34
– Они уже там! Смотрите! Дларма тогхирр!
Проклятый истерик. Я остановил коней, спрыгнул и приблизился к обрыву. Пропасть зевнула мне в лицо. Далеко внизу, в сизом мареве размытым пятнышком темнела Таргала, дорога устремлялась от нее вверх извилистой лентой. По этой ленте, будто крохотные паучки, упорно полз отряд смертоносца. Он достигли последней деревушки овцеводов и не собирались останавливаться. Я вынул подзорную трубу и попытался сосчитать, сколько с полудемоном людей. О да, теперь их было куда меньше! Но все же достаточно, чтобы закусать нас до смерти. И двигались они быстро. Пугающе быстро. Кибитки остались в Таргале, Правдивые Маги пересели на лошадей за спины подельников Фрея. Сам альбинос ехал в середине процессии, выделяясь светлой шевелюрой. Мне захотелось бросить в него камнем.
Верные псы полудемона, теперь целых два, все так же сопровождали нас на подъеме. Высота не вредила гшаанам, а проклятый дождь все не шел.
Был яркий солнечный полдень, золотые лучи натерли скальные грани до блеска, выше огромные снежные вершины заслоняли небо, над ними курилась белая хмарь. А мы только-только доковыляли до середины перевала. Дорога уже миновала высокогорные пастбища, и теперь взбиралась по боку седловины, закладывая петли и виражи, способные вызвать дурноту у городского человека. Пятна зелени попадались все реже, сменяясь бурыми лишайниками, из склонов выпирали облизанные ветрами камни, похожие на статуи фантастических зверей. Но настоящих каменных осыпей не было на всем протяжении подъема, и мы не могли устроить обвал, чтобы загромоздить Фрею путь.
Я поскреб между лопатками, отпустил крепкое словцо, затем вновь поднес окуляр к глазу. Что за… Из Таргалы на перевал выехал еще отряд. Конники. Числом около тридцати. Подмога Фрею, или это те самые сподвижники, которым указывали путь мои эльфы? Слишком далеко, лиц не видно, но лучи солнца отблескивают на броне. Ай-ай, Фатик, лови подсказку: сподвижники эльфов вряд ли будут разъезжать по чужой стране, светя доспехами… Керрит? Я покатал в уме возможность сдачи бойкому капитану. Чушь: Харашта теперь под рукой Империи, и капитан исполняет приказы людей Вортигена.
Яханный фонарь!
Я влез на козлы и хлестнул измотанных лошадей. Сам я был измотан ничуть не меньше, усталость накатывала, уже и чай не помогал. Альбо и Скареди сидели в повозке, сейчас было их время отдыхать, остальных я выгнал размяться. Эльфы гордо шествовали впереди, ярдах в десяти от конских морд. На них были короткие, до колен, балахонистые накидки цвета старой меди. По виду и не скажешь, что эльфийские – ни тебе бахромы, ни золотого шитья. Такие же накидки получила вся команда, кроме Олника – хотя он в любом случае ее бы не взял, сами понимаете, почему. Накидки были легкие и теплые, на ощупь – словно из шелка, с какой-то тончайшей прослойкой внутри. Пух с крыльев ангела, не иначе. Моя оказалась великовата. Не знаю, на какого варвара-героя они рассчитывали, готовясь в дорогу. Может, на помесь человека и тролля с головой, звенящей от пустоты. Но, в любом случае, накидки были лучше бараньих полушубков, которыми я думал запастись в деревнях. В результате мы купили один полушубок – для гнома, и две попоны для лошадей.
За все время подъема мы не встретили путников, купцов, паломников в Огрову Пустошь или хотя бы бродяг. Воистину, для Синдиката Харашты настали трудные времена.
Внебрачный сын чурбана и дубины, по которому плакал терновый куст, ехал позади всех, часто спешивался, глядел вниз и потчевал нас дурными новостями. Теперь уже не только мне, но и всем хотелось его прирезать.
– Фатик, они подгоняют коней! Брутально, ядрена вошь! – этот, с позволения сказать, гном, беспардонно украл словечки Крессинды.
Я чуть не крикнул Олнику, чтобы он заткнулся. Вместо меня это сделала Крессинда.
