Книга: Крестная дочь
Назад: Глава четвертая
Дальше: Глава шестая

Глава пятая

С раннего утра Девяткин провел совещание для двенадцати омоновцев, которых предстояло задействовать в больничной операции. В просторном кабинете, похожим на школьный класс, он изложил устные инструкции, продемонстрировал нарисованные на листах ватмана схемы подземных коридоров больницы и те места, где должны находиться оперативники. Девяткин закруглил лекцию последним замечанием.
– Предположительно преступники будут действовать сегодня под вечер, – сказал он. – Или ночью. Но тут возможны варианты. Потому что точного времени мы не знаем. Сколько будет убийц, один, двое или трое, нам тоже неизвестно. Я допускаю мысль, что у бандитов есть сообщники среди больничного персонала. Эти черти наверняка наденут белые халаты или спецодежду рабочих. В хирургическом корпусе ремонт, на работяг никто не обратит внимание. Будьте наготове. Ваша смена закончится в полночь. Теперь желаю удачи. Если есть вопросы, задавайте сейчас. Другого времени не будет.
Вопросов не оказалось. Милиционеры вышли из комнаты и спустились во внутренний двор к машинам. Девяткин дотопал до своего кабинета, упал в кресло и положил ноги на стол. Пока все идет по плану. Где-то через полчаса оперативники займут исходные позиции, а там будет видно. Сегодня Девяткину потребуется немного удачи и очень много терпения. Он нацедил в стакан воды из сифона, сделал глоток и посмотрел на часы. Олейник ждет его звонка. Что ж, пусть немного подергается.
Девяткин просмотрел утреннюю газету, на второй полосе нашел заметку об исчезнувшем самолете и чертыхнулся. По новой версии журналистов, Елену Панову бандиты вывезли в Ингушетию. Пленницу содержат в высокогорной пещере, выкуп могут потребовать со дня на день. Панова работала в солидной газете, поэтому сумма отступного будет весьма значительной, – в этом сомнений нет. Девяткин разорвал газету вдоль и поперек и, скомкав бумажные полоски, отправил их в корзину.
– Недоумки, – процедил он. – Вот же уроды…
Он побродил по кабинету еще минут десять, решив выдержать характер, взглянул на часы и подумал, что оперативники уже в больнице, ждать дальше нет смысла. Он набрал номер и уселся на подоконник. Олейник снял трубку после восьмого гудка.
– Нашего друга поместили в больницу, – сказал Девяткин. – Сегодня ровно в восемь утра он уже лежал в тридцать шестой палате. Помните, что его продержат в отдельном боксе дня три. Есть смысл поторопить события.
Олейник уныло сопел в трубку. Девяткин назвал номер лечебного заведения и его адрес. И добавил, что в больничный корпус легче всего проникнуть из соседнего здания, где расположено хирургическое отделение. Прямо по подземному коридору до указателя «рентген», дальше по лестнице вверх. Опера уйдут на обед около двенадцати и вернутся минут через двадцать, не раньше. Охранников двое. Один слишком старый, второй совсем неопытный мальчишка. Только полгода назад кончил стажироваться. Дневное дежурство заканчивается около девяти, потом на пост заступят другие люди.
– Спасибо за информацию, – вежливо ответил Олейник. – Но она лишняя.
– То есть? – Девяткин спрыгнул с подоконника. – Не понял?
– Я уже знаю, где мой адвокат и что с ним. Кстати, это была очень хорошая идея. Ну, насчет больницы. Честное слово, я бы сам не допер. Просто в голову бы не пришло. Короче: спасибо за помощь. Свое вознаграждение вы получите на днях. Скажем, послезавтра. Где будут деньги, узнаете позже.
– Позже? – переспросил Девяткин, чувствуя, что голос сделался глухим, каким-то чужим.
– Как говориться, вы не в церкви. Вас не обманут.
Девяткин дал отбой и помассировал виски кончиками пальцев. Неожиданно сорвался с места, пнул дверь ногой и коридором помчался к лифтам, но в кармане уже звонил телефон. Из больницы сообщали, что в тридцать шестой палате найдены трупы двух оперативников и адвоката Рувинского. Огнестрельные ранения, стреляли с близкого расстояния. И, очевидно, из одного ствола. Выстрелов никто не слышал. Опера не успели оказать сопротивления.
