Вообще– то вчерашний день Урманцев провел не без пользы и не без удовольствия. Сторож дома отдыха, с которым Урманцев свел знакомство, запросил за чудо-топор аж восемь поллитровок, но после долгого спора и препирательств сошлись на трех флаконах. Урманцев, легкий на ногу, вернулся с бутылками, сели в сторожке и оприходовали горючее.

Сторож оказался слабым на градус, едва показалось дно второго пузыря, доковылял до дивана, повалился на него и с громким присвистом захрапел. Урманцев какое-то время бесцельно слонялся по территории дома отдыха, встречая стариков и скучающих дамочек разного возраста. С одной из таких приезжих женщин, в короткой юбочке, с пышной платиновой прической, он свел знакомство на берегу искусственного пруда. Все получилось как-то само самой.

Через час женщина сама повернула ключ в двери своего номера. Она попросила лишь об одном: делай это медленно. Урманцев и не собирался торопиться. Полутороспальная кровать скрипела добрых сорок минут.

Урманцев, облегчившись после долгого воздержания, снова вышел на воздух слегка разочарованным. На женщине оказалось слишком много дрянной пахучей косметики, губной помады, крема, лака, духов. Урманцев зашел на вахту, но не стал будить спящего сторожа. Завернул топор в мешковину и вышел за ворота «Голубых далей».

По дороге до дачи он спрашивал себя: на что была похожа эта женщина, бескорыстно отдавшаяся ему после часового знакомства? Трудно сказать. Наверное, на стаканчик мороженого. Копеечного мороженого, пахнущего какой-то химией. Съешь такую штучку, а изо рта ещё долго воняет не поймешь чем, и хочется глотку прополоскать.

Выпитой водки и потраченного вчера времени не жалко: топор и вправду хорош. Не достань он топора, пришлось бы обходиться покупной кувалдой, а это хреноватый инструмент. Рукоятка топора длинная, чуть больше метра, лезвие широкое, выпуклое, в форме полумесяца. На обух наварен конусообразный шип, достигающий в основании шести с половиной сантиметров. Ко всем своим прелестям топор покрашен в ядовито красный цвет, хотя окрас решающего значения не имеет.

Закончив приготовления, Урманцев спрыгнул из кузова на землю, закрыл створки фургона, залез в кабину.

Климов продолжал играться с застежкой куртки.

– Послушай, – Урманцев прикурил сигарету, опустил стекло. – Сегодня утром, когда вы с Цыганковым уехали на сервис делать диагностику «жигулю», на мобильный позвонила Рая Фомина. Ну, моя гражданская жена. Да, та самая женщина, от которой у меня ребенок.

– Как это, позвонила? – вытаращил глаза Климов. – Так вот взяла и позвонила?

– Когда я ездил в Павловский Посад, оставил номер телефона её подруге. Попросил передать, если жена появится. Рая приехала забрать барахлишко, ей передали номер телефона. Она и позвонила. Сказала, что переехала в Рязань, купила там домик на окраине. Из окошка видна Ока. Спокойное место, природа и все такое прочее. Главное, там никто не знает ни Раю, ни меня. Она согласилась попробовать со мной ещё раз.

– И что? – не понял Климов.

– Она ждет меня, – сказал Урманцев. – Не хотел тебе этого говорить перед делом. Но вот ляпнул.

– Значит, бросаешь меня? Ну, это твое право.

– Сегодня я помогу тебе, потому что обещал. И еще, потому что тут нужны три человека, не меньше. И все. На этом я ставлю точку и уезжаю. В Рязани с такими-то ксивами я смогу без кипеша до старости прожить. Меня жизнь так долго терла, что хочется немного подышать свободным воздухом. В свое удовольствие. А ты уж дальше сам действуй. Тем более, у тебя все неплохо получается.

Климов только вздохнул.

– Ты не обиделся? – спросил Урманцев.

– Какие тут обиды? – Климов покачал головой. – Ты и так меня с того света вытянул за веревочку.

Урманцев замялся, раздумывая, говорить ли дальше, но сказал:

– Кстати, у тебя ещё остается немного времени. Не поздно все отменить.

– Если ты струсил, можешь хоть сейчас бежать на вокзал и покупать билет до Рязани. Обойдусь без тебя. Сам сказал, что у меня неплохо получается.

– Я не бзделоватой породы, – нахмурился Урманцев. – И ты это знаешь. Все ещё можно отменить. Можно закончить без крови.

