Глава 15

Открылась дверь, Девяткин увидел хозяина квартиры, высокого мужчину лет двадцати семи, отдаленно напоминающего известного актера, любимца женщин. Но, в отличие от того актера, лицо молодого человека оказалось мятым и отечным, а глаза – красными, как у кролика, страдающего бессонницей.

Мужчина подтянул тренировочные штаны, внимательно посмотрел на гостя и, ничего не спросив, ушел в сторону, пропуская того в квартиру. Девяткин прошел в большую комнату, осмотрелся, постоял у окна, будто залюбовавшись видом старой тепловой станции с шестью трубами, что наискосок от дома. Пахло какой-то кислятиной, на подоконнике – полдюжины пива, тарелка с кружками колбасы и початая бутылка водки. На ее горлышко была надета пустая рюмка.

– Ты, что ли, Эдик? – Девяткин раскрыл милицейское удостоверение и подержал его перед носом хозяина. – Ну, бывший жених покойной Веры Панич?

– Предположим. – Мужчина отступил назад, встал посередине комнаты под люстрой и, подтянув спадавшие штаны, скрестил руки на груди.

– Наверное, нам придется отложить разговор. Поговорим, когда ты кончишь горе водкой заливать.

Девяткин кивнул на подоконник, заставленный посудой, но уходить не стал.

– Я и выпил-то всего ничего, – усмехнулся Эдик. – Вчера пузырь водки и сегодня пару рюмок. А вы, вижу, трезвенник? Наверное, в тяжелые минуты жизни покупаете кило шоколадных конфет, а на запивку молока. И тем утешаетесь.

– В тебе пропадает талант сатирика. Да… Сатирика и юмориста.

– Вам моего горя не понять, – Эдик, заложив руки за спину, принялся блуждать по комнате. – Я потерял любимую женщину… Впрочем, все не так. Я потерял ее раньше. Не в тот день, когда Веру убили.

– Это как же понимать?

– В буквальном смысле слова, – Эдик рубанул воздух ладонью. – О покойниках плохо не говорят. Но правду в мешок не спрячешь. Верка оказалась обыкновенной шлюхой, потаскушкой. Ее бывший муж звонил мне как-то и говорил: не связывайся с этой бабой, пожалеешь. Она одно любит: гульнуть. Я не верил, дурак. А потом он…

Эдик замолчал, прошелся от окна до стены.

– Наверное, зря я начал, – его голос сделался тише. – Вы из милиции. И подробности личной жизни вам до лампочки.

– Значит, не до лампочки, – ответил Девяткин. – Я слушаю тебя внимательно. У вас ведь дело шло к свадьбе. И никаких низменных пристрастий ты за Верой не замечал. Она была порядочной женщиной, не искала сомнительных приключений, не заглядывала на дно бутылки… в отличие от тебя.

– Много вы знаете.

– Если есть что рассказать, начинай по порядку.

Эдик упал в кресло, задрав ногу на ногу, стал морщить лоб, будто что-то вспоминал. Наконец он сказал, что с Верой они познакомились год назад. Она показалась Эдику человеком порядочным и честным. И красотка, каких поискать. С самого начала он считал их отношения серьезными, думал, что из Веры выйдет прекрасная жена. Три месяца назад Эдик сделал своей любимой предложение и получил согласие. Свадьбу они планировали устроить осенью.

Жизнь казалась сказкой. Но настроение портили телефонные звонки некоего Ильи Кобзева, бывшего мужа Веры. Этот тип, который ей в отцы годится, где-то разыскал рабочий телефон Эдика. И как-то в будний день вечером, когда в редакции газеты было полно срочной работы, позвонил. Сказал, что хочет поговорить, предостеречь от роковой ошибки. Эдик бросил трубку. Второй звонок раздался через неделю. Кобзев говорил спокойным голосом; вообще он казался человеком рассудительным и неглупым.

– Только не бросайте трубку, – сказал он. – Иначе я не буду больше звонить. А вы влипнете в неприятную историю со своей женитьбой. Превратитесь в посмешище для друзей и родни. Я сам был на вашем месте, прожил с этой женщиной почти два года. Точнее сказать – промучился…

– Говорите, я вас слушаю, – Эдик посмотрел на часы, в тот вечер он никуда не спешил.

