Зубов поднялся до тридцати метров, заложил еще один круг и немного снизился. Порывы ветра уносили прочь красноватую пыль, поднятую взрывом. Теперь можно было разглядеть, правда, в самых общих чертах, что происходит внизу. От дома и хозяйственных построек мало что уцелело. Живых людей, кажется, не видно. И мертвых тоже. В металлическом остове гаража горели две машины, рядом полыхали сложенные одна на другую автомобильные покрышки. В том месте, где когда-то стояли кухня и пристроенная к дому летняя веранда, огнем занялась деревянная рухлядь и стропила крыши.

Темно-серый дым низко стелился над землей, закрывая обзор. Если ветер менял направление, дым не исчезал, не поднимался выше холмов, а висел над пожарищем. Зубов уже выбрал место, где посадить машину. Севернее за холмами начиналась почти песчаная низменность, ровная, как дно тарелки. Пановой придется остаться в самолете, а он отправится на поиски Батырова, живого или мертвого. Если тело завалило саманным кирпичом, кровельным железом и землей, придется помахать лопатой. Надо найти труп и убедиться, что дело доведено до конца. Это затея – рискованная во всех отношениях. Времени слишком мало, чтобы заниматься раскопками. Солдаты и менты, что рыщут по округе в поисках уголовников, наверняка слышали взрыв и заметили дым. Если они далеко, значит, все в порядке. А если близко?

Кроме того, в развалинах могут оставаться люди Батырова, раненые, но способные оказать сопротивление. Если Зубова подстрелят, что станет с Пановой? Сумеет ли она поднять самолет, пролететь две сотни километров и посадить машину в безопасном месте, например, на юге Казахстана? Это большой вопрос. Опыта у нее, считай, никакого, зато характера на двоих хватит. Она настырная и фартовая. Поэтому у нее все должно получиться. Надо только найти правильные слова и объяснить ей, что иначе нельзя. Зубов должен увидеть труп своего врага. Иначе зачем он здесь? И еще надо сказать Лене, чтобы нашла Таймураза и рассчиталась с ним, отдала все деньги, что обещали.

Да, она ненавидит и презирает Тайма, но обещание дороже эмоций. Каким бы подонком Таймураз не был в ее понимании, он должен получить все до последней копейки. Лена все сделает правильно. На полу между сидениями лежал пулемет Калашникова, три коробчатых магазина с лентами на двести пятьдесят патронов каждая и три осколочных гранаты Ф-1. Еще Зубов возьмет фляжку с водой, большую лопату, кожаные перчатки и полотенце. Простреленный бок почти не болит и голова не кружится. Придется обвязать нижнюю часть лица мокрым полотенцем, чтобы не наглотаться вонючего дыма. Зубов найдет то, что должен найти.

– Мы садимся здесь, – крикнул он.

– Зачем садиться? – Панова, повернув голову, посмотрела на Зубова. В ее взгляде застыл испуг и удивление. – Зачем? Неужели мало этой крови?

Зубов хотел ответить резко, мол, крови никогда не бывает мало. Или сказать какую-нибудь грубость, но подумал, что сейчас не самое удачное время для выяснения отношений и смолчал.

– Там нет живых, – крикнула Панова. – Что тебе надо?

– Я не видел Батырова мертвым, – крикнул в ответ Зубов. – Теперь поняла, что мне надо? Я хочу точно знать, что он…

Самолет начал снижение, Зубов медленно менял угол тангажа, до земли оставалось каких-нибудь метров десять, когда прямо перед собой он увидел белую в яблоках лошадь, мчавшуюся справа, почти навстречу самолету. Животное было напугано, оно несло, не разбирая дороги. На спине пятнистой кобылы повис черноволосый небритый мужчина в грязной рубахе, разорванной на груди. Лошадь промчалась мимо и пропала из виду. Зубов сделал глубокий вдох, выпустил из груди воздух, снова вдохнул. Он хотел что-то сказать, крикнуть, но слова застряли в горле.

– Это он, – тихо самому себе сказал Зубов.

– Что ты делаешь? – закричала Панова. – Мы врежемся в эту горку.

