Глава 7
Десятник Аштвер с тревогой глянул на солнце, высоко стоящее в небе.
Нагромождение прибрежных скал закрывало море от стражников, укрывшихся в небольшой расселине. Глазастый Алки отправлен наверх — высматривать шхуну Ирслата. Но и сверху обзор не ахти.
Удобное место выбрал Ирслат для своего тайника. Вроде и не очень далеко город, а случайных глаз можно не опасаться. И берег, и взморье тут такие, словно их демон разжевал да выплюнул. Каша из воды и валунов, укрытых лебедой, чабрецом и иглицей.
Хорошо, что Гижер еще подростком излазил здешние кручи. Поговаривали, что Гижер в юности путался с контрабандистами. Но Аштвер не приставал к подчиненному с лишними вопросами. Ну, путался и путался, дело прошлое. Зато и Змеиное ущелье знает, и пещеру эту проклятую нашел. Просто так бы ее не углядеть: ущелье и подступы к нему сплошь поросли дымарником.
А красиво, демон его дери! Словно и впрямь по склонам на кустах повисли облака розоватого и фиолетового дыма. Эти пышные, легкие метелки будут качаться под ветром до конца Щедрого месяца. И к соленому запаху моря будет примешиваться их горьковато-терпкий аромат…
Сухо щелкнув, ударил камешек, вывернувшись из-под чьей-то ноги. Аштвер вскинулся, выхватил меч. Рядом так же бдительно обернулся на шум Гижер. Но тут же оба убрали оружие в ножны: по дну расселины шел Говорун, оставленный у входа в пещеру. Он вел перед собою, вывернув пленнику руку, плюгавого человечка в холщовой рубахе. Пленник согнулся вдвое, лица не видно, только растрепанная макушка.
— Этот вышел по нужде, — коротко объяснил седой наемник, толкая пленника к Аштверу. — Быстрее допрашивай, командир, пока его не хватились.
И замолчал, словно потерял интерес к происходящему.
Даххи и Гижер подошли ближе. Хорошо стоят, правильно: пленнику некуда бежать. А новенький, Ларш, — этот просто любопытствует, таращится в оба глаза.
Пленник выпрямился. Вытаращенные глаза, прыгающие губы… вот и славно, не надо запугивать.
— Сколько вас? — сурово спросил десятник контрабандиста.
Тот попытался ответить, но только шумно всхлипнул. Говорун дал пленнику затрещину — не в полную силу, а так, чтобы в чувство привести. Подействовало. Выражение глаз стало осмысленным, губы зашлепали: видать, подсчитывает в уме.
— Четырнадцать морд.
— С твоей мордой? Или без твоей?
— Без моей, — уныло вздохнул контрабандист.
— Что так много-то? — не удержался Гижер.
— Мы товар недавно принесли. И велено было дождаться шхуны.
— Пленников много?
— Не считал, десятка полтора.
— Женщины и дети есть?
— Почитай, только они и есть.
— Пещера большая? Другие выходы имеются?
— Вроде большая. Я тут в первый раз. Не осматривался, у стены сидел…
— Что ж ты, Говорун, такого неудачного притащил? — ухмыльнулся Даххи. — Ничего толком не знает. Сведи обратно, обменяй на другого.
Аштвер бросил тяжелый взгляд на некстати расшутившегося наррабанца. Тот заткнулся.
Дела были плохи. Четырнадцать морд легко справятся с шестерыми стражниками. Кого не убьют — скрутят и продадут вместе с теми бедолагами, что сейчас в пещере. А могут даже не возиться — просто засядут в пещере до прихода шхуны, и тогда стражники окажутся, как говорится, между огнем и пламенем.
Конечно, должна подоспеть береговая охрана. Но когда-то Аштвера учил его покойный десятник: «Даже если ждешь подмогу — действуй так, словно никакая подмога не придет».
— Выманить бы их, — негромко сказал Гижер. — Подойти кому из нас… одному… Сказать, что подошла шлюпка с «Вредины». Зайти внутрь. Сказать, чтоб товар на берег выносили. Не получится — хоть двоих-троих внезапно уложить и прикрыть вход, пока остальные ворвутся.
— Да ваши рожи всему городу примелькались! — возмутился Аштвер.
— А моя не примелькалась, — подал голос новичок.
Десятник почти забыл про парнишку.