Кобзев рассказал, что молодая жена гуляла от него направо и налево. Он пытался поговорить с Верой, наставить ее на путь истинный, но она слушать ничего не хотела. Закрутила новый роман с каким-то летчиком; потом был биржевой брокер, которого сменил помощник режиссера с одной московской киностудии. Эдик слушал собеседника, посмеиваясь, он не верил этой болтовне. Но тень сомнения незаметно легла на сердце.

Надо заметить, что Кобзев складывал свой рассказ о любовных похождениях бывшей жены очень живо, переполняя повествование множеством мелких подробностей и пикантных деталей, которые может придумать только человек с богатым воображением. Или… Об этом не хотелось думать, но если хотя бы десятая часть того, что рассказал этот тип, вдруг окажется правдой, получается, что на пути Эдика встретилась не та женщина.

– Слушайте, этот разговор – он в пользу бедных, – ответил он. – Вы поливаете грязью близкого мне человека, но не приводите ни одного доказательства. А словам я не верю. Все, что было с Верой до встречи со мной, – дело прошлое. Меня это не касается.

– Я хотел предостеречь вас от ошибки. Ну, как старший товарищ. Как друг. А вы говорите о каких-то доказательствах, будто мы с вами в суде выступаем… Постель – это дело такое, сугубо интимное. Это не уголовное преступление. Тут нет прямых и косвенных улик: орудия убийства, кровь, следы насилия… Разве что сомнительные пятна на простынях – и все. Но и это не доказательства. Да, будь моя воля, я за измену судил бы. Как это делают в восточных странах. Потому что измена близкому человеку хуже воровства. Хуже грабежа. Может быть, хуже убийства.

Эдик понял, что собеседнику больше нечего добавить к сказанному, и сухо попрощался.

Вскоре Кобзев позвонил снова. Это было где-то за две-три недели до исчезновения Веры. Он сказал, что и сейчас, когда до свадьбы всего ничего, эта потаскушка тайком погуливает от жениха. Можно представить, что будет, когда молодые люди узаконят отношения. Эдику, как последнему идиоту, придется искать жену по злачным местам, кабакам и гостиницам, унижаться, не спать ночами… Кобзев выдержал паузу и доверительным шепотом сообщил, что Вера якобы встречалась в гостинице, что напротив метро «Сокольники», с одним приличным господином. Сначала они посидели в ресторане внизу, потом поднялись в номер.

– Ка… Какой номер? – спросил Эдик, чувствуя, как сердце проваливается в желудок.

– Обычный гостиничный номер. С кроватью, – без запинки ответил Кобзев. – Эта встреча состоялась на прошлой неделе десятого числа. С шести до восьми вечера. И еще было одно свидание. С тем же поклонником. Два дня назад, на Тверской улице у гостиницы «Минск». Время контакта то же самое. В номере они провели около сорока пяти минут.

Эдик взял календарик и стал вспоминать. На прошлой неделе во вторник он предлагал Вере встретиться вечером, но она отказалась. Сказала, что свободного времени мало, она ищет работу. Эдик еще удивился: какие поиски работы в семь вечера? Но промолчал. Во вторник на этой неделе история повторилась. Он пригласил Веру на концерт знаменитой певицы, но у невесты опять не нашлось времени. Он тогда подумал, что Вера ведет себя странно. Но быстро нашел объяснение: она переживает из-за того, что потеряла работу, ищет и не может найти хорошее место.

– Мне противно слушать этот бред, – ответил Эдик.

– Не горячитесь, – сказал Кобзев. – Я точно знаю, что у нее есть мужик. Во время прошлого разговора вы хотели получить доказательства. Я, как вы помните, фотограф, и не самый плохой в этом городе. Это сейчас я снимаю свадьбы, разные торжественные мероприятия. А в прошлом работал на одну большую газету, даже получил несколько профессиональных премий. Теперь включите компьютер. Найдете в почтовом ящике фотографии, которые вас заинтересуют. И не благодарите меня. Так бы поступил на моем месте всякий честный человек. Мужчина, живущий по совести.

