Окончательно сложившаяся в 60-80-е годы схема изложения дискуссии между Корниловым и Челпановым выражена в работах Е.А. Будиловой [11], А.В. Петровского [45], [46], [47], [48], А.А. Смирнова [64], [65] [66], Б.М. Теплова [73], в кандидатской диссертации и статьях Л.М. Цыплёнковой (Орловой) [43], [44], [77], [78], работах М.Г. Ярошевского [84], [85] и в ряде других работ. В этот период наиболее весомый вклад в изучение дискуссии между Корниловым и Челпановым внесли работы Б.М. Теплова, А.В. Петровского, Е.А. Будиловой и А.А. Смирнова.

По своей проблематике (борьба за марксизм в психологии) и по рассматриваемому периоду (1923-1925 гг.) для нас прежде всего представляет интерес статья Б.М. Теплова [73]. В этой статье, помещенной в сборнике, посвященном памяти К.Н. Корнилова, Б.М. Теплов развил свои основные идеи, высказанные еще в 1947 г. [72], а также обобщил уже имевшиеся к концу 50-х годов исследования, касающиеся идейной борьбы в советской психологии первой половины 20-х годов. Вкратце остановимся на основных положениях этой статьи.

Б.М. Теплов подчеркивает, что К.Н. Корнилов в 20– е годы боролся за те марксистские положения, которые теперь «являются самоочевидными истинами, вошедшими во все наши учебники психологии» [73, с. 8], причем боролся на два фронта – с рефлексологами и с «защитниками идеалистической психологии» [73, с. 8]. Теплов характеризует Челпанова как «директора крупнейшего психологического института, видного представителя идеалистической, т.е. основанной на самонаблюдении, психологии», «официально возглавлявшего» в начале 1923 г., когда происходил первый всероссийский психоневрологический съезд, «психологический фронт» [73, с. 9].

Как и в статье 1947 г., Теплов указывает, что борьба против Челпанова происходила и до революции, а «с 1921 г. начался «взрыв» челпановской школы изнутри: два его ученика, Блонский и Корнилов, независимо друг от друга выступили с книгами, в которых была объявлена открытая война против идеалистической, субъективистской психологии» [73, с. 9-10]. «Учение о реакциях» Корнилова Теплов оценивает двойственно – как «свидетельство искреннего и горячего желания автора порвать с традиционной идеалистической психологией», но в то же время, добавляет Теплов, «эта книга (несмотря на наличие в ней ценного экспериментального материала) говорит о неподготовленности Корнилова к решению тех больших теоретических и практических задач, которые он перед собой поставил» [73, с. 10-11]. Причину такого положения дел Теплов видел в том, что Корнилов философию марксизма «знал еще слабо и поэтому не имел фундамента, на котором он мог бы построить новую психологию» [73, с. 11].

Одна из основных идей Теплова при оценке Корнилова заключена в следующих словах: «Предисловие к «Учению о реакциях» подписано в июне 1921 г. Прошло полтора года, и в январе 1923 г. Корнилов делает доклад, который по своему теоретическому уровню настолько выше «Учения о реакциях», что невольно изумляешься огромной теоретической работе, проделанной автором за это короткое время» [73, с. 11]. Эта идея Теплова (впервые прозвучавшая у него в работе 1947 г. и тогда же и у Ананьева) заключается в противопоставлении Корнилова-механициста (в 1921 г.) Корнилову-марксисту (в 1923 г.). Тем самым тезис о борьбе между материализмом и идеализмом у Теплова при изучении 20-х годов получает законченное персонифицированное выражение: Челпанов был идеалистом, а Корнилов – материалистом и марксистом. После этого Теплов идет дальше, стремясь показать и доказать это на примере решения Корниловым и Челпановым отдельных психологических проблем. Теплов, в частности, положительно оценивает борьбу Корнилова с дуализмом, поясняя, что «борьба за монистическое понимание предмета психологии была направлена против представителей идеалистической психологии, активным защитником которой выступал тогда Челпанов» [73, с. 12]. Особо Теплов подчеркивает, что Корнилов боролся против Челпанова за марксистское понимание психики [73, с. 13].