А тот, не дожидаясь команды, скинул черно-синюю перевязь с мечом:
— Надо взять у Алки арбалет. Не могу же я к ним заявиться с голыми руками! Что за контрабандист без оружия?
Безумие какое-то! Не может Аштвер послать в эту крысиную нору котенка, не поймавшего еще ни одной мыши!
— Я могу с ним пойти, — предложил Даххи. — Мы, наррабанцы, для вашего брата все на одну рожу. А в пещере навряд ли светло.
Тянуть было нельзя: контрабандисты могли хватиться пропавшего сообщника.
И ведь этот молокосос, по слухам, не оплошал, столкнувшись нос к носу с пьяным медведем…
— Условный знак есть? — спросил десятник пленника.
— Песенку насвистеть, — мрачно буркнул тот, глядя себе под ноги. — Про акулу и кита.
Песенку знало все побережье.
— С арбалетом не стоит идти, — решился Аштвер. Достал свой кинжал, протянул Ларшу. — Заткни прямо за пояс, бернидийцы так оружие носят. И держись нахальнее!
* * *
— Я же и обидеться могу! Говоришь, что уважаешь меня, а сам не позволяешь мне даже осмотреть больную ногу, не то что лечить!
— Ульден, сокровище глаз моих, неужели тебе мало болезней целого города? Нужно еще и меня с моим многострадальным пальцем положить в твой мешок для добычи?.. Скажи, что бы ты подумал о больном, который лечился у тебя, лечился — а когда болезнь почти отступила, переметнулся к другому целителю?
— Ну… я…
— Мой невольник Шерх, конечно же, уступает тебе в медицинских познаниях. Но все же он сумел утишить мою муку. На днях я отправляюсь в путь. Так не будем же оказывать слишком много чести презренной подагре, делая ее предметом нашей беседы. Выбирай, о чем будем разговаривать: мой завтрашний прием или твое Снадобье Всеисцеляющее?
— Прием, — сдался лекарь, безнадежно махнув рукой. Спорить с упрямым наррабанцем было бессмысленно.
— Он будет скромным, но милым, — оживился Верши-дэр. — Придут только самые близкие друзья… и еще кое-кто из окружения Хранителя… и актеры, непременно актеры… вот думаю, звать ли циркачей…
— И еще полгорода, — подсказал Ульден. У наррабанского вельможи были весьма странные представления о скромных приемах.
— Но ты, друг мой Ульден, будешь на этом домашнем празднике?
— Еще как буду! — злорадно сообщил Ульден. — Постараюсь сесть поближе к тебе, никакие телохранители не помешают. И буду следить, чтоб ты не слопал ничего сладкого или жирного. Чуть подагра отпустила, так за стол?
Верши-дэр шутливо вскинул длани к небесам. Длинные, широкие рукава сползли к локтям, обнажив по-женски красивые руки, явно не знавшие работы. Левую украшал широкий бисерный браслет, и по обеим ползла от локтя к кисти татуировка — гирлянда из листьев, гроздьев и цветов. Меж листьев поднимали головки маленькие змейки.
— О боги, держащие землю и воду, уберегите меня от этого тирана!.. Ульден, кладезь мудрости, кто тебе сказал, что я собираюсь жрать? Я намерен вкушать изысканнейшее из лакомств: музыку, шутки веселых гостей, пляски танцовщиц, улыбки прелестных дев…
— А вино? — придирчиво поинтересовался «тиран».
— Клянусь, не больше одного кубка! Но один кубок выпью, даже если ты будешь драться. Меня известили, что высокородный Ульфанш собирается прислать мне для приема кувшин «расплавленного золота», это такая редкость и такое чудо!..
В этот миг появился слуга, чтобы доложить о приходе гостя. Впрочем, сам гость вошел следом за слугой, не дожидаясь приглашения.
Верши-дэр просиял улыбкой.
— О мой высокородный друг! О несравненный Вепрь! Ты так редко радуешь мой дом своим визитом!
— Заботы, заботы, почтеннейший Верши-дэр, — солидно отозвался гость. — Ты же знаешь, я не последний человек при Хранителе.
Верши-дэр хотел было представить гостей друг другу, но оказалось, что оба встречались пару раз и помнят свое, хоть и мимолетное, знакомство.
— Я, собственно, с просьбой, почтенный Верши-дэр.
— С приказом, высокородный Гурби, с приказом! Что тебе угодно повелеть?
— Могу ли я на завтрашний прием пригласить с собой девушку?
