Глава двадцать седьмая
Один. Сцепившиеся в неравном бою корабли остались позади.
Нет птиц, обычных предвестников суши.
Нет рыбацких или каботажных судов, попрятавшихся из-за начавшейся войны.
Нет военных икарийских кораблей, потому что у империи как такового нет флота. Не принимать же всерьёз калоши вроде «Виритула».
Нет ещё в пределах видимости ламбрийской армады. В её существовании и близости вряд ли уместно сомневаться.
Кроме неба и моря только солнце, оно садится за горизонт. И даже облака куда-то исчезли на время, подчёркивая прямо-таки экзистенциальное одиночество.
Солнце село. Сверху набежала какая-то муть. Сумерки сменились тьмой, и на Алекса, если признаться честно, накатил настоящий ужас.
Исчезло всё. Непроницаемо-угольное небо соединилось с абсолютно чёрным морем. Пропало чувство направления. Затем началось размываться понятие верха и низа. Вроде бы летит нормально — спиной вверх, но непонятно, под каким углом к горизонту… Пикирует, поднимается, кренится? Куда, на какой высоте его несёт — знает лишь дьявол, и совсем не очевидно, приближается ли тей к берегу, удаляется в океан, потерявшись во времени и пространстве в отсутствие видимых ориентиров… И, как ожидалось, под ложечкой начал слабеть волшебный огонь Силы, без которого единственный путь — падение в волны, а рядом нет даже утлой шлюпки с «Ламбрийской звезды».
Он изгнал лишние мысли. Сделал всё возможное, чтобы первобытный страх перед тьмой и неопределённостью перестал сковывать тело.
Так они и летели вне пространства и времени, вдвоём — Алекс и его страх.
А вдвоём уже не так одиноко, хоть это не лучшая компания.
«Сила на исходе. Земля не видна. Даже вода не видна! Скоро ты коснёшься волн. Сколько продержишься на поверхности — пять или десять минут? Помощи ждать неоткуда! Признайся — сейчас всё закончится… Но ты не хочешь умирать!»
Страх — отвратительный собеседник.
Потом что-то мигнуло над головой, синий неверный огонёк, к которому прибавились другие. Звёзды! Словно гигантская горничная исполинской тряпкой протёрла запотевший небосвод, и он засиял новогодней елью.
Ничего, в принципе, не изменилось. Но звёзды обозначили небо. Яркий глаз в созвездии Двуликого показал направление на север, Белый Единорог — на восток, и Алекс исправил курс на десяток румбов, повернувшись точно к суше.
Теперь важно понять — что впереди, земля, огни посёлка на берегу или обманчиво низкие небесные светила.
Тей обратился в слух, пытаясь поймать заветный шум прибоя. Тщетно.
И одновременно с осознанием — берега нет — из тела полились последние капли Силы. Кое-как удерживая высоту, обернулся в надежде увидеть… что? Огни корабля в темноте? Но в военное время моряки считают меньшим риском плавать без огней, нежели выдать себя врагу.
Всё же он заметил некую странность в пейзаже и поначалу даже не понял, что за тёмная тень надвигается сзади и немного сбоку, заслоняя самые низкие звёзды над горизонтом.
Лабмрийский дирижабль!
Вот уж совпадение невероятное, дарованный Всевышним шанс, награда за упорство!
Очень сложный шанс. Воздушный корабль быстрее крылатого человека, следует занять положение по его курсу и выше, в нужный момент спикировав на баллон. Это не трудно, когда много Силы, и заранее держался с превышением. Но она на исходе, и высота примерно одинаковая.
Алекс рванулся вправо, щедро растрачивая остатки. К его удивлению, их как будто слегка прибавилось.
Он промахнулся мимо середины, угодив на обшивку позади едва различимой стеклянной кабины. Нож воткнулся на половину короткого лезвия. Некстати вспомнилось про порчу баллона тейской шпагой. Есть у императорских приближённых чувство юмора.
