33
Она сказала вот что:
– Если это поможет нашему общему делу.
Сказала тихо и равнодушно.
Если это поможет нашему, мать его, общему делу, слыхали?
О-о, Гритт, а как же аллин тир аммен?
Нет, Виджи куда больше нравилась мне, когда пыталась меня прирезать. А сейчас, после ее равнодушного ответа, мне показалось, что… Короче, если она хотела внушить мне вину за то, что я сегодня отчебучил, то это ей удалось. Ночь поблекла, потеряла в красках. Меня обдало холодом.
Я потер затылок (там уже выросла порядочная шишка), чуть не пнул мертвеца, чтобы еще позлить эльфийку, и выцедил слова, банальней которых не сыскать:
– Спасибо, добрая фея. Вы спасли мою жизнь. Никогда этого не забуду.
Она расщедрилась на короткий кивок, заставив почувствовать себя глупым своевольным пацаненком, за которым бегает его беспокойная мамаша. Ее лицо стало совсем неподвижным, глаза отгородились от меня стеной равнодушия. Никакого упрека во взгляде, но я ощущал вину за содеянное при полной уверенности в своей правоте!
Вот как у нее это получается, а?
Она эльф, напомнил я себе, не человек. И дело не в острых ушках и одуряющем аромате, нет. Она иначе воспринимает мир, судит человеческие поступки по своей мерке. Эмоции, этика, мораль – все другое. Возможно, алогичное с моей точки зрения, но увы. Я в очередной раз ее разочаровал. Но я не мальчик, не нужно мне читать нотации. В этом походе я определяю, что плохо, а что хорошо, и что нужно сделать для нашего спасения. Разочаровал? Ладно. Зато мы живы.
– Пожалуйста, больше не называйте меня доброй феей, Фатик.
Трижды яханный фонарь троллю через огрово колено! Мне, что, просить у нее прощения за дело своих рук? Или извиниться за то, что, спасая меня без моего согласия, она пролила кровь Охотника?
– Как пожелает добр…
Фея молча сунула меч в ножны за плечами и начала подниматься по склону ложбины. Будь я скверным поэтом, я бы сказал, что ее ровная спина и хвост золотистых волос выражают презрение в мой адрес.
Возвращаясь назад, мы не перемолвились и словом. Я чувствовал себя так, будто меня отпинали, затем избили хорошей дубовой палкой и напоследок обдали ведром колодезной воды. Виджи двигалась в трех ярдах от меня, легко обходя все препятствия. Казалось, трава не пригибается под ее невесомыми шагами. Помимо воли и вопреки самочувствию мое внимание то и дело возвращалось к изгибам ее тонкой фигуры. Пожалуй, тут были виноваты кандалы воздержания, которыми я себя сковал.
А, Гритт, "кандалы воздержания"! Ну, теперь называйте меня скверным поэтом!
Надо было видеть глаза Имоен, когда мы с Виджи очутились около вербы! Восторг на ее мордашке увял, сменился удивлением, а потом целым разрядом эмоций, которые она быстренько спрятала. Я спросил, как ни в чем не бывало:
– Все улажено?
Имоен наградила меня язвительным взглядом и косо посмотрела на эльфийку:
– Угу.
Я откашлялся и набрал воздуха в грудь.
– Тогда плотнее закройте уши, девушки. Виджи, это приказ! Сейчас я заору, как сотня бесноватых фанатиков при виде мощей святого Агристолы. Нет, я не сошел с ума. Это боевой клич варваров Джарси. Нас услышат враги, этот крик пронизывает землю на целую лигу, ложится поверх всех звуков, и… Виджи, закрой уши плотно! Это приказ!
Она, колеблясь, все же прижала уши ладонями.
Ну и я крикнул.
С вербы посыпались листики. Дедуля Трамп был бы доволен своим лучшим учеником. Обе девицы уставились на меня расширенными глазами, Виджи встряхнула головой, заморгала, точно увидела кошмар наяву.
– Я редко использую этот дар, – скромно поведал я. – Ежели так реветь каждый день, чего доброго, ума решишься. Сейчас наши недруги зашевелятся, хватятся часовых, найдут их и… Ну потом как карта ляжет. Вернее – три карты, которые мы отправили к Ночным и Убийцам. Все, дернули, Скареди ждет нас!