— Всего-то? Да хоть пятерых! Прелестные личики твоих избранниц украсят нашу встречу.
— Она не моя избранница. И не такая уж красотка. Но меня просили оказать покровительство молодой художнице, Дочери Рода. Кстати, она рисует в наррабанском стиле.
— О! Восхитительно! Однако Наррабан знает не один стиль живописи. Какой из них избрала молодая госпожа?
— Мне этого слова не выговорить. Но… — Гурби на миг запнулся, припоминая. — Очень быстрый рисунок. Несколько линий — и человек на портрете как живой.
Верши-дэр посерьезнел.
— Неужели горхда? Это означает «быстрая кисть»…
Он обернулся к слуге, который без приказа не смел покинуть комнату, и отдал распоряжение по-наррабански.
— Сейчас принесут футляр с интереснейшими работами… Но я ни разу не слышал о грайанце, освоившем горхда. Что, рисунки барышни действительно хороши?
— Не видел, — честно признался Гурби.
— Тогда неплохо бы госпоже прийти в мой дом еще днем, до приема, и заранее показать свое искусство. Если рисунки мне понравятся, я охотно их куплю.
— Разумно, — кивнул Гурби. — А если барышня рисует плохо — не выйдет конфуза перед гостями.
Тут слуга внес широкую твердую коробку.
— Вот! — вскинулся наррабанец. — Это, конечно, не все мое собрание, лишь несколько рисунков. Я хочу показать их в Тайверане. Говорят, при дворе Джангилара есть знатоки. Сейчас, сейчас…
На крышке коробки были завязки из широкой серебряной тесьмы. Верши-дэр, жестом отослав слугу, сам принялся возиться с замысловатыми, пышными, похожими на цветы узлами.
Воспользовавшись тем, что наррабанский вельможа отвлекся, Ульден быстро и тихо сказал Сыну Клана:
— Господин мой, нам надо позже поговорить с глазу на глаз.
* * *
Веселая песенка про хитрую акулу, захороводившую неуклюжего недотепу-кита, без слов летела над Змеиным ущельем. Ее старательно, куплет за куплетом, высвистывал юноша в хорошо сшитом камзоле из тонкого сукна, шедший по дну ущелья в сопровождении сосредоточенного, внимательного наррабанца.
С правого склона, из перистых султанов дымарника, раздался оклик:
— Кто идет?
— С крыши кот! — раздраженно, но без удивления отозвался молодой человек. — Свищу тут, как чокнутый скворец, уже губы не слушаются.
— Ты с «Вредины»?
— Во тупой, а? — Молодой человек оглянулся на своего спутника. — Нет, мы с королевского флагмана! А здесь у меня свидание назначено! С наррабанской слонихой!
— Да кто ж знает, кого сюда занесет… — упрямо огрызнулся насквозь неправый, но не желающий этого признавать голос. — Ладно, поднимайся.
— Ну да, храмовое шествие сюда забредет! — огрызнулся Ларш, поднимаясь по склону по неожиданно удобным, плоским, как ступеньки, камням. Приказ командира «держись нахальнее» он запомнил и намерен был исполнять неукоснительно.
Когда вход в пещеру выглянул драконьей пастью из розовато-фиолетовой пелены дымарника, Ларш свысока глянул на бородатого контрабандиста, сунувшегося с каким-то вопросом, и громко заявил:
— С хамсой не разговариваю. Кто хозяин этого цирка?
— Ну, я, — шагнул навстречу Ларшу коренастый, плотный, краснолицый мужчина. — Заходи, гость дорогой.
— Чего я заходить буду? — хмыкнул Ларш. — Не в бордель явился… Выноси товар наружу, на свету принимать стану, не при факелах!
— Примета плохая — на пороге разговаривать! — уперся контрабандист.
— Где порог-то? — изумился Ларш. Но уступил, сделал несколько шагов в полумрак, откуда несло какой-то плесенью.
— И ты заходи, — кивнул главарь контрабандистов наррабанцу Даххи, который стоял у входа.
— Мне тут с тобой песни распевать некогда, — мрачно сказал Ларш, который видел перед собой только трещину в скале, заканчивающуюся тупиком. — Давай, выгоняй скотину свою двуногую.
— Внутри поговорим, — тяжело и неуступчиво бросил главарь. — Заходите оба.
«Не верит, — зло подумал Ларш. — Отрезает путь к отступлению».
