Стороннему наблюдателю эффект, произведенный появлением Рэндола, казался комическим. Мистер Рамболд, бросив украдкой взгляд на всю собравшуюся компанию, неожиданно закашлялся и был вынужден на некоторое время прикрыть рукой рот. С лица миссис Мэтьюс исчезла любезная улыбка, а мисс Харриет Мэтьюс оборвала на полуслове гневную тираду и уставилась на вновь прибывшего.

– Господи! – выдохнул Гай, будто появление кузена стало последней каплей, переполнившей чашу терпения.

Рэндол огляделся по сторонам и дружелюбно поприветствовал родственников:

– Как приятно видеть всех в сборе, да еще в таком прекрасном настроении!

– Какого черта тебе надо? – грубо поинтересовался Гай.

– Гай, милый, так нельзя! – с мягким упреком воскликнула Зои.

– А, добрый день, – поздоровался Рэндол с мистером Рамболдом, пожимая тому руку. – Рад встрече. А я опасался застать тут исключительно членов семьи. Тетушка Харриет, не трудитесь звонить в колокольчик, Бичеру известно о моем приходе.

– Я и не собиралась! – огрызнулась мисс Мэтьюс, дрожа от гнева. – Понятия не имею, зачем ты явился. Ведь на коронерское расследование прийти не соизволил.

– Вы правы. Не хотел лишать милых родственников удовольствия ознакомить меня со всеми подробностями, – заявил Рэндол, пододвигая стул и аккуратно поддергивая брюки, прежде чем сесть.

– Не желаю обсуждать этот вопрос, тем более с тобой! – возмутилась Харриет.

– Неужели? – изумился Рэндол. – А я-то подумывал воздержаться сегодня от визита из опасений услышать нескончаемые разговоры о процедуре коронерского расследования с многократными повторениями, как вы любите!

– Останься у тебя хоть капля приличия, Рэндол, ты бы пришел на расследование! – заявила мисс Мэтьюс, с грохотом расставляя чашки. – Не то чтобы я ожидала от тебя подобного благородства! Я уже давно не жду от тебя ничего, кроме возмутительного эгоизма. Ведешь себя совсем как покойный дядя! Хотя не ты один из присутствующих заботишься только о собственных интересах. Не стану называть имена, но на воре и шапка горит, – с мрачным видом заключила Харриет.

– А вам такие разговоры не кажутся недостойными? – с печальным видом вмешалась в разговор миссис Мэтьюс. – Подумайте только, всего неделю назад этот дом посетила смерть! И разве не следует нам всем обратить свои мысли к возвышенным материям, оторвавшись от мелких дрязг?

Гай раздраженно пожал плечами, отошел к окну и, повернувшись к присутствующим спиной, стал вертеть в руках шторный шнур.

– Разумеется, милая тетушка! Вы абсолютно правы! – восхитился Рэндол. Он слушал излияния Зои с вежливым интересом. – Давайте попытаемся! Только вы должны предложить достойную тему. Никому, кроме вас, такая задача не под силу.

– Полагаю, каждый из нас мог бы сделать то же самое. Стоит лишь хорошенько подумать, – мягко возразила миссис Мэтьюс. – Даже ты, Рэндол.

– Могу рассказать историю об игроке в гольф, который попал на небеса, – предложил Рэндол. – Боюсь только, на этом мой запас возвышенных тем истощается.

– Если хочешь меня шокировать, Рэндол, уверяю, зря стараешься. Я лишь с грустью наблюдаю, как ты шутишь над вещами, которые являются для меня священными.

– Тетушка Зои, вы всегда оправдываете мои надежды, – умилился Рэндол.

Эдвард Рамболд решил, что пора вмешаться, и обратился к Зои:

– Представители молодого поколения, миссис Мэтьюс, в большинстве своем проявляют удручающую непочтительность. Я на днях встретил одно милое юное создание, демонстрирующее прямо-таки пугающие взгляды на христианскую религию! – Он непринужденно приступил к рассказу и умудрился развлечь не только Зои, но и Харриет Мэтьюс.

Мистер Рамболд закончил свою историю, и Гай, отойдя от окна, принялся расставлять чашки. В этот момент зашла Стелла, кивнула Рэндолу и уселась на подушку возле ног матери.

Рэндол смотрел на нее с выражением муки на лице.

– Прелесть моя, неужели мое появление осталось незамеченным? Ни одного восклицания, выражающего недовольство по этому поводу? Ни одного проклятия в мой адрес?

– Я заметила твою машину на подъездной дорожке, так что сюрприза не получилось, – парировала Стелла. – Полагаю, ты явился узнать подробности коронерского расследования. Полиция попросила отсрочку, и дело не сдвинулось ни на шаг.

