Глава тридцать четвёртая
Один прогноз Алекса сбылся. Он очнулся в тюремной камере, от холода.
Камзол наброшен на плечи, но не застёгнут, что не удивительно: левая рука прибинтована к туловищу, вокруг которого тоже кокон. Сильно пахнет лекарским снадобьем.
Надо же? Сколько был без сознания? Успели и перевязать, и арестовать.
Стражник убедился в бодрости пленника, принёс поесть. Да, соизволил ещё сообщить, что мрачные серые стены принадлежат городской тюрьме.
Подкрепившись, Алекс более тщательно осмотрелся. По условиям содержания — нечто среднее между одноместным покоем в замке Мейкдона и жутким ламбрийским узилищем. В общем, сносно, но удовольствия от пребывания ни малейшего.
Лёгкий на помине фиолетовый герцог оказался первым посетителем.
— Знаете ли, Алексайон, как часто средний икарийский синьор сидит в тюрьме? Один из пятидесяти, не более раза за всю жизнь. Дерётся на дуэли один-два раза, почти всегда — не насмерть, удовлетворяясь ранениями. Никогда не покидает страну. Не тонет в океане. И уж точно не летает на дирижабле. Невольно задаюсь вопросом: откуда вы такой взялись, скандалист?
— Из Северной Сканды, синьор!
— Браво, что не теряете чувство юмора.
— Моё положение безнадёжно? Лишение офицерского звания и ссылка?
Вельможа присел на край топчана.
— Полагаю, отделаетесь гораздо легче. Лекарь утверждает, что ваш противник выживет.
— Дьявол его задери! Но это же хорошо…
— Определитесь, синьор.
Алекс заметался из угла в угол по камере, игнорируя проснувшуюся боль под бинтами.
— Как просто всё было полтора года назад. Или правильно, согласно законам благородства, или подло, мерзко, неприемлемо. Столичная жизнь сломала ориентиры. Почти любое явление можно трактовать так и эдак. Терон поступил бесчестно, использовав моё отсутствие, вызвал меня на дуэль, наказать его — хорошо. Но убивать его не хотел, всё же бывший товарищ по легиону. Иана поклялась не выходить ни за кого из нас замуж в случае убийства соперника, я не прикончил рыжую гадину. Сохранил шансы? Как бы ни так, она по-прежнему с ним обручена. Небось — выхаживает, жалеет, человек из-за неё пострадал, хотя по справедливости ему место в соседней камере, его же вызов.
— То есть дуэлью вы не разрешили ни одну проблему, создав новые, — подытожил герцог.
— В мою жизнь постоянно вмешивается ваша супруга. Комбинация с Тероном и Ианой — её рук дело, она сама хвасталась на императорском балу. Но я не могу воевать с женщиной! И чем ответить — не знаю.
Мейкдон уже откровенно смеялся.
— Эх, северный провинциал, а вам никогда не приходило в голову, почему я, имеющий сына, похожего на меня как две капли воды, без всяких сомнений в отцовстве, женатый на молодой даме, одной из самых ярких красавиц в империи, вдруг начал предпочитать общество мужчин? Да потому что однажды произошло событие, после которого я не желаю подпускать к себе женщину на револьверный выстрел, а она была в центре того события, самая близкая, самая доверенная и, как мне хотелось считать, самая преданная и порядочная. Каюсь, тогда не нашёл в себе сил её умертвить, а теперь она играет по правилам, блюдя мои основные интересы. Не оставляет надежды стать если и не императрицей, то хотя бы матерью императора. В общем, не подаёт нового повода.
Алекс остановил бег. Мужчины меняют ориентацию, только если расположены к перемене, никакое женское вероломство само по себе не станет причиной. Но не расспрашивать же герцога: подсматривал ли ты в детстве за мальчиками? К Мейкдону накопилась масса более насущных вопросов.
— Синьор, я вспомнил ваш рассказ о заинтересованности красных в смерти императора. Если Эльза вас ненавидит, а сына она, по всей видимости, обожает, с его совершеннолетием вы — в опасности? У вас же нет других претендентов на герцогскую корону.
