Глава пятнадцатая

Софи не возражает, но все же смотрит на брата удивленно, потом переводит взгляд на меня и обратно на него. Я с трудом сдерживаю ликование, хотя внешне ничем не показываю, что мне хочется верещать от радости. Между прочим, моя реакция меня бесит. С каких это пор меня приводит в восторг перспектива погулять с Джейсоном?

Ну, иногда с ним весело, и он до безумия сексуален…

Ладно.

Может, я немножечко и запала на него.

Но я не влюблена в него, однозначно.

Мы с Софи забираемся на заднее сиденье той самой машины, в которой Ён Джо привез нас из аэропорта, Джейсон садится за руль. Софи приподнимается, тянется вперед и включает радио почти на максимальную громкость. Но я не жалуюсь.

Джейсон везет нас по узким улочкам, Софи подпевает радио во всю силу своих легких, а я погружаюсь в ощущение нереальности происходящего. Я будто грежу наяву. Смотрю в окно, вижу пятна света и людей. Наверное, я придаю всему слишком большое значение, но я не могу не испытывать благодарности – к Софи, к Джейсону, к их маме, так радушно принявшей меня. Я знаю, что моя мама никогда не позволила бы мне привезти с собой друзей, а папа рассказывал бы анекдоты про азиатов за спиной у Софи и Джейсона. Просто потому, что он такой.

Софи пихает меня плечом.

– Пой со мной!

И тут я соображаю, что из динамиков льется американская поп-музыка. Смеясь, я присоединяюсь к Софи. Я пою, подпуская как можно больше трагизма, и к тому моменту, когда песня заканчивается, обнаруживается, что Джейсон уже давно припарковал машину.

Мы все вылезаем, и Джейсон оплачивает парковку. Он подтягивает шарф повыше, так что остаются видны только глаза, и накидывает на голову вязаный капюшон, который полностью скрывает его волосы.

– Ты похож на террориста, – говорю я.

Он прищуривается, но молчит и идет рядом со мной так близко, что наши плечи соприкасаются.

Эта часть города оживленнее, люди ходят парами и компаниями. Уличные торговцы заманивают прохожих своей едой, проезжающие машины гудят тем, кто так и лезет под колеса.

Мы входим в здание с затемненной стеклянной крышей. Со стороны здание напоминает железнодорожный вокзал, но, оказавшись внутри, я понимаю, что это рынок. Павильоны стоят в несколько длинных рядов, в витринах выставлена традиционная корейская одежда и дорогие ткани. В воздухе чувствуется запах плесени, голоса отдаются эхом от высоких балок. Я останавливаюсь перед одним павильоном и щупаю синий шелк.

Джейсон останавливается рядом со мной.

– Нравится?

– Потрясающе, – восторженно говорю я. – Все ткани потрясающие.

– Этот рынок славится тканями. Главным образом, шелком.

К нам с вежливой улыбкой спешит продавщица, женщина средних лет с курчавыми волосами и в плотном черном пальто на выпирающем животе. Она кланяется и говорит:

– Аньён-хасийо.

– Здравствуйте. – Я кланяюсь в ответ.

Женщина протягивает мне край отреза, но я качаю головой.

– Нет, спасибо. – Видя непонимающее выражение у нее на лице, я говорю: – Анийо… гм… гвэнчанайо.

Джейсон помогает мне, говорит ей что-то по-корейски, и она кивает. У них завязывается беседа, а я стою рядом и слушаю поток слов. Женщина снова улыбается мне, затем ныряет под прилавок, который завален рулонами тканей, достает пол-ярда желтого шелка, вышитого белыми цветами, и протягивает мне.

– Что? О нет! Я не хочу ничего покупать. – Я отмахиваюсь, давая понять, что отклоняю ее предложение.

Она что-то говорит по-корейски, прикладывает ко мне ткань и слегка хмурится.

– Бери, – говорит Джейсон. – Она дарит его тебе.

Я неуверенно беру у нее шелк – на ощупь ткань прохладная и гладкая, как вода. Я кланяюсь, но не знаю, что еще сказать, поэтому поспешно произношу:

– Спасибо.