– Какие будут указания?
– Я выезжаю, – ответил Девяткин. – Свяжусь с прокуратурой. Зайду к начальству и выезжаю.
Он постоял пару минут в пустом коридоре, повернулся и поплелся назад.

 

Силы погони, организованной военными и узбекскими милиционерами, выдохлись, как вчерашнее шампанское. Поискам бандитов, совершивших убийство на территории районной больницы, не было видно конца. А боевой дух сменился дремучим пессимизмом.
Поначалу все шло гладко. Девять местных милиционеров под началом майора Буярова нагнали солдат, уже получивших по рации предписание присоединиться к поискам беглецов. Двинулись по следу, оставленному протекторами «уазика», и ехали всю ночь, пока след, занесенный песком, не потерялся. Капитан внутренних войск Николай Седых предложил разбиться на три группы, двинуть вперед полукругом, прочесывая местность мелкой гребенкой. Следы протекторов рано или поздно появятся снова, и тогда группы солдат смогут соединиться с милиционерами. Взвод военных под командованием Седых возьмет восточнее, второй взвод под началом старшего лейтенанта Петра Местечкина двинет прямо. А милиционеры на трех своих «уазиках» возьмут на себя западное направление. Связь по рации или сигнальными ракетами.
К милицейской группе прибился младший брат майора Буярова санитар местной больницы Карим. Парень шустрый, легкий на ногу, отлично ориентируется в степи и песках. Кроме того, он знает в лицо ту девицу бандитку, из-за которой пролилась кровь трех ни в чем неповинных граждан. На следующий день милицейская группа нашла разбитый «уазик» у подножья безымянного холма. Взялись за лопаты, перекопали грунт, извлекли из ямы двух жмуриков с огнестрельными ранениями. Из-за жары трупы вздулись и распространяли отвратительную сладковатую вонь. В карманах ни шиша, ни документов, ни денег. Кто были эти люди, каким ветром их занесло сюда, сам черт не знает.
Майор Буяров пустил зеленую ракету, по рации связался с солдатами и доложил, что бандиты совершили еще два зверских убийства. На разбитом «уазике» они бы долго не протянули бы, поэтому завладели новым транспортным средством, каким именно, сказать трудно. Покрышки, оставившие следы на песке, широкие с необычным рисунком протектора.
– Нам подъезжать или как? – спросил майор Седых. Он был за старшего, но местность знал плохо, самостоятельные решения всегда принимал с неохотой и к тому же не верил в успех предприятия. – Решай, майор. Хотя… Хотя вот что. Ты давай дальше дуй. По следу. А если что случится, немедленно выходи на связь.
– Добро, – ответил Буяров, отключив связь, обложил армейского капитана трехэтажным матом и добавил. – Без этих придурков лучше. От них одна вонь и вредные насекомые.
Трупы закидали песком и после обеда тронулись дальше. Впереди долгие километры степи и голых песков, жары и пыли. Радиаторы машин закипали, а надежды оставалось только на донышке. Когда прибыли в бывший поселок Первомаец, наткнулись на новые следы пребывания бандитов. В неглубокой могиле закопали двух мужиков, сбросив одного на другого. Огнестрельные ранения. Документов, разумеется, никаких. Во внутреннем дворе нашли обгоревшую «ниву». Очевидно, бандиты ограбили до нитки случайных путников, заблудившихся в этой глухомани и, заметая следы, сожгли тачку. За околицей поселка заметили еще один могильный холмик, в землю воткнут самодельный крест. Это кто-то из своих, из бандитов, раз крест поставили. На человеке старый полосатый халат, прорванный на локтях. Два пулевых ранения. В грудь и живот. Видимо, ограбленные путники оказала головорезам ожесточенное сопротивление.
Майор Буяров подозвал прапорщика Амирова.
– Ты вот что, принеси канистру с соляркой, живо. Облей эту падаль и сожги. Бандиты не заслужили того, чтобы лежать в земле. В нашей земле.
Тело зацепили крючьями и выволокли наверх, облили горючкой. Майор плюнул в лицо трупа и сам бросил горящую спичку и, когда пламя вспыхнуло, обдало жаром, проворно отступил в сторону. Еще долго над бывшим поселком клубился черный зловонный дым, застилая бледно голубое небо. От этого смрада першило в носу, а сухой паек не лез в глотку.