Однако по всем «марксистским аксиомам», которые приводятся Тепловым, мы не встречаем изложения ответных аргументов Челпанова. Ясно только, что Корнилов говорил правильно, а Челпанов был против (и потому был неправ). Только в вопросе о пространственности (пространственной протяженности) психических процессов Теплов непосредственно сопоставляет утверждения Челпанова и Корнилова [см. 73, с. 15]. Далее Теплов приводит точку зрения Корнилова на вопросы о методах психологии, общественной сущности человеческой психики, практической направленности психологии и т.д., но мы нигде уже больше не встречаемся с точкой зрения Челпанова по этим же вопросам.

Для доказательства соответствия марксизму научных взглядов Корнилова Теплов использует следующую методику. Он берет во внимание не всю марксистскую психологию Корнилова (в 1923-1931 гг.), а только его работы 1923-1925 гг., фактически только второе издание сборника его статей [31]. Более того, судя по цитатам, Теплов рассматривает в этом сборнике не все статьи, а только первую и последнюю. Но даже в этих статьях Теплов вынужден констатировать ошибки и просчеты в рассуждениях и выводах Корнилова. Естественно, при этом уже нет речи о динамике взглядов Корнилова. В результате такого многоэтапного «просеивания» у читателя должно остаться обещанное в самом начале все ценное, что внес Корнилов – марксистские положения, ставшие «самоочевидными истинами». Реально же дело в итоге сводится к нескольким марксистским цитатам о психике и сознании.

Свои оценки Б.М. Теплов соотносит с оценками партийной резолюции 1931 г.: «Психологическая концепция, развивавшаяся Корниловым в 20-х годах, была подвергнута во многом справедливой критике на так называемой «реактологической дискуссии» (1930-1931 гг.) и впоследствии в ряде книг и статей советских психологов. С другой стороны, не раз подчеркивалась выдающаяся роль Корнилова в развернувшейся в 20-х годах борьбе за перестройку психологии на основах марксизма» [73, с. 19]. Как видим, таким нехитрым способом – с помощью слов «с одной стороны, с другой стороны» – Теплов, подчеркивая заслуги Корнилова как первого советского психолога-марксиста, стремился избежать противопоставления своих оценок оценкам партийной резолюции 1931 г.

Тема статьи позволила Теплову более подробно, чем кому-либо ранее, раскрыть систему взглядов К.Н. Корнилова в соотношении с взглядами Г.И. Челпанова. Именно здесь, в статье 1960 г., оценка Корнилова как первого советского психолога– марксиста (а Челпанова соответственно как последнего психолога-идеалиста) приобрела законченный вид – если не в деталях, то в общем, как схема. Последующие авторы (А.В. Петровский, Е.А. Будилова, А.А. Смирнов и другие) руководствовались в этом вопросе статьей Б.М. Теплова как образцом, беря ее за точку отсчета.

Основные постулаты Теплова по поводу Корнилова и, следовательно, всей борьбы между Корниловым и Челпановым можно свести к нескольким утверждениям.

К.Н. Корнилов – первый советский психолог– марксист, и в этом его историческая заслуга перед советской психологией. Корнилов боролся за новую, научную, марксистскую психологию, а Г.И. Челпанов защищал, наоборот, старую, идеалистическую, метафизическую психологию и был против введения марксизма в психологию. Корнилов боролся против Челпанова и победил благодаря «грозному оружию» – марксизму. Дискуссия между Корниловым и Челпановым была недолгой: Корнилов выдвинул свои марксистские взгляды и Челпанов вскоре потерпел поражение. Корнилов был психологом-марксистом, совершавшим механистические ошибки. Недостаточность марксистских познаний Корнилова объясняется тем, что он шел неизведанным путем, делал первые шаги в освоении марксизма. Кроме того, окружавшие Корнилова философы давали ему искаженное представление о марксистской философии. Корнилов до 1921 г. был реактологом и механицистом, не знавшим марксизма. Но в 1923-1925 гг. он уже стал психологом, вооруженным марксизмом, выдвигающим правильные марксистские лозунги в психологии. В 1926 г. (и, по– видимому, далее вплоть до 1931 г.) Корнилов пытался с помощью реактологии конкретизировать марксистские идеи, но без успеха. В частности, его учебник психологии явился «шагом назад по сравнению с ранее написанными статьями» [73, с. 19].