Я опускаю взгляд на ткань. Она прекрасна, но что мне с ней делать?

– Она сказала, что моя американская подружка очень красива, – говорит Джейсон.

– Что?

Вокруг его глаз собираются морщинки, и я понимаю, что он улыбается.

– Она спрашивала, не собираюсь ли я жениться на тебе ради американской визы.

Я бормочу что-то нечленораздельное – мой мозг не в состоянии справиться с роящимися в голове мыслями, не говоря уже о том, чтобы выдать полноценную фразу.

Джейсон пожимает плечами и с сарказмом продолжает:

– Но я сказал ей, что это ты отчаянно желаешь получить корейскую визу и ради этого встречаешься со мной.

Я прихожу в себя настолько, что даже шлепаю его по руке.

– Надо было сказать ей правду.

– Может быть, но тогда бы ты не получила в подарок этот шелк. Она настаивала, чтобы мы обязательно использовали его для свадебной церемонии – между прочим, мы женимся в июне.

Я краснею и отворачиваюсь. Софи разговаривает с продавщицей у соседнего павильона, и я устремляюсь к ней.

– Ну что, идем дальше? – Софи смотрит на шелк. – Ого! Потрясающе! Ты купила его?

Я слышу, как позади меня усмехается Джейсон, и отвечаю:

– Ну… типа того.

Мы переходим в следующий ряд, где торгуют самой разнообразной едой. Запахи поднимаются в воздух и смешиваются, образуя ни с чем не сравнимый аромат. Я узнаю только запахи рыбы, чеснока и грибов, но к ним добавляются запахи специй и еще каких-то ингредиентов, названий которых я не знаю.

В центре ряда на площадке рядами стоят столы с лавками. Все места заняты. Над столами, заставленными едой, на проводах висят голые лампочки. Из-за жара, идущего от плит, на этой площадке жарче, чем в других частях рынка. Все это сопровождается довольно громким гулом голосов.

Мы идем дальше. Еду готовят в основном женщины. К одним павильонам стоят длинные очереди, у других продавцы сами зазывают покупателей, предлагая прохожим попробовать их кушанья. Я кошусь на прилавок с рыбой, омарами и все еще извивающимися осьминогами. На следующем прилавке – различные виды специй, еще дальше – огромный выбор овощей.

Софи направляется к прилавку, перед которым стоит длинная очередь. Женщина-продавец жарит в масле толстые желтые блины с мясом и еще с чем-то, напоминающим кимчи.

– Ты должна попробовать вот это, – говорит Софи, когда мы встаем в хвост очереди. – Это называется биндаеттеок.

Софи заказывает три порции, и мы берем тарелки и садимся за стол. Джейсон садится напротив нас и оттягивает шарф от лица, чтобы можно было есть.

Я разламываю блинчик и беру половинку. После вчерашнего ужина, когда мой рот был объят пламенем, я с опаской воспринимаю корейскую еду.

– А из чего он? – спрашиваю я.

– Мука из бобов мунк, лук и кимчи, – отвечает Софи. – И я попросила добавить свинины. Вкусно. Обмакни в соевый соус.

Я собираюсь с духом и откусываю крохотный кусочек. По ощущениям, это оладья. Острый кимчи обжигает желудок, но не так сильно, как вчера. Свинина придает пикантности, а лук уравновешивает ее сладостью.

– Вкусно. – Я откусываю еще кусок. – Серьезно.

Софи сияет.

– Нравится? Хочешь попробовать что-нибудь еще?

– Гм…

Она вскакивает из-за стола и несется к другому прилавку, оставив свой недоеденный биндаеттеок на тарелке. Я с ужасом думаю, что придется пробовать все, что готовят на этом рынке.

– Ей нравится показывать тебе город, – говорит Джейсон, его голос приглушен шарфом. – Ты молодец, что не мешаешь ей играть в экскурсовода.

Я дергаю плечом.

– Да ради бога. Я рада, что кто-то рассказывает мне интересные подробности.

Мы с удовольствием едим бандаеттеок, но тут появляются две девицы и хлопают Джейсона по плечу. Они хихикают и прячутся одна за другую.