Мы двинулись так: я впереди, Имоен справа, почти вплотную, а Виджи – слева, в отдалении от нас. Мне это не нравилось. Я вспомнил сцену в ложбине и слова Альбо о том, что завтра кто-то из команды имеет все шансы откинуть копыта, но, мол, его спасение – в руках любящей женщины.
Виджи меня спасла, но закавыка была в том, что еще не перевалило за полночь, и завтра не наступило, да и эльфийка никак не выглядела любящей женщиной.
Может быть, Альбо ошибся в расчетах?
* * *
Шум от биваков бандитов накатил внезапно, приливной волной. Мое лицо перекосила ухмылка – все получилось! Я показал Имоен большой палец, она кивнула, сверкнув зубами.
Виджи остановилась на миг, навострив уши. Потом оглянулась на меня, слегка, в пол-оборота. Глаза блеснули… презрительно.
Гритт!
* * *
На подходе к лагерю Виджи отклонилась в сторону и, когда мы с Имоен поднялись по склону, вышла со стороны ручья, ни капли не запыхавшись. Один принц знал, что произошло, но сделал вид, что на глазах у него шоры, а в ушах – затычки. Мы переглянулись, и Квакни-как-там-его передернул тонкими плечами. Все-таки, из этой пары он вел себя наиболее разумно (когда молчал).
Про Олника этого было не сказать.
Он сидел у прогоревшего костра, нахохленный и усталый, как курица-несушка, только что разродившаяся тремя-четырьмя яйцами. Пока я отмывался в ручье (Имоен делала то же самое, только за кустиками), он пришлепал за мной и вздохнул так, будто нес на своих плечах тяготы всего мира.
– Мы с Крессиндой полаялись.
– Фр-р… Что-что?
– Мы полаялись, пока ты бегал устраивать свои хитрости. Я пошел выяснить отношения, ведь положение-то у нас шаткое…
(Гритт, где он нахватался таких оборотов?)
– …и мы можем завтра погибнуть, так что я надумал прояснить все заранее.
(Любовничек хренов!)
– Фр-р… Та-а-к…Много навыяснял?
– Ну, мы поговорили немножко… Она назвала меня безбородым отщепенцем, а я ее – толстой дурой, помешанной на доминировании…
(О-о-о! Альбо что-то неверно понял в своем гороскопе! Если кого завтра убьют, так это моего подельника!)
– …А она обозвала меня карликом! Ты это представляешь, Фатик? Карликом! Ну тогда я сказал, что Жрицы Рассудка превращают наших мужчин в половые тряпки. Что, если оно так и дальше будет продолжаться, мы, гномы-мужчины со всех концов Северного континента, скоро вконец обабимся и начнем кормить детей грудью!
Я поперхнулся водой.
– А вы что, правда способны кормить детей грудью?
– Эркешш… Нет, конечно! Ты за кого нас принимаешь?
– За гномов-мужчин, способных кормить детей грудью. Но продолжай.
– Дохлый зяблик!.. Я сказал, что скоро с нас, как шишки с елки, опадут все мужские достоинства…
– Мама…
– А гномши их подберут и приладят к себе. Голос у них огрубеет, начнет расти борода. Придет капец всему гномскому мужскому роду. В общем, я показал на Крессинду…
– Гритт, нет у нее бороды!
– Нет. Но я сказал, что замечаю щетину.
– Нет и щетины.
– Я был в запале…
– Придурок!
Он всхлипнул.
– Я думал, она меня сжует на месте, а она заплакала и спряталась в фургоне.
Я встал, утерся полой рубахи.
– Получается, ты девушку обидел.
Он вздохнул.
– Обидел и опозорил прилюдно и приэльфно. Мне нет прощения, и с вами я больше не поеду.
Если он думал, что я стану его уговаривать, то здорово ошибся.
– Хорошо. Бери ослика и чеши на северо-запад.
Он втянул голову в плечи.
– Мы еще когда-нибудь увидимся, Фатик?
– А как же. Жди меня в Хараште, в таверне Лысого Арти, каждый день после шести вечера. Устройся там половым, будет на что хлебнуть пива. А нет – так иди к Джабару, он научит тебя побираться на базаре.
Я оставил его у ручья. Он был несчастен, мал, жалок и погружен в горькие думы.