От неловкого движения крыло встало поперёк встречного потока, и Алекса поволокло к хвостовому оперению. Каких акробатических усилий стоило не сверзиться вбок, никто не узнает.
Наконец, он ударился крылом о скошенную переднюю кромку вертикального оперения и замер в напряжённой позе: ноги обнимают киль, тело выгнуто вперёд и вниз, чтобы крыло создало отрицательную подъёмную силу, руки снова воткнули нож в обшивку.
К равномерному шуму паровой машины, привычному на судне, добавились хлопки воздушного винта. Не меняя согнутого положения туловища, наездник дирижабля вывернул голову и понял, что все пережитые ранее невзгоды — сущая мелочь по сравнению с притаившейся угрозой. Встречным потоком воздуха его норовит перетащить через оперение и швырнуть в мясорубку. Можно, конечно, развернуть крыло к ветру и взлететь — есть вероятность проскочить над лопастями… И снова повиснуть между морем и звёздами, не имея запаса Силы?
Потрясающий выбор: быть перемолотым в фарш винтом дирижабля или утонуть. Байону не пожелаешь такой дилеммы… Алекс принял другое решение, наверное — впервые за всю историю летучего дворянства.
Занемевшей от долгого напряжения рукой он расстегнул пряжку на подвесе и резко выпрямился, подав локти назад. Крыло соскользнуло, сзади послышался треск: ажурный каркас с тканой обшивкой вдребезги разлетелся от удара в пропеллер. Алекс добровольно расстался со средством для полёта на высоте, раз в пять превышающей длину мачт самого большого корабля! То есть отрезал себе путь к плавному спуску. Прыжок с такого расстояния — что на воду, что на булыжную мостовую — бескомпромиссно отправит на тот свет.
И вот он один, на предательски ровной хвостовой части дирижабля, в почти полной тьме, едва нарушаемой светом звёзд, без средства покинуть воздушный корабль, медленно пополз вперёд, помогая ножом, который довольно быстро сломался.
Шаг за шагом. Вперёд на локоть и почти столько же назад, сдвигаемый мощной дланью встречного ветра-мордодуя. Ноги беспомощно елозят по обшивке, пытаясь нащупать хоть какую-то опору, хотя бы рёбра шпангоутов под крепкой просмоленной тканью. Вдобавок — чтобы тащиться вперёд, нужно карабкаться вверх по склону, так как средняя часть баллона выше хвостовой.
Алекс потерял счёт времени. Уже не осталось ни страха, ни злости, разум полностью подчинился инстинкту самосохранения, который повелел во что бы то ни стало проскрестись к мерцающему остеклению.
Ногти выломаны до мяса. Подушки пальцев стёрты почти до костей. Во тьме не видно, но на обшивке наверняка остаются красные кровавые полосы.
Как бы ни было скверно сейчас, дирижабль летит прямолинейно. Стоит ему заложить поворот, и ничто не спасёт от сваливания вбок, падения вниз с головокружительной высоты.
Когда стекло верхней кабины очутилось на расстоянии вытянутой руки и чуть защитило от встречного вихря, пришла пора задуматься о том, что внутри корабля нашему герою никто не будет рад.
Наверно, если бы наблюдатель на верхнем посту глянул назад и увидел испещрённое шрамами лицо, перекошенное болью, решил бы — там поселился демон! Но вахтенный честно дремал, и трудно его упрекнуть — благородные синьоры по ночам не летают и на дирижабли не нападают. Это продлило его жизнь на добрых две минуты, первоначально Алекс думал просто расстрелять ламбрийца через стекло из револьвера.
Размазывая кровь по стеклу, он сдвинул в сторону один сегмент, явно рассчитанный на стрельбу из кабины по воздушным целям, и кувырком ввалился внутрь. Вахтенный подхватился, но не успел ничего сделать и даже закричать, захваченный врасплох удушающим приёмом. Как только он перестал трепыхаться, Алекс ухватил его за подбородок и макушку, резко крутанув голову, отчего раздался хруст, и она повисла под неестественным углом.