Но выбора не было. Словно из скальной стены, рядом возникли еще двое головорезов. Да и бородач-часовой насторожился.
Ларш ухмыльнулся:
— С хозяевами не спорят, да еще с такими гостеприимными!
И направился в «тупик». Как и ожидал, увидел, что скальный коридор здесь сворачивает направо.
Ларш и контрабандисты шагнули было в темноту, но остановились: позади послышался резкий, с болью выдох — и звук падающего тела.
Взорам Ларша и его спутников, поспешно обернувшихся, предстал наррабанец Даххи, стоящий над телом бородатого часового.
— Что еще?! — гаркнул главарь. За эти мгновения он успел обнажить меч. Его дружки тоже готовы были кинуться в драку.
Даххи оскалился и гортанно выкрикнул с невероятным наррабанским акцентом:
— А зачем он сделал вот так?
И левой рукой изобразил над своим плечом загогулину.
Ларш сразу смекнул, что произошло. Бородач узнал Даххи — и тот, поняв все по его физиономии, заставил его замолчать одним ударом. И заявил, что часовой его оскорбил. Грайанцы часто дразнят наррабанцев «верблюдами». Или жестом обрисовывают над своим плечом горб — и горячие южные парни, поняв намек, бросаются в драку.
Молодой стражник сообразил все это молниеносно — и в два шага оказался над упавшим бородачом. Тронул Жилу Жизни, через плечо бросил контрабандистам:
— Живой! Оглушен малость, очухается!
(Ларш от волнения не разобрал, бьется ли жилка под пальцами, но какое это сейчас имело значение?)
Юноша разогнулся и, не обращая внимания на контрабандистов, встал перед Даххи — лицом к лицу.
— Нойхор, черномазая сволочь! — сказал Ларш негромко. Голос его звенел от сдерживаемой ярости. — Своей дуростью ты чуть не сорвал серьезное дело. Капитан Ирслат узнает об этом, даже не сомневайся. А когда тебя будут пороть, я пригляжу, чтобы ты все получил сполна… А ну, быстро взял этого бедолагу и вытащил на склон! Он на ветерке быстрее в чувство придет. И сразу догоняй меня!
Не дожидаясь исполнения своего приказа, Ларш обернулся к опешившим контрабандистам:
— Нойхор виноват, но он человек Ирслата, и наказывать его может только Ирслат. Обещаю, этот дурак получит то, что заслужил… А теперь займемся делом, а то капитан забеспокоится из-за моего отсутствия и снимется с якоря. Я останусь здесь, а вы лишитесь выручки.
Мгновение помедлив, главарь кивнул…
Пещера оказалась просторной и с низким потолком. Она была скудно освещена прикрепленными меж камней факелами и, судя по застоявшемуся воздуху, второго выхода не имела.
Контрабандисты, ожидавшие своего главаря, кольцом сомкнулись вокруг гостя.
Взгляд Ларша поверх чьего-то плеча метнулся к кучке прижавшихся друг к другу людей. Юноша не мог сосчитать их, но там и впрямь были в основном женщины и дети.
— Ладно, на свету разберемся, — равнодушно произнес Ларш. — Выносим товар, парни.
И шагнул к груде тюков, сложенных у стены. Первый попавшийся тюк оказался хоть и большим, но неожиданно легким.
— А ну, положи, почтенный, положи, — учтиво, но с нажимом сказал главарь. — Негоже моему господину под грузом корячиться. Тут и троих хватит.
И жестом указал, кому из молчаливых неподвижных контрабандистов браться за дело. Те повиновались без единого слова.
«Заложником меня оставляет, — тоскливо подумал Ларш. — На случай, если эти трое не вернутся».
В опасную минуту внимание часто привлекают мелочи. В глаза Ларшу бросилась пестрая меховая куртка на одном из контрабандистов. Это летом-то!.. Впрочем, здесь, в пещере, довольно прохладно…
Пленники почувствовали недоброе, задвигались, какая-то женщина негромко и тоненько запричитала.
Главарь цыкнул на нее и спросил у Ларша:
— Ежели по говору судить, так господин будет не из простых матросов?
— Помощник капитана, — проводил Ларш взглядом темные фигуры с тюками на плечах.
— Так у него же Тагишур-бернидиец в помощниках!
— Прежнего помощника ножом успокоили. Я с Ирслатом в первый рейс пошел. Как звали того, что был до меня, знать не желаю. — И парень сделал ладонями жест, отвращающий беду.
