Глава двадцать пятая

Церемония вручения аттестатов длится чуть дольше, чем я думала. Сегодня школа выпускает всего пятьдесят учеников – самый малочисленный старший класс за всю ее историю. После третьей речи я начинаю думать, что в какой-нибудь американской частной школе, где в выпускных классах всегда сотен пять учеников, такая церемония прошла бы гораздо быстрее.

Я последней поднимаюсь на сцену, и когда директор вручает мне аттестат, я чувствую себя так, будто мне вручают будущее. Впереди меня простирается вся жизнь, мне предстоит принимать решения. Те, которые предстоит делать сейчас, я знаю, но много и тех, о которых я узнаю, возможно, через много лет. Я могу сейчас поступить как послушный ребенок и вернуться домой, ведь именно этого хочет мама. Это самое легкое решение: вернуться в Теннесси, поступить в Вандербильт, работать в папиной фирме.

Или я могу рискнуть.

Я приехала в Корею, чтобы вырваться. Я сбежала сюда. И я больше не хочу никуда бегать. Означает ли это, что я должна вернуться домой и снова столкнуться со своим прошлым? Или я могу отважно посмотреть на свое прошлое здесь? Могу ли я быть счастлива в Азии? Могу ли начать отсюда?

Я хочу попробовать.

– Я знаю, что ты сейчас чувствуешь. – Джейн усаживается поудобнее, кладет ногу на ногу, поднимает стакан с содовой и снова ставит его на стол. – Только не делай вид, будто ничего не происходит.

Я кручу на дне чашки остатки кофе и вглядываюсь в получившийся водоворот – все это для того, чтобы не встречаться с Джейн взглядом.

– Честное слово, я не знаю, о чем ты.

Джейн фыркает.

– Не глупи, Грейс.

Однако она не продолжает. Я никогда не видела ее настолько взволнованной, чтобы она не знала, что сказать. После торжественного обеда с мамой Джейн сказала, что хочет вместе со мной выпить кофе в Инчхоне. Это означало, что я буду пить кофе, а она потягивать через соломинку содовую без кофеина, потому что Джейн на кофеине – это страшная вещь.

– Все пошло наперекосяк после смерти Нейтана, – неожиданно шепчет она, и у меня от ее тихого голоса по спине бегут мурашки.

Джейн ловит мой взгляд и не сводит с меня своих карих глаз. Таких же, как у Нейтана. Мне кажется, что это брат смотрит на меня.

Я резко отворачиваюсь к окну, за которым оживленная улица с толпами людей. Я чувствую себя так, будто мое сердце трескается, и от него отлетают крохотные кусочки. Я не хочу быть здесь. Я не хочу говорить об этом. Я не…

– Грейс. – Джейн тянется через и стол берет меня за руку.

Мои глаза наполняются слезами.

– Зачем ты переехала сюда?

Я кашляю, чтобы успеть подчинить себе эмоции, бушующие у меня внутри.

– Наверное, мне просто… надо было уехать.

Она кривит губы.

– Из-за Нейтана?

Я киваю.

Она вздыхает, выпускает мою руку и откидывается на спинку стула.

– Ну, ты и дура.

Я таращусь на нее расширившимися от изумления глазами. Я так шокирована, что даже забываю о своем горе.

– Что?

Джейн качает головой.

– Ты всегда все воспринимаешь слишком близко к сердцу. Ты думаешь, будто ты виновата во всем. Так вот, экстренный выпуск: ты не виновата.

– О чем ты. – Мой голос дрожит. – О чем ты говоришь?

– Я говорю о том, что тебе пора бы перестать винить себя в смерти Нейтана, потому что твоей вины в этом нет, – говорит она мне с той беспечностью, с какой уговаривала бы не ныть из-за того, что я не получила подарок на Рождество. – Не знаю, как тебе удалось вбить себе в голову, что ты каким-то образом отвечаешь за Нейтана, но все это полное безумие.

Джейн смотрит на меня сурово, и я соображаю, что впервые вижу ее такой серьезной. В ней есть зрелость, которую я никогда не замечала.

– Ты не убивала Нейтана, – говорит она. – Он сам себя убил. И если ты была как-то причастна к его смерти, то и мы все тоже. Мы же семья, мы заботимся друг о друге. Ну а мы, очевидно, не заботились… – Ее голос прерывается, и она вынуждена сделать паузу. – Мы плохо выполняли свои обязанности по заботе друг о друге. Все мы, не только ты.

У Джейн перехватывает дыхание. Она хмурится, облизывает губы.

– Я очень обиделась, когда ты уехала. – Она складывает руки на груди. – Я в том смысле, что я знаю, почему ты так поступила. Я поняла: ты хотела от всех сбежать. Но мы-то остались. Своим бегством ты нас здорово вздрючила. Знаешь, как это повлияло на маму и папу? Они только что потеряли Нейтана, и тут сбегаешь ты. – Она говорит все тише и тише, почти бормочет. – Были моменты, когда я думала, что мама слетит с катушек. Не представляешь, каково это.

– Джейн, прости.

– Нет. – Ее взгляд становится еще жестче. – Не надо извиняться. Не за что. Я просто хочу, чтобы ты поняла. Ты думаешь, что мы все виним тебя в смерти Нейтана, но это неправда. На самом деле ты сама винишь себя.