– Не можно, – отрезал Климов. – Пойми же ты, наконец. Есть вещи, которых нельзя ни забыть, ни простить. Если я этого не сделаю, начну сходить с ума. Постепенно, день за днем…

Климов не договорил. Мобильный телефон ожил, разразился тихой трелью. Климов открыл трубку.

В этот день Тамаз Ашкенази собрался на дачу раньше обычного времени, потому что устал и хотел провести вечер на природе.

Выходя из кабинета, он столкнулся с двумя телохранителями, топтавшимися в пустой приемной. Подумав, Ашкенази решил отпустить охрану по домам. Он спокойно, в полной безопасности доберется до места на бронированном «БМВ», как делал это десятки, даже сотни раз.

Однако в последнюю секунду Ашкенази изменил свое решение. Вспомнил, что на его квартире вторую неделю пылится запакованный в ящик насос для полива газонов, выписанный по каталогу из Англии. Ашкенази решил припахать своих ребят, приказал им съездить за насосом и тотчас же внести его в загородную резиденцию. Одна нога здесь, другая там. Молодая трава стала сохнуть от жары. Квартира Ашкенази всего в десяти минутах езды от офиса.

– А может завтра провернем это дело? – робко возразил один из охранников. – Сегодня футбол начинается…

Ашкенази не дослушал, погрозил охраннику пальцем.

– Лучше не зли меня, я и так злой. А то возьму самый большой нож и намажу тебя поверх масла на бутерброд.

Вопрос был закрыт. Спортивным шагом Тамаз вышел из офиса под прикрытием телохранителей, упал на заднее сидение серебристого «БМВ», перевел дух. Последние неделю Тамаз был погружен в поиски личного секретаря референта. Это занятие без остатка поглотило силы, свободное и рабочее время.

Леночка, прежний секретарь, получила предложение руки и сердца от видного иностранца, владельца весьма солидной фирмы, производящей насадки для пылесосов. Ашкенази было искренне жаль расставаться с Леночкой, но он переломил собственный эгоизм. «Не отказывайся, это твой шанс, – посоветовал секретарше Тамаз. – Дурой будешь, если упустишь этого лысого кренделя. Он такой башливый, что зад сотенными подтирает. К тому же итальянцы до глубокой старости в постели не последние мужики».

Рассчитав Лену, он подарил ей на память безделушку с бриллиантом и стал искать замену.

Для того чтобы получить должность секретаря-референта не требовалось ничего сверх естественного. Требования стандартные. Хватит и того, чтобы девушка вызывающе красива, сексуальна, опытна в постельных делах, чистоплотна, умела одеваться, никогда не болела желтухой или дурными болезнями. Плюс к тому владеет компьютером, знает английский.

Впрочем, рабочие качества, хотя по-своему и важны, но все-таки имеют второстепенное значение.

Тамаз щедро платил своим секретарям, по праздникам тратился на дорогие подарки. Поэтому друзья и знакомые Ашкенази, прослышав об открывшейся вакансии, сватали на теплое место своих жен, дочерей, любовниц и даже дальних родственников.

Сегодня в первой половине дня Ашкенази устроил расширенные смотрины секретарш. К обеду он был сексуально опустошен, чувствовал себя усталым и разбитым, но какое-то определенные выводы относительно конкретной кандидатуры так и не сделал. Сообщил претенденткам, что примет решение на следующей неделе и сообщит о нем.

На набережной машина Ашкенази попала в небольшую пробку и простояла без движения минут семь. Тамаз, наслаждаясь тишиной, перелистывал свежий номер «Плейбоя», который подсунул водитель Саша, и пил минералку.

Однако спокойной дороги не получилось. Знакомые стали доставать его по мобильному телефону, предлагая новые кандидатуры на вакантное место секретарши.

Первым позвонил бывший сокурсник по университету народного хозяйства, ныне владелец ветеринарной лечебницы, и без предисловий рекомендовал на работу свою двоюродную сестру. Якобы она идеально подходит на это место. Молода, хороша собой, ноги от плеч…

– Слушай, я знаю твою сестру, – ответил Тамаз. – Она не просто умная. Она очень умная. А это уже медицинский диагноз. Мне не нужны очень умные.

Через четверть, когда проехали кольцевую дорогу, телефон снова зазвонил. На этот раз беспокоил очень важный чиновник из министерства иностранных дел. Он решил составить протекцию своей бывшей любовнице, с которой по ряду причин ныне состоял лишь в дружеских отношениях.

Ашкенази мгновенно проявил изобретательность, придумал причину для отказа.