Ларшу стало весело. Проверяют его, да? Ну, проверяйте! Чтоб Сын Морского Клана с детства не нагляделся на моряков? И не знал моряцких суеверий?
— Надо же, надо же… И как дела на «Вредине»?
— Морской Старец милостив, все в порядке.
— Я все спросить хочу, да забываю: с чего Прелат шхуну так чудно назвал?
«Ну, точно, проверяет…»
Ларш чувствовал себя все увереннее. Вот уж на этот вопрос он ответит! Побывавший на Берниди аршмирский капитан в застольной беседе рассказывал дяде про контрабандиста Ирслата. А он, Ларш, еще подросток тогда, слушал в оба уха: интересно же!..
— Это в честь женщины, — объяснил он. — Была на Вайаниди сказительница по прозвищу Вредина. И морские байки складно плела, и собой, говорят, недурна была, раз в нее влюбились сразу двое: Ирслат-контрабандист и Равар Порыв Ветра из Рода Маравер — не слыхал про такого?
— Как не слыхать! Капитан «Гордеца»!
— Во-во… Равар, чтоб угодить красотке, назвал в ее честь одну из катапульт на «Гордеце». А Ирслат решил его переплюнуть. Он тогда сторговал вместо сгоревшего «Кальмара» новехонькую шхуну, только со стапелей. Вот он ее «Врединой» и поименовал.
— Ишь ты! А кому же девица досталась?
— Я слыхал, что никому. Не зря ее Врединой величали: крутанула подолом да подалась в чужие края…
Контрабандисты вернулись за новыми тюками. Теперь их было четверо: к ним присоединился Даххи.
Темноволосый верзила в меховой пестрой куртке, низко опустив голову, прошел в полумраке за спинами контрабандистов. У груды тюков на миг поднял лицо, встретился с Ларшем глазами — и тут же отвернулся.
Молодой стражник едва не вскрикнул: это был десятник Аштвер!
Внутренне подобравшись, Ларш заговорил загадочно, интригующе:
— Название-то ладно… тут с «Врединой» на Тагиниди такая история приключилась, что по всем кабакам матросы только о том и шумели…
Ему удалось заинтересовать и отвлечь контрабандистов. Для них оказалось полной неожиданностью, когда Аштвер сгреб сзади двух парней и стукнул их головами друг о друга.
Остальные «носильщики» и Даххи тоже атаковали опешивших врагов.
Ларш, ожидавший этого, выхватил из-за пояса кинжал и вонзил его в грудь ближайшему контрабандисту. Вытаскивать кинжал было некогда: главарь уже замахнулся на молодого стражника мечом. Ларш, как щитом, прикрылся умирающим головорезом с кинжалом в груди, толкнул его в главаря, упал на камни, оказался рядом с каким-то громилой с отрубленной башкой и рванул меч из мертвой руки. Тут над юношей наклонилась черная тень. Ларш не успел ничего сделать, не успел защититься. Над ним пронесся арбалетный болт — и на Ларша упал умирающий враг.
Вылезая из-под контрабандиста, скребущего руками по каменному полу, Ларш подумал, что в бой вступил Алки.
Это было последней связной мыслью молодого Спрута. К счастью, меч он все-таки подобрал — и дальше вертелся в сумятице злых голосов, предсмертных хрипов, женских умоляющих причитаний и детского рева взахлеб. Ларш отбивал и наносил удары, почти ничего не соображая. Его прежние Поединки Чести даже не напоминали эту резню в полутьме.
Бой продолжался недолго. Стражникам помогла внезапность. Но после того как на ногах не осталось ни одного врага, Ларш не сразу смог успокоиться. Сердце буянило в груди. Все вокруг воспринималось обрывками. Как вязали оставшихся в живых контрабандистов… Как осматривали рану Гижера, а тот приставал к десятнику: получит он наградные за боевое ранение?.. Как резали веревки на руках и ногах пленников, а какая-то женщина все норовила поцеловать Ларшу руки, приговаривая: «Не за себя, за деточек моих, за деточек…» Как Аштвер, поднеся факел к одному из тюков и разглядывая сургучную печать, скрепляющую веревки, восхитился: «Ребята, это же меха со склада Заркуда… ну, помните, ночью склад сгорел?»