Сколдинг Фрей, похоже, не жалел ни коней, ни людей, ни себя. А мы все еще были на самых крутых участках подъема, здесь нельзя было пустить коней вскачь, даже на обычном шаге от неровностей и выбоин дороги нас трясло, как в маслобойке, и это не говоря уже о том, что на рысях было невозможно вписаться в поворот без риска запустить фургон в недолгий полет.
Но я надеялся на лучшее. Мы, все-таки, здорово обогнали Фрея благодаря моим уловкам.
Скареди что-то пробубнил, зазвенел доспехами. Утром он предлагал, если дело примет скверный оборот, дать бой у дорожного поворота, перекрыв его фургоном, в который бы мы накидали для устойчивости камней. Дескать, крутые склоны не позволят зажать нас с флангов, а баррикада послужит защитой от магии Фрея и стрел.
– Это смерть, – просто ответила Виджи. – Если Фрей подберется к нам близко, он откроет вартекс за нашими спинами и вытащит тварей, которые нас уничтожат.
Насчет тварей я не стал уточнять. Виджи как-то сказала, что присные Вортигена способны призывать демонов, или то, что мы привыкли понимать под демонами – существ другого мира, который эльфы называли Агон. Короче, нам оставалось ехать вперед и молиться, чтобы мы успели пересечь Дул-Меркарин. Ну а на той стороне… Пока мы взбирались на перевал, я рассказал всем, что мы сделаем на той стороне, и распределил роли в пьесе. Возражений не последовало. Ну да, мы же не собирались никого убивать.
Мы продолжали двигаться. Я жевал чай, морщась от горечи. Минуло еще два часа.
– Фатик! – Отбросив полог, Виджи протянула мне на ладони три узких зеленых листа на вишневых черешках.
Листья арцеллы. Эльфийское, мать его, чудо. Я уже говорил вам, что ни разу его не пробовал.
– Съешьте это.
– Поможет?
– Это придаст вам сил.
Ну я и съел.
Никакого удовольствия: так, наверное, чувствуют себя коровы, пережевывая кисловатую траву.
Вместо прилива бодрости мне захотелось замычать.
Еще час беспрерывного движения… Кони начали сбиваться с шага.
Тут гном крикнул, что его осел больше не слушает шенкелей и вконец охренел. Я скрипнул зубами и остановил колымагу.
– Что значит "охренел"?
– Охромел, Фатик! Он охромел и не хочет идти.
– Болван! Так брось его и топай пешком!
– Жа-а-алка…
Мои ругательства упредила Крессинда, так нагнув бедного гнома, что тот захныкал и взмолился:
– Погодите, постойте, я с осликом попрощаюсь!
Я зарычал, спрыгнул с козел и двинулся к Олнику с намерением дать ему затрещину. Он поднял голову и уставился на меня квадратными глазами.
– Фатик! Ой мама!
– Что еще?
– У тебя лицо… в пятнах!
– Брось заливать.
– Мастер Фатик, он правду говорит, – прогудела Крессинда. – Ваша ро… лицо у вас пятнами пошло!
– У меня так было, когда я клубники перекушал, – заметил Олник, снимая с ишачонка пожитки. – А братец мой, Олник-первый, так он вообще весь побурел и задыхаться начал. Оказалось, правда, он вместе с клубникой пуговицу проглотил. Спасли. А то ведь думали – помрет.
Тут-то я и почувствовал, что мне отчаянно хочется почесаться сразу в нескольких местах.
Ах ты ж гребаный ты нахрен! Арцелла!
У меня, Фатика Мегарона Джарси по прозвищу Бешеный Топор, варвара, бывавшего в сотне переделок, легко пробивающего лбом кирпичную стену, возникла аллергия на волшебный лист эльфов!
С другой стороны, честное слово – бодрости она мне придала. Спать и хандрить, когда у тебя чешется там и тут, не получится, хоть ты тресни.
Покраснею и буду чесаться: гороскоп Альбо не солгал.
Так я и поехал вперед: красный и с зудящей кожей, иногда привставая на козлах, чтобы почесать задницу.
В отместку я выгнал эльфов из фургона: пусть искупают вину! Насчет арцеллы долго пояснять не пришлось, еще хорошо, что я не сорвался на крик. Сам виноват: сожрал то, что жрать не следовало. Но ушки Виджи мучительно покраснели. Ну… тоже хорошо. Надеюсь, ее вина искупит часть моих грехов – ну, хотя бы обман жителей Таргалы.