– Она лесбиянка, – сказал он. – Мне не нужна лесбиянка.

Пораженный таким ответом, чиновник на несколько секунд потерял дар речи.

– Слушай, я же с ней жил. Она такая горячая баба, настоящая нимфоманка, она кончала, она тащилась…

– Она притворялась, – отрезал Ашкенази. – Притворялась, чтобы тянуть с тебя деньги.

– Она замужняя женщина, – не сдавался чиновник. – У неё ребенок.

– И все равно она лесбиянка, – покачал головой Тамаз.

– С чего ты взял?

– У меня нюх на лесбиянок, – веско ответил Ашкенази.

Он отложил трубку и глотнул минеральной воды. С Рижского шоссе на двух полосную дорогу свернули в восемь десять.

Цыганков увидел серебристую «БМВ», когда приканчивал последний бутерброд и допивал пиво. Он ждал эту машину, но почему-то от неожиданности чуть не подавился куском колбасы.

Схватив трубку, набрал номер.

– Они только что свернули, – сказал Цыганков. – Едут медленно. Через четыре минуты вы их увидите. Машины сопровождения нет.

– Точно нет? – переспросил Климов.

– Что я слепой? – вопросом ответил Цыганков.

Он положил трубку на сидение, завел двигатель и поехал следом за «БМВ». Про себя Цыганков беседовал с её величеством фортуной. Пусть удача отвернется он него. Пусть. Но только не сегодня. Только не в этот день, не сейчас.

Ашкенази отложил в сторону журнал, допил минеральную воду. «ВМВ», доехав до развилки, сбросив скорость до двадцати километров, свернула на грунтовую дорогу.

Проехали первые метров триста, когда впереди показался грузовик. Через несколько секунд «БМВ» догнала фургон «ГАЗ», который едва плелся, поднимая за собой высокий шлейф пыли, которая садилась на иномарку. Но объехать фургон, вырваться вперед на такой узкой дороге не было возможности.

Водитель Саша нервно забарабанил указательным пальцем по баранке, словно почувствовал близкую беду. Кажется, витавшее в воздухе напряжение почувствовал и Ашкенази. Он нагнулся вперед, нахмурился.

– Это ещё что за колхозник? – спросил он.

– Наверное, в Москву за колбасой ездил, – отшутился Водитель. – Теперь обратно возвращается.

Из фургона Урманцев, через глазок в двери наблюдал за «БМВ». Между машинами метров пять, не больше. Все идет по плану, но синие «Жигули» Цыганкова ещё не видны.

Грузовик сбавил скорость насколько это вообще возможно. Проехали открытое место, по слева и справа потянулись чахлые сосновые посадки. В жару сосны пахли скипидаром, и этот приятный запах можно было услышать в фургоне. Урманцев втянул в себя крепкий дух и даже зажмурился от удовольствия.

Он приник к глазку и, наконец, увидел «Жигули», быстро нагоняющие «БМВ». До ворот ещё полтора километра. Теперь пора действовать.

Урманцев нагнулся, сунул в боковой карман куртки три гранаты Ф-1. Повесил на плечо ремень автомата, откинул назад складывающийся костыль приклада, прикрепленный к ствольной коробке длинным винтом. Он обхватил правой ладонью рукоятку, положил палец на спусковой крючок. Левой рукой потянул в сторону задвижку, скрепляющую одна с другой двери фургона.

Ашкенази нервно заерзал на заднем сидении. Обернулся назад, увидел синие запыленные «Жигули». Беспокойство росло, как на дрожжах, просто из ушей лезло.

– Слышь, какая-то тачка сзади, – сказал Тамаз водителю.

– Вижу, – лицо Саши сделалось напряженным. – Ничего страшного.

Цыганков нагнал «БМВ», пристроился в хвост, держа дистанцию в три метра. Когда начались сосновые посадки, он нагнулся достал из-под сидения пакет со стволами, положил его на пассажирское место, чтобы были под рукой.

– Блин, ну, давай, – вслух сказал Цыганков.

Климов, сидевший за рулем «ГАЗа», видел всю картину в зеркало заднего вида. В десяти метрах впереди, показался лежавший в овраге ржавый холодильник – это ориентир. То место, где нужно остановиться. Климов плавно выжал педаль сцепления и тормоза.

Фургон тряхнуло на кочке, «ГАЗ» остановился.

Урманцев ударом ноги распахнул левую створку двери. Опустил ствол автомата и выпустил длинную очередь по капоту «БМВ».

