как она ни пытается, ей всё никак не удаётся приручить его настолько, чтобы относиться к нему как к младшему брату. Винг — дикарь. Он делает то, что хочет. Мара пытается приласкать его, научить новым словам, но он ясно дает понять, что ему это не нужно. Правда, он отзывается на своё имя и по-своему привязан к Маре; во всяком случае, ему нравится получать от неё подарки и угощение.

Этим утром он, совершенно неожиданно, тоже принёс ей подарок — целую охапку съедобных ракушек. Мара берёт их с радостью; она любит моллюсков. Если их поджарить, будет очень вкусно.

— Нет! — Бруми-ло выхватывает ракушки из Мариных рук и брезгливо отбрасывает их в сторону. — Не трогай! Это гиблая еда.

Мара с тоской смотрит на рассыпанное по земле лакомство.

— Я не позволю тебе их есть, — решительно заявляет Бруми-ло.

Заметив страх на лице девушки, Мара опускает руки.

— Винг же ест, и ничего…

— Он грязный крысоед, — сердится Бруми-ло. — А ты можешь умереть.

Бессмысленно спорить с ней из-за водяной шпаны. Мара наблюдает, как Винг жадно вгрызается в картофелину, время от времени подкидывая кусочек-другой своему воробью. Дождавшись, когда он съест всё до последней крошки и оближет перепачканные в золе пальцы, она подзывает его к себе.

— Хочешь? — Мара показывает на кучку яркого мусора.

Винг восторженно щебечет и тянется к блестящей стекляшке, но Мара перехватывает его руку:

— Не сейчас. Сначала отвези меня вон туда.

Она показывает на шляпу волшебника, величественно выступающую из туманных вод.

— Нет, Мара!

— Пожалуйста, Бруми-ло, перестань всё время говорить мне «нет», — досадливо вздыхает Мара. — Я же не Клэйслэпс.

— Но Кэндлриггс считает, что это очень опасное место, полное всяких нехороших гиблых вещей.

— Вполне возможно. Но ещё там есть книги. Ты сама рассказывала, что они приплывают оттуда, а мне они очень нужны. Я тут кое-что нашла. — Мара демонстрирует Бруми-ло потрёпанные странички. — И это навело меня на одну потрясающую мысль, которая может нам всем помочь. Но мне нужно узнать больше, мне мало нескольких страниц. И вообще, — она с трудом сдерживает лукавую улыбку, — ведь Тэнью, Лицо на Камне, держит на коленях книгу. Может быть, это тоже часть Предсказания.

Сама Мара в это не верит, но будет неплохо, если в это поверит Бруми-ло. Девушка переводит испуганные глаза с Мары на высокий чёрный шпиль.

— Будь осторожна, — шепчет она.

Вблизи здание действительно подавляет.

Что-то в нём есть яростное, неукротимое, как будто его строили в безумном порыве, не останавливаясь, без отдыха. Мара как зачарованная разглядывает каменную резьбу, украшенные каменным кружевом окна, башни и башенки, увенчанные золочёными флюгерами — их острые верхушки кажутся морем копий, устремлённых на закованное туннелями небо.

Стремительно проплывает низкая туча, полностью скрывая от глаз Нью-Мунго. Она мчится так быстро, что девочке кажется, будто шляпа сдвинулась с места; что поплыла она, а вовсе не туча, унося вместе с собой и её, Мару. Но ветер уносит тучу прочь, и над головой снова возникает небесный город; его воздуховоды, как всегда, вращаются на ветру. А Мара по-прежнему находится в Нижнем Мире.

Мара подводит плот к арке, ведущей в обширную центральную башню, увенчанную высоким шпилем, и заплывает в тёмный каменный лес. Сразу же становится слышно, как хлюпает и всхлипывает море, словно суп переполненное плавающими книгами. Эхо этих звуков пробегает по сотам каменного кружева, отражается от колонн, арок, сводчатых потолков, таких низких, что Маре приходится лечь, чтобы не стукнуться головой. Винг помогает ей грести. Внезапно он останавливается и ныряет в тёмную воду, а через секунду выныривает с чем-то белым и светящимся в руках. Мара с содроганием видит, что это дохлая рыба, от которой исходит гиблое сияние. Но, когда они заплывают глубже в темноту, Мара даже рада этому мертвенному свету.

Интересно, что было здесь раньше, думает Мара, пытаясь сквозь многометровую толщу воды разглядеть каменный пол, по которому когда-то ходили люди. Что они здесь делали?