Эльфийка шла рядом с передком фургона. Принц топал с другой стороны, поглядывая в пропасть. Может, раздумывал, не сигануть ли.
Внезапно я заметил, что добрая фея плетет пальцами обеих рук, будто свивая заклятие. Но вот вопрос: будет ли от него толк против Фрея и дюжины магов? И против тех, кого призовет полудемон?
Она несколько раз оглянулась, окидывая меня сосредоточенным взглядом. Будто мерку снимала. Для костюма, или… Я выругался про себя. Она что-то задумала. Великая Торба, снова эта эльфийская загадочность и самоуправство. Я передал вожжи Альбо и спрыгнул на дорогу.
– Осмелюсь спросить, что вы хотите сделать?
Она покосилась на меня, безмолвно шевеля губами.
– Виджи!
Она промолчала, тонкие губы продолжали шевелиться.
– Добрая фея!
И это не сработало. Принц глянул на меня в пол оборота, и на его треугольном, вечно брюзгливом лице проступила усмешка.
И вдруг Виджи вздохнула, как маленькая девочка, нарядившая куклу. Этакое детское "Ой", полное скрытого удовольствия от проделанной работы.
– Фатик, мне нужна ваша помощь.
Гм? Откуда этот мягкий тон?
– Да?
– Подскажите мне самый непристойный человеческий оборот, которым мужчина может оскорбить мужчину.
Я мысленно спросил себя, не сошла ли эльфийская ведьма с ума.
– Самое непристойное, Виджи?
– Да.
– Вы уверены, что готовы его услышать?
– Говорите же, Фатик!
Ну я и сказал.
Она ахнула, приложив пальцы к губам. Потом на ее лице отразилось омерзение вселенского масштаба.
– Неужели ваши мужчины… – она не договорила.
Я пожал плечами: эльфы, эльфы, черт их дери! Да какие же у них порядки в этом Витриуме? И есть ли у них вообще секс?
– Ну, если кто-то согрешит подобным, он, считай, перестает быть мужчиной. – Я почесал в затылке. – За исключением тех случаев, когда оно врожденное, но это отдельный разговор. Ну а для нормальных мужчин – это оскорбление, конечно.
Она кивнула, будто заучивала урок. Как же много неприятных открытий доставил ей мир людишек!
– Я сплела вашего фантома, Фатик.
Я почувствовал себя дураком.
– Э-э… Моего – что?
– Двойника. Ваше полное магическое подобие. Он неотличим от вас, непрозрачен и умеет говорить вашим голосом. Сейчас я оставлю его здесь, посреди дороги. Он станет ловушкой для Фрея.
Я протяжно вздохнул.
– Он его прилюдно оскорбит?
– Разумеется. И попытается вызвать на поединок.
– А вы уверены, что наш приятель не раскусит трюк?
Она покачала головой.
– Люди не владеют магией фантома, это умеем только мы, эльфы. Ни смертоносец, ни маги Харашты не смогут отличить подделку от вас-Настоящего. Фрей подумает, что вы решили пожертвовать собой. Он очень хочет вас убить. Убить лично.
– Однажды он уже попытался и я ему навалял.
– Именно поэтому я надеюсь, что теперь он использует против вас заклятие. Что-то особенно сильное…
– Что мгновенно его обессилит.
Она кивнула.
– А воплощение фантома обессилит вас. – Настал мой черед качать головой. – Нет, Виджи. Я запрещаю вам это делать. Приберегите ваши силы до моста. Я, честно, не знаю, сколько там солдат. Возможно, вам придется нам помочь. Пока я буду заговаривать им зубы, вы… Помните, о чем я говорил утром?
Кивок.
– Да, я смогу усыпить нескольких человек.
– Главное – приспите командиров. А фантом… Если мы увидим, что дело оборачивается круто, тогда… Вы способны пока придержать фантома в… зачаточном состоянии?
Я подумал, что разгорится спор, и начал уже готовить весьма красноречивую речь, но Виджи внезапно согласилась.
– Два, три часа, – сказала она. – Потом нити распадутся.
– Мы будем у моста раньше.
Большие серые глаза посмотрели на меня серьезно.