 

Буяров младший присел в тени глинобитного дома, накрыл ноги шерстяным одеялом, чтобы не заметало песком. Он строгал ножичком ветку саксаула и думал о том, что погоня оказалась не занимательной охотой на человека, а тягучим муторным делом, и конца ей не видно. Зря он напросился сюда, сидел бы сейчас в больнице, днем спал, а вечером, когда наступает прохлада, пересказывал всем желающим события той ужасной ночи, когда бандюки грохнули двух его лучших кентов и дядю Гошу, добрейшей души человека, карман которого всегда был открыт для друзей. А вместо этого Карим глотает чужую пыль и слышит вонь горящего жмурика. Такая жизнь хуже каторги.
И повернуть назад нельзя. Скажут: брат начальника наложил в штаны, насмотревшись на мертвяков, жидко обделался и намылил лыжи. Вернуться нельзя еще и потому, что в распоряжении ментов всего три старых «уазика», чтобы отвезти в райцентр такую большую шишку как больничный санитар, хоть он и брат майора, машину гонять не станут. Карим пересел ближе к углу дома, сюда порывы ветра не долетали. Он расправил на колене газету, оторвал аккуратный прямоугольник, затем вытащил из рюкзака две жестяные баночки из-под плиточного чая. Одна с табаком, другая с канабисом.
Тщательно перемешал дурь с табаком, свернул самокрутку. После нескольких затяжек на душе сделалось немного веселее. Карим подумал, что это хреновое путешествие скоро закончится. Запас бензина быстро таял, ну, еще пару дней – и шабаш. Горючего останется ровно на обратную дорогу. И от солдат никакого проку или помощи не жди. Тычутся, как слепые котята.
Карим прислонился затылком к теплой стене, стал блаженно таращиться в небо. Над дальними холмами парила птица, и еще вдалеке блестел на солнце фюзеляж сине-белого самолетика, издали похожего на игрушечную модель. Карим выплюнул окурок, достал из рюкзака бинокль. Точно, это не обман зрения, а самый настоящий самолет. Небольшая птичка с кабиной летчика и белым хвостовым опереньем. Самолет сделал круг и заложил новый вираж. Карим, как ужаленный, подскочил с земли. Он добежал до палатки брата, растолкал Магомеда, всегда отдыхавшего в полдень.
– Самолет, – крикнул Карим, когда брат сел на спальнике и разлепил глаза. – Я видел самолет. Он и сейчас летает над дальними холмами.
– Самолет. И чего?
– Маленький одномоторный.
– Ты что на солнце перегрелся? Посиди в тени и остудись.
– Послушай, брат, – Карим пучил карие глаза, похожие на маслины. – Это серьезно. Очень серьезно. Та сучка из больницы, когда была не в себе, говорила, что она с друзьями прилетела сюда на самолете. На маленьком самолете. Вроде того, что сейчас летает. Я тогда подумал: врет или бредит. Откуда тут самолет? А теперь своими глазами увидел. Это они…
Проснувшийся окончательно, Магомед оттолкнул брата, вылез из палатки и поднес к глазам бинокль. Самолет виден хорошо. Отсюда до него, пожалуй, верст пятьдесят или около того. Значит, бандиты передвигаются не только на машине. Выходит, хотя в это и трудно поверить, что болтовня той девки насчет самолета – чистая правда. Солнце отразилось в боковом стекле кабины пилота, самолет махнул крыльями и пропал за холмом. Он следует на восток, мало того, он идет на снижение. Значит, у бандитов машина и этот самолет. Хорошо, отлично. Теперь известно направление движения и приблизительное место поисков.
Магомед минуту раздумывал: стоит ли связываться с солдатами, вызывать их на подмогу. Пока солдатня подтянется, – полдня псу под хвост. А там уже вечер. У него под началом девять ментов, все хорошо вооружены. Тут своими силами управиться можно. Тебе одному вся слава, да и добыча лишней не будет. А тех бандюков денежки водятся, раз на самолетах летают.
Магомед вытащил из-под куртки свисток на шелковой тесемке. Трижды свистнул, это был сигнал к общему сбору.