Мейкдон сделал вещь, пока невозможную для забинтованного офицера — похлопал в ладоши.
— Браво! Тогда и начнётся игра за Майрон. Если она первая сделает ход и получится осечка, я казню её в полном праве и без сожалений. Если её удастся покушение, то не смогу более услаждать вас своим обществом. Допускаю, что вы к тому времени всё ещё останетесь живы, несмотря на слишком бойкий характер.
— Надеюсь. Но, как я понимаю, до сего момента была прелюдия. Что же явилось действительной причиной навестить узника?
— Любопытство, тей. Чрезвычайно интересно узнать раньше императора, что же у вас вышло.
— Ответ вас удивит. Я сам не знаю ответ на этот вопрос.
— Как это? — нахмурил бровь Мейкдон. — Вы, конечно, вправе не отвечать, но хотя бы в благодарность за добрые вести о Тероне…
— Которые так или иначе меня бы скоро настигли. Нет никакого секрета, синьор, как и нет всеобщего метода для обучения полёту каждого червя. Лама показал мне один приём, я опробовал его на Марке Тэйлсе, и прогресс очевиден. Но Марк летал и раньше, только плохо, с ленцой.
— Ясно, — кивнул герцог. — Даже если вы вдруг поможете трём-четырём десяткам горе-летунов, в масштабе империи ничто не изменится.
— Вы правильно поняли.
— И у нас остаётся единственный путь: техники и передовой экономики. Что же, спасибо, что уделили немного своего драгоценного времени. Выздоравливайте и выходите на свободу.
Лязгнула дверь.
Странный визит. Алекс рассчитывал на очередную попытку перетянуть его в лагерь фиолетовых, где существует правильное представление о причинах неурядиц в стране, но служат бесчестные люди и применяются негодные методы. Герцог воздержался. Ждал, что узник сам попросит о помощи?
Это невозможно. В бывшем мире далай-ламы Алекс увидел, куда приведёт подобный путь: люди озабочены подсчётами выгоды, дороги заняты техникой, а рыцари шпаги остались только на картине и в легенде. Если так, то нужно сделать всё, от него зависящее, чтобы Икария как можно дольше не превращалась в империю счетоводов. Как минимум — ни о чём не просить Мейкдона, держаться подальше от его слуг и Эльзы.
Забеспокоила рана. Скорее всего, она не опасна, но чертовски неприятна. Что рассказывал лама о необычных способах использования Силы? Можно направить её в очаг болезни или травмы.
Опробовав совет, тей едва сдержал болезненный вопль, ему показалось, что в бок ударила шрапнель. Вторая попытка, крайне осторожная, вызвала прилив тепла. Так он баюкал свои раны, пока в камеру не набилось сразу трое посетителей, и в одиночке стало тесно.
Его почтили визитом Ториус Элиуд, Деметр Иазон и крайне смущённый Марк. Последний прямо с порога закричал, не смущаясь присутствия старших по званию и положению:
— Друг! Только не думай, что я позвал стражу, это лекарь постарался. Полиция бы и Терона унесла, но тот уж совсем плох был. Выживет!
— Извольте немного успокоиться, легионер, — оборвал его Ториус. — Начнём с ареста, тей Алайн. Мой коллега Иазон удручён обвинением, выдвинутым полицией в адрес Терона Мея, который якобы вызывал вас на дуэль и сам чуть не был убит.
— Вы же знаете полицию, — подыграл Алекс. — Им всюду мерещатся правонарушения. Мой друг и бывший коллега просил продемонстрировать приёмы фехтования, виденные за восточными горами. Вечер, за тупыми тренировочными рапирами посылать недосуг, и мы взялись за шпаги. Увы, не рассчитали и оцарапались, с кем не бывает. Вон, Марк свидетель.
Тот чуть не упал от неожиданности. Его друг, всегда прямой, непоколебимый, бессовестно соврал, не напрягаясь ни на секунду. Конечно, это ложь во спасение Терона, да и элит-офицеры догадываются о правде, но… Новый Алекс — другой. Вопрос только, куда заведёт новая мораль.