Зубов пришел в себя, когда самолет приближался к склону холма с угрожающей быстротой. Он потянул на себя ручку управления самолетом, задрал нос к небу. Перегрузка вдавила Панову в кресло, голова и руки мгновенно налились тяжестью. На несколько мгновений мир пропал из виду. Впереди полупрозрачный полукруг, очерченный пропеллером, и ровное полотно голубого неба. В следующую минуту Зубов спикировал, выровнял машину, стал виден горизонт, подернутый голубой дымкой, дальние холмы и близкая земля. Далеко, где-то в конце равнины затерялся всадник на серой лошади.

– Это он, – к Зубову вернулся потерянный голос. – На лошади, это он. Слышь…

Панова зажмурила глаза, открыла их, и уставилась на альтиметр. До земли семь метров, пять. Всадник на белой лошади виден лучше, самолет стремительно нагоняет его. До земли всего… Резкий порыв восточного ветра сносит самолет вправо, заваливает его на сторону. Но Зубов не дает Табаго уйти в избыточный крен, перемещая рычаг влево. На крыльях пришли в движение элероны. Панова подумал, что подобные трюки хороши, даже забавны на высоте метров в сто или выше, но не на бреющем полете, когда налетевший порыв ветра может ударить самолет о землю.

– Что ты задумал? – крикнула Панова. – Поднимайся выше. Мы разобьемся.

– Не сейчас, – не поворачивая головы, ответил Зубов. – Теперь он мой.

– Мы разобьемся.

– Заткнись, дура.

Зубов увеличил скорость и снизил высоту на один метр. Вибрация усилилась, самолет мчался над самой землей, перед глазами мелькание песка и рыжих проплешин выжженной травы. Высота два с половиной метра. В двадцати метрах перед собой Панова видела спину наездника, вьющиеся на ветру волосы, рубаху, вздувшуюся пузырем. Батыров ведь знает, определяет по звуку, что самолет висит на хвосте, стремительно приближается. Но почему он не пытается маневрировать, резко изменить направление, уйти в сторону? Он скачет по прямой, будто ничего не замечет. Будто оглох.

Солнце било в глаза. Панова опустила защитный козырек. Она сжала зубы и подумала, что теперь, в этой ситуации ничего не может изменить. Всадника и самолет разделяли считанные метры. Хорошо виден оторванный воротник рубахи, руки наездника, вцепившиеся в лошадиную гриву. Два метра…

Фарад Батыров оглянулся только однажды. Он увидел за спиной огромную тень самолета. Поднял голову кверху. Прямо за спиной на расстоянии вытянутой руки крутились лопасти пропеллера. Батыров хотел спрыгнуть с лошади, но не успел и пошевелиться. Только рукой взмахнул.

Панова перевела взгляд на руки ладони Зубова, сжимавшие ручку управления. Запястья кажутся спокойными и расслабленными. Но вот одно едва уловимое движение штурвалом. Самолет словно споткнулся на лету, дернулся и ровно пошел дальше. На лобовое стекло брызнула густая багровая кровь. Размазалась по плоскости стекла, разделилась на сотни и тысячи мелких капель. И снова перегрузка вдавила Панову в кресло, самолет стремительно набрал высоту, развернулся. Лена посмотрела вниз, лошадь мчалась к дальним холмам уже без седока. И еще она увидела нечто походе на очертание человеческой фигуры. Кажется, мужчина лежал на груди. Рубаха до пояса сделалась алой. Одну руку он поджал под себя, а, может, этой руки вовсе не было. Как не было на плечах ни головы, ни шеи.

Самолет заложил вираж, и картинка пропала из вида.

Тайм до середины преодолел последний подъем на холм, положил самодельный костыль, сел на землю, решив, что не сможет идти дальше, если не передохнет хотя бы минут десять. Он видел, как над дальним холмом пролетел самолет Зубова. Заходя на посадку, сделал полукруг и пропал из вида.

Хорошо, что все получилось. Зубов и Панова на уже месте. Сейчас он получит расчет за все свои труды. Большие деньги, каких он давно в руках не держал. Когда Зубов и этой бабой улетят, Тайм сядет за руль джипа и будет гнать машину подальше от этого места. Туда, где нет караванных троп, где не встретишь человека. В укромное место, где его никто не найдет и не тронет. А потом позволит себе долгий отдых. Проспит в машине целые сутки, перекусит и снова будет спать. Через два-три дня он окрепнет настолько, чтобы тронуться в путешествие через границу с Казахстаном.