– Я верю вам, Фатик.
Я что-то буркнул, и, отстав, снова попытался оценить расстояние до людей Фрея. Они поднимались быстро, но крутые виражи, которые мы уже почти прошли, должны были задержать их. Беда была в том, что последний участок пути заслоняли скалы, и мы лишались возможности наблюдать за приближением врага.
Ладно. Зычным голосом я созвал всех в фургон, помог взобраться эльфийке, проверил трензели и упряжь и взгромоздился на козлы. Альбо передал мне вожжи, и я ему подмигнул:
– Поднажмем, святой отец! Олник, быстро в повозку!
Гном семенил сбоку, подобрав края полушубка, и подавал мне сигналы, кривя лицо, как бездарный комедиант.
– Вот еще, буду я там чихать! Я добегу, я поспею!
Он опасался тесного соседства с Крессиндой, спелый дурак.
– Быстро – в фургон, недоросль! В фургон, я кому сказал!
Кажется, я заревел, аж лошади поджали уши, представляю, каково было эльфам. Олник подчинился, я в нетерпении прихватил его за ворот, а другой рукой – за торбу, и забросил в фургон. Он тут же исполнил ариетту из нескольких чихов, бедняга.
Поднажмем!
Я перевел коней на валкую рысь, надеясь, что они выдержат еще пол часа скачки. Дорога выравнивалась, крутизна подъема сходила на нет. Вскоре мы въехали в скальный коридор, и росчерк неба наверху стала серым, как мышиная шкурка; удары копыт звенящим грохотом отражались от стен. Я послал бедных лошадок в галоп, и влажно блестящие стены ужались в две мерцающие полосы, которые я различал краями глаз. Поворот. Еще поворот. Фургон опасно кренился, громыхая колесами.
Фрей сокращал расстояние, лежащее между нами, и сокращал быстро. Я чуял это затылком, мне уже мерещился цокот чужих копыт за спиной.
Поднажмем!
Фургон вылетел на ровную скальную площадку. Ярдах в тридцати она обрывалась в пропасть. Я осадил коней, когда до края бездны оставалось не более десяти футов, натянув вожжи, развернул рипящую повозку боком к ущелью, так, что из-под колес брызнули камешки. Что-что, а править повозками я умею. Это легче, чем с прибылью торговать дамскими духами и корсетами.
Дул-Меркарин.
Другой берег ущелья был в сорока ярдах. Он слегка нависал, поблескивая каменными гранями. За ущельем начинался Фрайтор.
Наша часть моста выступала над краем пропасти на десять ярдов, фрайторская – на пятнадцать; со своего места я видел тяжелые устои, которые ее поддерживали. Работа гномов Зеренги, родичей Олника. Хорошая работа. Они сложили мост из серого камня, избегнув, как того и требовала добронравная сатрапия Фрайтора, всяческих украшений. Обыкновенный прочный мост с невысоким парапетом.
Средний пролет моста отсутствовал.
Олник первым выкатился из фургона и подбежал к мосту. У его основания находилась железная стойка с рындой, прикованной к ближайшей скале толстыми цепями; под ней была укреплена медная позеленевшая табличка. Гравированная надпись гласила:
Звоните
Если колокол украден
Кричите
Если вы охрипли
Свистите
Если не умеете свистеть
Убирайтесь, откуда пришли
И ниже, мелкими-мелкими буквами:
Добровольно проходя по нашему мосту, вы признаете Чоза Ледаша Двурогого верховным божеством над всеми божествами нашего мира.
Свободная Сатрапия Фрайтора враждовала с Синдикатом Харашты, я, кажется, об этом уже упоминал. Сейчас дела обстояли совсем пакостно, но еще не дошли до объявления войны, и я надеялся, мост для нас все-таки выдвинут. Фрайтор зависел от торговли с Хараштой, при этом Ближний перевал, по которому текла основная часть грузов, принадлежал Синдикату. Так что заморочки с мостом на Дул-Меркарин – это было что-то вроде попытки доказать, что и мы сами с усами.
Гном затрезвонил в колокол что есть мочи. На том берегу в приземистой, мрачной серой, почти неразличимой на фоне окружающих скал предмостной башне мигнул огонек.
Я спрыгнул, ухватил коней под самые морды. Их головы окутывали облака пара. Они дышали с хрипами, оскалив пасти и раздув ноздри, роняли желтоватую пену.