– Шевелись, – заорал майор. – Живо собираться и по машинам.
* * * *
Большой чемодан из натуральной кожи лежал на кровати. Сергей Николаевич Олейник подумал и выложил из него две рубашки в пластиковых упаковках. Он уезжает из Москвы на Кипр всего на неделю, к чему таскать с собой лишние шмотки. Рубашки можно купить на месте, а он привык путешествовать налегке. Только чемодан и портфель с бумагами.
Командировка предстояла нетрудная, даже приятная. Останется время искупаться в море, посетить парочку приличных ресторанов и свести знакомство с какой-нибудь очаровательной скучающей дамочкой. И развеять ее меланхолию на широкой гостиничной кровати с водяным матрасом. Все важные московские дела он успел закруглить перед отъездом, и это хорошо. Олейник поднял чемодан и по широкой дубовой лестнице спустил его вниз, в гостиную и оставил возле камина.
В кресле у двери читал газету начальник службы безопасности Алексей Озеров. При появлении хозяина он поджал круглый живот, бросил газету на журнальный столик, собираясь подняться, но Олейник только рукой махнул, мол, сиди. Я не инвалид и чемодан спустить вниз еще в состоянии.
– Вас можно поздравить? – улыбнулся Озеров.
– Поздравления не принимаются, – поморщился Олейник. – Не тот случай.
Он на минуту остановился у окна, задержав взгляд на прекрасной березовой рощице, что начиналась сразу за площадкой для игры в баскетбол. Погода чудная, земля еще хранит тепло ушедшего лета, светит солнце и только желтые листья на деревьях напоминают о близких холодах. Впрочем, до холодов еще далеко. Олейник потуже затянул пояс длинного халата, расшитого золотой тесьмой, поднялся наверх, толкнул дверь рабочего кабинета, просторной полукруглой комнаты с огромным эркером, выходящим в сторону леса. Разложив на столе бумаги, повертел в пальцах ручку, пробежал глазами несколько строк и, зевнув, отложил бумаги в сторону.
Он передвинул с края стола огромную иллюстрированную книгу «Тайны неба», пошелестел страницами и стал читать главу об использовании телескопов для поиска планет, пригодных для жизни. Он прочитал полторы страницы, когда дверь распахнулась и на пороге появилась Марина, небесное создание с огромными голубыми глазами и светлыми кудряшками, короткий шелковый халатик подчеркивал стройность ног и обтягивал приятные выпуклости груди. Белье Марина надевала крайне редко, считая всякие там трусики и лифчики пережитком прошлой эпохи. Девчонка не отягощена интеллектом, у нее ветер в голове и эрудиция шестиклассника. Зато под шелковым халатиком бьется золотое сердце, и еще у нее живой непосредственный ум. И это не считая ее внешних совершенно потрясающих достоинств.
Олейник боготворил эту девочку, втайне думая, что именно Марина и есть его самое сильное, возможно, последнее чувство. Она молода, чертовски молода, всего на два года старше его сына Максима, который сейчас учится в Америке. И так хороша собой, что мужики оборачиваются ей вслед. Господи, и в каком только инкубаторе выращивают таких белотелых цыпочек…
– Ты уже встала?
Вопрос остался без ответа, Марина лишь тряхнула роскошными волосами и упала в кресло для посетителей.
– А ты в трудах? Не хочешь взять меня с собой на Кипр?
– Там тебе будет скучно, – Олейник не любил таскать в деловые поездки любимых женщин. – Я вернусь и тогда мы придумаем что-нибудь повеселее. Я отведу тебя в одно заведение… Ну, не буду всего рассказывать, тебе там понравится. А потом прошвырнемся по магазинам.
– Что-то ты сегодня веселый, а вчера ходил мрачнее тучи.
– Погода хорошая, и настроение соответствующее, – легко соврал Олейник.
– Что читаем? – Марина заглянула в книгу. – Звезды, планеты… Интересно. Я всегда удивлялась, как это ты с виду тертый жизнью крутой мужик интересуешься неземными материями.
– Я и земными интересуюсь, – Олейник заглянул в разрез женского халатика и неожиданно испытал желание. – Даже очень.