За десять секунд пули насверлили в капоте пятнадцать дырок. Ашкенази, прозевавший момент нападения, не сразу испугался. В салоне бронированной машины сухие автоматные выстрелы были почти не слышны. Тамаз нагнулся вперед, когда «БМВ» остановилась. Он увидел незнакомого человека в раскрытой двери фургона. Увидел автомат. Мгновенно оценил ситуацию.

– Заворачивай, – заорал Ашкенази, голос сорвался на высокую ноту. – Назад. Давай назад.

От этого крика заложило уши. Водитель секундой раньше все понял без слов и крика. Он дернул рукоятку, включив задний ход.

Расстрелянная машина, как ни странно, ещё слушалась руля. Задним бампером «БМВ» врезалась в «Жигули» Цыганкова, груженые сырым песком. Если бы четырехтонный броневик успел набрать ход, то столкнул бы с дороги «жигуленка» без всякого усилия, как пустую консервную банку. Но для разгона «БМВ» оставили каких-то жалких три-четыре метра. Броневик ткнулся в передний бампер «Жигулей», сдвинув их на метра на полтора.

Урманцев из фургона выпустил по двигателю «БМВ» вторую длинную очередь, расстреляв весь магазин. Он бросил пустой автомат на обшитый железным листом пол, нагнулся, схватил лежавший у ног пожарный топор.

Климов из кабины видел все, что происходит на дороге. Он хотел сдать назад, чтобы оставить «БМВ» ещё меньше места для маневра, но вспомнил договор. Урманцев заранее предупредил, чтобы «ГАЗ», встав на месте, не дергался. А Климов не вылезал из кабины.

– Заворачивай, мать твою, – снова заорал Ашкенази.

Водитель дернул ручку, проехал вперед пару метров, из-под капота пошел густой пар и ядовито желтый дымок. Этот дым на глазах становился все гуще, все темнее, будто туда, под капот, сунули горящую дымовую шашку. Уже не разобрать было, что творится впереди, на дороге.

Водитель обернулся к Ашкенази.

– Кажется, движок накрылся, – прохрипел Саша.

В салоне было прохладно, но водитель вспотел так, что по лбу щекам бежали ручейки пота. Прозрачные капли падали с подбородка на белую сорочку с вышивкой на кармане, на темный галстук. Мужественное лицо водителя исказилось в слезливой гримасе.

– Пожалуйста, звоните в ментовку. В охрану дачного поселка звоните.

– Ты что, охерел? – крикнул Ашкенази. – Они приедут черт знает когда. Толкай «жигуль» тебе говорят. Толкай, гад. Мразь паршивая.

– Не могу, – водитель зажал лицо ладонями.

Урманцев, держась за рукоятку топора обеими руками, спрыгнул на землю. Пробежал вперед несколько метров. Поставил ногу на бампер «БМВ», шагнул на дырявый клубящейся дымом капот машины.

Он схватил топор так, чтобы бить по крыше не лезвием, а острым шипом, наваренным на обух. Урманцев занес топор над головой, широко размахнулся. Он был неуязвим для пуль противника. Из салона машины через бронированное стекло его нельзя достать. Топор описал в воздухе стремительный полукруг. Шип врезался в крышу, проделав в ней круглую дырку.

Ашкенази вздрогнул. Он увидел, как прямо над водительским местом треснула крыша автомобиля. Повисла пробитая обивка из кожи. Тамаз выхватил из-за пояса пистолет.

Передернув затвор, приставил дуло к виску водителя.

Топор снова врезался в крышу.

– Ты с ними заодно? – крикнул Тамаз. – Сколько тебе заплатили, падла? Сколько?

Водитель не ответил. Он не мог преодолеть приступа животного страха. Его голова мелко тряслась, нижняя челюсть дергалась, зубы стучали.

– Сейчас ты сдохнешь, – пообещал Ашкенази и большим пальцем взвел курок. – Трогай, скотина.

Дрожащей рукой Саша ухватился за рукоятку, дернул её вперед и назад, утопил в полу педаль газа. Машина, демонстрируя чудеса живучести, рывком двинулась с места. Через секунду уперлась передним бампером в «ГАЗ» и тут же подалась назад.

Урманцев не устоял на капоте, уже занесенный для удара топор вывалился из скользких ладоней, упал вниз. Урманцев взмахнул руками и полетел в овраг. В полете он перевернулся через голову, приземлился на спину. На секунду голова оказалась между ногами, а ноги где-то в небе. Через мгновение мир встал на прежнее место.