Старшие офицеры прекрасно её приняли.
— Готов заключить, что прим-офицер Мей пострадал по собственной неосторожности, поэтому у столичного легиона нет никаких претензий к императорской гвардии, — с облегчением провозгласил Иазон. — Теперь, Маркус, оставим гвардейцев, нам их опасные тайны ни к чему.
Алекс рассказал Ториусу ту же версию, что и фиолетовому герцогу: средство есть, но слабое и не универсальное.
— Что же, отрицательный результат — тоже результат. Значит, империю ждут перемены. Я похлопочу о вашем освобождении.
Тюремно-полицейский механизм сработал медленно, и до прощания с этими гостеприимными серыми стенами Алекса осмотрел врач городской каталажки, аккуратно отделивший повязки. Он явно не был осведомлён об условиях ранения и выговорил своё возмущение:
— Соблюдайте чистоту, молодой человек! Вон, прорехи от чьей-то шпаги уже затянулись, значит, с дуэли прошло недели две, а то и три. А вы не удосужились поменять сорочку! Так и завшиветь недолго до суда. Стыдно.
Значит, пожар в боку был не зря. Редко когда заключённые покидают тюрьму в столь замечательном состоянии здоровья.
На третий после ареста день фалько-офицера без извинений выставили на улицу. Естественно, без единой монетки, чтобы нанять извозчика — полиция, подбирая бессознательное тело, не допускает осечек и обирает до нитки. Спасибо, что револьвер оставили, а шпага… Или брошена в доме Евы, или Марк сохранил.
Делать нечего, до казарм остаётся идти пешком. Ноги сами понесли к легионерской.
Странно. Среди имперских гвардейцев есть достойные офицеры. Но ни с кем не возникло дружбы. Марк, Горан — оба остались в отнюдь не элитном столичном легионе. Марка, возможно, удастся перетянуть под своё начало, как только подтвердит полётный минимум, но прежний учитель — вряд ли. Один Иазон в состоянии терпеть строптивца.
Алекс не знал, что так часто бывает. Настоящими друзьями мы называем лишь тех, кто начинал с нами с азов. Жизнь разбрасывает в стороны, редкие встречи заполнены бесконечными «а помнишь?», «а как тот?», «он ещё жив?», и так до утра, пока не опустеют солидные запасы вина. Потом каждый забивается в свою щель, окружённый приятелями, знакомыми, коллегами. Но не друзьями. И мучительно хочется лететь на трофейном дирижабле в атаку на превосходящего численностью противника, когда верный Марк с револьвером в руке отвечает за лояльность пилота-ренегата, а Горан командует летучим отрядом и зорко приглядывает за коварными фиолетовыми. Неужели для счастья не хватает новой кровопролитной войны?
По счастливому случаю, к приходу друга Марк не успел ещё в вечерний патруль. Потащил в келью Горана, от которой, похоже, заполучил ключ.
Выслушив новости, Алекс сокрушённо заметил:
— Я всё испортил. Даже с Евой тебе не помог. Она меняет бинты рыжему, говоришь?
— Омывая слезами дырку. Но не могу сказать, что огорчаюсь его будущему выздоровлению. На чужом горе счастья не построишь, так?
Кто же спорит.
— Знаешь, фалько, в твоём положении есть несомненный плюс. Вообрази на секунду, ты бы заколол Терона насмерть. Что, обручённая с ним Иана должна броситься тебе на шею с криком «спасибо, избавитель!» Ты так себе представлял?
— Не смотрел на ситуацию с этой стороны…
— Она — человек чести. Тем вечером доказала снова. Ты будешь последним ветроголовым идиотом, если упустишь её.
Алекс пожал плечами, точнее — единственным вполне здоровым.
— Не вижу выхода. Терон поправится, и — дзинь-дзинь, свадебные колокола.
— Не уверен, что дуэль закончилась для него бесследно. Я не про дырку в тушке. Время покажет. А ты ищи Иану и продолжай разговор.