Через пять минут Эдик распечатал фотографии, которые прислал Кобзев.

– Только не рассказывай, что фотографии ты сжег в порыве нахлынувших чувств, – сказал Девяткин. – А их пеплом посыпал голову.

Эдик хотел соврать, но в последний момент почему-то передумал. Вышел в соседнюю комнату и вернулся с большим желтым конвертом. Девяткин, присев на диван, вытряхнул фотографии, бегло просмотрел все десять снимков. Затем посмотрел их по второму разу. Эдик, скрестив руки на груди, стоял у подоконника и боролся с желанием опрокинуть еще одну стопку водки.

Никаких скабрезных картинок с обнаженной натурой на фото не было. Первые пять снимков сделаны в зале ресторана. Видимо, тот самый гостиничный ресторан неподалеку от парка «Сокольники». Людей в зале немного, свет не слишком яркий. Снимали с расстояния в пятьдесят метров, фотограф пользовался длиннофокусным объективом. Оставаясь незамеченным, прятался за колонной или перегородкой. Освещение плохое, поэтому и качество не самое лучшее, но узнать людей можно.

Вера и мужчина приятной наружности лет сорока с небольшим сидели в дальнем углу и о чем-то оживленно разговаривали. На столе какие-то закуски, два фужера то ли с вином, то ли с водой. Еще четыре фото сделаны на улице, видимо, из машины. Моросит дождь. Вера, закрываясь от дождя красным зонтом, стоит на тротуаре у входа в гостиницу «Минск». Рядом тот же мужчина, что был в ресторане. Они о чем-то разговаривают. Точнее, говорит мужчина, а Вера слушает. На последней карточке мужчина передает Вере то ли сложенный вчетверо лист бумаги, то ли почтовый конверт.

Девяткин потер ладонью гладко выбритый подбородок и подумал, что удача не бегает от людей, которые очень хотят с ней встретиться. Отправляясь к Эдику, он не надеялся узнать ничего интересного, и вдруг…

Мужчина очень фотогеничный, с правильными чертами лица, волевым подбородком и темной полоской усов. Кроме того, он любит и умеет хорошо одеваться. Впрочем, почему бы не одеваться с иголочки, если денег полные карманы. Солод, если верить слухам, платил своим людям щедро. И, разумеется, никогда не забывал начальника службы безопасности Вадима Гурского. Да, на фотографиях Гурский выглядит даже лучше, чем в жизни…

Девяткин засунул карточки в конверт.

– Когда ты последний раз говорил с Верой? – спросил он.

– За день до ее исчезновения, – ответил Эдик. – Позвонил и предложил увидеться на следующий день. Она опять отказалась: дескать, намечается важная встреча с одним человеком. Это насчет работы. Я хотел выложить все, что знаю. Спросить: это ты с тем мужиком встречаешься, с которым в кабак ходила?.. И так далее. Но сдержался. Решил: скажу при встрече. Но больше мы не увиделись.

Девяткин поднялся.

– Фотографии я забираю, – сказал он. – Позже зайдет мой человек, он оформит протокол изъятия, а ты подпишешь. Понял?

– Вы узнали этого мужчину на фотографии? – вдруг заволновался Эдик.

– Узнал, – кивнул Девяткин. – И скажу тебе вот что. Для ревности у тебя не было никаких оснований. Напрасно ты волновался. Тебе принадлежит летний дом на окраине Апрелевки, правильно? И летом ты, как правило, ночуешь там. В тот вечер, когда твою невесту убили, она направлялась к тебе. Наверное, решила сделать сюрприз. Хотела сообщить что-то важное, поделиться радостью. Или просто соскучилась… Вот так-то, жених.

Подъезжая к городу, Гурский заметил некоторые перемены на экране навигационной системы. Приемник показывал, что машина, которую они преследовали, снялась с якоря и покатила на городскую окраину. Видимо, Алла Носкова и ее друзья подкрепились в какой-то забегаловке у рынка и направились дальше, к выезду из города.

Гурский думал, что ситуация под контролем и волноваться не следует. При въезде в город он инстинктивно сбавил скорость у поста дорожно-постовой службы и удивился своей осторожности. «Хонда» проскочила центральную площадь у рынка, где совсем недавно стоял джип «Чероки», и промчалась по широкому проспекту, застроенному новыми домами и магазинами. Затем свернула направо, пролетела километров пять по приличному асфальту.