Тайм снял повязку, сделанную из рукавов рубашки, насквозь пропитавшихся кровью. Осмотрел рану и поморщился: выглядит неважно. Мышца отечная, края раны сделались серыми, как олово. Главное, кровотечение не останавливается, а вместе с кровью из него уходят последние силы, Тайм слабеет, идти дальше все труднее. Промыть бы сейчас рану сначала водой, а потом разведенным спиртом. Но под рукой не было ни того, ни другого. Тогда Тайм стащил с себя пиджак, трофейным ножиком срезал накладной карман и, помочившись на ткань, привязал карман к икроножной мышце. Сверху наложил рукава рубахи, заменявшие бинты, стянул концы так сильно, как только смог.

Дождавшись, когда боль немного успокоится, вытащил мятую пачку сигарет, угощение Зубова, чиркнул спичкой и затянулся дымом. Вкус сигарет слабенький, горько-кислый. Со здешним забористым ароматным табаком эта фабричная дрянь, сделанная в Москве, и рядом не лежала. Но сейчас выбирать не из чего. То ли от слабости, то ли от усталости, голова приятно кружилась и от этих дерьмовых сигарет. Тайм дососал окурок и успокоил себя мыслью, что мучиться осталось недолго. До вершины холма считанные метры, а там пойдет спуск, это легче, чем шагать вверх.

Тайм услышал короткую автоматную очередь и не поверил своим ушам. Он поднялся, опираясь на палку, пошел дальше. С вершины холма был хорошо просматривалось плоская равнина, зажатая между трех холмов. Виден темный джип, след в высокой траве, оставленный протекторами. Виден самолет, стоящий в двух десятках метрах от машины хвостом к ней. У въезда на равнину, примерно в трехстах метрах от Тайма, три канареечных «уазика» и россыпь милицейских фуражек. Милиционеры залегли в высокой траве, они не особо прятались, но и приближаться к самолету не рисковали.

– Сдавайтесь, бросайте оружие, – сипло прокричал матюгальник. Звук выходил такой отвратительный, с потрескиванием и какими-то помехами, что слова едва можно было разобрать. – Выходите по одному с поднятыми руками. Повторяю…

Тайм замер от неожиданности, минут он стоял в растерянности вращая головой. Так продолжалось до следующей автоматной очереди. Со стороны ментов выстрелили в воздух. Другая очередь предназначалась Тайму. Он грохнулся задом на землю, укрывшись за кочкой. Но пули прошли выше. Он отбросил палку и, орудуя ногами и руками, стал быстро сползать по склону вниз. Ударила новая очередь, за ней другая. Тайм переполз на другое место, растянулся за плоским камнем и, выжидая, замер.

Зубов с Пановой залегли в высокой траве у самолета, прикидывая, что делать дальше. Встреча с ментами не входила в их планы, но она все-таки состоялась. Надо дождаться Тайма, но за короткое время менты превратят самолет в решето. Тогда остается второй вариант: улететь без Таймураза. Зубов сумеет поднять машину, быстро наберет высоту и уйдет из-под обстрела. Пожалуй, это лучший выбор. Менты не знают о существовании Таймураза, он останется без денег и без машины. Но зато живой. Знакомыми тропами уйдет отсюда на север, а там, если повезут, найдет кого-то из старых корешей. И как-нибудь перекантуется до лучших времен.

На решение этой задачки остается совсем немного времени. Зубов жевал спичку и морщил лоб, призывая на помощь свое воображение, но других вариантов в голову не приходило. Так продолжалось до тех пор, пока по склону вниз не скатился Тайм, в пиджаке на голое тело, весь заляпанный кровью. От самолета его отделяли метров двести пятьдесят или около того. Но голый склон хорошо простреливался, на нем не спрячешься. А на равнине высокая трава, менты никем не замеченные подберутся ближе. Тогда Таймуразу хана.

– Черт, – сказал Зубов. – Тайм пришел получить свои деньги. Или свою пулю. Черт…

Майор Магомед Буяров, пригибая спину, перебегал от одного милиционера к другому, проверяя готовность подразделения к решающему натиску. Бандиты заперты в небольшой долине, зажатой между трех холмов с голыми склонами. В этот раз все решили быстрота и милицейский нюх начальника райотдела. Следы протекторов черного джипа вывели милиционеров сюда, но Буяров не спешил сломя голову бросаться вперед. Кое-как замаскировав машины, он приказал подчиненным рассредоточиться и залечь, выбрать удобные позиции, наблюдать за джипом. И без команды не стрелять. Хозяева тачки скоро вернуться, потому что машины, которых на всю республику по пальцам считать, в степи надолго не оставляют.