— Что за шум, лейтенант? — донеслось из переговорной трубы.
— Порядок, мессир, — ответил убийца лейтенанта, старательно копируя ламбрийский говор и надеясь, что труба в достаточной мере искажает голос. С другой стороны, если в верхнюю кабину отправился член экипажа, кто там ещё может оказаться? Ночью! Над открытым морем, вдали от берега.
— Кофе готов. Спускайся. До утра в вороньем гнезде нечего делать.
Алекс торопливо обыскал первую жертву. Кинжал, револьвер. В рубке на вахте не менее троих-четверых вооружённых членов команды, кто-то в машинном, возможно — в каюте. Против них собрался сражаться одинокий измученный тей, в активе которого лишь внезапность. Главное — не имеющий путей к отступлению. И он нащупал люк колодца, ведущего вниз, в гондолу.
Перед неравной схваткой уместно помолиться Создателю, но отчаянный офицер обратился мысленно к другому существу. Прости, Иана, что истребляю твоих соплеменников, которые ещё никому из икарийских подданных не успели сделать ничего плохого. Делаю так не только из желания уцелеть. Хочу увидеться с тобой снова.
Гондола была освещена масляными лампами, встроенными в переборки. Наверно, воздух к ним подаётся как-то по-особенному. Если на открытый огонь просочится водород, то страшно представить… Алекс отогнал от себя мысли, не относящиеся к непосредственным проблемам, и сгруппировался перед прыжком.
Вряд ли аэронавты успели заметить, что мелькнувшие на лесенке сапоги имеют оперение, а такая обувь не характерна для ламбрийской армии. Второй пилот вообще не обернулся и заподозрил нечто неладное, когда сидящий в левом кресле командир дёрнулся, захрипел и повалился вперёд, украсившись рукояткой кинжала, почему-то торчащей из затылка. Пилотов натаскивают быстро реагировать на происходящее вне аппарата, а не на ситуации в кабине, тем более — не обучают рукопашному бою.
Ворвавшийся в рубку тей был подготовлен иначе.
Ребристая рукоять револьвера описала короткую дугу и врезалась в висок ближайшего к нему ламбрийца с характерным треском, свидетельствующим: у того можно более не справляться о здоровье. Каблук незваного гостя влетел в голову другому члену экипажа, швырнув его на переборку. Стволы двух револьверов упёрлись в оставшегося пилота и вахтенного на штурвалах рулей высоты и направления. Только сейчас пилот рассмотрел ворвавшегося человека: стремительность движения превращала его в зелёную молнию.
— Жить хотите?
Важно задать вопрос по существу, не размениваясь на второстепенные частности.
— Рулевой! Не снимать руки со штурвалов. Чтобы я их видел постоянно. Передний, ты — кто?
— Второй пилот Тумбос…
Невысокий лысоватый лейтенант нервно сжал кулаки, лежавшие на рычагах.
— Не правильно. Нужно говорить: Тумбос, синьор.
— Да, синьор.
— Чтобы не было недоразумений. Я могу благополучно спуститься вниз без дирижабля. Вы — нет. Уяснили?
Зашевелился ударенный сапогом. Алекс добавил. Хрустнуло, голова мотнулась, шевеление прекратилось. Эта короткая экзекуция произвела на аэронавтов впечатление не меньшее, чем убийство первой пары. Они торопливо кивнули.
— Сколько ещё людей на борту, пилот?
— Вахтенный механик в топочном, шестеро отдыхают, один наверху.
— Наверху теперь пусто.
Эта новость не обрадовала. Тумбос сглотнул слюну и быстренько выразил покорность:
— Да, синьор.
— Сколько лёту до побережья?
— Вы убили штурмана… синьор.
— Я переживу потерю. Примерно?
— Пятьдесят-пятьдесят пять минут, синьор.
