Глава двадцать первая. УДАР ПО ДЛИННЫМ РУКАМ

В этот день Елена так и не уехала со стоянки близ Днепра. Когда Александр проснулся, Елена сказала, что жаждет остаться еще на ночь.

   — Я хочу посмотреть на восход солнца. Слышала я из предания, что великая княгиня Ольга поднималась на крепостные стены Киева, чтобы увидеть утреннюю зарю.

   — Если тебе нравятся днепровские рассветы и восход солнца, почему не остаться! Я не намерен тебе супротивничать и никуда не спешу. Кстати, мы устроим ночную рыбную ловлю. Говорят, в Днепре водятся чуть ли не саженные осетры. Не пойдешь ли с нами?

   — Это мужская справа, — ответила Елена.

Вскоре в стане взялись готовиться к рыбному лову.

День пролетел незаметно, а как стало смеркаться, придворные во главе с Александром потянулись к Днепру, где слуги уже приготовили снасти для лова рыбы.

В этот же час княгиня Елена позвала канцлера Сапегу и повелела:

   — Отправь ныне же в полночь гонца к могилевскому наместнику. Пусть предупредит Товтовила, что государь и государыня прибудут в город в день Святого Духа. И чтобы как в православных, так и в католических храмах шла служба при нашем приезде. Наместнику именем государя накажи никуда не отлучаться.

   — Исполнено будет, государыня, как сказано, — ответил Сапега и добавил как-то смущенно: — Конечно, если пан Товтовил окажется дома.

Елена бросила на Сапегу строгий взгляд:

   — Никаких уловок, канцлер, и гонца на том наставь. Пусть ищет Товтовила. Времени у него достаточно.

Покинув шатер великой княгини, канцлер отправился к отряду литовских воинов, которые были в его распоряжении для посыльной службы. Их оставалось одиннадцать. Четверо, как докладывал Сапега государю, куда-то таинственно исчезли.

Пока Сапега наставлял гонца, Елена вышла из шатра и прошла с Анной Русалкой к восточной опушке рощи. Там ее ждал князь Илья.

   — Государыня, что должен сказать наместнику наш гонец? — спросил он тихо. — Когда отбудет?

   — В полночь и уедет. Велено передать Товтовилу, чтобы в Духов день готовился к встрече государя и в храмах шла служба.

   — Таки будет, — ответил Илья и скрылся за деревьями.

Спустя каких-то полчаса покинул становище гонец Сапеги. Князь Илья знал его. Это был сильный и бесстрашный воин Виттен. В отличие от сказанного Еленой Илье, он услышал от Сапеги иное. Канцлер велел ему:

   — Скачи в Могилев к наместнику пану Товтовилу. Скажи ему, что на Духов день в город прибудет государыня и чтобы ей не было никакой торжественной встречи, в храмах не шла служба, горожане сидели сиднем дома, а вельможи уехали в свои имения. Все передай слово в слово и скажи, что сделать так надо по одной простой причине: государыня недомогает.

   — Запомнил, вельможный пан. А мне потом куда? — спросил Виттен.

   — Отправляйся в Вильно. Вот тебе деньги на прокорм. Явишься к епископу Войтеху и обо всем расскажешь. Понял?

   — Да, вельможный пан.

   — Тогда с Богом в путь. Да помни: сделаешь не так, не сносить тебе головы. Руки у нас длинные, достанем всюду.

Виттен был спокоен и надеялся, что с ним ничего не случится и повеление он выполнит. Он покинул лагерь и легкой рысью ушел в ночь.