Пока мы отмывались, народ уже затрамбовался в фургон. Мы покатили. Я нагонял лошадей и жевал зеленый чай, чтобы придать себе бодрости. Старый рецепт варваров Джарси. От него хочется блевать, и бодрость накатывает волнами тошнотной дрожи, но он хорош в главном – удерживает тебя на ногах, когда усталость буквально наливает свинцом твои веки.
Никогда не жуйте зеленый чай, особенно натощак, если не хотите помереть, вот что я вам скажу.
О том, что за нами не едет гном, сообщил Скареди. Крессинда промолчала. Я хмыкнул и сказал, чтоб не переживали. Гном, де, проводит важную рекогносцировку, ставит опасные ловушки, и скоро нас нагонит. Так оно и вышло – когда тусклые световые пятна Таргалы изрядно подросли, Олник поравнялся со мной и молча поехал рядом, чихая с промежутками в пять минут.
Отщепенец, яханный фонарь!
Таргала приближалась. Внутри была таверна с теплыми постелями, пиво, эль, жареный на вертеле баран, и много других приятностей, включая свежих коней. Но я не собирался там останавливаться. Если местные заметят в фургоне эльфов – им будет наплевать на то, чащобные они или цивилизованные. Их разорвут на части. Кроме того, менять коней – не такое простое занятие, особенно ночью. Поиск, осмотр и покупка займут не меньше полутора-двух часов, а этого времени у нас не было. В общем, я решил проехать Таргалу как можно быстрее, попутно подложив Фрею еще одну свинью. Не слишком крупную, всего лишь подсвинка.
Когда до городка оставалось минут десять пути, я остановился у обочины и спрыгнул на землю.
– Олник!
Он подъехал на своем мышастом скакуне.
– Вариант "Зеленое яблочко"!
Напарник оживился:
– Много крови?
– Достаточно. Ты поедешь впереди, чтобы разбудить спящих. Подготовишь их к нашему приезду.
– Яблочко? – сунулся мне под руку Альбо.
– Еще одна хитрость, – пояснил я и выгнал всех из фургона. Затем вспорол его бока в нескольких местах, чтобы парусина обвисла лохмами. Ничего, потом можно зашить.
– Что вы задумали, Фатик? – спросила Виджи голосом, в котором звенели ледышки.
– Минуту…
Я снял рубаху, и лица моих подчиненных вытянулись. Имоен прикрыла пухлые губки ладошкой, Альбо прошептал "Свят, свят!", а Скареди отвернулся так резко, будто одним взглядом мог набрать себе грехов лет на десять вперед.
Великая Торба, я все время забываю про татуировку с нагой девицей верхом на пивном бочонке. Ну, молодость, молодость, было, было! Что уж тут. Тем более, грудь у меня волосатая, и девицу не так уж и четко видно. Во всяком случае, самые пикантные места почти закрыты, да и не противоречит моя татуировка этическому кодексу Джарси.
– Знак моего клана, – внаглую соврал я, тыча себя в грудь. – Великая и благородная богиня Мегарон-Шулер-Афер. Ее накалывают только самым выдающимся членам клана Мегарон.
По глазам Виджи я понял, что она знает о моем обмане. Ну да, я же сам еще в первый день признался ей в сумасбродствах молодости.
Прости, фея…
Я обмотал левый локоть куском парусины, затем взял один из клинков Гхашш и чиркнул по мизинцу. Удивительно, сколько крови может натечь из слегка надрезанного пальца на левой руке. Наверное, столько же, сколько из правой. Я окропил тряпку, затем растер кровь по лицу и груди. Раздались недоуменные восклицания. Я пока не стал пояснять.
Олник занимался тем же самым. Содрав рубаху так, что она свисала с его штанов и килта, будто отрепья, он старательно вымазался собственной кровью. Я вытребовал у Имоен стрелу, получил ее и тут же отломил острие. Лесная нимфа вскрикнула.
– Нужно для дела, – отрезал я, сооружая на голове напарника окровавленный тюрбан. В складки ткани я всадил обломок стрелы оперением вверх. Теперь гном был готов к выступлению. Окровавленный, раненный почти смертельно… О да!
На нас с Олником смотрели так, будто мы помешались. Один эльфийский принц, кажется, уже сообразил, к чему мы клоним.
Из веток и ткани мы смастерили три факела, обмакнув их в масло для смазки колес. Вдобавок я зажег два дорожных фонаря карликов, подвесив их на крюки, приделанные к передней дуге фургона.