Он отмахивается от них и еще ниже наклоняет голову. Девицы хмурятся, но не уходят. Джейсон что-то говорит им, и они пятятся, на их лицах разочарование и смущение.

– Как жестоко по отношению к поклонницам, – говорю я. – Ты, наверное, разбил им сердце.

– Я сказал им, что я не тот, за кого они меня принимают. – Его взгляд прикован к оладье, он отщипывает от нее по кусочку и кладет в рот. – Ты же видела, как они дуреют, когда узнают меня.

– Может, тебе стоит научиться общаться с ними? Тем самым ты не оставил бы почвы для слухов, что ты суровый и с тобой трудно работать.

Он вскидывает голову.

– Какие слухи?

– Те, о которых вчера говорили по телевизору. Софи пересказала мне утром – что «Эдем», по всей видимости, распадется, так как ты строишь из себя примадонну и не можешь ужиться с Тэ Хва и Йон Джэ.

Джейсон хмыкает.

– Они ничего не знают.

– Может быть. Но впечатление, что вы с Йон Джэ не очень ладите, все же складывается.

Его лицо каменеет.

– Не понимаю, о чем ты.

Я уже собираюсь рассказать о своих подозрениях, но тут Софи выгружает на стол кучу мисочек и тарелочек. Я охаю при виде такого количества еды.

– Ты хочешь, чтобы я стала жирной? – возмущаюсь я.

Она садится на лавку.

– Я просто подумала, что тебе захочется попробовать всего понемножку. – Она указывает на блюда по очереди: – Это сундае, это манту – мои любимые, – а это джокбал.

Я беру одну пельмешку-манту и обнаруживаю, что она значительно вкуснее биндаеттеока. Положительный опыт вдохновляет меня, и я откусываю кусок джокбала – это какое-то мясо, которое подается с соусом и пахнет рыбой.

– Что это за мясо? – спрашиваю я, жуя.

Джейсон несколько мгновений наблюдает за мной, в его глазах искрится смех.

– Поросячья нога.

Я выкашливаю последний кусок джокбала, меня начинает мутить. Содрогаясь, я сглатываю.

Софи задевает отвращение, написанное у меня на лице.

– Что не так? Джокбал вкусный.

Я мотаю головой и молчу из страха, что если я заговорю, то не сдержусь, и меня вырвет прямо на стол. Джейсон безуспешно пытается подавить смех, но я слышу, как он смеется в шарф, и гляжу на него сердито. От этого он смеется еще громче. Софи же явно расстроена, поэтому, чтобы умиротворить ее, я беру еще одну пельмешку.

Джейсон встает.

– Сейчас вернусь.

Он возвращается с бутылкой прозрачной жидкости и двумя неглубокими металлическими мисками. Когда он отвинчивает крышку, меня окатывает резким запахом алкоголя. Я морщусь и гляжу на Софи. Та недовольно смотрит на бутылку, ее палочки замирают над джокбалом.

– Это водка? – спрашиваю я, стараясь говорить бесстрастно.

– Нет, – отвечает он, наполняя миски, – это соджу. – Одну миску он подает Софи, другую оставляет себе. – Я подумал, что ты пить не будешь, – ведь ты не пила тогда в баре.

Я ничего не говорю, но наблюдаю за тем, как он выпивает содержимое миски, будто это остатки молока после хлопьев. Только от молока ты не забываешь, где ты находишься, и по пьяни не звонишь своей бывшей девчонке.

И не считаешь, что можно принять больше таблеток, чем предписано на пузырьке.

Софи не прикасается к своей миске и не сводит взгляда с брата. Вокруг нас атмосфера накаляется, но Джейсон, кажется, не замечает этого. Или просто игнорирует.

Софи резко встает, при этом она случайно задевает стол, и посуда с грохотом подскакивает. Не в силах скрыть обиду и раздражение, она говорит:

– Я… сейчас вернусь.

Я смотрю ей вслед. Она исчезает в толпе. Джейсон все еще не обращает внимания на неловкость, поэтому я решаю провести собственное расследование.

– Что случилось с Софи?

Он пожимает плечами.

– Не знаю.

– Наверное, это как-то связано с соджу.