Народ уже выбрался из фургона и пытался придти в себя после тряской езды. Виджи казалась натянутой струной. Держать заклятие на спуске, видимо, тоже стоило немалых сил.
– Все помнят свои роли? – спросил я, почесывая плечо. Утвердительные кивки совпали с далеким скрипом с того берега, и я повел лошадей вперед, к мосту. На такой высоте ветер поигрывал все еще ласково, трепал разлохмаченные края попон. Зимой, конечно, тут куда холодней, но и сейчас для запаленных коней теплые покрывала были кстати.
Виджи поравнялась со мной у самого входа на мост.
– Фатик!
– Зовите меня просто – голуба.
Она стиснула зубы и с упреком взглянула на меня. Я прикусил язык.
– Фрей скоро будет здесь.
– Да, бойкий шалун… Он нагоняет, я это тоже чувствую. Не беспокойтесь, Виджи, мы успеем.
– Нет, – она покачала головой, – он… Он оставил позади тех, из Харашты. С ним только телохранители и маги. Они движутся быстро, а Фрей уже плетет что-то страшное… Я должна спустить фантома!
С фрайторской стороны донесся чуть слышный скрип. Средний пролет моста проклюнулся и начал выдвигаться в нашу сторону, медленно, но верно.
– Погодите, Виджи. Мы успеем. Положитесь на мою удачу.
Зря я это ляпнул. Удача была у моего брата Шатци, а у меня – так, недоразумение.
Виджи все еще колебалась.
Я кликнул Монго, и велел ему придержать лошадей. Потом набрался наглости, поймал руки Виджи, скользнул по тонким, невесомым запястьям, стиснул прохладные пальцы в своих ладонях и посмотрел ей в глаза. Я ожидал как минимум пинка в одно место (никогда не пытайтесь хватать диких кошек за лапки, – вас укусят!), но эльфийка вдруг, прикусив губу, кивнула.
Я сказал как мог вкрадчиво:
– Ваша сила может понадобиться на той стороне. Фрайтор на ножах с Хараштой, и я, честно, не знаю, сколько у заставы солдат. Я рассчитываю на вашу помощь, добрая фея.
Ее руки внезапно стали податливыми, пальцы в моих ладонях потеплели.
– Я верю вам, Фатик.
– Хорошо. Тогда забирайтесь в фургон. Вы наше тайное оружие, Виджи. Действуйте, когда я скажу…
– "Утром все кошки разных цветов". Я помню, что вы сказали перед началом подъема.
У эльфов, однако, хорошая память. Она забралась в фургон. Принц, смерив меня нехорошим взглядом, последовал за ней.
Мост полз слишком медленно. Я приказал Монго удерживать лошадей на середине нашего пролета. Остальная команда толпилась позади. Оружие было под рукой, только Скареди по моему наказу упрятал до времени Малого Аспида в фургон. Мне почудилось, что Олник жмется к Крессинде. Ну-ну. Альбо, опираясь на свой шест, всматривался в табличку возле рынды. Гм, может, он захочет свинтить ее на память?
С моста скальный коридор, по которому мы прибыли, напоминал трещину в монолитной стене. Я чувствовал, как Фрей несется галопом по каньону, набив себя до краев яростью и злобой. Что-то еще не давало мне покоя… Я поглядел вверх, на безоблачное яркое небо, и не увидел гшаанов. Странно, куда же они делись? Или полудемон отозвал их, ибо решил, что они больше не нужны? Что с нами все кончено?
Нет, дорогой мой альбинос, я и сейчас тебя обставлю. Надеюсь, ты захлебнешься собственной желчью, когда я покажу тебе кукиш с фрайторской стороны.
Черное полотнище моста приближалось. Средний пролет Дул-Меркарин гномы соорудили из вороненой стали, с ажурным парапетом двух футов в высоту. Зимой мост посыпали соломой, чтобы копыта лошадей не скользили по льду.
С лязгом край моста лег в ложемент на нашей стороне.
– Монго, пошел вперед!
– Фатик!
И снова я кому-то нужен.
Кричал Альбо. Он стоял возле колокола, потрясая шестом. Только сейчас я заметил, что его полные щеки заросли кабаньей щетиной.