– Нет, я серьезно. Вот тут возле эркера на треноге стоит телескоп. И еще один есть на крыше. Такие игрушки больших денег стоят. Откуда это в тебе? В школе на уроках астрономии заразился?
Олейник не любил затрагивать в разговорах личные темы, но в обществе Марины нарушал все свои писанные и неписанные правила.
– Мой отец однажды привез мне книжку с картинками, называлась она «Космос: пространство загадок». Я перечитал ее раз десять. А потом он подарил мне телескоп. Любительский телескоп, которые в ту пору свободно продавались в магазинах. Кстати, вполне приличная оптика, хорошее разрешение. Осенью я любил смотреть, как падают звезды. А летом мог целыми ночами разглядывать созвездия. Огромный небесный купол, который очень медленно крутится у тебя над головой. Это трудно объяснить словами.
– А ты попробуй.
– Словами – все равно не получится. Это надо почувствовать. Ты крошечная песчинка в бескрайних просторах космоса, ты меньше, чем молекула. Странное чувство. А вокруг только мрак и тайны, которые не могут разгадать лучшие умы человечества. И никогда не разгадают. Только прикоснутся к ним. И застынут в благоговении. Это ощущение, поэзия космоса, оно не притупляется, не проходит с годами. Очень странное чувство. Люди не устают глядеть на огонь или текущую воду. Но звезды притягивает во сто крат сильнее.
– Как здорово. Я подозревала знала, что ты настоящий романтик. А вся твоя крутизна – показная. Почему ты мне никогда не давал посмотреть в телескоп?
– Ты не выражала желания, – пожал плечами Олейник. – Вот вернусь обратно, как раз звездопад будет в самом разгаре. Тогда посмотришь на звезды вместе. Кстати, через телескоп можно делать фотографии. У меня наверху есть несколько альбомов с карточками. Сам снимал и обрабатывал на мощном компьютере. Тот большой телескоп, что стоит наверху, я выписал из Германии. Сделан по моему заказу. Особые линзы, плюс разные электронные навороты.
– Обалдеть можно, – вздохнула Марина.
– Я открою тебе все тайны, ну, когда вернусь, – пообещал Олейник и развел руки по сторонам, показывая руками на стеллажи, заставленные книгами. – Половина моей библиотеки – книги по астрономии. Я их со школы собираю. А самая дорогая та, что отец подарил.
– Твой отец наверняка был знаменитым ученым? – Марина завертелась на кресле. – Астроном или бери выше? Председатель академии самых умных наук?
Олейник повернул к Марине стоявшую на столе фотографию в рамочке. Из-под стекла на женщину глядел человек с вытянутым усталым лицом, узкой полоской усов и большим хрящеватым носом. Железнодорожная фуражка с темным околышком, китель, похожий на офицерский. На носу косо сидят очки в пластмассовой оправе. За их стеклами водянистые глаза кажутся неестественно большими.
– Он всю жизнь проработал на железной дороге, как сейчас бы сказали: руководитель среднего звена. Мотался по всему Советскому Союзу, в быту был неприхотливый, как верблюд. Человек не от мира сего. Его единственное увлечение – это звезды. Отношения с друзьями, с женщинами – это отдельная история. Полная маразма, бытовой неустроенности. Копеечный быт. Впрочем, кажется, друзей у него и не было. Так, только товарищи по работе. Зато было две семьи. Одна в Москве, а вторая в Ташкенте. Каким-то макаром он ухитрился жениться на узбечке. Завел сына Фарада, фамилия у него по матери Батыров. Если живешь в тех краях, русскую фамилию носить не рекомендуется. Брат младше меня на три года. Кстати, отец и ему сумел привить любовь к астрономии. Тоже купил телескоп и всякое такое, книжки, атласы звездного неба. Так отец и катался по стране. Вся жизнь прошла под стук колес. И умер в поезде, во время очередной командировки. На какой-то богом забытой станции.
Олейник подумал, что наболтал лишнего, много такого, о чем не позволял себе разговаривать никогда и ни с кем. Он раздавил в пепельнице окурок и замолчал.
– А ты часто встречаешься с братом? – спросила Марина.