– Но на похоронах мама сказала.

– В тот день мы говорили много чего, хотя и не имели это в виду, – перебивает она меня. – Мы скорбели.

А я до сих пор скорблю. Только я не могу сказать это. Я не могу рассказать ей, сколько боли я ношу в себе все эти месяцы. Она не поймет. Она не знала Нейтана так, как знала я. Она была слишком мала.

– Он был моим идолом, – шепчу я. – Почему он так сделал? Я до сих пор не понимаю.

Она пожимает плечами.

– Кто знает? Он запутался, Грейс. Помнишь, какие гадости он говорил маме, когда напивался, как постоянно ссорился с папой? К твоему сведению, он не был святым.

Во мне вспыхивает гнев.

– Он был нашим братом!

– А ты моя сестра, – с вызовом говорит Джейн. – И я не допущу, чтобы ты до конца дней мучилась. Мне плевать, поступишь ты в Вандербильт или будешь жить здесь, но какой бы выбор ты ни сделала, сделай его для себя, а не для того, чтобы сбежать от призрака Нейтана.

Из моих глаз текут слезы. Я вытираю их, но они все льются и льются. У меня забивается нос, начинают дрожать плечи, и вот я реву, обливаясь слезами, в переполненном кафе.

Джейн прокашливается, морщится.

– Выглядишь ты сейчас отвратительно.

Но ее глаза сияют, и я понимаю то, что она не сказала: что мы действительно семья, что она любит меня, что она желает мне счастья.

Я вытираю нос салфеткой, и мы выходим из кафе. На улице я обнимаю Джейн и крепко прижимаю ее к себе.

– Спасибо, сестренка.

Она смущенно хлопает меня по спине и, так как я все еще не отпускаю ее, пытается отстраниться.

– Ладно, ладно, хватит обниматься!

Я со смехом размыкаю объятия, и мы идем к отелю. Ничего не изменилось после нашего разговора – Нейтан мертв, с мамой невозможно иметь дело, для папы работа важнее, чем семья, – но я чувствую себя по-другому.

– Что ты скажешь маме? – спрашивает Джейн, когда мы поднимаемся на лифте.

– Пока не знаю. Но знаю, что в Теннесси я вернуться не могу.

Она мрачно смотрит в пол.

– Ты собираешься жить с Софи?

– Может быть. – Я пихаю ее в плечо. – Только как соседка по комнате она моей сестренке даже в подметки не годится.

Джейн улыбается. Двери лифта разъезжаются. Джейн останавливается перед своим номером.

– Я буду скучать по тебе, – говорит она. – Пиши мне, ладно?

Мне опять хочется плакать.

– Обязательно.

– И рассказывай Йон Джэ обо мне только хорошее. Красавчик-кореец мне пригодится. – Ее улыбка становится лукавой, но я понимаю, что эта улыбка вымученная.

Я хочу дать ей подзатыльник, но она отпихивает мою руку и заходит в номер, а потом выглядывает в коридор, и я вижу, что по ее щекам текут слезы.

– Я люблю тебя, Грейси.

У меня сжимается сердце, но я не могу не улыбаться.

– Я тоже тебя люблю.

Пару дней спустя я провожаю маму и Джейн в аэропорт. Мы с мамой несколько часов провели в разговорах о том, должна ли я возвращаться домой. Закончилось все тем, что я заставила ее все же выслушать мои простые объяснения.

«Я еще не готова к тому, чтобы возвращаться, – сказала я. – Там мне слишком многое напоминает о Нейтане, и сейчас мне там будет тяжело. Извини».

Она долго смотрела на меня, но на этот раз без упрека. И кивнула. Без пожеланий счастья и без обещаний поддерживать меня, что бы я ни решила.

Но этого мне было достаточно.

Она даже не упомянула о гуляющей в Интернете статье о том, что сестра Нейтана Кросса виновна в его смерти, a ля репортер Кевин. Она не могла не видеть ее. Просто один раз она решила сдержать себя.

И в тот момент я кое-что поняла: отношения могут быть запутанными и сложными, возможно, я не смогу решить их, как алгебраическое уравнение, но их все равно надо беречь. И то хрупкое, что есть у нас с мамой, тоже надо бережно хранить. Не исключено, что однажды мы с ней подружимся, хотя, может, и нет. Но я хочу попытаться.

Я машу Джейн, которая вместе с мамой стоит в очереди на досмотр. Она указывает на высокого парня впереди себя, затем выставляет вверх большой палец и делает вид, будто падает в обморок. Я смеюсь, боль от расставания с ней уже улеглась.

Я не грущу, а, наверное, должна бы. Я еще нескоро увижу свою семью. Но я не грущу.

Джейсон и Джейн правы: в смерти Нейтана нет моей вины, и мне надо перестать винить себя. Я сделала то, что могла, и я слишком долго несла на себе этот груз. Душа еще болит, но боль уже другая, это скорее отголосок старой боли. И с этим я смогу справиться.

На меня снисходит спокойная уверенность в своих силах, и я улыбаюсь. Впервые после смерти Нейтана я ощущаю себя свободной. Хватит прятаться, скрываться. Я готова начать сначала. И быть собой.

Хватит бегать.