Наконец плот упирается в стену, и Винг стучит металлическим веслом по камню до тех пор, пока звук не меняется. Тогда он начинает лупить что есть силы, и Мара, вглядевшись, понимает, что он пытается пробить деревянную дверь.

— У нас ничего не получится, — говорит она. — Дверь слишком крепкая.

Но она ошибается. Размокшее гнилое дерево легко крошится. Мара голыми руками отрывает здоровую деревяшку и вместе с Вингом колотит по двери до тех пор, пока не пробивает в ней довольно большую дыру. Плот через неё, конечно, не пролезет, поэтому Мара привязывает его к колонне верёвкой, сплетённой из пластиковых пакетов, соскальзывает в воду и, проплыв в отверстие, тут же натыкается на что-то каменное — у нее под ногами широкие ступени. Мара вылезает из воды и вместе с Вингом, следующим за ней по пятам, идёт вверх по лестнице, затем через просторный зал и наконец оказывается перед высокой дверью.

— Винг, — она хватает мальчишку за руку, неожиданно пугаясь того, что может оказаться за этой дверью. Глубоко вздохнув, Мара толкает дверь, и та с недовольным скрипом растворяется.

Перед ней зал — огромный и пустой.

Может, они были гигантами, люди, которые это построили?!

И это лишь первый зал в череде многих: в следующем на каменных колоннах, капители которые теряются в непроглядной темноте, вырезаны золотом имена, а рядом стоят какие-то значки. Нотный ключ сопутствует именам Бетховена, Вагнера и Моцарта. Музыканты, догадывается Мара. Рядом с именами Микеланджело, Сезанна, Ван Гога и многими другими изображена кисть: эти, видать, были художниками. Ручки и бумажные свитки для писателей и поэтов; короны — для королей и королев. А ещё есть множество имен, рядом с которыми стоят лишь умопомрачительно древние даты. Чем занимались эти люди, давно забыто, остались лишь имена высеченные в камне…

Высоко на стенах висят портреты людей, чьи имена написаны на колоннах. Мара на ходу разглядывает мёртвые лица.

В следующем зале на колоннах появляются новые значки: булка, в память о булочниках; шляпа — для шляпников; шерсть — для вязальщиков; ткань — для портных; растения — для садовников; кирпичи — для строителей. Имен здесь нет.

Потом Мара заходит в зал, уставленный стеклянными коробками. В каждой лежит множество разных предметов — всё, что сделано человеческими руками. Неожиданно Мару осеняет: в этих залах хранятся имена тех людей, чьи мечты и стремления привели человечество от деревянных дубинок к космическим телескопам, от костяных ножей к ружьям, от выпечки булок к строительству соборов, от горшечного дела к музыкальным инструментам и живописи, от деревянных расчесок к компасам и термометрам, а потом и к компьютерам и киберпространству. И в конце концов к небесным городам.

Перед Марой развёртывается история человеческих мечтаний.

Внезапно девочка понимает, что забавные выдумки древогнёздов сродни гениальным изобретениям людей прошлого, благодаря которым был создан Новый Мир. Пытливый и неугомонный человеческий ум заставляет водяную шпану сооружать лодки из обломков и всевозможного мусора, а жителей Винга искать топливо на торфяных болотах, разводить овец и вязать одежду из их шерсти, строить дома из камней. Тот же пытливый ум научил Мару путешествовать в киберпространстве на крыльях солнечной энергии.

Её раздумья прерывает звон стекла.

— Винг!

Мальчишка появляется перед ней, сжимая в окровавленной руке кинжал и куклу. Тут его внимание привлекает что-то ещё. Кинжалом он разбивает большой стеклянный ящик и вытягивает оттуда рыбачью сеть. Кинув куклу в сеть, Винг осматривается, соображая, что бы еще стащить.

— Нельзя! — строго говорит ему Мара.

Хотя, с другой стороны, почему бы и нет? Какое это теперь имеет значение? Кто будет смотреть на эти забытые мечты? Вся история человечества покоится на морском дне, на поверхности остался только этот зал. Но скоро море поднимется ещё выше, и он тоже скроется под водой. Пусть Винг берёт что хочет.

Тут Мара замечает небольшой предмет в отдельном стеклянном ящичке. Прочитав надпись на табличке, она разбивает стекло веслом и достает то, что старше самой Земли, — метеорит, крошечный кусочек Вселенной.

Винг тут же подбегает посмотреть, но при виде маленького чёрного камушка разочарованно фыркает. Его гораздо больше привлекает фигура первобытного человека в натуральную величину.