– Надеюсь, у полицейских хватит ума не доводить его до конца, – вмешался Гай. – И тогда правда никогда не выйдет наружу. Как думаете, мистер Рамболд, откажутся они от расследования в ближайшее время?

– Не знаю, Гай. Зависит от сведений, которые удалось добыть на данный момент.

– Да нет у них ничего. Тетушка Харриет позаботилась, – усмехнулся Гай.

– Знай я, что уборка спальни бедного Грегори вызовет столько шума, даже пальцем не дотронулась бы ни до одной вещицы! – задыхаясь от волнения, возмутилась мисс Мэтьюс. – Еще подумают, что я сделала это нарочно! Никто меня не остановил, а я в своей жизни неизменно руководствуюсь девизом: «Никогда не откладывай на завтра, что можно сделать сегодня!» И потом, ума не приложу, где и в чем мог находиться яд! Впрочем, я поделилась своими соображениями с суперинтендантом. Сказала: «Если вы считаете, что яд во флаконе с йодом или в пакетике с мозольным пластырем, можете их забрать на проверку».

– И он последовал вашему совету? – поинтересовался мистер Рамболд.

– Представьте себе, да, – презрительно фыркнула мисс Мэтьюс. – Какая глупость! Можно понять желание суперинтенданта отдать на экспертизу соли для ванной или таблетки от печени, а вот чтобы кому-то пришло в голову выпить йод, слышу впервые в жизни. Тем не менее я отдала суперинтенданту все, что нашла в аптечке несчастного Грегори, и надеюсь, он остался доволен.

– Глубокоуважаемая мисс Мэтьюс, а как вы поступили с личными вещами покойного брата? – поинтересовался мистер Рамболд.

– Я вообще с ними ничего не делала! – с жаром откликнулась Харриет. – Только аккуратно сложила в платяной шкаф одежду, кисточки с ручками из слоновой кости, часы с цепочкой и все остальное! Выбросила только губки для мытья, которые никому не пригодятся. И если полицейским захочется на них взглянуть, то весьма сожалею, но их отправили в котел-утилизатор вместе с остальным мусором!

– Понятно, – кивнул мистер Рамболд. – Генеральная уборка.

– А что толку хранить вещи, которыми никто не может воспользоваться? – пошла в наступление Харриет. – Не хватает еще меня обвинить, что подмела пол в комнате!

– Успокойся, дорогая, никто не собирается тебя винить, – попыталась успокоить родственницу Зои. – Откуда тебе было знать? В конце концов, никто и вообразить не мог, что подозрения Гертруды имеют под собой почву. И знаешь, если ты нечаянно сожгла предмет, в котором находился яд, я от души рада. Грегори не вернешь, так не лучше ли пребывать в неведении?

– Вероятно, так и получится, – буркнул Гай.

– Ни в коем случае! – нахмурилась Стелла. – Поскольку дядю отравили, мы должны знать, чьих рук это дело. Господи, как можно жить дальше, зная, что один из нас – убийца?

– Как ты смеешь, Стелла! – вспылила тетушка.

– Но ведь это правда! – не унималась Стелла. – В том-то и ужас. Неужели не понимаете? Если полиция не найдет убийцу, мы всю жизнь будем гадать, кто он.

– Полная чушь! – вспыхнул Гай. – Уж лучше до конца дней ломать голову, чем участвовать в грязном скандале.

– Ты правда так считаешь? – Стелла с ужасом смотрела на брата. – Но ведь убийцей могу быть я или мама.

– Не мели чепуху! – грубо оборвал сестру Гай.

Миссис Мэтьюс с тихим смехом потрепала дочь по плечу.

– Милая девочка, нельзя давать волю разыгравшемуся воображению!

– А ведь она говорит правду, – вмешался Рэндол. – Поздравляю, Стелла.

Миссис Мэтьюс смотрела на племянника прозрачным взглядом.

– Не могу с тобой согласиться, дорогой Рэндол. Стелле свойственно преувеличивать, и я всегда осуждала эту черту характера. Надеюсь, она не заподозрит мать или брата в совершении ужасного преступления, так же как и я не могу представить, что мои дети способны на убийство.

– По-моему, вы все совершаете непростительную ошибку, – упрекнул мистер Рамболд. – Разве есть повод подозревать в убийстве членов семьи Мэтьюс? А вам не приходило в голову, что преступление мог совершить кто-то посторонний?

– Кто, черт возьми? – Гай в изумлении уставился на Рамболда.

– Понятия не имею. Но на вашем месте я бы не терзался беспочвенными подозрениями в отношении родственников, а успокоил себя мыслью, что преступление совершил кто-то чужой.