— Цель полета?
— Ночная бомбардировка Нирайна.
— Вот как? Гонять дирижабль через океан ради нескольких бомб? Тумбос, отвечай! Если разочаруешь меня, огорчу, — ствол качнулся в сторону трупа первого пилота, прозрачно намекая на возможную перспективу.
— Не… нет, синьор. Следующие бомбы мы должны взять с корабля.
Раньше ламбрийцы вроде бы не практиковали швартовку дирижаблей к пароходам — рискованно. Видать, что-то новое.
— Ясно. Так! Если предпочитаете сносные условия в плену, а не быструю смерть, слушайте. Рулевой выдерживает прежний курс. Через иллюминаторы видны звёзды. Если увижу, что поворачиваешь — ты не жилец.
— Да, синьор.
Даже сутулая спина выразила покорность. Если офицер прекратил сопротивление, куда уж простому сержанту.
— Тумбос идёт со мной в хвост. Но сначала приберёмся, замусорено у вас.
Не опуская ствол, Алекс обыскал покойников. Обратил внимание на хрупкое телосложение одного из них, с проломленным виском. Ба, у того лётные сапоги. Тей! У переборки закреплено его крыло. Благородный синьор — предатель? Немыслимо… Но с этим не время разбираться.
— Тумбос! Ко мне!
Уперев ствол в левую лопатку, обыскал и его, отобрав револьвер.
— Трупы — за борт!
Рулевой начал аккуратно вращать один из штурвалов.
— Что за инициатива?
— Вы приказали облегчить дирижабль за счёт сброса тел, — осторожно пояснил пилот. — Аппарат начал набирать высоту. Рулевой чуть опустил горизонтальные рули, удерживая двести пятьдесят. Если ещё облегчить…
— Придётся выпустить водород?
— Нет, синьор. Открутить вентили и повернуть тот рычаг. Часть газа из баллонетов будет нагнетаться в стальную ёмкость. Вместо него в объём внутри обшивки я подам обычный воздух.
Тей подумал, что сведения о вражеских дирижаблях, полученные им, крайне поверхностны. Представлял их конструкцию в виде мешка с водородом, внизу паровая машина как на локомотиве, пропеллер… На поверку вышло, что воздушный корабль, наверное, сложнее парового корвета.
— Тумбос, сейчас пойдём в кормовую часть гондолы.
Пилот с отчаяньем глянул на револьверы.
— Вы их тоже убьёте, синьор?
Тяжкий выбор — проводить врага, изготовившегося убить товарищей по экипажу, или кувыркнуться за борт.
— У тебя есть друг?
Ещё тяжелее. Выбрать, кому отправиться в последний путь, кому оставить шанс на выживание, даже в суровых условиях плена… Алексу не хотелось бы очутиться на его месте.
— У нас на борту есть девушка. Она — стрелок и кок. Если вы будете столь милосердны, синьор…
— Обещаю.
Он хотел было добавить, что слову благородного можно верить. Но передумал. Тей, переметнувшийся на сторону врага, перечёркивает любые представления о дворянском слове, достоинстве и чести.
— Без глупостей. Ты, если что, умрёшь первым.
— Да, синьор.
Алексу почудилась некоторая неискренность.
— Подумай сам, лейтенант. У вас неполный экипаж. Нет штурмана. Не буду скрывать, станет ещё меньше. Найти корабль на месте встречи или пересечь океан не выйдет. Я обещаю ходатайствовать за вас перед стражей, — сунув револьвер в карман плаща, тей схватил пилота за подбородок и повернул к себе. Глаза упёрлись в глаза. — Дарю жизнь троим. Будешь геройствовать — умрёте все, я дождусь утра и спущусь на крыле. Это ясно?
— Да, синьор.
— Пошли, — Алекс обернулся к рулевому. — Сержант! Если где-то есть спрятанное оружие или заготовишь мне иной сюрприз к возвращению в нос, не доживёшь до утра.