Как и все предыдущие авторы, Теплов рассматривает в качестве закономерного и естественного результата дискуссии то, что Корнилов сменил Челпанова на посту директора института психологии, т.е. организационные и административные меры являлись прямым, закономерным следствием победы Корнилова над Челпановым в области теории.

В статье Теплова мы видим тот метод изложения дискуссии, который затем получит дальнейшее развитие в работах А.В. Петровского, Е.А. Будиловой, А.А. Смирнова и других авторов: хотя и признается, что у К.Н. Корнилова главным оппонентом был Г.И. Челпанов, их борьба, их дискуссионный диалог излагается, разъятый на две части: в одном месте излагаются взгляды Корнилова, в другом – Челпанова. Получается, что не столько Корнилов и Челпанов оценивают друг друга в ходе спора, сколько Теплов оценивает Корнилова и Челпанова, споря или соглашаясь с ними. Естественно, что в такой форме дискуссия практически не реконструируется, поскольку с самого начала все ясно: Корнилов – прогрессивный психолог-марксист, и уже поэтому, несмотря на все оговорки относительно его понимания и использования марксизма, он должен победить. Напротив, Челпанов – психолог-идеалист, представитель «старой» психологии, и уже поэтому он был обречен на поражение.

И все же статью Теплова можно считать одним из существенных вкладов в изучение не только взглядов Корнилова, но и взглядов Челпанова на проблему «психология и марксизм». Теплов явился первым, кто в конкретном историческом исследовании попытался изучить борьбу Корнилова (не только с Челпановым) в первой половине 20-х годов. Теплову удалось выйти на более высокий уровень анализа благодаря непосредственному обращению к первоисточникам – работам Челпанова и Корнилова. Большая историческая и теоретическая конкретность была достигнута Тепловым благодаря значительному сужению хронологических (1923-1925 гг., а не 20-е годы в целом) и содержательных рамок исследования (изучение борьбы за марксизм, а не всей совокупности психологических взглядов Корнилова и Челпанова).

В статье 1960 г. Б.М. Теплов впервые выдвинул и развил тезис о большой исторической значимости марксистских работ Корнилова 1923-1925 гг., что, по существу, входило в противоречие с оценками партийной резолюции 1931 г. Теплов также наметил путь изучения дискуссии, сопоставляя аргументы и контраргументы сторон. Кроме того, Теплов поставил вопросы о предпосылках, условиях, динамике и значении дискуссии и попытался ответить на эти вопросы.

В целом Теплову в значительной степени удалось подняться над ограничениями сложившегося к тому времени стереотипа в оценке идейной борьбы в советской психологии в 20-е годы.

А.В. Петровский в работах [47], [48] развил и конкретизировал те оценки К.Н. Корнилова, Г.И. Челпанова и дискуссии между ними, которые ранее были высказаны в работах Б.М. Теплова [72], [73], А.А. Смирнова [64] и других авторов. А.В. Петровский подробно излагает дискуссию по проблеме «психология и марксизм» на первом и втором психоневрологических съездах [48, с. 83-98]. Кроме того, к оценке взглядов Корнилова Петровский возвращается при изложении реактологической дискуссии 1931 г. [см. 48, с. 130-135], но уже естественно без соотнесения со взглядами Челпанова. По поводу позиции Челпанова автор указывает: «Основная задача, которую преследовал Челпанов в полемике, происходившей в период первых съездов по психоневрологии, сводилась к следующему: не допустить осуществления "реформы психологии в согласии с идеологией марксизма"» [48, с. 84].

Затем А.В. Петровский приводит приемы и аргументы Г.И. Челпанова, направленные на то, чтобы «преградить марксизму путь в психологию» [48, с. 84], и показывает их реакционную сущность [48, с. 84-88]. Подчеркнем, что при этом точка зрения Корнилова по тем же вопросам не приводится. Сопоставления нет. С Челпановым полемизирует не Корнилов, а сам А.В. Петровский. Свой анализ А.В. Петровский заканчивает словами: «Г.И. Челпанову не удалось остановить начавшийся процесс проникновения марксизма в психологическую науку, несмотря на всю его хитроумную тактику борьбы» [48, с. 88].