Урманцев, отжавшись от земли, встал на четвереньки, успел подумать, что, кажется, ничего себе не поломал. Он быстро пополз вверх по откосу, чувствуя боль в спине и правом бедре.

«БМВ» ударилась задним бампером в передок «Жигулей» остановилась и больше не подавала признаков жизни. Из-под капота валил густой дым. Разглядеть, что делается в салоне, сквозь толстые дымчатые стекла было невозможно.

Выбравшись на дорогу, Урманцев увидел в двух шагах от себя красный топор, подхватил его. Ринулся к броневику, в два прыжка взобрался на капот. Взмахнул топором. Удар. Один, другой, третий. Проделав в крыше дыру размером с мужской кулак, Урманцев зарычал по-волчьи.

Теперь все. Тяжело дыша, он отбросил топор в сторону.

Цыганков не терял времени даром. Поняв, что «БМВ» больше не поедет, он выскочил из «Жигулей», чтобы избавиться от мешков с песком. С места нужно уходить на скорости, на полном ходу, а с такой неподъемной поклажей и на такой паршивой дороге машину точно загубишь. Перочинным ножом перерезал веревки, крепившие мешки с песком на крыше. Поднатужившись, один за другим стащил мешки на дорогу, скатил их в кювет.

Открыл крышку багажника. Сдирая кожу с ладоней, закряхтел и поднял, взвалил на спину первый мешок. Покачиваясь под его тяжестью, протащил мешок на хребтине, бросил под откос, чуть не полетев следом. Снова вернулся к багажнику.

Ашкенази заметался в салоне, сунул пистолет во внутренний карман пиджака. Схватил мобильный телефон, но тут же поменял решение, бросил его на пол. Затряс водителя, впавшего в транс, за плечи.

– Сделай что-нибудь, – крикнул Тамаз.

– Что сделать? – Саша обливался потом и смотрел на своего хозяина, как верная собака, почуявшая близкую смерть. – Бегите к лесу. Беги.

– Кретин безмозглый.

Бежать к лесу, значит, подставиться под пули. Ашкенази искал выход, но выхода не было. Что же задумали его убийцы?

Урманцев отбросил топор, стоя на капоте «БМВ», расстегнул клапан бокового кармана, выхватил осколочную гранату, зубами выдернул чеку. Он резко наклонился вперед. Левой рукой уперся в лобовое стекло, правой опустил гранату в дыру, пробитую в крыше.

Впавший в столбняк водитель, даже не понял, что происходит.

Ашкенази оказался куда сообразительнее. Он успел рухнуть на пол, ладонями крепко зажал уши.

Граната упала между ног водителя. Взрыв потряс машину. Ашкенази лишился чувств, но пришел в себя уже через секунду. В салоне плавал густой едкий дым, кресла, обивка салона, посеченные осколками, висят лоскутами, стекла густо забрызганы кровью. Но чужая кровь – это ерунда. Погиб водила. Всего-навсего водила. А не министр путей сообщения.

Беда в другом. Ашкенази лежал на спине и чувствовал, что в его животе образовалась дыра. Чувствовал, как сквозь отверстие льется то ли кровь, то ли горячая минеральная вода, которой он накачивался всю дорогу. Ашкенази закрыл глаза. Он боялся посмотреть на свой живот. Но почему тогда нет боли? Тамаз приподнял голову, разлепил веки.

На оголившимся, вылезшем из-под рубахе животе лежал какой-то бесформенной мясной обрубок, огненно горячий, сочащийся свежей кровью. Тамаз сбросил с себя кусок мяса. И тут краем глаза увидел, как в салон сверху через дырку в крыше бросили вторую гранату.

И снова граната упала на водительское место.

Ашкенази сжался на полу, зажал уши ладонями.

Новый взрыв, казалось, был гораздо мощнее первого. Водительское кресло разорвало на части. Разметало ошметки ткани, пружины, проволоку, мелкие человеческие останки, кровавые тряпки по тесному пространству салона. Показалось, что после разрыва гранаты череп Ашкенази пошел трещинами, и стоит только дотронуться до головы кончиками пальцев, едва её коснуться её, как голова развалится на мелкие части.

Тамаз, контуженный, но живой, даже не раненый, а лишь слегка поцарапанный осколками, снова пришел в себя. Он успел подумать, что первый раз от осколков его защитило тело водителя. Второй раз – прочное кресло, сделанное по особому заказу. Но ещё один, третий взрыв, станет для него последним, добьет его. Это уж точно. Тут и чудо не спасет, и помощи ждать неоткуда. Ашкенази закрыл глаза и приготовился к смерти.