Как только гонец скрылся на лесной дороге, следом за ним двинулись еще три воина. То были князь Илья и его верные ратники Глеб и Карп. На ноги их коней были надеты толстые холщовые чехлы, и бежали они бесшумно. Князь Илья не спешил догнать Виттена в пути и схватить его. Бывалый воин знал, что на рассвете наступает тот час, когда любой человек, будь он самый крепкий, после ночного бдения станет искать место, где бы хоть на несколько минут смежить глаза. Приходит неодолимое желание склонить голову. Привычный к седлу всадник может какое-то время подремать в седле, другому же нужно спуститься на землю и, привязав к себе коня, окунуться в спасительный или губительный сон. Этого часа и ждал Илья. Им, троим, было легче. На русских равнинных пространствах всадники умели отдыхать в седле, потому каждый найдет свое время вздремнуть. Короткая июньская ночь была теплая и темная. Илья отправил Карпа вперед, дабы держать Виттена под оком, сам продолжал путь с Глебом.

Все шло, как было задумано. Близился ранний рассвет, и когда восток заалел, появился Карп. Поравнявшись с Ильей, он доложил:

   — Княже Илья, наша дичь пошла в лежку.

   — Далеко ли она залегла? — спросил Илья.

   — Вовсе рядом. Купу берез увидим, туда и путь держать.

   — Вот и славно. Пора брать ту дичь в силок, — ответил князь.

Все той же бесшумной рысью Карп повел Илью и Глеба к «лежке».

Проскакали совсем недолго и увидели под купой берез Виттена. Всадники сразу же спешились и, ведя коней на поводу, крадучись, пошли вперед. Когда до Виттена оставалось полтора десятка шагов, его конь заржал. Но было уже поздно: Илья и Крап в мгновение одолели короткое пространство, Илья в прыжке упал рядом с Виттеном и выдернул из его ножен саблю. Виттен очнулся и бросился на Илью, но напоролся на острие клинка.

   — Что тебе надо? Я государев гонец! — крикнул Виттен.

   — Остынь, Виттен, остынь! Разве не видишь, что свои, — предупредил Илья.

   — Отдай саблю! — вновь крикнул Виттен.

   — Отдам, если утихомиришься и ответишь честно на мои вопросы.

   — Чья воля надо мной, что допрос учиняешь?

   — Государя и государыни.

   — И я их волю выполняю.

   — Их ли?

Илья смотрел в синие глаза Виттена и видел, что они бесхитростны, но тверды. Виттен обманывать и выкручиваться не должен, но то, о чем ему велено умолчать, сохранит любой ценой.

   — Кто тебя отправлял в путь?

   — Сам знаешь.

   — Знаю, но хочу услышать от тебя.

   — Чего же мне скрывать? Ясновельможный пан Сапега послал в Могилев к пану Товтовилу.

   — А что он велел тебе передать наместнику пану Товтовилу? — Илья заметил, как Виттен прищурил глаза, как изменилась их синь, будто льдом ее затянуло. — Ну, говори. В том тайны нет, потому как мне ведомо, с чем ты едешь.

   — Зачем же спрашиваешь, ежели знаешь? От меня не пытайся узнать, пан князь, с чем еду. То не моя тайна. Как же мне чужое кому-то отдать?

   — Но ведь мы с тобой оба служим государям. Нужно ли скрывать? Лучше по–доброму выкладывай.

   — И вельможный пан Сапега служит им, а велел же весть донести только до наместника. Вот и отпусти меня.

   — Нет, Виттен, по–твоему не будет.

Илья понял, что продолжать словесную перепалку — лишь трата времени, но и силой принудить Виттена не хотелось. Честный воин исполнял свой долг и не был врагом ему, князю Илье. Однако и Илье надо было выполнять волю государыни. Самый горячий из троих, Глеб, воскликнул:

   — Княже, что ты с ним цацкаешься! Давай мы его прижмем, и сразу откроется.

   — Охолонись, Глеб, — заметил Карп. — Князь знает свое дело.

   — Знаю, други, знаю. Только мы этого Виттена и его вельможу Сапегу на козе объедем. Ну-ка вставай! — приказал Илья Виттену.

   — Ну, встану. Чего ты от меня хочешь?

   — Говорю тебе: волею государыни я отлучаю тебя от дела. Иди на все четыре стороны, но в Могилеве не появляйся. Худо тебе будет, ежели тебя там застанем: в железо попадешь.