Общий результат борьбы А.В. Петровский оценивает в пользу К.Н. Корнилова, хотя при этом не может избежать двойственности при оценке концепции Корнилова (с одной стороны, Корнилов был марксистом, с другой – реактологом и плохо знал марксизм):

«Трудности развития советской психологии, которые отчетливо выявились в период борьбы на два фронта – против идеализма и механистического материализма – и которые усугублялись рядом теоретических ошибок Корнилова и некоторых других психологов, сотрудничавших с ним, ни в коей мере не могут заслонить значения борьбы последних с идеализмом Челпанова. Эта борьба была с успехом завершена психологами-марксистами в период Первого Всероссийского съезда по психоневрологии и последовавшей реорганизации Московского психологического института. Начиная с 1923 г., советская психология, освободившись от влияния челпановского эмпиризма и усваивая диалектико-материалистическую методологию, сознательно ставит перед собой задачу построения марксистской психологии» [48, с. 93].

При оценке взглядов Корнилова в соотношении со взгляда ми Челпанова А.В. Петровский следует схеме Б.М. Теплова [48, с. 91-92]. При этом А.В. Петровский соглашается, что взгляды К.Н. Корнилова в 1921 г., изложенные в «Учении о реакциях», носили вульгарно– материалистический характер, но на первом съезде Корнилову «в значительной степени» удалось освободиться от своего наивного материализма [48, с. 92], и в споре с Челпановым Корнилов отстаивал марксистское понимание психики как «свойства наиболее организованной материи» [48, с. 92].

Как и Теплов, доказательство правильности утверждения Корнилова о пространственности психических процессов (в противовес утверждению Челпанова о непространственности) Петровский видит в совпадении мысли Корнилова с пониманием психики как пространственного явления у Павлова.

Таким образом, А.В. Петровский при изложении полемики между Корниловым и Челпановым не внес никаких принципиальных изменений в метод ее изложения и оценки. Петровский только более полно и детально, но по отдельности и вне связи друг с другом, изложил и оценил аргументы и логику сторон. Дискуссионность, диалогичность вопроса о значении марксизма для психологии у Петровского по сравнению с Тепловым не получила дальнейшего развития.

Е.А. Будилова в своей монографии [11] при изложении начального периода развития советской психологии во многом опирается и прямо ссылается на предшествующие работы Теплова и Петровского. Как и другие авторы, Е.А. Будилова указывает, что Корнилов вступил в полемику с Челпановым еще до 1923 г.: «В 1922 г. вышла книга Корнилова «Учение о реакциях человека», в которой он требовал полного отделения от идеалистической философии. Эта книга отколола Корнилова от школы Челпанова» [11, с. 12]. Затем Будилова рассказывает о первом и втором съездах по психоневрологии [11, с. 12-13], напрямую увязывая идейную борьбу с организационными выводами: «К.Н. Корнилов, последовательно боровшийся против идеалистической психологии, которую отстаивал Г.И. Челпанов, сплотил для этой борьбы большую группу молодых психологов, стремившихся к построению марксистской психологии … В 1923 г. Челпанов был отстранен от руководства Институтом экспериментальной психологии. Директором его стал К.Н. Корнилов. Институт объединил московских психологов, начавших создание новой психологии» [11, с. 12-13].

По традиционной схеме Е.А. Будилова описывает борьбу Челпанова в ходе дискуссии: «Отстраненный от руководства Институтом экспериментальной психологии Челпанов наступал на материалистическую психологию, надеясь приспособиться к новому времени и восстановить былую силу идеализма. Идти открыто против марксизма стало невозможно. И он принялся маскировать под марксизм старые взгляды. Одну за другой он публикует в частных издательствах полемические брошюры, в которых «согласовывает» психологию с марксизмом. Но попытки его терпели неудачу – устои идеалистической психологии были подорваны» [11, с. 14].