– Фатик!
Гритт!
– Иду!
Я подбежал, кренясь от усталости не хуже старой клячи, нагруженной саквами камней.
– Что? Что такое? Разыгрался ревматизм?
Он ткнул кургузым пальцем в нижнюю надпись:
– С вами я не пойду! Если я пересеку мост, то предам своего бога! Я здесь останусь. Я задержу врага и приму смерть, как подобает верному сыну Атрея!
Так, минутку, главное сейчас глубже дышать, чтобы кровь, стукнувшая в голову, не свела меня с ума. И не бить в челюсть с разворота.
Крепок лбом и верой, Великая Торба! В другое время я бы сказал – уважаю таких людей. Но не сейчас.
Я с шумом выдохнул сквозь стиснутые зубы. Почесал щеку. Нужно убедить его быстро, подыскать нужные слова буквально слету, иначе…
– Минутку. Минутку. Альбо… Во Фрайторе политеизм. Главным они почитают Чоза Двурогого… Не Трехрогого, заметьте, – Трехрогий и единственный, он в Арконии, с которой Фрайтор враждует… Так вот, Атрея они тоже почитают. Он включен в пантеон, с этим все в порядке… Переходя мост, вы не отрицаете существование своего бога, напротив…
Он прервал меня, проорав так, что даже лошади заржали:
– Я знаю это, ты, чертов варвар! Я архиепископ верховной коллегии Атрея и декан южной митрополии Фаленора, пастырь четырех архиепатрий и богослов высшей ступени! Во Фрайторе Атрей чистит отхожие места других богов!
Надо же, какое понижение в должности… Я об этом не знал.
Он посмотрел на меня, больше не пытаясь воспламенить взглядом эльфийскую накидку, в глазах появилась обреченность. А я четко услышал, как разносится по каньону звякающий стук копыт.
– Значит, остаетесь здесь, и уговоры не помогут?
– Я задержу их и умру.
– Ладно. – Я поскреб подбородок. – А вы видели, что там написано совсем-совсем маленькими буковками, в самом-самом низу?
Я показал мимо его руки, и, когда он доверчиво склонился к табличке, выхватил правый клинок Гхашш и саданул под затылочную кость скругленным концом рукоятки. Так и знал, что мне снова придется работать нянькой! Я ухватил обмякшее тело… вернее, попытался это сделать, но архиепископ верховной коллегии Атрея слишком хорошо питался на родине, а я – слишком вымотался за трое суток.
Мне помогла Крессинда, она стояла ближе всех и слыхала наш, гм, спор в области теологии. Вместе мы взгромоздили немаленького епископа в повозку. Мелькнули лица эльфов. Я крикнул, мол, все в порядке, святой отец скоро проснется, спиной чувствуя, как ужимается время, отпущенное на бегство. Фрей почти настиг нас. Считанные минуты – и он будет здесь.
– Вниз не смотреть! Никому не смотреть вниз! Держитесь середины! – велел я, перебегая к лошадям. Вместе с Монго мы повели их по среднему пролету. Копыта зацокали по металлу. Наш голубокровный тонкокостный бард льнул к шее коня, как к родной матери, и я его понимал.
Варвары Джарси не боятся высоты, однако я высоты… опасался. Пропасть за ажурным парапетом из кованных плетеных прутьев казалась бездонной, линии обрывов сходились на головокружительной глубине в тонкую полоску, затянутую сизым непроницаемым маревом. Туман стоял над дном ущелья круглый год, и ни когда на моей памяти (а я пересекал Дул-Меркарин в двадцатый, что ли, раз) дно пропасти не обнажалось. Зато сам туман любил в дождливую погоду наполнять ущелье до краев.
На фрайторской стороне от самого моста начиналась досмотровая площадка – широкая и пустая, если не считать поленицы дров, ограниченная высокой каменной стеной с захлопнутыми пока воротами. Стены не было только со стороны пропасти. Семеро солдат в зеленых мундирах – пятеро человек и двое замухрышек-карликов – глядели на нас равнодушно. Командовал ими капрал, хмурый, будто его недавно назначили главным евнухом в гарем, где доживают свой век престарелые любовницы фрайторского сатрапа.
Гм, а ведь раньше у моста несли караул не менее пятнадцати человек под началом капитана.