Когда за холмами эхом прокатился грохот взрыва, Буяров понял: скоро здесь будет жарко. И не ошибся. Не прошло и получаса, как на равнину приземлился любительский самолет, затем на склоне ближнего холма показался один из бандитов, видимо, раненый. Грязный как черт и окровавленный с ног до головы. По человеку дали пару очередей, но, кажется, не зацепили, этот гад он успел укрыться за камнем. Ничего, долго он там не пролежит.

Буяров упал в высокую сухую траву, рукой поманил лейтенанта Кожахметова по прозвищу Кожа и двух прапорщиков. Парни уже подтащили канистры со всем бензином, что оставался в НЗ. И ждали лишь команды. Резкий ветер, налетавший порывами, дул точно в сторону самолета, оставалось воспользоваться выигрышной ситуацией.

– Кожа, начинай, – коротко бросил Буяров. – Давай по центру а вы, – майор кивнул прапорщикам, – вы по флангам. Не жалейте горючки. И еще. Бойцам передайте: если самолет двинется, пусть стреляют в него. А то эти сраные голуби, чего доброго, улететь захотят.

Отдав приказание, он снял фуражку и вытер ладонью горячий пот. Теперь он видел спину лейтенанта, плескавшего бензин на траву. Прапоры тоже старались как могли. Перебегая с места на место, понемногу выливали бензин из канистр и спешили дальше. Огонь должен охватить всю узкую долину от края до края. Сухая трава горит быстро и жарко, а такой ветер быстро разнесет огонь по все площади. Огонь, от которого не будет спасения. Бандюки, сколько бы их ни было, вылезут на голые склоны холмов, потому что деваться все равно некуда. И станут отличной мишенью для милиционеров. И пусть горит синим пламенем их драгоценный джип и самолет заодно. Черт с ними, с трофеями.

Буяров не мог пойти в лобовую атаку и ни за грош потерять половину людей, а то и больше. Его забирают на повышение, считай, одной ногой он уже наверху, в городе, в большом кабинете с кондиционером и портретом президента на стене. Должность подполковника и погоны соответствующие. А там еще выше глядеть на надо. Начальник главка в телефонном разговоре сказал прямым текстом: «На твое место в главке претендует много народа. Заслуженные люди. С деньгами. Но если бы удалось взять тех бандитов, живых или мертвых, это без разницы… Вот тогда вопрос окончательно и бесповоротно решится в твою пользу. Понял? Твоим противникам нечем будет крыть. Только не обосрись, Магомед. И, главное, людей сбереги. Всех до единого. Если будут потери… Короче, их быть не должно». Вот так. И на этом точка.

Трупы бандитов они доставят в райцентр на одной машине, для других «уазиков» бензина не осталось, его позже подвезут. Сбросят этих тварей возле здания городского управления внутренних дел. На самом солнцепеке. Пусть люди приходят, смотрят, как раздуваются и смердят эти твари. И на ус мотают: закон суров, но справедлив. Так будет с каждым бандитом, вором или убийцей. Потому что самый главный начальник в этих краях – Магомед Буяров. У него пощады не выпросишь, его за хороший бакшиш не купишь… Ход стройных правильных мыслей нарушил младший брат Карим. Подбежал, упал рядом.

– Ну, просто класс, – сказал Карим. – Отличная мысль. Поджарить этих сук – самое то. Ну, держитесь…

– Ты бы вставил затычку себе в пасть, – посоветовал Магомед. – И в задний проход. Не вякал и не вонял. Пока старшие не спросят. А то уши болят от этого дерьма.

Карим, вынужденный подчиниться, лишь задвигал носом. Эмоции рвались наружу, не каждый день доводится смотреть, как живых людей поджаривают. А уж участвовать в самом процессе, об этом он и не мечтал.

– Сколько их там? – Карим перешел на шепот. – Человек восемь? Или меньше?

– Я смотрю тебе делать нечего. Раз так, сходи к ним и пересчитай. По головам. Как баранов считают. И паспортные данные заодно узнай.