– А вот я бы предпочла выяснить этот вопрос до конца, – продолжала упорствовать Стелла.

Рамболд с улыбкой посмотрел на девушку.

– Верный признак, что вы на самом деле не верите в виновность матери и брата.

– В жизни ничего подобного не слышала! – возмутилась мисс Мэтьюс. – Как, мистер Рамболд, вы уже уходите? Даже чай не допили!

– Вероятно, он намеревается подкрепиться в другом месте, – предположил Рэндол. – И, честно говоря, я его не виню. – Он бросил многозначительный взгляд в сторону скудно сервированного столика с выпечкой. – Чайные церемонии, которые устраивает тетя Харриет, проникнуты благочестивым духом Великого поста, и лишь избранным утонченным натурам дано оценить их по достоинству.

Стелла сдавленно хихикнула, и даже миссис Мэтьюс не сдержалась и закусила губу, чтобы не рассмеяться. Харриет резко выпрямила спину и обрушилась на племянника с гневной тирадой:

– А тебя, Рэндол, я на чай не приглашала, как и мистера Рамболда. Впрочем, его-то я всегда рада видеть, и, надеюсь, он об этом знает. Но если его не устраивает мой чай…

– Что вы, что вы. Чай изумительный! Благодарю, – заторопился Рамболд исправить положение. – Вы же знаете, мисс Мэтьюс, как я обожаю ваши булочки. Всегда упрекаю жену, что у нее такие вкусные не получаются. Ну а теперь прошу не беспокоиться, провожать меня не надо, я сам найду дорогу.

Повинуясь многозначительному взгляду матери, Гай поставил на стол тарелку и встал с места. Рэндол тоже поднялся из-за стола.

– Не упускай возможности полакомиться последним куском пирога, – обратился он к кузену. – Ведь тебе предстоит здесь и ужинать. Я сам провожу мистера Рамболда. – Рэндол подошел к двери и открыл ее, пропуская мистера Рамболда вперед.

– Не стоило утруждаться, – обратился Рамболд к Рэндолу, забирая шляпу со столика в прихожей.

– Что вы, с радостью вас провожу, – заверил Рэндол. – При общении с моей родней необходимо делать частые перерывы.

– Зачем же вы приходите сюда, если испытываете к родственникам не самые теплые чувства? – удивился мистер Рамболд, и в его голосе слышался упрек. – Простите за откровенность, но ваше присутствие не способствует установлению мира в семье.

– Разумеется. Однако вам не кажется, что этим людям нужен объект, на который можно выплеснуть скопившиеся эмоции, – пояснил Рэндол самым любезным тоном. – Как вы, должно быть, заметили, нервы у них изрядно расшатались.

– Ситуация чрезвычайная и в высшей степени неприятная, – с серьезным видом заметил Рамболд.

Рэндол вышел вместе с ним из дома.

– О да, в высшей степени! – согласился он. – Во время коронерского следствия выяснилось что-нибудь представляющее интерес?

– Абсолютно ничего. После того как миссис Лэптон выступила со свидетельскими показаниями, полиция попросила отсрочку.

– Учитывая сложившееся положение, этого следовало ожидать. Полагаю, наш неотразимый доктор украсил заседание своим присутствием?

– Да, он был одним из свидетелей и, по-моему, держался великолепно.

– Не сомневаюсь! – кивнул Рэндол. – И его показания всех удовлетворили?

– Полностью. Но так и должно было произойти, вы же сами понимаете. Филдинг вел себя правильно, и упрекнуть его не в чем.

– Я заметил эту весьма ценную способность доктора, – сообщил Рэндол с изящно завуалированной глумливой усмешкой. – Нашему честолюбивому эскулапу никогда не изменяет выдержка.

– Не стану притворяться, что не понял вашего намека, – ответил Рамболд после недолгой паузы. – Только не пойму, зачем вы так поступаете? Что-то имеете против Филдинга?

– Нахожу его совершенно невыносимым, – хладнокровно признался Рэндол.

– Личная неприязнь вызывает в вас желание причислить его к списку подозреваемых, но право, для этого нет оснований.

– Принимаю упрек и умолкаю. – Рэндол отвесил изящный поклон.

Они дошли до калитки, и Рамболд протянул руку для прощания.

– Вовсе не собирался вас в чем-то упрекать, но как человек, который гораздо старше вас, позволю себе дать совет: не делайте подобных замечаний в присутствии своей кузины. Во-первых, это невежливо, а во-вторых… у меня складывается впечатление, что у Стеллы и без ваших колкостей достаточно поводов для беспокойства относительно затронутой темы.

Глаза Рэндола широко раскрылись и загорелись любопытством. Рамболда такая резкая перемена озадачила, а выражение лица собеседника вызвало неприятные чувства. Но уже в следующее мгновение синий взгляд из-под полуопущенных век приобрел обычное томное выражение.