Я окинул взглядом дело своих рук. Отлично… авансцена ярко освещена, можно запускать актера.
– Скареди, снимайте рубаху и кирасу. Вы станете на заднике фургона. Откинете полог так, чтобы вас было видно, возьмете в руки факел, будете им размахивать и орать.
– Орать? – удивился старый рыцарь. – А что мне орать?
– "Налет! Налет! Налет! Все на защиту Таргалы! Разбойники наступают! За ними чащобные эльфы! Они сговорились! Насилие и убийство! На рассвете они будут здесь! Все пропало! Все пропало!"
Он несколько секунд пытался осмыслить мои слова.
– Это дикие такие, которые эти…
У Виджи окаменело лицо. Прости, добрая фея, но – увы. Чащобники – позор эльфийского рода.
– Да, это те самые, которые дикие.
Скареди еще подумал.
– А они идут за Фреем?
– Нет. Но на Таргалу они совершали набеги, это факт.
Он сдвинул густые брови:
– Через это я, получается так, солгу честным горожанам, так или не так?
– Так.
– А горожане все честные? Они обманом завлекутся на защиту своего города?
Гритт…
Я нетерпеливо переступил с ноги на ногу. Ночной ветер холодил грудь, а на запах свежей крови прибывали все новые стаи летучих и зудящих упырей.
– Это дело благое. Не будет драки, Фрея встретят закрытые ворота, он поговорит с горожанами и все прояснит. Может, они слегка – самый чуток – шмальнут в него из самострелов, и все! Единственный выход на перевал – он лежит за городом, за его воротами. И чем дольше горожане продержат Фрея под стенами, тем лучше для нас.
Ясное дело, что именно на драку я и рассчитывал.
Скареди подумал, затем выпрямился и трескуче заявил:
– Но я же стану через это брехунцом!
Я чуть не огрел его по лбу.
– Ложь будет во спасение!
Он молча покачал головой:
– Я не брешу честным людям.
Людям! Еще один святой с принципами!
Я заподозрил, что сейчас и эльфы что-нибудь такое сморозят, но у них хватило ума промолчать. Виджи демонстративно стала боком ко мне, но острое ухо было начеку.
Внезапно вмешался Альбо:
– Я сделаю это во спасение Фаленора! А затем искуплю свой грех постом и молитвой!
Светлая голова! Правда, насчет поста, мне сдается, он лукавил. С таким-то брюхом…
– Хорошо. Монго, Имоен, Крессинда – вы будете смотреть в прорехи, сделайте лица поплаксивей. Гритт… Монго, представь, что ты сочиняешь элегию. Грустней, еще грустней. Бытие бессмысленно и бренно, а все женщины… – в этот миг я перехватил вопросительный взгляд Имоен и поправился: – И ни одна женщина тебя не любит!
* * *
Вид моего напарника со стрелой в башке крайне впечатлил привратников. После недолгих расспросов (гном, размахивая факелом, как в бреду, повторял: "Эльфы! Чащобные эльфы наступают! А с ними отряд разбойников! Кто-нибудь, вытащите это у меня из головы! Позовите папочку! Ничего не вижу, где все, почему темно? Позовите папочку!") они широко распахнули ворота, и мы оказались в городе, оставив за спиной ветхие каменные стены. Перворожденные лежали, плотно укрытые спальниками. Я правил лошадьми, привстав на козлах. В левой руке у меня был зажженный факел, и я размахивал им, стуча зубами от холода.
Наш сарай на колесах поехал вверх по булыжной мостовой между сонными домами. Гном пришпорил осла и унесся вперед, теперь уже вопя, будто ему прижгли пятки. Его ор будил горожан, готовя их к нашему выступлению, так что, когда мы достигли середины Таргалы, из окон гроздьями высовывались головы, а на мостовой уже скопилось порядочно народу.
Я кричал, размахивал факелом и стонал. Альбо вторил мне с задника повозки, гудя, как набатный колокол:
– Эльфы! Чащобные эльфы наступают! А перед ними – банда людей-разбойников! Режут всех! Грабят, убивают, насилуют! Все на защиту города во славу Атрея!
Так мы проехали весь город, и, когда перед нами распахнулись ворота, ведущие на Дальний Перевал, в Таргале зазвучал настоящий набат.
Отлично. Мы почти покинули Долину Харашты. Оставался последний рывок.