   — Но, пан–князь, ведь я на службе, — дрогнувшим голосом произнес Виттен. — С меня пан Сапега голову снимет.

   — Это уж его дело. А вот как явишься к государыне да покаешься, она и защитит и простит. Иди же. — И князь за плечо отстранил от себя Виттена.

   — Но мне нужен конь. Я без коня никуда не пойду.

   — Нет, воин Виттен, конь и сабля принадлежат государям, и потому я отбираю их у тебя. Давай сюда ножны, — приказал Илья.

Все для Виттена было так неожиданно, что он, сильный, находчивый воин, растерялся. Если бы ему угрожали, если бы вынудили защищаться, он бы постоял за себя, а тут все было так просто, что виделся лишь один праведный путь: ему надо было все рассказать князю Илье. Да, он выдаст пана Сапегу, но это будет честная игра. Ведь у него лично против государыни нет никакой вражды. Что с того, что она не католичка, она добрая и заботливая государыня–матушка. Однако Виттен не спешил открыться Илье, вспомнил, как предупреждал Сапега, говорил о длинных руках. И шевельнулся в груди страх, мелькнула мысль о том, что за спиной пана Сапеги стоят, может быть, более могучие люди, чем государыня. Не зря же его послали к самому епископу. «Ой, епископ да паны рады управляют паном Сапегой, — пронеслось в голове у Виттена, — и тогда, как только вернусь в Вильно, растопчут меня, как улитку».

Он еще колебался, не зная, что делать, а князь Илья велел Карпу взять коня Виттена на повод, Глебу отдал саблю и поднялся в седло. Глеб и Карп освободили коней от чехлов на ногах, тоже поднялись в седла, и все направились к дороге.

Виттен остался один. Он посмотрел на дорогу, ведущую в Рогачев, и туда, куда уезжали русы. В тот миг, когда они должны были скрыться за мысом леса, он во всю мочь побежал следом и истошным голосом закричал:

   — Стойте! Стойте! Подождите!

Илья услышал крик Виттена, но продолжал путь, пустив коня рысью. Виттен не был нужен ему. Но спустя минуту–другую здравый смысл, а может быть, жалость подсказали ему, что нет нужды гнать от себя литвина, тот уже не навредит государыне, и он решил остановиться. Вскоре Виттен догнал всадников. Ухватившись за седло Глеба, подняв умоляющие глаза, он попросил:

   — Возьмите меня с собой! Я еще послужу вам. Даю слово воина!

   — Скоро же ты одумался, — сказал Глеб. — Иди к князю, его и проси. Авось милость проявит.

   — Не прогоняй! Послужу честно! — выдохнул Виттен, подбежав к Илье. — Я не хочу потерять службу.

Илья подумал: «Ничего не случится, ежели он будет при нас».

   — Карп, отдай Виттену коня! — крикнул Илья.

   — Спасибо, князь, спасибо, — повторял Виттен, спеша к коню.

Следующая ночь застала ратников в пути. Они остановились утолить голод и подремать. Илья не поддался благодушию: дескать, теперь Виттену можно доверять — и велел воинам спать, сам же нес службу, охраняя их сон и размышляя о том, как вести себя у наместника. Он понимал, с какой целью добивалась Елена встреч с простыми россиянами, с князьями и боярами. Но как она будет говорить, если рядом с нею муж — государь великого Литовского княжества? И опять пришла мысль о храмах. Там разговор может быть вольным. От этой приятной мысли Илья расслабился. Сказалась и вторая ночь без сна: он начал дремать.

Ночное бдение Ильи уже близилось к концу, когда сон подкрался-таки к князю и он, стоя, прислонившись к могучей сосне, провалился в «черную яму». Сколько времени длилось небытие, Илья не мог сказать. Проснулся он оттого, что заржал конь. Открыв глаза, он увидел в предрассветной дымке, как Виттен вскочил в седло своего коня и с ходу помчался крупной рысью. Илья метнулся к своему коню, но, пока подтянул подпругу, пока отвязал, вскочил в седло, Виттена след простыл. Проснулись Глеб и Карп.