Непосредственное сопоставление взглядов Корнилова и Челпанова мы находим в книге Е.А. Будиловой в первой главе, где идет речь об основных положениях и аргументах Корнилова: психика как свойство наиболее организованной материи [11, с. 31], борьба за материализм в психологии против идеализма Челпанова [11, с. 32]. Приведя высказывания Челпанова о том, что психология никак не может быть идеалистической, что марксистской может быть только социальная психология, что Маркс в своих воззрениях на природу психики следовал принципу психофизического параллелизма, Будилова констатирует, что «К.Н. Корнилов, П.П. Блонский и другие психологи не замедлили изобличить Челпанова не только в извращении марксизма, но и искажении приводимых цитат» [11, с. 33]. Е.А. Будилова указывает и на некоторые достижения Челпанова в полемике, правда, не с Корниловым, а с рефлексологами: «В полемике Челпанов умело использовал промахи и ошибки своих противников. Ошибка рефлексологии и других поведенческих теорий состояла в том, что они отбрасывали проблему сознания. И Челпанов был прав, когда квалифицировал отрицание сознания как позицию механистического материализма» [11, с. 34]. Описание поражения идеализма в психологии Будилова заключает выводом: «Приспособленчество Челпанова никого не обмануло, и его попытки прикрыть идеализм фразами о независимой от философии эмпирической психологии потерпели неудачу» [11, с. 34].

Реактологические и марксистские взгляды Корнилова Будилова воспроизводит и оценивает без какого– либо соотнесения со взглядами Челпанова по тем же вопросам [11, с. 35-39]. В своих выводах Будилова опирается на цитированные нами выше слова Теплова относительно противоречия у Корнилова между правильно намеченными задачами и «скуднейшей программой» их реализации [11, с. 39]. Обращаясь к вопросу о социальной психологии в дискуссии, Будилова приводит ряд цитат из книг Корнилова и Челпанова [11, с. 78-83]. Однако и здесь мы не видим реконструкции возникшей между Корниловым и Челпановым дискуссии по этому вопросу.

В изучение и реконструкцию дискуссии в целом между К.Н. Корниловым и Г.И. Челпановым, в ее оценки Е.А. Будилова не внесла, как и А.В. Петровский, каких-либо принципиальных изменений. В то же время стоит отметить, что Е.А. Будиловой в значительной мере удалось продвинуться в деле конкретизации схемы изложения и оценки дискуссии.

В монографии А.А. Смирнова [66] изложение взглядов Корнилова и Челпанова и дискуссии между ними примерно то же, что и у А.В. Петровского и Е.А. Будиловой. Сведения о полемике между Корниловым и Челпановым мы находим в главах, посвященных первым годам после революции (1917-1922) и идейной борьбе в 20-х – начале 30-х годов. Кроме того, взгляды Корнилова рассматриваются в связи с изложением результатов реактологической дискуссии 1931 г. [66, с. 179, 182], а также в главе об основных направлениях исследований советских психологов в 20-30-е годы [66, с. 185-186].

А.А. Смирнов достаточно подробно и без особых комментариев излагает основные положения докладов Корнилова на первом и втором психоневрологическом съездах, затрагивая при этом и другие статьи из сборника Корнилова [66, с. 137-139]. После этого излагаются и оцениваются взгляды Челпанова на проблему «психология и марксизм» [66, с. 139-140]. Сопоставления взглядов сторон и, следовательно, реконструкции дискуссии и здесь не проводится.

А.А. Смирнов ясно определяет исходную установку Челпанова в дискуссии: «Борьба, которую вел Челпанов против идеи построения марксистской психологии, против первых попыток разработать ее основы, нашла свое отражение в пяти брошюрах, опубликованных им в 1925-1927 гг.» [66, с. 139]. При оценке итогов борьбы Смирнов пишет, что, «уступая» марксизму социальную психологию, Челпанов «ценой этого старался сохранить за идеализмом всю прежнюю, индивидуальную (т.е. фактически всю общую) психологию. Такая позиция не получила общественной поддержки, и Челпанов вынужден был сложить оружие, прекратить борьбу. Советская психология начала успешный путь своего развития» [66, с. 140].

Смирнов подчеркивает, что спустя два года после публикации «Учения о реакциях» Корнилов, выступая на первом психоневрологическом съезде, занял «диаметрально противоположную позицию» [66, с. 143] в вопросе о соотношении психологии и философии.

Однако, если Корнилов «перешел от отрицания необходимости связи психологии с философией к признанию ее, то Челпанов, наоборот, от признания закономерности связи перешел к ее отрицанию» [66, с. 144].

Тем самым Смирнов вслед за Тепловым, Петровским и Будиловой указывает на значительное изменение взглядов Корнилова в период с 1921 по 1923 год.