– Нет, не узнаю города, – сказал Толик Туз. – Вот тут, на этом самом месте, была рюмочная «Алмаз». А теперь ее нет. И ресторан «Прибой» снесли. Нет, не узнаю город.

Если верить навигационной системе, джип совсем рядом; остается проехать несколько улиц, сделать несколько поворотов – и они у цели. «Хонда» въехала в район, застроенный частными домами. Пришлось сбавить скорость, дальше пошел разбитый асфальт, попадались открытые канализационные люки, из-за высоких заборов слышался собачий лай. Машина свернула в кривой переулок, покатила вдоль бетонного забора. И остановилась у закрытых железных ворот, над которыми висела покосившаяся вывеска, выполненная масляной краской на кусках жести: «Технический центр «Прогресс». Мелкий ремонт автомобилей. Кузовные работы».

– Все, приехали, – сказал Гурский. – У наших друзей неполадки с машиной.

Гурский развернулся, остановил «Хонду» на углу улицы, откуда хорошо просматривались ворота «Прогресса», заглушил мотор и сказал:

– Толик, ты здешний, знаешь тут каждую собаку. Значит, тебе идти на разведку.

– Я не говорил, что знаю каждую собаку, – проворчал Туз.

Памятуя о том, что приказы Гурского не принято обсуждать, он быстро вылез из машины и пошел в обратную сторону. Нажал кнопку звонка, открылась калитка, проделанная в воротах, Туз шагнул вперед и пропал из поля зрения. Он вернулся через двадцать минут и доложил о результатах. За воротами большой двор, слева что-то вроде склада для хранения запасных частей. Справа контора «Прогресса», где скучает какой-то мужик, – сразу видно, хозяин этой мастерской. Рядом боксы, там ремонтируют машины, ворота боксов открыты. Вместо джипа «Чероки» там стоят две старые таратайки и почти новый «Мерседес-550». Два механика копаются в одной из машин. Туз сказал хозяину, что у его джипа «Либерти» проблемы с зажиганием. Мол, друзья советовали обратиться в «Прогресс».

Хозяин помотал бритой наголо круглой головой и ответил, что произошла ошибка, недоразумение. Ремонтом американских машин в «Прогрессе» никогда не занимались, потому что механики не знают, с какого боку к этим тачкам подступиться. На вывеске понятно написано: только мелкий ремонт и кузовные работы. «Но мне дали этот адрес», – настаивал Туз. «Хорошо, – спокойно ответил мужчина. – Пусть люди, которые дали адрес, мне позвонят». Туз ушел, спиной чувствуя подозрительные взгляды хозяина этой крысиной норы и его рабочих, которые больше похожи на вокзальных жуликов.

Выслушав рассказ, Гурский потер ладонью небритый подбородок.

– Кажется, наша девочка попала в дурную историю, – сказал он. – Я сам неплохо знаю этот вшивый городишко и здешние порядки. Тут столько проезжего народа пропало без вести – счета нет. Из-за самой дешевой машины могут убить и похоронить где-нибудь в степи. Или бетоном залить. А уж за новый джип с живого шкуру спустят или тупым ножом башку отрежут. А нам нужно, чтобы Алла живой доехала туда, куда направляется. Живой, а не мертвой. Вот так. Если кто и пустит ей пулю между глаз – то это я, а не какая-то местная скотина.

– Что же делать? – спросил Эльдар. Его улыбка погасла, взгляд сделался жестким, потому что начиналось серьезное дело, а не пустой треп. – Войти и…

Вместо ответа Гурский нажал на кнопку и услышал по громкой связи голос Паши Пулемета.

– Мы в часе езды от вас, – спросил Пулемет. – Какие новости, командир?

– Не самые лучшие, – ответил Гурский. – Поторопитесь, у нас проблемы.