– Неужели все настолько серьезно? Вот это новость! Если так, я – ваш должник.

Рэндол не спеша направился в сторону дома. Зайдя в гостиную, он обнаружил обеих тетушек, которые на время забыли о разногласиях и с жаром обсуждали достоинства мистера Рамболда и возмутительную вульгарность его супруги.

– Такой образованный, воспитанный мужчина! – вздыхала миссис Мэтьюс. – Как тут не удивиться…

– …что он в ней нашел! – перебила Стелла. – Он увидел прелестное личико и доброе сердце.

– А эта шляпка! – брезгливо передернула плечами миссис Мэтьюс. – Какой пошлый розовый оттенок! В ее-то годы!

– Ужасно! – поддакнула мисс Харриет Мэтьюс. – Разве можно надевать такую шляпку на коронерское следствие? Эта женщина прямо-таки шокировала меня своим вызывающим видом!

Стелла поднялась с лежавшей на полу подушки и перешла в другой конец комнаты, а две пожилые леди все не могли угомониться и продолжали будоражащий душу диалог. Наконец они пришли к единодушному выводу относительно причины, по которой мистер Рамболд, человек состоятельный, как и все торговцы шерстью, живет в скромном доме наподобие Холли-Лодж. Разумеется, все дело в миссис Рамболд, которая привыкла к муниципальным домам, так как ничего лучшего в жизни не видела. Казалось, ничто не разрушит воцарившийся между двумя родственницами мир и полную гармонию. Но тут миссис Зои Мэтьюс распорядилась убрать со стола чайную посуду, и мисс Харриет Мэтьюс сразу возжелала налить себе еще чашечку. Чай успел сделаться нестерпимо крепким и остыл, что снова испортило Харриет настроение. Позабыв о добродетелях мистера Рамболда и изъянах его супруги, она переключилась на собственные горести, подобные кровоточащим ранам.

Гай, все это время тщетно старавшийся чем-нибудь себя занять, снова стал допытываться у Рэндола, какой версии придерживается полиция. Рэндол признался в полном неведении, и в ответ на попытки кузена продолжить разговор с видом крайнего изнеможения встал из-за стола и откланялся.

Желающих проводить его до парадной двери не нашлось, и Рэндол в одиночестве вышел на улицу и пошел к машине. Включив двигатель, он неожиданно заметил доктора Филдинга, направляющегося по дорожке в сторону дома. Рэндол, с мрачным выражением на лице, некоторое время наблюдал за доктором, а потом выключил двигатель. Доктор поравнялся с машиной, и на тонких губах Рэндола заиграло подобие улыбки.

– А, приветствую вас, доктор! – любезным тоном обратился к нему Рэндол и, сняв замшевую перчатку, протянул руку.

Филдинг не выразил особой радости по поводу неожиданной встречи, но руку Рэндолу пожал.

– Не заметил вас на коронерском следствии, – посетовал он.

– Ничего удивительного, – откликнулся Рэндол. – Ведь я там не присутствовал.

– Неужели? – удивился Филдинг.

– Истинно так. Решил, что это процедура скучная и даже в некотором роде вульгарная. Хотя жаль, что не довелось послушать ваши показания. По слухам, вы украсили весьма заурядное действо и стали гвоздем программы.

– Правда? – Во взгляде доктора сквозила неприкрытая враждебность. – Интересно, каким образом?

– Своей манерой поведения, милый доктор, которой несколько не хватает благородства. Ну, и разумеется, свидетельскими показаниями, а уж с ними вы, вне всякого сомнения, справились виртуозно.

– Вы слишком любезны. – Филдинг перевел дыхание. – Однако я привык давать показания, это часть моей профессии.

– Но не в таких сложных условиях! – возразил Рэндол. – Да еще когда многие свидетели имеют пагубную тенденцию поддаваться панике и терять голову. Нет, от вас я ничего подобного, разумеется, не ожидал.

– Благодарю, – откликнулся с горькой иронией Филдинг. – Только не вижу причин давать волю нервам.

– Совершенно верно, – миролюбиво согласился Рэндол. – Вся процедура была проведена в высшей степени деликатно. Ни вопросов, которые могут поставить в неловкое положение, ни перекрестных допросов. Мне всегда казалось, что во время перекрестного допроса нервы сдают даже у самых стойких людей.

– Остается только надеяться, что на вашу долю такие тяжкие испытания не выпадут, – заметил Филдинг.

– Очень великодушно с вашей стороны. Не хочу оставаться в долгу и в свою очередь желаю и вам избежать подобных перипетий.