Единственная каюта. Девушка делит её с мужчинами? Нет времени разбираться с их отношениями.
Тумбос услышал пять приглушённых ударов. Ни одного хрипа, вздоха, стона…
Спаси, Всевышний!
Девушка даже не пошевелилась во сне.
— Сними с неё одеяло. Буди. Одно неверное движение — стреляю.
Пилот повиновался и осторожно тронул её за плечо. Потом потряс.
— Лейтенант? Вы… Моя вахта?
Она присела на койке, с недоумением глянула на сброшенное одеяло.
— Корабль захвачен икарийской императорской армией. Тумбос за вас поручился. Хотите жить — исполняйте мои приказы.
Она зажала рот ладонью. Сон исчез из глаз. Даже в таком, взлохмаченном виде аэронавтка не позволила усомниться, что любой мужчина на борту постарается сохранить ей жизнь. Не поклонник чуть более пышных форм, нежели у высокородных синьорин, Алекс тоже решил — ей жить. Что не мешает использовать её популярность в экипаже.
— Лейтенант, идите в рубку. Женщина будет заложницей и погибнет первой при попытке неповиновения. Оба — вон!
Осталось ликвидировать дежурного механика в топочном. Понятно, что он ел хлеб на борту не зря, как и его мёртвый напарник. Но уж пятьдесят минут машины отработают и без присмотра. Даже если топку заглушить, дирижабль сколько-то пройдёт на остаточном давлении пара, до Аделфии рукой подать.
Алекс отпустил пилота и пихнул пленницу по тёмному коридору в сторону хвоста. Она, гораздо более крупная, чем тей, повиновалась без звука, ошарашенная неожиданностью.
— Откручивайте задрайку.
Дрожащие руки повернули штурвальчик, раскрывая овальную дверь, из-за которой пахнуло горелым жидким топливом, в глаза плеснулся свет. Почти сразу же грохнул револьверный выстрел, девушку отбросило на Алекса. Едва удержавшись на ногах, он подхватил тело как щит и из-за него пальнул в мелькнувший впереди силуэт.
В рубку тей ворвался, переполненный яростью.
— Герой? Умный?
Алекс сшиб рулевого с ног и выволок на пятачок в середине рубки.
— Тумбос, за штурвал!
В глазах лежащего человека мелькнула обречённость.
— Воспользовался переговорным, ламбрийский подонок? Предупредил механика в машинном?
— Мы слышали выстрелы, — с дрожью в голосе промолвил офицер. — Кэти…
— Мертва. Механик выстрелил, едва она переступила порог.
Не нужно быть большим физиономистом, чтобы понять — отношение пилота к погибшей не ограничивалось служебным.
— Сержант! Зачем?! — простонал пилот, на что получил горделивый ответ:
— Я не изменил присяге.
Герой, дьявол тебя задери, ругнулся про себя Алекс. Сам побоялся шевельнуть пальцем? Понадеялся на механика, который с перепугу пальнул в первого же вошедшего. В эту самую Кэти.
— Лейтенант, мы остались вдвоём, — труп рулевого тей спихнул за борт собственноручно. — Судя по времени, до берега минут сорок — сорок пять.
Тот не отреагировал. Видно, гибель женщины его поразила больше, чем кончина остальных членов экипажа.
— Теперь слушай. Ты сохраняешь жизнь, только посадив эту громадину. Мы справимся вдвоём?
Алекс, естественно, умолчал, что может безопасно спустить даже столь упитанного субъекта как лейтенант. Лишь бы крыло выдержало.
— Не представляю, синьор. Причальных мачт нет. У нас есть гайдропы, это такие длинные канаты, но кто их удержит на земле? Если предупредить только, подготовить команду… Вдобавок — у нас бомбы.
— Сбрасывайте, пока мы над океаном.
Дирижабль ощутимо вздрогнул. В иллюминаторе мигнула зарница.