Он дал отбой и некоторое время сидел молча, прикидывая, как лучше подобраться к «Прогрессу» и что делать дальше. Навигационная система показывает, что джип стоит где-то в ста метрах отсюда, за этим вот бетонным забором, за этими воротами. А хозяин лавочки нагло врет. Похоже, Алла Носкова оказалась здесь не по своей воле. И еще вопрос: жива она или уже… Гурский сжал кулаки до костяного хруста и подумал, что, если с Аллой что-то случится, хозяин «Прогресса» горько пожалеет о том, что родился на свет божий и дожил до сегодняшнего дня.

Но сидеть и дожидаться, когда сюда подъедет подкрепление, тоже глупо. Час – это слишком долго. За это время может многое произойти. Гурский приказал, чтобы парни вытаскивали из багажника стволы и патроны. Затем вышел из машины и направился к мастерской.

Хозяин «Прогресса» Коля Сомов, для своих ребят просто Сом, недолго радовался новому джипу «Чероки», который пригнал с рыночной площади его доверенный человек, промышлявший кражами автотранспорта для дальнейшей перепродажи. Сомов успел бегло осмотреть машину, убедился, что тачка совсем новая, в ней кожаный салон, люк и сто одна полезная опция. Лето – страдная пора, через его мастерскую проходит много угнанных машин, с которых для начала нужно смыть кровь, которой нередко забрызган салон. А дальше – готовить тачку к продаже. В основном попадаются неновые иностранные машины, нередко битые, на которых много не наваришь. Другое дело – этот красавец-джип…

– Хороша. – Сом трижды обошел вокруг машины, пощелкал языком. – Блин, бывают в жизни моменты…

– Красивая какая! Высший класс.

Из дощатой будки, стоявшей у ворот, вылез мужчина лет пятидесяти, сторож по кличке Гарик. На голове кепка с длинным козырьком, темный куцый пиджачок на голое тело. На лацкане болтается потускневшая медаль «За спасение на пожаре». Года полтора назад во время перестрелки людей Сома с бандитской группировкой из соседнего города пуля по касательной задела голову. Ранение быстро зажило, но с тех пор память стала подводить Гарика. Сейчас он точно не помнил, кого именно спас на пожаре, что это был за пожар и когда случился. Сторож даже не мог сказать, он ли совершил этот геройский поступок или пиджак с медалью попал к нему случайно и на самом деле принадлежит совсем другому человеку, чужому, даже незнакомому.

– У нас вроде такой машины еще не было.

Гарик провел ладонью по заднему крылу, ласково и нежно. Будто не машину трогал, а прикасался к любимой жене, с которой прожил в будке при мастерской последние пять лет и был счастлив в браке. Жена была убита шальной пулей, когда один из пьяных клиентов затеял автоматную стрельбу прямо здесь, на заднем дворе мастерской. Впрочем, точных обстоятельств гибели жены Гарик не помнил.

– Не было такой тачки, – повторил он. – Ну, если мне память не изменяет.

– Не изменяет, – сказал Сом. – Тачка что надо. Два человека заказывали мне именно новые джипы. И сейчас на ум пришло имя третьего покупателя. Устрою между ними торги, кто больше даст. А?

– Правильно, кто больше даст, – одобрил Гарик. – Только так. И не иначе.

– Кстати, ты вечером все машины помой, – приказал Сом. – Вчера еще обещал.

– Помою, – кивнул Гарик. – Если не забуду.

Он вернулся в свою конуру с окошком, выходившим во двор. Сом зашел следом, отодвинул в сторону двуствольное ружье, стоявшее прямо в проходе между кроватью и дверью, взял со стола красный фломастер и лист бумаги, крупно написал на нем: «Вечером помыть все машины». И пришпилил лист на стену над койкой, на которой спал Гарик. Рядом с этим напоминанием висело еще несколько. Среди них: «Ты не забыл погулять с собакой?» Собаку Гарика месяца три назад подстрелил Сом, когда пробовал новый пистолет и не смог найти подходящей мишени, кроме этого пса, бродившего по двору. Гарик все собирался снять со стены листок с напоминанием, но каждый раз забывал.