Магомед улыбнулся своей шутке, плюнул на траву, достал свисток на шнурке и дал сигнал Коже и двум прапорам. Мол, хватит попусту бензин лить. Все и так займется. Пригибаясь к земле, прапорщики и Кожа побежали назад. Залегли где-то за спиной майора. Магомед вытащил ракетницу, загнал патрон в патронник, привстал и, выставив вперед руку, пальнул в траву. Сначала в левую сторону, затем, перезарядив ракетницу, выстрелил вправо. Последнюю ракету пустил точно по центру. Отлетев метров на десять, ракеты попадали на землю, трава вспыхнула. Небо заволокло черным дымом, огонь вспыхнул, поднялся выше человеческого роста, налетевший ветер погнал пламя к самолету.

Карим потными ладонями сжимал бинокль, но из-за дыма ни черта не видел. Он, боясь пропустить самое интересное, сел на колени, но не увидел ничего кроме языков огня и едкого дыма. Магомед обернулся назад, крикнул лейтенанту.

– По выгоревшей земле будем медленно выдвигаться вперед. Ждать моего сигнала. Оружие к бою.

Из-за камня, за которым спрятался Тайм, вся картина как на ладони. Менты подожгли траву. Он бы и сам так поступил на их месте. Правильный ход. Взлететь на самолете не получится. Со трех сторон слишком высокие и близкие холмы. Тут и летчиком не надо быть, и так понятно: машине не хватит места для разбега. Остается одно: взлетать в ту сторону, откуда идет огонь, где залегли легавые. И еще есть вариант: поднять лапки и сдаться на милость победителей. Но Зубов наверняка знает, что живыми их брать не станут. На мертвяков можно списать все преступления, что произошли в районе за последние месяцы, а то и годы. И бумажной волокиты почти никакой. Вооруженная банда… С такими не церемонятся. Их забьют прикладами, затопчут ногами. И перевезут трупы в райцентр. Чтобы люди посмотрели на обезображенные трупы бандитов и убийц.

В обойме пистолета шесть патронов. Есть еще одна снаряженная обойма. Тайм приберет пару ментов, потому что в долгую дорогу на тот свет не хочется отправляться в полном одиночестве. Притворившись мертвым, надо дождаться, когда они подойдут ближе, и стрелять наверняка, с близкого расстояния. Перспектива нерадостная, так себе перспектива. Но другого варианта, кажется, нет. Потому что из этой чертовой западни им не дадут уйти.

Тайм высунул голову из-за камня, стараясь рассмотреть, что происходит с милицейской стороны. Но снизу кто-то выпустил короткую автоматную очередь, за ней еще одну. Таймураз спрятал голову и сжал в ладони рукоятку пистолета.

Лежа в траве, Панова хорошо видела черную полосу огня и дыми, которая становилась все ближе, слышала треск горящих кустов и про себя прикидывала пути отступления. Слева, справа и сзади голые холмы, местами поросшие кустами и клочковатой сухой травой. Открытое место, на котором не спрячешься, откуда не убежишь. Потому что пуля всегда быстрее человека.

– Ты в бога веришь? – спросила она Зубова. Когда тот кивнул, добавила. – И я верю. Только родители меня не крестили. А потом я стала взрослой и решила: поздно креститься. Но ведь для хорошего дела понятие «поздно» не существует. Как думаешь?

– Так и думаю, – Зубов выплюнул спичку.

– Если мы выберемся живыми из этой переделки, я приму крещение. А ты станешь моим крестным отцом. Как тебе идея?

– Мы выберемся, – твердо ответил Зубов.

– Ну, ты обещаешь?

– Что обещаю?

– Что станешь моим крестным?

– Конечно. Без вопросов.

Помолчав несколько секунд, Зубов дотронулся до плеча Пановой.

– Послушай, Лена, – сказал он тихо. – Это очень важно. Ты должна сделать то, что умеешь. Садись в кресло пилота, заведи мотор и разверни машину против ветра. Мотор не глуши. И пересаживайся в другое кресло. Задача понятна?

– Чего уж тут не понять?

– Скажи сразу: ты справишься?

– Конечно, справлюсь, – кивнула Панова. – Это просто. Но нас же перестреляют…

– Молодец, – Зубов не заметил последних слов. – Другого и не ждал. Я скажу, когда начинать.