Однако нового взрыва не последовало. Наступила странная тишина.

Климов, кусая нижнюю губу, сидел в кабине с не отрывал взгляда от наручных часов. Пошла уже четвертая минута, как все начался расстрел броневика. По плану, они должны закруглить дело ещё две минуты назад, и на всем газу лететь к Москве. А вместо этого…

Цыганков наклонился над багажником «Жигулей», подставив спину, ухватился за горловину мешка с песком. И застыл с согнутой спиной. Он увидел, как к месту подъезжает белая «восьмерка». Ветер относил в сторону пыль, вырывавшуюся из-под покрышек. Телохранители Ашкенази? Не может быть. Скорее всего, дачники, случайно оказавшиеся здесь.

Оставив мешок, Цыганков, прищурившись, постарался разглядеть грязноватый номер «восьмерки», но не смог. Машина быстро приближалась.

Урманцев уже опустил руку в карман за третьей последней гранатой, когда увидел «восьмерку». Это охрана Ашкенази, – ещё не разглядев номера, решил Урманцев. В счастливые случайности он не верил.

Позабыв о гранате, спрыгнул с дымящегося капота «БМВ» на землю. Побежал к «ГАЗу», в кузове которого остался автомат. Урманцев подпрыгнул, отжался ладонями от пола, забросил ногу наверх. И тут за его спиной раздались первые выстрелы. Урманцев даже не оглянулся.

Забравшись в кузов, подхватил автомат. Но, вспомнив, что патроны кончились, полез в карман рюкзака за полным магазином.

Цыганков, вспомнив об оружии, рванулся в кабину. Нагнувшись над сидением, засунул руки в пакет, вытащил два пистолета «ТТ». Он успел разогнуться, вскинул руки, направив стволы на «восьмерку», остановившуюся в десяти метрах сзади.

Цыганков выстрелил первым.

Он стрелял навскидку, с двух рук. Пули пробили лобовое стекло «восьмерки». Водитель, раненый в левое плечо первым же выстрелом, распахнул дверцу, нашел силы выскочить на дорогу. В правой здоровой руке он держал автоматический пистолет Стечкина. Он выстрелил прицельно очередью в три патрона. Цыганков получил пулю в правую голень.

Он опустился на колени, пальнул в ответ сразу из двух стволов. Две пули попали водителю в лицо. Тот выпустил пистолет и упал на живот. Цыганков видел, что пассажир «восьмерки» уже выбрался со своего места, держа в руке помповое ружье, заряженное круглыми пулями.

Стоя на коленях, Цыганков поднял стволы. Курки сухо щелкнули. Вот гадство. Он уже успел расстрелять все патроны.

Пассажир «восьмерки» вскинул оружие и пальнул. Из ружейного ствола вылетел длинный сноп искр. Первая пуля прошла над головой Цыганкова. Он бросил бесполезные пистолеты, встал на колени и, оставляя за собой кровавый след, волоча простреленную ногу, пополз к оврагу.

Охранник дернул цевье назад, до упора дослал его вперед и сделал второй точный прицельный выстрел.

Круглая пуля попала Цыганкову в левый бок, прошила нижние края обеих легких, вышла из правого бока. Тяжелый заряд сбил Цыганкова на дорогу, он перевернулся с груди на спину и, раскинув руки, остался лежать в дорожной пыли. Охранник снова передернул затвор, прицелился, стараясь следующим выстрелом размозжить Цыганкову башку.

Урманцев успел вставить заряженный магазин и нажал на спусковой крючок. Автоматная очередь перерезала грудь охранника вдоль и поперек, сбросила его с дороги. Труп повис на молодых осинках ногами вверх.

Между тем, Ашкенази решил действовать.

Он ориентировался в ситуации, хотя задыхался от дыма, был близок к обмороку, голова кружилась, как заводная. Он слышал снаружи беспорядочные пистолетные выстрелы. Слышал, как в ответ огрызнулось ружье.

Ашкенази дотянулся рукой до верхней кнопки замка, другой рукой потянул на себя ручку, толкнул дверцу. Пружинисто оттолкнувшись ногами от пола, он вылетел из машины, покатился в овраг. Кусты расцарапали лицо, бутылочный осколок порезал ладонь, но Ашкенази не даже не поморщился.

Он встал на ноги и, прихрамывая, бросился к близким лесопосадкам, правильно решив, что в этих чахлых деревцах его единственное спасение.