А.А. Смирнов также отмечает «огромную историческую заслугу» К.Н. Корнилова в том, что тот «первым из советских психологов» осознал, «что основой научной психологии должна быть философия марксизма», и указывает при этом: «Борясь за создание марксистской психологии, Корнилов допустил, однако, некоторые ошибки механистического порядка, справедливо подвергнутые критике в последующее время – в период важнейших теоретических дискуссий, происходивших в советской психологической науке в конце 20– х – начале 30-х годов. Содержание этих ошибок будет указано в дальнейшем в разделе, специально посвященном этим дискуссиям» [66, с. 147].

Во многом соглашаясь с результатами дискуссии 1931 г. (К.Н. Корнилов – механицист и т.д.), А.А. Смирнов все же выступает против слишком резких оценок корниловской концепции:

«Когда в дальнейшем развернулась реактологическая дискуссия, отнюдь не все критические замечания в адрес Корнилова были справедливы» [66, с. 182].

Таким образом, схема изложения дискуссии в работе А.А. Смирнова остается той же, что и у Б.М. Теплова, А.В. Петровского и Е.А. Будиловой, только вводятся в оборот некоторые новые факты, работы, цитаты.

В заключение следует сказать о том, как дискуссия между Корниловым и Челпановым представлена в работах современных отечественных исследователей. Новые интересные подробности и оценки по интересующей нас проблеме содержатся в работах Г.М. Андреевой [3], А.Н. Ждан [19], [20], [21], [22], В.П. Зинченко [25], Т.Д. Марцинковской и М.Г. Ярошевского [39], А.А. Никольской [40], [41], А.В. Петровского и М.Г. Ярошевского [49], [50], И.Е. Сироткиной [63], Е.Е. Соколовой [69], В.В. Умрихина [74], [75], [76], М.Г. Ярошевского [86], [87], в коллективной монографии «Психологическая наука в России XX столетия» [52], в опубликованных архивных материалах и воспоминаниях [15], [27], [55], в материалах дискуссий по проблеме «психология и марксизм» [42], [53] и др. Однако, если не брать во внимание цикл наших исследований, специально посвященных содержательному аспекту дискуссии между К.Н. Корниловым и Г.И. Челпановым [7], [8], [9], [10], то следует констатировать, что с середины 80-х годов до настоящего времени ситуация с изучением дискуссии между Корниловым и Челпановым в содержательном плане изменилась незначительно; в то же время следует признать, что в оценочном плане практически у всех авторов перечисленных работ произошла радикальная смена установок прежде всего, как мы понимаем, в силу изменений в общих (теоретических, философских и идеологических) критериях оценки событий 20-х годов.

Наиболее важный сдвиг, произошедший в последнее десятилетие в схеме изложения и оценки дискуссии между Корниловым и Челпановым, заключается, судя по указанным работам, в отказе от тезиса о прямой связи между результатами дискуссии и увольнением Челпанова. При этом на основе новых данных (главным образом – архивных материалов) в современных работах подробно рассматривается прежде всего идеологическая составляющая дискуссии: раскрываются формы и средства идеологического контроля и давления, идеологическая атмосфера в стране в целом и в психологии в частности и т.д. В то же время собственно содержательный аспект дискуссии по-прежнему специально не анализируется. В лучшем случае исследователи рассматривают взгляды Челпанова и Корнилова по отдельности, не вникая в содержание дискуссионного диалога, не рассматривая взгляды Челпанова и Корнилова в динамике, взаимосвязи и взаимообусловленности. По-видимому, это можно объяснить тем, что, так же как и раньше, в советские времена тезис об идейном превосходстве Корнилова казался не требующим специальных доказательств, так и теперь стал столь же очевидным тезис о том, что Корнилов в условиях «нормальной науки» (т.е. не прибегая к вненаучным средствам) никогда не смог бы победить. Естественно, прямо противоположными стали и оценки событий 20-х годов (самого факта дискуссии, ее форм, средств и результатов, увольнения Г.И. Челпанова и т.д.).

Новые материалы по интересующей нас проблеме, которые мы находим в работах отечественных исследователей 90-х годов, в значительной степени уточняют и конкретизируют наше представление об К.Н. Корнилове и Г.И. Челпанове и дискуссии между ними. В общем и целом эти материалы, с нашей точки зрения, дают убедительное подтверждение тем результатам и выводам, к которым мы приходим в ходе анализа истории и историографии дискуссии.