Так как мне видна только верхняя часть его лица, я ищу в его глазах признание моей правоты, но нахожу только недоумение.

– В каком смысле? – спрашивает он.

– Она расстроилась, когда увидела, что ты пьешь. – Я колеблюсь, потом рискую добавить: – Как в день вашего рождения, когда ты напился.

– Ты чересчур впечатлительна.

Я закипаю от негодования, но сдерживаюсь.

– Разве? Вот интересно, почему же она расстраивается, только когда ты выпиваешь?

Он оттягивает вниз шарф, и я вижу его лицо и то, как он побледнел. Джейсон так резко отодвигает от себя бутылку, что она едва не падает.

Очевидно, сейчас один из тех случаев, когда мне следовало бы придержать язык и дождаться, когда у Джейсона возникнет желание разоткровенничаться. Но я уже успела хорошо изучить его – в частности, то, что личную информацию приходится вырывать из него клещами, потому что он держит ее мертвой хваткой, – и я осмеливаюсь сделать шаг. А переживать из-за того, что мои вопросы его раздражают, я буду потом.

– Кажется, есть нечто, что мне следует знать? – спрашиваю я.

Я ожидаю какой-нибудь резкости вроде тех, что говорил мне брат, когда «доставала» его вопросами о личной жизни. Но Джейсон только вздыхает. Он трет глаза и сутулится.

– Она считает, что я превращаюсь в алкоголика, – говорит он.

Меня шокируют его слова, но мне удается не измениться в лице. Я предполагала что угодно, но только не это. Может, у Софи уже был плохой опыт, намучилась с парнем, который пил? Или она против выпивки вообще? Но я никогда не считала Джейсона алкоголиком, даже после того раза, когда он напился – с тех пор и до сегодняшнего дня я не видела, чтобы он пил.

– Ладно, – говорю я, гордая тем, что мой голос звучит ровно. – Наверняка у нее есть определенные основания для беспокойства. У тебя… проблемы с алкоголем?

Его взгляд становится жестче, и он бросает:

– Нет, у меня нет проблем.

Может, его столь бурная защитная реакция – это предупредительный сигнал?

– А что заставило ее так думать?

Секунду он колеблется, потом вздыхает.

– Еще летом, до начала учебного года, папарацци удалось щелкнуть меня, когда я выходил из одного клуба. Я был… ладно, я действительно был пьян, но уж больно тяжелая выдалась неделя. Ну, я просто немного подпортил себе репутацию, а Софи пришла в бешенство.

– Неудивительно, – бормочу я.

Но Джейсон, должно быть, не слышит меня и продолжает:

– Она думает, что у меня плохая наследственность, что я обязательно стану алкоголиком, как отец. – В его голосе звучат нотки обиды. – Как будто я не могу контролировать себя. Как будто я обязательно стану таким же, как он. – Он морщится и бормочет: – Я и близко не такой, как он. То есть, мне девятнадцать. А алкоголиками бывают только старики.

Мне хочется с ним поспорить, но я молчу. Я размышляю, как получше ответить, потому что знаю: это очень чувствительная тема. В отсутствие Софи я могу копнуть чуть глубже, но боюсь, что Джейсон замкнется, если я задену его за живое. Однако боль, отразившаяся в его глазах, подстегивает меня.

– А почему, ты думаешь, Софи беспокоится?

– Не представляю! Она слишком много читает об этом, хотя оснований никаких.

Я киваю.

– Может быть.

Джейсон закатывает глаза.

– Время от времени пьют все.

– Я – нет.

Он нахохливается и молчит.

– Ты согласна с Софи, – говорит он, мрачно глядя на меня. – Ты считаешь, что у меня проблема?

– Нет, – качаю я головой. – Я вообще ничего не знаю. Но, если честно, я считаю, что ты что-то скрываешь. Есть что-то еще, о чем ты не хочешь говорить. А зря. Что бы это ни было, надо это преодолеть. Потому что твое пьянство расстраивает твою сестру, и когда ты пьешь при ней, ты проявляешь неуважение.

Джейсон долго смотрит на меня. Хочет меня смутить. Но я твердо выдерживаю его взгляд и не желаю отступать.