Сом вернулся на двор, залез в салон и посидел на водительском месте. Если грамотно перебить номера кузова и двигателя, поменять табличку и выправить кое-какие документы, машина уйдет через неделю. В салоне нашлась завалившаяся за коврик визитная карточка какого-то московского адвоката. Карточку Сом сжег, решив, что стянуть машину у проезжего адвоката – святое дело. Тот получит страховку, купит новую машину и забудет о старой, а Сом станет богаче. Он вылез, приказал своим парням перегнать машину в дальний бокс, закрыть ворота и браться за дело.

Едва тачка оказалась в боксе, пожаловал какой-то незнакомый фраер и спросил, не берется ли Сом за ремонт джипов. Сом что-то соврал, а этого придурка выпер за ворота. Сам зашел в свою комнату, позвонил своему лучшему механику и сказал, что есть срочная работа, надо прийти. Затем долго изучал запись камеры наружного наблюдения, установленной над воротами мастерской. Забеспокоившись, набрал номер известного в городе бандита по имени Рома.

– У меня, кажется, проблемы, – сказал Сом, привыкший обо всем рассказывать долго и подробно. – И случились они, как всегда, в самое неподходящее время.

– Опять туалетная бумага кончилась? Ну, когда ты сидел на унитазе?

– Не трави, – поморщился Сом. – Возле мастерской крутятся какие-то хмыри. Подъехали на тачке с московскими номерами. Пришли своих парней на всякий случай, а то у меня сердце не на месте.

– У меня запарка, – ответил Рома. – И я не присылаю людей просто так, «на всякий случай». Выясни, что за хмыри появились, тогда и звони, – и бросил трубку.

Сом встал, вытащил из нижнего ящика стола крупнокалиберный «браунинг», зарядил его и положил на стол под газету. Поднялся, встал у подоконника, но тут постучали в ворота. Сом глянул на экран монитора и сделал сигнал беспамятному Гарику – мол, открывай и прошмонай гостя, чтобы не пронес ствол или нож.

Через калитку вошел прилично одетый мужчина лет сорока пяти с тонкой полоской усов на приятном лице. Он проследовал в комнату Сома, постучал в дверь и переступил порог, когда хозяин уже сидел в кресле, задрав ноги на стол. Поздоровался, назвал свое имя и фамилию, добавил, что он работает на авторитетного московского бизнесмена по имени Леонид Солод. Сом тоже представился и сказал, что работает сам на себя, но имя Солода слышали и в провинции.

– Случилось недоразумение, – сказал Гурский, стараясь побороть гнев, переполнявший душу. – У вас машина, на которой ехала жена господина Солода и двое мужчин, что ее сопровождали. Меня не интересуют эти мужчины, не интересует машина. Мне надо знать: где женщина? И что с ней?

Сом на секунду задумался, переваривая услышанное. Он точно знал, что водитель тачки – одинокий мужик, который остановился возле рынка. На визитке было написано, что он адвокат. Никаких жен известных людей поблизости не было. Сом попросил гостя подождать минуту во дворе. Когда тот вышел, набрал номер Романа и рассказал все, что удалось узнать.

– Пошли этого скота на хер, – посоветовал Рома. – Жена Солода погибла где-то недели две назад при невыясненных обстоятельствах. Об этом во всех газетах писали. Этот гад гонит дым в жопу. Сейчас пришлю своих парней. На всякий случай, типа.

Сом позвал со двора Гурского, сел за стол и сказал:

– Ты наверняка вообразил, что тут одни мудаки живут. Не знаю, про какую бабу ты травил. Не знаю, кто ты такой есть в своей Москве. Но на нашей территории ты – никто. Можешь вытряхиваться. И скажи спасибо, что жив. Пока еще жив. Все. Теперь пошел отсюда…

Сом видел, как побагровело лицо собеседника. Не сказав ни слова, Гурский вышел из комнаты. Через несколько минут он вернулся к машине, достал из-под сиденья пистолет, проверил его. Эльдар и Туз молча переглянулись, решив, что базар кончился плохо и теперь стрельбы и крови не избежать. Гурский связался с Пашей Пулеметом и спросил, почему он до сих пор не на месте.

– Я в пяти минутах езды, – ответил Пулемет. – Жму на всю железку.

И точно: через пять минут внедорожник «Ниссан» остановился позади «Хонды». Гурский перекрестился щепотью и передернул затвор пистолета.