– Уж не помню, когда виделись. Ну, что между нами общего? Он какой-то темный провинциал. Никогда не ставил перед собой высоких целей и задач. И не умел их добиваться. Даже в больших городах бывает редко. Наверняка сейчас пасет в каком-нибудь колхозе баранов. Впрочем, я его судьбой никогда особо не интересовался. А он моей. Мы слишком разные люди.
Марина хотела что-то спросить, но Олейник захлопнул книгу, давая понять, что душевная беседа окончена. Поднялся из-за стола и сказал, что идет в ванную. И неплохо бы составить ему компанию, плескаться одному сейчас не хочется. Ведь они увидятся только через несколько дней, а это долго.

 

Таймураз ничего не понимал в системе глобального ориентирования, прибор GPS, похожий на трубку мобильника, что отдал ему Зубов, просто электронная игрушка. Тайм знал пески и степи, знал караванные тропы и еще он знал, что прямая дорога из пункта А в пункт Б не всегда самая короткая. Он ехал не быстро и не медленно, давал крюка, объезжая холмы, глубокие овраги и впадины. Двигатель гудел ровно, едва слышно. Так можно было путешествовать до бесконечности, потому что это сплошное удовольствие. В машине есть радио, проигрыватель и еще кондиционер. Только эти штуки не работали, или просто Тайм не понял, как ими пользоваться.
Он дважды останавливался, расправлял на коленях карту, смотрел на часы и на солнце, высчитывая, далеко ли он от цели. Когда Тайм остановился в третий раз и посмотрел на солнце, он понял, что прибыл на место. Впереди возвышался пологий склон холма, слева низина в зарослях колючих кустов и высохшей под солнцем осоки. Тайм погнал машину в низину, оставляя за собой глубокий заметный на травяном покрове след. Этот след не спрячешь в карман, его не заметет песком. Но делать нечего, другого места, чтобы оставить джип все равно не найти. Зато Зубову сверху будет хорошо видны ровные полосы на траве и машина, сюда он и посадит самолет.
Таймураз вытащил с заднего сидения рюкзак с какое-какой мелочью, поверх привязал скатанное шерстяное одеяло. Надел пояс с патронташем и чехлом для ножа, что снял с Суханова. Оставил тюбетейку в салоне джипа, слишком в ней жарко. Смочил водой тряпицу, завязав узелки на углах, прикрыл голову, чтобы солнце не припекало. Осталось сделать выбор, решить, что взять с собой: снайперскую винтовку или карабин. Тайм не умел пользоваться снайперским прицелом, но это не беда, можно использовать открытый прицел. Винтовка тяжелее карабина, но у нее длиннее ствол, следовательно, лучше бой. Взвесив все «за» и «против», Тайм выбрал карабин. Мешок с тротилом – это не муха, в него попадешь легко и прицельные устройства тут без надобности.
Он сложил карту, сунул ее в накладной карман рюкзака, повесил на плечо карабин и пошел вверх по склону. На полпули остановился, бросил взгляд за спину, чтобы еще раз полюбоваться своей машиной. Красотища. Жаль такую вещь продавать. Но и оставлять ее никак нельзя. Тачка слишком приметная, если на нее положит глаз какой начальник или мент со звездочками на погонах, – ни денег, ни машины Тайм не увидит. Он почти добрался до вершины холма, когда заметил крупного суслика. Тот стоял на задних лапах и наблюдал за человеком с интересом, без страха или враждебности. Тайм тоже остановился, глотнул воды из фляжки. А когда вытирал губы, зверек пропал из вида. Тайм глянул на часы, решив, что самолет уже совсем близко, на подлете, и ускорил шаг. Он мог бы идти быстрее, но ноги болтались в чужих ботинках, готовые выскочить из них. Пришлось остановиться, туже затянуть шнуровку.
Тайм сразу облюбовал место, которую следовало занять. Холм неровный, с мелкими впадинами и ложбинками, в них удобно прятаться, но это не позиция для стрелка. Зато есть почти ровная площадка, откуда удобно сделать прицельный выстрел. Ты будешь виден снизу, но, по большому счету, это значения не имеет. Тайм остановился, посмотрел на дом под жестяной крышей, на летнюю веранду, кухню и надворные постройки. Все точно, как описал Зубов. До колодца на глазок как раз метров триста, а вот большой гараж и загон для лошадей – тут прибавляй еще метров пятьдесят, не ошибешься. Внизу ни души, только над кухней чадит высокая железная труба и лошади бродят в своем загоне.