— Я всё ей сказал! По крайней мере — главное.
— Но не услышал ответ, дружище. Вмешалась невоспитанная рыжая личность.
Они помолчали. Вдруг Алекс вспомнил.
— Ты только что обозвал меня ветроголовым. А сам?
— Потолковал с Иазоном. Весной полечу. Как раз посражаюсь с пузом, потренируюсь с крылом…
— Переходи ко мне в гвардию. Я помогу.
Марк перекинул ногу за ногу и задумчиво подпёр щёку кулаком.
— Спасибо, конечно. Но откажусь.
— Но ты ехал в Леонидию делать карьеру. Становиться теем. Что же теперь мешает, когда билет к удаче в кармане?
— А оно мне нужно? Хорошо, получу дворянство. Женюсь, как собирался в позапрошлом году, на молоденькой вдове-синьоре, их после ламбрийской бойни пруд пруди, на любой вкус. Дети точно будут теями, практически чистокровными. В этом ли счастье?
— А в чём? Говори, философ.
— Пять дней назад я был уверен, что оно только в Еве Эрланд. Три дня назад ты открыл мне счастье настоящего полёта, ещё через пару часов, когда моя ненаглядная осыпала поцелуями бледные щёки Терона, пачкая платье в крови и не стесняясь его невесты, понял — личное для меня недостижимо. Чёрт побери, Алекс, мне только двадцать один год, в жизни много ещё что переменится. А гвардия — это не просто дорога. Скорее — тоннель. Зайдя в него, выходишь только на пенсион, потому что любой другой вариант, особенно досрочного увольнения, грозит несмываемым позором. Кому как ни тебе это знать: ах, его из имерской гвардии выперли, пропащего…
— Точно.
— Поэтому — спасибо. Останусь в легионерах. Поговори с Гораном, если тебе одиноко. Хотя…
— Не пойдёт он. Или не удержится там.
— Ты прав, фалько. Ну, мне в патруль. А ты ночуй у нас, места хватит. Завтра же отыщи Иану. Самое время.
Алекс принял оба совета и утром уже стоял перед знакомым домом. Лакей пустил его внутрь не без трепета. Офицеру показалось: крикни он слуге неожиданно «а-м-м-м!», тот упадёт без чувств. Такова слава убийцы и бретёра.
В гостиную, где кровь тщательно убрана, вышла хозяйка.
— Сожалею, синьор. Иана убыла в свой маленький дом, в Кальясе, это к северу от Нирайна.
— Знаю! Немедленно лечу…
— Она настоятельно просила передать, чтобы вы её не преследовали.
— Когда вернётся, не говорила?
— Увы. Надеюсь, не задержится. Но вы же знаете, какие дороги. Зима. Она взяла мою карету, на крыле не рискнула.
— Да… Правильно… Ева, вы меня ненавидите?
Девушка широко открыла глаза, не ожидая столь прямого вопроса.
— Нет! Это не назвать ненавистью. Разумеется, не питаю тёплых чувств. Вы чуть не прикончили его… Но ведь и не убили, имея полное на то право. И возможность. Да что говорить, дали мне кое-какой шанс… Ах, да, Марк. Он не сказал ни слова, но я видела. Женщины всегда видят, как к ним относятся, и только делают вид, что ошеломлены признанием.
— То есть Марку не следует питать иллюзий.
— Следует, — она улыбнулась. — Но не на мой счёт. Славный здоровяк. Пусть у него всё получится.
— Тогда последний вопрос. Как Терон?
— Кризис миновал. Но шпага повредила ему какое-то сухожилие. Так, по крайней мере, предполагает лекарь. В полном объёме правой рукой мой бедный мальчик уже не сможет владеть никогда.
— Он и левой управлялся на зависть многим. На сём разрешите откланяться, госпожа Эрланд.
Снова один. На пустой улице.
Иана опять упорхнула. С Тероном ещё предстоит выяснить отношения, и никто не подпишется, что встреча пройдёт гладко. Создатель, какие испытания ты приготовил в дальнейшем?