– Меня эта перспектива нимало не смущает, – вежливо улыбнулся Филдинг. – Если дело дойдет до суда, мне, конечно, придется там появиться.

– Чудовищное невезение. – Рэндол печально покачал головой. – Я имею в виду убийцу. Ну кто мог предположить, что дражайшая тетушка Гертруда невольно выступит в роли орудия, разрушившего схему самым тщательным образом спланированного убийства века?

– Да, ради благополучия семьи Мэтьюс было бы лучше, если бы правда так и не увидела свет божий, – поддержал Филдинг. – Они оказались в ужасном положении. – Доктор спокойно встретился с насмешливым взглядом Рэндола. – Даже я попал в неприятную ситуацию. Многие считают, что если я врач, то обязан с первого взгляда определить причину смерти мистера Мэтьюса и догадаться о присутствии некоего загадочного яда.

– О, такие разговоры неизбежны, – бодро заверил Рэндол. – Люди так подозрительны и, смею утверждать, придают до смехотворности большое значение флакону с тонизирующим средством, который так удачно и своевременно разбили.

– Удачно? – переспросил Филдинг. – Я вряд ли рискнул назвать это везением!

– Разве я сказал «удачно»? – удивился Рэндол. – Простите, оговорился. Разумеется, имелось в виду «неудачно и не ко времени».

– К счастью, тонизирующее средство изготовлено не в аптеке, – сообщил Филдинг.

– Этого и следовало ожидать, – кивнул Рэндол.

Челюсть доктора заметно выступила вперед.

– Более того, – продолжил он свою мысль, – никотин не относится к ядам, которыми бы воспользовался врач. Кому, как не вам, об этом знать, мистер Мэтьюс? Ведь вы в свое время изучали медицину.

Рэндол до сей поры в задумчивости разглядывал лобовое стекло, но слова Филдинга оторвали его от этого занятия.

– Завидная осведомленность! – криво усмехнулся он.

– Именно так, – подтвердил доктор. – Ваш дядюшка однажды упомянул об этом факте. Сказал, что вы были одним из самых перспективных студентов, но после смерти отца отказались от карьеры врача.

– А с полицией вы этой информацией успели поделиться?

– Нет, а зачем? – удивился Филдинг. – Не имею привычки вмешиваться в дела, которые меня не касаются.

– А напрасно. – Рэндол наклонился вперед и снова включил зажигание. – То-то суперинтендант Ханнасайд порадуется.

– Не имею желания кому-либо вредить, – пожал плечами доктор.

– Вы себе льстите, дорогой доктор, и очень сильно! – проворковал Рэндол. – Непременно поделитесь своими сведениями с суперинтендантом. Они скрасят его унылое существование и ни в коей мере не причинят вреда мне.

– В таком случае не стоит и трудиться. – Кивнув на прощание, Филдинг направился к дому, обитателей которого намеревался предостеречь от соблазна делать какие бы то ни было заявления прессе.

Вернувшись с дневного обхода, доктор обнаружил толпу репортеров, осаждавших его жилище, и это событие изрядно подпортило настроение. Выяснив, что его нареченная не понимает опасных последствий общения с прессой, доктор Филдинг в достаточно колкой форме намекнул о необходимости учесть его служебное положение и вести себя более осмотрительно. Миссис Мэтьюс устало улыбнулась и с видом умудренного жизнью человека заверила, что Филдингу нечего опасаться.

– Я лично встретилась с одним из репортеров, – важно сообщила она. – И надеюсь, дала ему понять, какие непростые времена мы переживаем. Мы поговорили – Господь послал мне нужные слова, – и думаю, он все понял и устыдился.

– Послушай, мама, ведь ты не делала какого-либо рода заявлений? – явно нервничая, поинтересовался Гай.

– Милый мальчик, я же сказала, что ничего подобного не говорила.

Гай не стал развивать опасную тему, а доктор Филдинг, покидая Мэтьюсов, не преминул упрекнуть Стеллу, которая вышла его проводить:

– Послушай, Стелла, ты должна была помешать встрече матери с этим типом! Если тебе по душе подобного рода известность, то мне общественный резонанс ни к чему. Эта история и так доставляет кучу неприятностей.

– Надо понимать, главная неприятность заключается в том, что ты помолвлен со мной, – тихим твердым голосом произнесла Стелла.

– Что толку это обсуждать? – рассердился Филдинг. – Наши отношения не способствуют моему благополучию, но тут уж ничего не поделаешь.

– Почему же? – Стелла посмотрела в глаза жениху. – Еще не поздно все изменить.

– Милая моя девочка, только не думай, что я хочу отказаться от данного слова, – стал оправдываться Филдинг.