Пройдя все залы, Мара оказывается в коридоре, полном дверей. Куда теперь? Где-то в этом лабиринте залов и коридоров должна быть комната с книгами, но где?

Каждая дверь ведёт в комнату с другими дверьми. Наконец Мара натыкается на крошечную дверцу, утопленную в низкой сводчатой нише, и сразу же вспоминает девиз, которым руководствовалась во время своих путешествий по Сети: Если сомневаешься, куда идти, иди туда, где кажется интересней.

А это очень интересная дверца! Протиснувшись в неё, Мара спотыкается о нижнюю ступеньку крутой винтовой лестницы. Она начинает подниматься — виток, ещё один, ещё. Кажется, что лестница никогда не кончится.

Поднявшись по тысяче ступенек, тяжело дыша, на подгибающихся ногах, она наконец выползает наружу. И оказывается в изрядно покорёженной бурями комнате, уставленной стеллажами с книгами. На полу валяются кучи, целые горы книг! В жизни Мара не видела такого количества книг одновременно.

Если бы Роуэн мог это видеть!

За первой комнатой следуют другие — квадратные и круглые, соединённые между собой дверями, все как одна доверху набитые книгами. И везде Мару встречает мёртвая тишина. Иногда ей мерещится звук зевка и глухое покашливание, далекие шаги или шорох переворачиваемой страницы. Но это только чудится — здесь живут лишь птицы, свившие себе гнёзда среди книг. Повсюду валяются их перья и помет.

Не выдержав, Мара плюхается на высокую книжную гору. Ветер раскидал книги по комнате, разметал во все стороны пожелтевшие страницы. У Мары голова идет кругом. Ей и невдомёк было, что на свете так много книг. Однажды в одной из башен Сети она наткнулась на тексты всех книг, которые когда-либо были написаны. Книги эти были похожи на крошечные, раскручивающиеся перед глазами свитки. При желании она могла перекинуть любой текст к себе на кибервиз и прочитать дома на досуге. Но ей это и в голову не пришло — тексты показались такими скучными! Едва бросив взгляд на книжный сайт, она тут же отправилась дальше.

Всё это — горы книг, полных умных мыслей и историй — в киберпространстве почти не занимало места. А сколько ещё книг существовало в других частях погибшего мира? Сколько фантазий и выдумок… тысячи жизней не хватит, чтобы прочесть всё.

Мара берёт первую попавшуюся книжку и садится у окна. Как найти то, что нужно, среди этих завалов? Откинувшись на спинку стула, девочка с интересом рассматривает выбранную книгу. Она очень тяжёлая, а уголки страниц позолочены — наверное, внутри заключены ценные сведения. От книги пахнет пылью, деревом и кожей. Мара проводит пальцем по выпуклым узорам, выдавленным на обложке. Она открывает книгу — желтоватая бумага покрыта словами. Рассказ течёт спокойно и неторопливо, он затягивает и увлекает… и Маре хочется читать ещё и ещё.

Слова складываются в картины. Но читать некогда, надо продолжать поиски. Мара неуверенно откладывает книгу и развязывает пластиковый пакет, который обмотала вокруг пояса. Внутри — ещё в одном пакете, который должен уберечь своё драгоценное содержимое от влаги, лежат обрывки той самой книги, которая навела её на важную мысль.

Дальше ничего не разобрать. Нижняя часть страницы порвана и размыта водой. Можно ещё прочесть отдельные предложения про какие-то возвратные дары и великий потоп, который был давным-давно, но Мару взволновали именно строки про атапасков — уж очень они ей напомнили древогнёздов. А вдруг далеко на севере планеты ещё остались горы и леса?! Тэйн ведь искал на карте горные районы, населённые людьми. Но он сказал, что все они находятся слишком далеко от Винга, и на рыбачьих лодках туда не добраться. Но Тэйн искал на юге. Почему же ни он, ни остальные не пробовали искать на севере, в Арктике?

Неожиданно Мара вспоминает, как на общем собрании в церкви молодой рыбак Джеми, который потом правил лодкой, где сидели её родители, заикнулся было об Арктике. Но старые рыбаки подняли его на смех, сказав, что Арктика превратилась в кашу из растаявшего льда и жить там невозможно. А потом Мара рассказала про Нью-Мунго, и про север все позабыли.

Мара обхватывает голову руками. Что, если Джеми был прав? Что, если единственный уцелевший кусок суши, до которого они могут добраться, действительно находиться на макушке мира?

Она должна это выяснить. И ответ спрятан здесь, среди этих книжных гор.