   — Что там? — переполошился Глеб, хватаясь за саблю.

   — Виттен сбежал! — крикнул Илья и поскакал за гонцом.

Князь и его воины мчались в сторону Могилева долго. Кони уже были взмылены, но никаких признаков того, что кто-то впереди уходил от погони, не было. Первым об этом прокричал Карп:

   — Княже, мы зря гоним! Нет свежих следов, нет!

   — И впрямь нет, — подтвердил Глеб, внимательно оглядев дорогу.

Илья осадил коня, повел его шагом, присматриваясь к пыльному полотну проселочной дороги, и признался в своей оплошности.

   — Надо же так опростоволоситься! Ну, не прощу я себе, что упустил татя! Ах, какой же подлый он оказался! — сокрушался Илья.

   — Доброта тебя подвела, княже. Скрутил бы руки-ноги на ночь, и вся недолга, — рассудил Глеб. — Да ныне о другом надо думать и печься. Как бы он нас не опередил и не напакостил в Могилеве.

   — О другом, — согласился Илья. — И верно то, чтобы он раньше нас к наместнику не добрался. Он может где-то лесом, знакомыми тропами уйти к Могилеву.

   — А доберется раньше, все извратит, и сами мы в татях окажемся, — посетовал Карп.

Илья и с Карпом согласился. Понял он, что попал впросак и дело осложнил. Теперь любым путем надо примчать к Товтовилу раньше, чем к нему явится Виттен. Здесь вся надежда была лишь на выносливость и быстроту коней. Илья знал, что у Виттена сильный закаленный конь, покрепче, чем у Карпа и Глеба, но слабее, чем у него. На своего жеребца Ястреба Илья мог положиться: не подведет. Все эти скорые размышления привели к тому, что он должен мчаться в Могилев один.

   — Вот что, други. Дабы не загубить ваших коней, я скачу в Могилев без вас. Вы поспешайте следом.

Глеб и Карп не могли перечить князю: знали, что он прав.

   — Смотри, княже, будь осторожен. Волк и из засады может напасть, — предупредил Глеб.

   — Да нет уж, второй раз оплошки не будет, — ответил Илья и, ударив коня плетью, помчался.

В тот же день, близко к полудню, князь Илья Ромодановский появился в Могилеве. Он въехал на городскую площадь, спросил пожилого дядьку, где дом ясновельможного пана Товтовила.

   — А вон палаццо того пана, — отозвался горожанин и показал на просторный деревянный дом с мезонином.

Приближаясь к подворью наместника, Илья подумал, что гонец Виттен не стал ему помехой. Оставив Ястреба у коновязи, князь поднялся на крыльцо, вошел в покои и, встретив слугу, сказал:

   — Передай ясновельможному пану Товтовилу, что явился гонец от государя и государыни.

   — Пан Товтовил при деле, и тревожить его нельзя. Ждать надо, — ответил слуга вовсе неучтивым тоном.

   — Иди, однако, потревожь своего пана, — строго произнес Илья, — не то я сам найду его и встряхну.

Слуга ушел с высоко поднятой головой. Очевидно, слова Ильи не произвели на него никакого впечатления, и князю пришлось ждать его возвращения довольно долго. Он уже устал расхаживать по прихожей, рассмотрел все воинские доспехи и оружие, коими была украшена одна из стен просторного покоя, вымерял десятки раз пол. Наконец, слуга появился с надменным лицом, повел князя за собой и через черный ход вывел его на двор. Там в просторной загородке Илья увидел пана Товтовила. Он сидел на березовом чурбаке и подстригал ножницами большую белую собаку. Остановившись возле загородки, Илья громко сказал:

   — Вельможный пан, я гонец от великого князя и великой княгини.