Я почувствовал, что во Фрайторе происходит что-то нехорошее.
Замордованный жизнью таможенный чиновник вяло кивнул мне в ответ. После блокады Харашты пиратами Кроуба поток товаров, и без того лившийся жидким ручейком через Дул-Меркарин, окончательно иссяк, и нужда в несколько вымогателях отпала. Я решил, что теперь их отправляют сюда как в ссылку. Непростое испытание для чинуши, который привык каждый день набивать карманы взятками, того и гляди – сопьется.
Когда последний из моей команды ступил на каменный двор, и мы охватили солдат клещами, я, широко улыбаясь, приблизился к капралу и нанес удар ему в челюсть.
Он отлетел, сбив по пути двух человек. Я сграбастал чинушу за форменный камзол и бросил его в оставшихся солдат. Не могу сказать, что усилие далось мне легко, но соблазн швырнуться таможенником (Гритт, я всегда об этом мечтал!) придал мне энергии. Миг – и все девять фрайторцев громоздились у моих ног внахлест; из кучи-малы торчали древка алебард. Сбоку как вихрь налетел Скареди, его огромный клинок описал дугу и остановился в пальце от горла капрала. С другой стороны подступили Имоен и Монго. У нашего аристократа в руках все еще была лютня – по первому плану, ему надлежало сыграть грустного барда, чтобы отвлечь внимание солдатни, пока я буду разбираться с начальством. Но все оказалось… куда проще.
Сказать, что ли, "Утром все кошки разных цветов", чтобы Виджи сплела заклятье сна? Хех.
Я бросил взгляд за мост. Фрей… еще не показался. Мои эльфы, как и было уговорено, выбрались из фургона и, обнажив клинки, направились к нам. Карлик, бледный как полотно (обычно у них красные рожи, если вы помните), смотрел из-под таможенной задницы глазами размером с кукушкины яйца, видимо, думая, что сейчас разыграется кровавая драма "Убийства на мосту тумана" (три акта с антрактом на свежевание трупов). Мне пока не хотелось его разочаровывать.
– Крессинда, Скареди, Олник, – за мной! Монго, вяжи их! Ремнями, их же ремнями вяжи! Гритт, затылок к затылку, попарно. Имоен, если кто рыпнется – всади стрелу ему в глотку.
Перепрыгивая тела, я кинулся в башню, благо двери были открыты. Из рассказов Олника я знал, что механизм, ведающий выдвижением моста, находится в подвале. Сквозь душную натопленную караулку, в коридор, затем вниз по щербатым ступеням. Быстрее, быстрее! Низкий переход с одинокой масляной плошкой на стене. Дверь передо мной начала закрываться, в щели мелькнула бородатая физия; "клац-клац" замка совпало с невнятным "дларма тогхирр", которым меня наградил гном.
– Крессинда!
Гномша без лишних уточнений хрястнула молотом по замку. Сталь замка была гномская, зато дверь – деревянная человеческая. Молот просто вбил замок внутрь, а с третьего удара вышиб его вместе с куском дерева. В рваную дыру мы увидели, как мечется по подземелью (верней было бы сказать – подгорью) гном-механик в серой замасленной робе. Я раскрыл дверь пинком. Гном ринулся на меня с какой-то раздвоенной у конца железной палкой. Я шагнул в сторону и сделал ему подножку. Когда он зарылся носом, я выхватил железку, отбросил и кивком подозвал Скареди:
– Связать быстро!
Гном с оханьем поднял лохматую голову, выплюнул кончик бороды, выплюнул то, что успел нажевать из бороды, и уставился на нас из-под лохматых бровей:
– Олник Гагабурк-второй! Чтоб у меня через рот все кишки вылезли!
– Дохлый зяблик! – выдохнул мой напарник. – Дядюшка Самофрел Ойкни!
– Я тебе не дядюшка, быдло! – закипел гном. – А ты мне больше не родственник, ты, тролличья шняга! Что, пошел по кривой дорожке? С мазуриками спутался? А я всегда твоему папаше говорил, не будет из тебя толку! Ну, кончайте старика, чего ждете?
Должен сказать, что этот ядреный бородатый хрен стариком не выглядел, и больше ста, ста двадцати лет я бы ему не дал, притом, что гномы живут не меньше ста семидесяти.