Он поднялся во весь рост, потому что за дымом его фигуры все равно не видно. Залез в кабину, вытащил с заднего сидения пулемет Калашникова, магазины с летной и три гранаты Ф – 1. Он перекрестился, повесил на левое плечо подсумок, на правое ремень пулемета. Крикнул Пановой, мол, залезай в кабину и заводись. Помахал рукой Таймуразу, делая понятные знаки. Мол беги к самолету, когда он покатится вперед. Таймураз закивал головой и помахал рукой в ответ, но как-то вяло, грустно. Будто затея Зубова представлялась ему пустой авантюрой.

Дым поднимался все выше, а огонь, подгоняемый ветром, подступил слишком быстро. Как только заработал движок Тобаго, со стороны ментов послышались первые одиночные выстрелы. Зубов выдернул предохранительное кольцо из гранаты и, развернувшись плечом, забросил ее далеко, за полосу огня. Грохнул взрыв, поднявший над землей желтую пыль. Выстрелы смолкли, и тут же ударили снова.

Двигатель самолета набирал обороты, краем глаза Зубов видел, как машина тронулась с места, медленно, переваливаясь на небольших кочках, покатилась в сторону, играя опереньем, начала разворот. Пуля попала в фюзеляж самолета, ближе к хвосту, оставив в дюрали продолговатое отверстие. Вторая пуля по касательной зацепила руль направления. Автоматная очередь ударила в джип, посыпались разбитые фонари, лопнули задние покрышки. Зубов развернул плечо и метнул вторую гранату. Секунда – и взрыв… Кто-то громко вскрикнул, кто-то заорал матом. Выстрелы смолки. Следом полетела третья граната. Эта упала ближе других, как раз на полосе огня. Осколки со свистом разлетелись по сторонам, не достав никого.

Зубов быстро оглянулся. Хорошо. Лена, заканчивая маневр, выруливала напрямую.

Тайм сразу понял задумку Зубова, тут других вариантов все равно нет. Оставалось не прозевать мгновение, не упустить время. Как только самолет покатится в сторону ментов, надо, сорвавшись с места, на всех парах мчать вниз. Трава и сухие кусты горели почти на всем пространстве равнины, огонь уже лизал покрышки джипа и приближался к самолету. Тайм наметил точку, где его путь должен пересечься с маршрутом Тобаго. Останется запрыгнуть на крыло и юркнуть в кабину. Все очень просто, проще некуда. Наверно поэтому так страшно.

Главное, не пропустить момент… Следить за самолетом, который заканчивает разворот. Зубов стоит в полный рост и лупит из пулемета, поливает свинцом равнину, не давая противнику поднять головы. Вот он выбросил пустой коробчатый магазин, вставил снаряженный, пулеметная очередь рассекла пространство долины слева направо и справа налево.

Тайм потрогал раненую ногу. Мышца словно одеревенела, впечатление такое, будто трогаешь не живую человеческую плоть, а деревяшку. Тайм крепче затянул узел повязки и засунул пистолет под брючный ремень.

Пулеметный огонь оказался таким плотным, что майор Магомед Буяров потерял контроль над подчиненными. Менты, прячась за кочками, боялись пошевелиться. Майор обложил лейтенанта Кожу матом. Заставил его выползти из укрытия и выстрелить по самолету. Он снова засвистели пули, и Кожа, зарывшись в землю, исчез, словно его и не было. Младший брат тоже куда-то пропал, а потом появился с автоматом в руках.

– Ложись, мать твою, – заорал Магомед. – Ложись не вставай, кретин…

Карим не слушал, увлеченный азартом охотника, присел на одно колено, передернул затвор, прицелился. И, выпустив оружие из рук, повалился на бок, не успев выстрелить. Неизвестно с какой стороны прилетевшая пуля попала в шею брата, вырвала второй позвонок, клок мяса и улетела неизвестно куда. Все произошло так быстро, что Магомед даже не осознал того, что случилось. Он пополз по земле к брату, высоко поднимая зад, остановился и, не помня себя, что-то прокричал. Пуля обожгла правую ягодицы, прошла ее насквозь и засела в левой. Ослепленный болью, Магомед приподнялся на руках, заорал во всю глотку:

– Огонь по самолету. Огонь из всех стволов…

За дымом он ничего не видел, но пулемет продолжал работать.