Он сбросил с плеч рюкзак, снял ремень карабина и уже хотел опуститься на колени и залечь. Но тут из-под навеса, что рядом с кухней выбежал человек, сбросив с плеч тулуп, поднял кверху ствол карабина и выстрелил. Все произошло так быстро и неожиданно, что Тайм не сразу понял, что стреляли в него. Второй выстрел, пуля просвистела над головой. Чтобы принять решение оставалась одно короткое мгновение. Третий выстрел. Тайм вскинул руки, по неосторожности отбросил карабин слишком далеко от себя и боком повалился на землю.
Наверняка снизу стрелку показалась, что пуля срезала заблудившегося путешественника. Он или убит насмерть или доживает последние минуты. Батыров выстрелил еще раз и еще. Поднес к глазам бинокль. Цель слишком мала, видно лишь чуть выступающее над землей плечо человека, безжизненно повисшая кисть правой руки и левая нога, обутая в стоптанный пыльный башмак. Наверняка какой-нибудь пастух искал отбившегося от стада барана или просто бродяга, что изредка попадаются в этих краях, тащился куда-то в поисках лучшей доли. Бытыров, не отрываясь, смотрел в бинокль на цель. Человек лежал неподвижно, по всему видно, готов. Иначе бы он не стал отлеживаться, а что есть силы припустил наутек. Или на худой конец пошевелился.
Пять минут назад Батыров, прихватив карабин «Тигр» вышел на воздух разогнать кровь, но тащиться за холмы, чтобы выследить и уложить сайгака, нет настроения. Можно пострелять по бутылкам или повесить мишень на заднюю стену сенного сарая. И тут появился этот хрен на холме. Прямо подарок судьбы. Фарад Батыров, не владевший карабином в совершенстве, на этот раз был приятно удивлен результатом стрельбы. До цели метров триста, а то и больше, а он достал этого хрена третьей пулей. И сразу насмерть. Батыров поставил карабин, поднял с земли тулуп и накинул его на плечи, пальцем подозвал вышедшего из кухни Ашота. Сунул ему в руки бинокль и показал, куда нужно смотреть.
– Возьми с собой Сухбата и прогуляйтесь наверх, – скомандовал он. – Посмотрите, что это за кусок падали. Кого сюда хрен занес.
– Он мертвый?
– Я ему пульс не щупал, – усмехнулся Батыров. – Но если человек лежит без движения десять минут, значит, того… Уже подох.

 

Таймураз, стараясь не шевелиться, лежал на боку и одним глазом видел человеческие фигуры на дворе. Он молился о том, Бытыров или его люди не вздумали сюда подняться. Пусть думают, что он убит. Пусть так думают… Он долежит до той минуты, когда появится самолет и вниз полетят мешки с тротилом. Сделает прицельные выстрелы и дунет отсюда, как вольный ветер.
Еще он думал о своей несчастливой судьбе. Всегда вот так, в самый последний, самый важный момент, судьба поворачивается к нему широкой задницей. Одни обломы вместо удачи. Тряпка, покрывавшая голову, слетела, и солнце нещадно пекло макушку. Хотелось почесать спину, зудевшую между лопатками, но Тайм и пальцем не пошевелил.
Он видел, как два мужика, вооруженные карабином и охотничьим ружьем медленно двинулись через двор к калитке в саманном заборе. Они шли вразвалочку, с ленцой, видно, не в жилу по солнцепеку карабкаться наверх, да еще неизвестно зачем. Тайм скосил глаза на часы. Самолет должен был появиться минут десять назад, но его нет и приближающегося звука двигателя не слышно. Люди вышли из калитки, потоптавшись у подножья холма, начали подъем.
Бородатый, что держал ружье на плече, споткнулся и упал. Другой, долговязый бритый наголо мужик, помог приятелю подняться. Тайм посмотрел на карабин, лежавший в четырех метрах он него. Неудачно он отбросил оружие, слишком далеко. Тайм глядел то на двор внизу, то на голубое небо и ждал смерти или чуда.
Назад: Глава четвертая
Дальше: Глава шестая