В этот момент в прихожей появился Гай, и объяснение пришлось прервать. Гай был расстроен не меньше доктора и предложил пари, что матушка наговорила репортеру уйму высокопарной ерунды, которая приведет к ужасным последствиям для всего семейства.

Опасения Гая в полной мере оправдались. На следующее утро вышел в свет очередной номер «Дейли репортер», на первой странице которого красовался жирный заголовок, фотография «Тополей» и самой миссис Мэтьюс, выходящей из зала судебных заседаний по окончании коронерского расследования. Спустившись к завтраку, Гай застал тетю и сестру за чтением вслух отрывков из четырех иллюстрированных газет. Возмущение обеих не знало границ.

– «Драма, разыгравшаяся в провинции! Сестра убитого отказывается говорить о загадочной смерти брата!» – с придыханием читала Стелла. – «Мы считаем, что лучше хранить молчание, – заявляет миссис Зои Мэтьюс, элегантная белокурая вдова, причастная к загадочному отравлению в Гринли-Хит, которое безуспешно пытается раскрыть Скотленд-Ярд». Маме понравится эта статья. Нет, Гай, ты только взгляни на мамино фото!

– Послушайте, послушайте! – взывала дрожащим голосом Харриет. – В жизни не слыхивала ничего подобного! «В траурном одеянии, – интересно, какое одеяние он ожидал увидеть! – очаровательная миссис Зои Мэтьюс, вдовствующая золовка Грегори Мэтьюса, которого загадочная смерть настигла в собственном доме в Гринли-Хит неделю назад, приняла меня вчера в своей залитой солнечным светом гостиной». Ха, ее гостиная! Не сомневаюсь, Зои сказала репортеру, что гостиная принадлежит ей одной. Что до солнечного света, так за весь день туда не пробивается ни один лучик, и всем это известно! «Во взгляде прелестной вдовы затаилась печаль и тревога». Ну, как вам это нравится?!

Побледневший от смятения чувств Гай поспешил к тетушке и, наклонившись, стал читать через ее плечо возмутительную статью:

– «Надо помнить, что, несмотря на все беды, жизнь продолжается… Невосполнимая утрата представляет для нас не меньшую загадку, чем для Скотленд-Ярда». Господи, мама не могла наговорить столько глупостей!

– Еще как могла и наговорила, – огрызнулась мисс Мэтьюс. – Ничего иного я от Зои и не ожидала. «Между деверем и мной установилось чувство глубокой привязанности и взаимопонимания!» Ой-ой-ой, будто бы! И ни слова о моих чувствах и переживаниях! «Спокойная и уравновешенная». Уравновешенная!!! Бесстыдная и наглая – вот точное определение! Ох, нет сил читать дальше!

Гай выручил газету из рук Харриет, которая явно намеревалась изорвать ее в клочья, и отошел к окну. Стелла в это время изучала номер «Морнинг стар» и неожиданно, задыхаясь от гнева, воскликнула:

– Какое нахальство! Ты только послушай, тетя Харриет! «Смерть мистера Мэтьюса стала для нас тяжким ударом», – заявила вчера нашему корреспонденту очаровательная синеглазая Роза Дэвентри, двадцатитрехлетняя горничная в «Тополях». – Да тут уйма всякой чепухи! Даже упоминается жених Розы. Ой, она заявляет, что вся прислуга расценивает смерть дяди как личную утрату!

– Что? – взвизгнула Харриет.

– А вот и фотография, посмотри.

Мисс Мэтьюс выхватила газету из рук племянницы.

– Она покидает дом сегодня же, не дождавшись конца месяца! – объявила Харриет. Неслыханная наглость! Личная потеря, нет, вы только подумайте! Бесстыдная ложь! Ведь все слуги терпеть не могли Грегори! Роза не посмела бы так говорить, не получи она уведомление об увольнении!

В этот момент в комнату зашел Бичер и застыл на месте под испепеляющим взором хозяйки.

– Тебе известно об этом позоре? – требовательным тоном обратилась она к дворецкому, размахивая газетой у него перед носом.

– Да, мисс, – смущенно кашлянул Бичер. – Поступок Розы достоин всяческого осуждения. Миссис Бичер сделала ей соответствующее внушение. Звонит мистер Рэндол, мисс.

– Что ему надо? – прорычал Гай.

– Он не сказал.

– Не собираюсь с ним беседовать, – заявил Гай, усаживаясь за стол. – Скажите, что нас нет дома.

– Подойди к телефону, Стелла, – попросила тетушка. – Понятия не имею, что ему понадобилось.

Стелла со вздохом отложила газету в сторону.

– Не понимаю, почему именно я, – скорчила недовольную гримасу девушка, но все же вышла в коридор и с унылым видом взяла трубку. – Алло! Это Стелла. Что случилось?