Он первым отводит глаза, и я мысленно праздную победу.

– Может быть, – едва слышно бормочет он.

Мы возвращаемся к еде, но все уже остыло. Джейсон выливает остатки соджу, и звук жидкости, льющейся на дно мусорного контейнера, вынуждает меня поежиться.

Минут через десять приходит Софи, в руке у нее пакет. Она снова в хорошем настроении. Мы убираем за собой и идем к выходу.

На пути к машине я замедляю шаг и, немного отстав, иду за близнецами и наблюдаю за ними. Совершенно очевидно, что они близки друг другу. Несмотря на утверждения Джейсона, что с ним все окей, я задаюсь вопросом, а не обоснованны ли страхи Софи. Я знаю, что он замкнутый, но нормально ли то, что человек прочти никогда не проявляет эмоций?

Я вспоминаю, каким был Нейтан до того, как все стало плохо, и нахожу много сходства. Возможно, все дело в творческом складе натуры и характерных для таких людей перепадах настроения. Я решаю внимательнее понаблюдать за настроениями Джейсона. Только я не буду стоять в стороне и смотреть, как близкий мне человек занимается саморазрушением.

Словно почувствовав, что я думаю о нем, Джейсон отстает от Софи и идет рядом со мной. Когда впереди уже видна наша машина, он хватает меня за руку и останавливает. Мы стоим посредине прохода и смотрим друг на друга.

– Я просто хотел поблагодарить, – говорит он, опуская взгляд. – Ты… ты права насчет Софи. Это было глупостью с мой стороны – думать, будто она не станет нервничать. Она… восприняла появление мачехи гораздо труднее, чем я.

Джейсон поднимает голову, а я не знаю, что сказать. Когда он так близко от меня, я лишаюсь дара речи, мое внимание рассеивается, однако чувства обостряются, и я ощущаю его пальцы на своем запястье, на обнаженной коже под рукавом.

– Ты очень добра к Софи. – Он судорожно сглатывает и переступает с ноги на ногу. – И ко мне.

Вот сейчас я точно растаю. Джейсон пристально смотрит мне в глаза, как будто хочет сказать что-то, чего не может выразить словами. Но я настолько одурманена, что не могу понять его.

Я приоткрываю губы, собираясь ответить – хоть что- то, – но не произношу ни звука. Я лишь смотрю на него, и мои щеки горят все сильнее. Я чувствую кожей его дыхание, и от этого по мне волнами проходит трепет.

Его рука с запястья спускается вниз, и наши пальцы сплетаются, а ладони соединяются так плотно, что мы ощущаем пульс друг друга.

– Наверное, я пытаюсь сказать, что рад, что мы познакомились, – почти шепотом говорит он. – Я счастлив, что встретил тебя.

Джейсон сжимает мою руку, но мое внимание приковано к приподнявшемуся в полуулыбке левому уголку его рта. Если бы это было кино или одна из тех дорам, на которые меня подсадила Софи, мы сейчас обязаны были бы поцеловаться.

Но это не кино, и мы не целуемся.

Джейсон выпускает мою руку и, отступив на шаг, ждет, когда я двинусь к машине.

Софи уже стоит у пассажирской двери, постукивает указательным пальцем по стеклу и раздраженно поглядывает на брата. Джейсон отпирает дверцы, и мы забираемся внутрь. На этот раз Софи не включает музыку и лишь копается в своем телефоне.

В машине повисает молчание, и я обнаруживаю, что не в силах смотреть ни на кого из близнецов. Я отворачиваюсь к окну и прокручиваю в мыслях разговор с Джейсоном, вспоминаю, как он держал меня за руку и как я не могла ничего произнести.

Я не из тех девчонок, которые становятся косноязычными, стоит лишь парню обратить на них внимание. Я не тушуюсь даже перед такими красавцами, как Джейсон. Наверное, мои чувства к нему – это нечто большее, чем увлечение. Но тогда это безумие. Он брат моей близкой подруги, и он раздражает меня так же часто, как и бывает со мной милым.

Я смотрю на его отражение в зеркале заднего вида, и у меня внутри растет сожаление. Я не могу совладать с фантазией, в которой губы Джейсона касаются моих.