Товтовил поднялся. Это был человек–гора, его усы свисали ниже бороды, шапка курчавых с сединой волос спадала на широкие плечи, грудь колесом, саженный рост — ну есть медведь.

   — Что случилось в княжестве Литовском? Не в сечу ли зовут? — спросил он густым басом, покидая загородку.

   — В державе мир и покой, — ответил Илья.

   — С чем же примчал гонец?

   — Князь Илья Ромодановский, ваша светлость, — представился Илья. — Государь и государыня завтра утром прибывают в Могилев. Уведомите о том горожан и достойно встретьте их. И чтобы в храмах служили молебны.

Товтовил внимательно осмотрел князя своими маленькими, круглыми, черными глазками и, склонив голову набок, спросил:

   — А от панов рады у тебя есть слово? От графа Монивида?

   — Зачем ему быть? Пану наместнику должно знать, что слово и воля государя превыше всего.

   — Государевой воле я не перечу и воле рады встречь не иду. А вот тебе перечу. У великого князя нет русских гонцов. Я их всех в лицо знаю, а тебя нет. И разговору не будет.

   — Что же вы не верите моему слову, пан наместник? Сие негоже.

   — Не тебе знать, почему я не верю, московит. Я великой раде служу!

Илья понял, что рада уже сказала свое слово и наместникам не велено устраивать торжественные встречи государю и государыне. Такой наказ, заключил Илья, отдан во все восточные и юго–восточные земли Литовского княжества. Он не ошибся. Товтовил давно знал, что многие русские князья по правобережью Днепра, аж до Новгород–Северского и Чернигова — пытаются отойти от Литвы. Ведомо было Товтовилу, что удельный князь Черниговской земли Семен Можайский какой год рвется под крыло Москвы, что князь Василий Шемяка, сказывали, тайно собирает рать и готовится с боем отойти к Москве с Новгород–Северским княжеством и Рыльском. Князья Стародуба и Гомеля, Мосальска и Трубчевска стремятся под власть Ивана Васильевича. «Не восстанут ли и могилевские бояре против Литвы, как государыня–русачка приедет? » — задал себе вопрос Товтовил. Поскольку сей «медведь» был горазд на дерзкие поступки, он задумал придержать молодого князя в своих покоях. «Посидит в клуне, не убудет его, а мы тут распорядимся по–своему к приезду государя и государыни», — решил все по–своему наместник.

   — Ладно, — согласился Товтовил с Ильей. — Будет государям должная встреча. Идем же, княже, с подворья. Здесь жарко, душно, а в покоях я тебя квасом попотчую, мальвазией.

   — Не откажусь, ясновельможный пан, — ответил Илья.

Товтовил и Илья вошли в дом. Наместник повел князя какими-то темными коридорами, сенями, через переходы, сворачивал то направо, то налево, наконец, распахнул дверь в полутемную камору, где горели перед образом Девы Марии две лампады. Когда вошли в камору, Товтовил показал на скамью.

   — Ты присядь, княже, а я сейчас слугу кликну, питье–кушанье принесут.

С тем он и вышел. В тот же миг дверь захлопнулась и загремел железный засов. Илья метнулся к двери, толкнул ее плечом, но безуспешно: дубовая дверь не шелохнулась. Он понял, что его заманили в ловушку. Ругаясь, обзывая себя простаком, Илья принялся осматривать камору. Срубленная из толстых бревен, с потолком и полом из тяжелых плах, с маленьким, в две ладони, отдушиной в потолке, камора показалась Илье крепче железной клетки. Да так оно и было. Товтовил сооружал ее с расчетом, чтобы тот, кто оказывался в ней, не смог вырваться, а сгинуть мог. Под полом была подвальная клеть. Из нее в камору вел тайный лаз. В любое время через этот лаз могли проникнуть дворовые холопы Товтовила, расправиться с узником как угодно и унести его, куда им будет велено. Илья этого не знал и запасся терпением в надежде на то, что сможет вырваться из ловушки, благо при нем оставалась сабля.