На другом конце ответил мелодичный голос Рэндола:

– Доброе утро, моя прелесть. Я прямо-таки задыхаюсь от волнения. Скажи скорее, не томи, за какую провинность меня лишили счастья лицезреть прелестную синеглазую Розу Дэвентри?

– Черт бы тебя побрал! Заткнись! – вышла из себя Стелла. – Говори, что надо!

– Только это и хотел узнать, любовь моя. – В трубке раздался тихий смешок.

– Тогда катись к чертям! – вспылила Стелла, бросая трубку.

Помимо Рэндола утренние газеты с фотографиями прочли и остальные члены семейства, и вскоре в «Тополя» прибыла миссис Лэптон. С видом оскорбленного величия она возжелала узнать, выгнали ли из дома Розу, и если нет, то по какой причине. Затем она поинтересовалась, осознает ли миссис Мэтьюс всю степень совершенной глупости и о чем думала Харриет, позволив репортеру проникнуть в дом. Последний вопрос касался мер, предпринятых полицией по поимке убийцы Грегори Мэтьюса, и на него никто не мог дать внятного ответа. И тут миссис Лэптон вынесла свой вердикт, отнюдь не опрометчивый, а тщательно взвешенный и продуманный:

– Дело ведется с вопиющей некомпетентностью, и полиция не прилагает ни малейших усилий для выявления убийцы моего несчастного брата. Я это отчетливо вижу.

Однако сей суровый приговор был несправедливым по отношению к суперинтенданту Ханнасайду, который в этот момент находился в кабинете Джайлса Каррингтона и вместе с ним изучал банковскую расчетную книжку Грегори Мэтьюса, лежавшую на столе.

– Вам известно, что связывает мистера Мэтьюса с неким Хайдом? – спросил Ханнасайд.

– Нет, – покачал головой Джайлс. – А почему вас это заинтересовало?

– Я просматривал банковские счета и обнаружил, что значительное количество чеков Мэтьюса поступили от этого самого Хайда. Суммы крупные и выплачивались регулярно каждый месяц.

Джайлс взял банковскую книжку и стал изучать отмеченные записи.

– Похоже, Мэтьюс участвовал в каком-то бизнесе, – задумчиво произнес он. – Если так, то мне об этом ничего не известно. Думаете, он имел ломбард или магазин, торгующий жареной рыбой с картошкой, и не хотел, чтобы об этом стало известно?

– Теряюсь в догадках. Возможно, ваше предположение правильное. Я встречался с директором банка, но он знает не больше вашего. Все чеки выписаны на филиал банка «Фостерс» в Сити. Старший кассир сразу их вспомнил. Надо сходить туда и посмотреть. Может, найдется что-нибудь интересное. – Ханнасайд встал и протянул руку за банковской расчетной книжкой. – Сначала решил зайти к вам, потому что получить информацию от банка – дело непростое.

– Сочувствую, – сказал Джайлс. – Ничем не могу помочь. Однако если кому что и известно, так только Рэндолу Мэтьюсу. Мне кажется, этот юный джентльмен прекрасно осведомлен о делах дядюшки.

– Да, я тоже о нем подумал, – мрачно усмехнулся Ханнасайд. – Вот только мистер Рэндол Мэтьюс не горит желанием вступать в откровенные разговоры и не жалует меня своим доверием. Но на худой конец можно обратиться и к нему.

После Эдам-стрит Ханнасайд отправился в Сити. В банке «Фостерс» директор разговаривал любезно, однако особого дружелюбия не проявлял. Он сообщил Ханнасайду, что банк придерживается старомодных методов в работе и решительно осуждает новые веяния и попытки полиции получать информацию через банки.

Ханнасайд не имел привычки обзаводиться врагами без веских причин, а потому внимательно слушал директора и сочувственно поддакивал. В результате кое-какие сведения он все же добыл, хотя и не слишком много. Директор мало что знал о Джоне Хайде, который крайне редко посещал банк. Много лет назад Хайд открыл здесь счет, и его считали представителем одной промышленной компании на севере. Директор банка назвал и адрес Хайда: Гэдсби-роу, 17, выразив сожаления, что сообщить более подробные сведения не может.

Ханнасайду не составило труда найти Гэдсби-роу, узенькую многолюдную улочку в самом сердце Сити, куда суперинтендант свернул с оживленного проспекта, что ее пересекал. Лавируя среди торопящихся машинисток и рассыльных без головных уборов, он вскоре добрался до дома под номером 17, который оказался магазинчиком, торговавшим газетами. Там также продавались дешевые сигареты и табак. Захудалое низенькое здание с засиженными мухами окнами и вывеской, на которой красовалось имя Х. Браун. Крыльцо из двух ступенек вело в магазин, темное тесное помещение, пропитанное затхлым запахом табака. Не успел Ханнасайд зайти внутрь, как тотчас же открылась задняя дверь и появилась полная женщина в рабочем халате, которая поинтересовалась целью его визита.