Я отстранил Олника, знаком велев ему молчать, и, как мог сжато, изложил нашу ситуацию.
Ойкни фыркнул и стряхнул руки Скареди.
– Ну, так бы сразу и сказали, а то набежали как свинское стадо, дверь выбили, меня мордой в пыль. Ломать не строить. Ща… – Он привстал и заправил косматую бороду обратно за пояс.
– Сначала нужно откатить мост, – сказал я.
– Не учи ученого! Так, вы двое, – Ойкни показал на Скареди и Олника, – на левую рукоятку. Ты, мордоворот, – палец размером с черенок мясницкого топора ткнулся в меня, – идешь со мной на правую. – Крессинду он вроде бы и не увидел.
Замечу в скобках, что мое мнение о тупости гномов сильно поколебалось.
В глубине подвала на высоких прочных станинах из железных брусьев были закреплены стальные зубчатые валы с тяжелыми рукоятями. Толстые шестерни, блестящие от масла, цепляясь друг за друга, уходили в щели каменной кладки пола, под ним, разумеется, был скрыт остальной механизм. Гномы умеют прятать свои секреты не хуже коротышек.
Фрей уже проехал каньон…
– Вращать на себя! Разом! – сурово велел Ойкни, ногой отпихивая жестяную масленку с носиком в виде клюва цапли. Свет настенных ламп, упрятанных в проволочные каркасы, расчертил его широкое лицо на шахматную клетку.
– Пошли помалу!
Мы ухватились за рукояти, налегли. Шестерни бесшумно начали вращаться, пол под ногами вздрогнул и легонько затрясся. Я вертел рукоять без особых усилий, словно это был колодезный ворот, и я тянул полное ведро воды – не слишком тяжелый груз даже для уставшего мужчины. Высота рукоятей была рассчитана на человека – мост выдвигали солдаты, а Ойкни командовал ими да смотрел за механизмом. Но ни он, ни Олник не испытывали неудобства, поскольку умело привставали на цыпочки.
Смертоносец был уже на мосту…
– Как папа? – вдруг поинтересовался Олник через голову Скареди. Сукин сын, похоже, как родился, так и окочурится полудурком. Над его головой нависла опасность, а он… Речь о преувеличенной тупости гномов… Ну, в общем, к нему это не относилось.
– Нормально, – откликнулся Ойкни. – Жалуется, что твоя мать снова распускает руки, как перепьет пива.
– Эркешш махандарр!
Ойкни не ответил, а вместо этого глянул на Крессинду, которая отошла к двери и стояла к нам вполоборота. Очень нехороший был у него взгляд, женоненавистнический.
– Эх, салазки рипят, – буркнул матерый гном, прислушавшись к чему-то под полом. И выругался.
Вдруг я заметил, что рукоятка больше не вращается.
– Шабаш! – встряхнул бородищей Ойкни.
Мы задвинули пролет моста.
Фрей не успел.
Он не успел, я ощутил это спиной, затылком и всем, что во мне было варварского, включая мои подштанники. Но радости я не почувствовал. Все только начиналось. Это я тоже чувствовал. Сердцем.
– Теперь нужно сломать механизм. Сломать так, чтобы на починку…
Ойкни отмахнулся, словно речь шла о мелочах.
– Сделаем враз. Слушать сюда, мы скопом за пять минут все устроим. Вон там в рундуках взяли ломы и кувалды…
– Сколько нашей работы насмарку, – грустно перебил Олник. – Я помню, мой папочка вытачивал вон ту шестеренку…
Ойкни хмыкнул.
– Дурень ты дурень! Мы, гномы Зеренги, получим заказ на ремонт, который встанет сатрапу Фрайтора в копеечку! Эх, почему я раньше до такого не додумался? – Гном окинул меня насмешливым взглядом. – А как своротим станины, вы меня того, веревками спеленайте, а для большей правды вот ты, мордатый, мне бланж поставишь. А про сломанные ребра я им сам расскажу. Взялись!
Через отдушину у потолка донесся чей-то вопль. Затем еще один, потом вступил целый хор. А сквозь него прорвался знакомый мне голос Виджи:
– Фатик!
Я услышал его и вздрогнул
А наверху, сразу после ее окрика, громогласно заплакал голодный младенец.
Очень большой, очень злой младенец.