«Я только что убил человека, я впервые убил человека…» — тупо твердил себе Ларш, ожидая найти хоть какой-то отклик в душе. Но отклика не было. Ларш даже не подумал о том, что в общей свалке он убил, видимо, не одного противника. Он вспоминал только того контрабандиста, которого ударил кинжалом в грудь.
Юноша очнулся только тогда, когда в пещеру ворвался Алки (Ларш и не заметил, когда парня опять отправили высматривать врага) и закричал:
— Шлюпка подходит! Большая! Морд двадцать на веслах! Самой «Вредины» из-за скал не видать… Командир, уйти уже не успеваем!
* * *
— К нам, добрые горожане! К нам! Сегодня в нашем театре вы увидите давнюю и трагическую историю, дошедшую из Огненных Времен! Историю прекрасную, как баллада, пропетая у пылающего очага зимним вечером. Мы расскажем о познавшем горести короле, о страдающей и ревнивой королеве, о коварной фаворитке-разлучнице и о двух королевских сыновьях, которые, забыв про бегущую в их жилах родную кровь, затеяли тягаться за престол!
Голос Бариллы, звучный и сильный, плыл над головами зевак, сгрудившихся у стены театра.
Женщина не вопила, как рыночная торговка. Она простирала перед собой красивые руки, словно хотела прикоснуться к каждому из прохожих, передать свою печаль и свое восхищение.
— Она не умеет играть плохо, — вздохнул растроганный Раушарни, стоя на крыльце и снизу вверх глядя на балкон.
— Решила здесь свою роль сыграть, раз на сцене не велено, — раздался за его плечом злой голос.
Раушарни оглянулся на подошедшего Лейфати и строго спросил несостоявшегося убийцу:
— Ты почему не на втором балконе?
— Я ходил, — с видом невинного страдальца поведал Лейфати. — Там дверь не открывается.
— Как это — не открывается?
— А так. Вроде и приоткрыта, а я ее дергал, дергал…
— Опять балаганные фокусы устраиваешь, лишь бы народ не зазывать?
— Да правда же, не открывается!
Раушарни поморщился. Глянул по сторонам, увидел Мирвика, который, опираясь на метлу, с восторгом слушал декламацию Бариллы.
— Эй, ты, как тебя… ну, поэт! Давай бегом на второй балкон — там вроде дверь заклинило…
Мирвик вихрем взлетел на крыльцо, бегом пронесся по коридору и лесенке, с ходу рванул дверь.
Дверь даже не пошевелилась, словно была частью стены. Хотя не была даже плотно захлопнута: маленькая щелка оставалась между дверью и косяком.
Мирвик еще раз дернул дверь и выругался.
На балконе кто-то негромко ойкнул.
— Кто там? — спросил Мирвик в недоумении.
Дверь легко, без скрипа распахнулась, в коридор вышла Авита.
— Ой, я тут что-то заработалась…
— Тут Лейфати пора на балкон, народ зазывать.
— Ладно, я уже закончила на сегодня. Только пусть краску не смажет.
— А с дверью что? Не открывалась.
— С дверью? — Авита отвела глаза. — Ну, не знаю… Может, ее щитом заклинило?
Мирвик промолчал. Он даже не стал выглядывать на балкон, только пару раз открыл и закрыл дверь, убеждаясь, что она в порядке.
Как можно с балкона заклинить дверь, которая открывается в коридор?
* * *
Люди Ирслата, высадившись неподалеку от пещеры, выслали вперед двоих разведчиков, один из которых звонко высвистывал песенку про акулу и кита.
Парня окликнули от пещеры и предложили подняться. Он двинулся по камням-ступенькам — но на полпути вдруг завопил: «Отлив, засада!» — и кинулся вниз. Скорее всего, узнал в лицо кого-то из хозяев, гостеприимно стоящих у входа в пещеру. Так ли это, проверить было нельзя: бедолага оступился на камне, покатился по склону и сломал себе шею.
Его напарник кинулся наутек. И тут склоны ожили. Со всех сторон — из облаков дымарника, из-за валунов, из скальных трещин — загремело:
— А ну, стой!..
— Именем короля!..
— Мордой на камни, зараза! Руки за голову!..
— Береговая охрана!..
— Бросай оружие!..
Эхо дробило голоса, перекатывало по ущелью, не давая сосчитать, сколько же человек кричит. А единственный болт, лязгнувший о камень у ног, показался беглецу десятком болтов, летящих со всех сторон.