– Я ищу мистера Джона Хайда, – сообщил суперинтендант. – Кажется, он живет здесь.

– Его нет дома, – ответила женщина. – Не знаю, когда вернется.

– А не подскажете, где его можно найти?

– Понятия не имею.

Задняя дверь снова открылась, пропуская мужчину средних лет с выцветшими голубыми глазами и клочковатыми усами, без пиджака, в одной рубашке.

– Что угодно джентльмену, Эмма? – поинтересовался он.

– Спрашивает мистера Хайда, – с безразличным видом откликнулась та.

– Придется прийти еще раз, его нет на месте.

– Я так и сказала, – пожала плечами Эмма, по-видимому, его жена.

– Он здесь живет? – продолжал расспрашивать Ханнасайд.

– Нет. – Мистер Браун смотрел на суперинтенданта с нескрываемой антипатией.

– Тогда, может, назовете его адрес?

– Простите, никак нельзя. Оставьте записку, если желаете.

Ханнасайд достал визитную карточку и протянул Брауну:

– Здесь указано мое имя. Может, оно освежит вашу память.

Мистер Браун прочел карточку, украдкой бросив на Ханнасайда хмурый взгляд. Его жена, вытянув шею, тоже рассматривала карточку, постепенно меняясь в лице.

– Нам не нужны неприятности! – заявила Эмма. – Что вы хотите узнать?

Ханнасайд давно привык к недоверчивому отношению со стороны людей, подобных чете Браун, а потому не обратил внимания на явное замешательство женщины и объяснил:

– Я уже сказал, что меня интересует. Где можно найти мистера Джона Хайда?

– Как мы можем сказать то, чего не знаем?! – со слезами в голосе воскликнула Эмма. – Его нет на месте, вот и все, что нам известно.

Муж оттолкнул ее локтем в сторону.

– Ладно, Эмма, возвращайся на кухню. – Он положил визитную карточку суперинтенданта на прилавок и улыбнулся, демонстрируя желтые зубы.

– Она говорит правду. Мы не видели мистера Хайда с прошлого вторника.

– Что он здесь обычно делает?

Мистер Браун погладил заросший щетиной подбородок.

– Видите ли, он является владельцем.

– Хотите сказать, магазин принадлежит ему? – нахмурился Ханнасайд.

– Нет, не магазин. Ему принадлежит весь дом.

– Значит, он ваш хозяин?

– Именно так, – подтвердил Браун. – Он – представитель крупной фирмы на севере. Не знаю, есть ли у него постоянное место жительства, кроме этого дома. Он много разъезжает по делам.

– То есть здесь у него кабинет, так?

– Верно. Можете сами посмотреть, если хотите. Только там ничего нет.

– И сколько времени он владеет домом?

– Трудно так сразу сказать, – замялся мистер Браун. – Давно. Думаю, лет семь или восемь.

– А сколько ему лет, как выглядит?

– Да ничего особенного собой не представляет. Даже не знаю, как его описать. Лицо самое обычное, не из тех, что бросаются в глаза и привлекают внимание. Мужчина средних лет, необщительный, замкнутый в себе. А зачем он вам понадобился?

– Вас это не касается. А как часто он здесь появляется?

– Достаточно часто, – угрюмо буркнул Браун.

– Не юлите, отвечайте! Он приходит каждый день?

– Когда как. Мне-то какое дело? Приходит, когда захочет.

– Когда вы видели его в последний раз?

– Я же говорил, в прошлый вторник. С тех пор мы не встречались.

– Он сказал, что уезжает?

– Ничего не говорил.

– И не оставил адреса, по которому пересылать письма?

Мистер Браун снова смерил суперинтенданта сердитым взглядом.

– Нет никаких писем.

Большего добиться от Брауна не удалось. Задав еще пару вопросов, на которые Браун ответил в такой же враждебной манере, Ханнасайд покинул магазин. Личность Джона Хайда, которая еще час назад вызывала лишь легкое любопытство, неожиданно переросла в вопрос первостепенной важности. Ускользающего мистера Хайда необходимо найти и установить его связь с Грегори Мэтьюсом. Работа для всего отдела. На пути в Скотленд-Ярд Ханнасайд неожиданно поменял планы, и вместо того чтобы свернуть на Уайтхолл, сел на омнибус, следующий в сторону Пиккадилли, намереваясь нанести визит мистеру Рэндолу Мэтьюсу.