Полоса огня подошла вплотную к Зубову, когда он бросил расстрелянный пулемет и метнулся к Тобаго. Зубов вскочил на крыло, упал в кресло пилота и нажал на педали. Самолет, раскачиваясь, побежал по полю, набирая ход. Слева остался джип, его покрышки уже горели, языки огня лизали задние и передние крылья и днище, вот-вот должен рвануть бензобак. Зубов глянул налево, на камень, за которым прятался Тайм, уже готовый сорваться с места. Самолет проскочил полосу огня. Зубов сжал в кулаке монетку, опустил ее в карман. Покосился на Панову. Она, забыв пристегнуться ремнями, сидела в кресле и глядела вперед пустыми расширенными от ужаса глазами.

– Пригнись, – закричал Зубов. – Пригнись же…

Кажется, Панова не понимала слов. Или движок шумит слишком сильно…

– Что?

– Пригнись.

Никакой реакции. Только губы дрожат и беспокойные руки не могут найти себе места. Зубов сильно дернул ее за предплечье вниз, заставив наклониться, спрятаться за приборную доску. За полосой огня начиналась черная выжженная земля, над которой поднимался серый удушливый дым, догорающая трава и кусты тлели, местами вспыхивали и снова гасли. Теперь главное разогнать самолет. Зубов скосил глаза налево. Тайм продолжал сидеть за камнем, не решаясь подняться. Пуля пробила лобовое стекло справа от Зубова. И застряла в подголовнике сидения.

– Ну, же, – сказал Зубов. – Давай, мать твою…

Таймураз словно услышал эти слова, резко, словно подброшенный невидимой пружиной, вскочил на ноги и кинулся вниз по склону. Он бежал быстро, как мог, припадая на одну ногу и махая руками. В суматохе последних минут о его существовании менты, кажется, забыли. Самолет двигался по дымящемуся полю, набирая ход. Тайм взял немного левее. Теперь, когда он ушел с голого склона и оказался внизу, за плотной пеленой серого дыма, меньше вероятности нарваться на пулю. Боль в ноге сделалась нестерпимой, эта боль поднималась вверх, до бедра и выше, простреливала поясницу и грудь. И даже за горло хватала. Проклятый бородач с его самодельным ножиком…

Даже сквозь дым Тайм хорошо видел самолет. Он все ближе и ближе. Тридцать метров, двадцать… Нога подломилась. Тайм упал животом на горячую землю, поднялся, его шатнуло в сторону, но он устоял. Сделал вперед пару неуверенных шагов. Обжог левую ступню. Оказалось, во время падения слетел башмак, болтавшийся на ноге. Теперь в этом дыму ботинок не найти. И секунды лишней не осталось на его поиски. Тайм видел, что Зубов тормозит, замедляя ход самолета. Он видел лицо летчика, тот что-то кричал через стекло, но слов не разобрать. Зубов рванул дверцу, сдвигая ее в сторону. Метров пятнадцать, всего-то. И Тайм спасен.

Превозмогая боль, он бросился дальше, напоролся босой ногой на что-то острое, хотел вскрикнуть от боли, но на это не было лишней секунды. Десять метров… Пять… Пуля ударила Тайма в раненую правую ногу, обожгла бедро. Тайм грохнулся на колени. Ему казалось, что шанс еще остается, не все потеряно, еще можно зацепиться руками за крыло, повиснуть на нем. Оттолкнувшись ладонями от земли он поднялся, сделал неуверенный шаг вперед. Треск автоматной очереди. Вторая пуля вошла в бок, под ребра. Тайм растянулся на горячей дымящейся земле. Теперь он видел, что расстояние между ним и самолетом не сокращается, а быстро увеличивается. Тобаго бежал все быстрее и быстрее. Носовая стойка шасси уже оторвалась от грунта.

Тайм подумал, что Зубов, может быть, еще вернется. И заберет его с собой в другую жизнь. Хотя… Это вряд ли. По всему выходит: Тайму оставаться здесь, здесь ему умирать. Сегодня он никуда не летит. Голову туманило, а тело сделалось непослушным. Хватило сил, чтобы перевернуться на спину. Он подумал, что ему не хватило жалкой минуты, чтобы спастись. Даже меньше. Но так всегда: человеку в жизни не хватает одной минуты на самое важное дело. Так уж устроена эта проклятая жизнь, что всегда не хватает самой малости.

Последнее, что увидел Тайм, голубое предзакатное небо, закрытое кисеей серого дыма. И в этом небе двигался, забираясь все выше и выше одномоторный самолет. Фюзеляж блестел в лучах солнца, самолет удалялся, превращаясь в светящуюся точку, похожую на звезду. Тайм закрыл глаза.