Контрабандистам не привыкать к внезапным налетам, облавам и засадам. Едва увидев бегущего к берегу приятеля, они, не сговариваясь, принялись сталкивать лодку с мелководья. Беглец, зайдя по пояс в воду, перевалился через борт лодки. Его друзья налегли на весла.
— Засада, — отдышавшись, объяснил беглец. — Береговая охрана.
— А где Кабестан?
— Башку себе сломал.
— Корабля береговой охраны не видать, — рассудил кто-то. — Прячется в бухте? Или с суши отрядом подобрались?
— Мне вернуться и спросить? — огрызнулся беглец. — Не рассуждай, греби, а думать будет капитан!
* * *
Гурби Озерное Жало из Клана Вепря озадаченно потер лоб.
— Ты… почтенный Ульден, ты хоть сам понимаешь, что ты сейчас сказал?
— Да, мой высокородный господин. Я почти уверен, что Верши-дэр ошибается. Он страдал не от приступа подагры. Волосы, ногти, еще ряд признаков… Я потребовал бы консилиума с другими лекарями, но понимаю, что дело не подлежит разглашению.
— Разглашению… не подлежит, конечно, да, да… Но что же… но как же…
— Полагаю, отраву ему давали в вине. Я знаю яд, который, будучи растворенным именно в вине, дает симптомы, сходные с симптомами подагры.
— И что теперь делать?
— Ничего. К счастью, телохранитель Шерх быстро уговорил своего господина перейти на овсяную кашу и травяные отвары. Шерх успел вовремя. Дозы яда, принятые Верши-дэром, были невелики.
— Но кто же его?..
— Откуда это знать простому лекарю? Я вижу два ответа. Либо кто-то из свиты — тогда нам остается положиться на преданность и бдительность Шерха. Либо…
— Да?
— Либо кто-то из местных. Аршмирец. Причем негодяй, не побоявшийся бросить тень на родной город. Верши-дэр — не какой-нибудь торговец или наемник. Он вельможа и родственник Светоча.
— Сводный брат.
— Вот-вот. Сводный брат правителя Наррабана отравлен в Аршмире! Поднимутся страшные волны, которые покатятся в Тайверан и в Нарра-до. И первой жертвой окажется Хранитель города.
Гурби отер платочком вспотевший лоб. По личным соображениям он не желал смены Хранителя. Не был к ней готов.
— Но ведь все обошлось, да? Послезавтра Верши-дэр уезжает…
— А завтра в Наррабанских Хоромах большое празднество.
— Но он же не будет на пиру есть и пить! Кроме… — Гурби резко оборвал фразу, выпучил глаза и еще раз промокнул платочком лоб.
— Мой господин уже понял. Кроме одного кубка вина. Из кувшина, подаренного Хранителем Аршмира. И это известно многим.
— Всем известно, всем… — проблеял Гурби. — Но это же кувшин из винного погреба самого Хранителя! Никто не сумеет подсыпать туда яд!
— Если мой господин твердо в этом уверен, то все в порядке.
Гурби замолчал, мысленно обозревая размеры катастрофы, которая произойдет, если какой-то негодяй все же сумеет пробраться в винный погреб Хранителя.
Выждав немного, Ульден почтительно продолжил:
— Я давно хотел расспросить Вепря про его Дар. Если высокородный господин наложит чары, скажем, на вино — это только уничтожит отраву, находящуюся в вине? Или яд, подсыпанный уже в зачарованное вино, тоже не сможет убить пьющего?
Гурби приосанился. Даром своим он гордился, был в нем уверен (и имел на то все основания).
— Тот яд, что уже в кубке, потеряет силу. И потом в заговоренное вино можно отраву хоть ложками сыпать. Вкус изменится, но убить это вино уже никого не сможет.
— Изумительно. Я думаю, Вепрь зачаровал все кувшины и бочки в подвале Хранителя?
— Нет. Эти чары отнимают много сил. И весьма для меня болезненны. Я делаю это лишь в особых случаях… А! Понял! Ты считаешь, что это как раз особый случай?
Ульден поклонился.
— Но не могу же я без ведома Хранителя лезть в его винный погреб и вскрывать запечатанный кувшин? — возмутился Гурби. — А если поговорить со Спрутом… ну, что я ему скажу?!
— Если господин устроит мне хотя бы короткую встречу с высокородным Ульфаншем с глазу на глаз, я попробую убедить Спрута в том, что все происходящее — очень серьезно…
