Глава девятнадцатая. ПРИМИРЕНИЕ
После разговора с Иваном Сапегой Николай Радзивилл передумал влиять на Елену жесткими мерами, как того требовал государь. У него лишь на миг промелькнуло желание окружить становище воинами и заставить Елену следовать в Вильно. Он осудил себя за это побуждение, потому как увидел последствия такого шага. Елене ничего не стоило поднять на защиту своей чести полусотню своих ратников, и Радзивилл не был уверен, что его сотня одолеет русских. Да, их меньше наполовину, но такие воины, как у Елены в полусотне, способны выстоять против его сотни и даже укоротить ей руки. Поэтому Радзивилл после здравого размышления и совета Ивана Сапеги отправил гонца в Вильно с наказом просить государя приехать к Елене в Новогрудок.
— Умоляй его на коленях, если заупрямится, иди к канцлеру, — велел Николай гонцу.
Воин мчался в Вильно весь вечер и всю ночь и добрался до Нижнего замка на другой день. Однако попал он к великому князю не тотчас, как приказал гетман, а прежде побывал у канцлера Монивида. Причина была проста: он служил канцлеру, а не государю. Выслушав гонца, Монивид отправил его к великому князю:
— Иди и уведоми государя сам. В таких делах я ему не советник.
На самом деле прозорливый канцлер усмотрел в действиях великой княгини не простой каприз женщины, а нечто значительное, несущее угрозу великому Литовскому княжеству. Когда гонец покинул палаты канцлера, он сей же миг послал слуг к епископу Войтеху, графу Хребтовичу и гетману Гоштольцу. Он звал их на неотложный совет. В поступке Елены Монивид увидел бунт не только против супруга, но и всего великокняжеского двора. Он счел, что Александр должен немедленно отправить в Московию послов с заявлением о том, что подобное поведение Елены дает великому князю право на расторжение супружеских уз. Монивид знал, что не только он, но и все правительство Литовского князя тяготится брачной связью Александра с Еленой. Литва, по его мнению, была лишена свободы действий на восточных рубежах державы. Знал он также, что вольные гетманы и шляхтичи порубежных с Русью воеводств оказались лишенными возможности делать набеги на города и селения россиян. Знал Монивид и о том, что, совершая набеги, литовцы добывали богатые трофеи, уводили россиян в полон, потом продавали их в рабство. К тому же до Елены Монивида радовало то, что западные земли Руси жили в постоянном страхе перед Литвой.
Супружество Александра и Елены, заключение мирного договора в связи с этим брачным союзом положило конец набегам литовцев. В Литве нарастало недовольство великим князем и радой. По этой причине канцлер Монивид и многие вельможные паны в тот же день после отъезда Елены настаивали лишь на том, чтобы послать в Москву посольство с грамотой о расторжении брака. Горячее всех требовал того епископ Войтех. Узнав о том, что Елена покинула Вильно, он сразу пришел в покои великого князя и заявил:
— Сын мой, государь, тебе пора понять, что русская схизматичка никогда не будет верной супругой. Пусть она едет куда угодно, хоть в свою Московию, это только приближает твою свободу. А мы найдем тебе достойную государыню–католичку в Венгрии или в Германии.
Александр выслушал епископа молча, ни слова не произнеся в ответ. Перед его взором стояла гневная и гордая Елена. В этот час он был трезв и понимал, каким бесценным даром наградил его Всевышний, как прекрасна и умна его супруга. Никто из его придворных княгинь, графинь, гетманш не шел ни в какое сравнение с его царственно величавой Еленой.
Дворецкий барон Кориат, видя отрешенность государя, попытался вернуть его на «землю» и поставил перед ним поднос с серебряным кубком, наполненным крепким хмельным.
— Батюшка великий князь, душа твоя почернела от горя и негодования. Омой ее светлым медом. — Александр не замечал кубка. Кориат настаивал: — И лицом ты исподобился. Нельзя так, сердешный. Выпей и полегчает.
Лицо Александра потемнело, кулаки сжались. В какой раз он понял, что все его окружение желает лишь одного: чтобы он поскорее спился. Александр смахнул со стола кубок, стукнул кулаком и крикнул:
— Гетмана Радзивилла ко мне немедленно!
Дворецкий Кориат стрелой вылетел из покоя, и через несколько минут в него вошел Николай Радзивилл.
— Слушаю, мой государь, — произнес он.
— Повелеваю тебе взять сотню воинов и мчать следом за государыней. Останови ее и верни в Вильно! Христом Богом проси! Да бойся моего гнева, если не исполнишь повеления!
— Государь, я не обещаю, что сумею вернуть великую княгиню, — нашел в себе силы возразить гетман.
— Вернешь! Возьми две сотни воинов и не серди меня!
В покой следом за Радзивиллом вошли многие вельможи. Они смотрели на Александра удивленно. Никогда еще они не видели такого гневного и решительного государя. Епископ Войтех подошел к великому князю и осенил его крестом.
— Святая Дева Мария, сохрани разум моего сына в светлости! — воскликнул он.
— Оставь меня в покое, епископ Адальберт Табор. Успокаивай бесноватых. Мой разум ясен и здрав, резко сказал Александр.
Гетман Радзивилл понял, что великий князь не изменит своего решения. Отъезд Елены задел Александра за живое, она, как осознал гетман, оставила некий след в груди великого князя, и Радзивилл повиновался. Он увидел, что некоторые вельможи хотят ее возвращения, и сам склонился к такому же мнению.
— Исполню, мой государь, — ответил Радзивилл и откланялся.
Едва он скрылся за дверью, как Александр заявил:
— Всем вам говорю: да, государыня Елена схизматичка, да, она предана православию, но мне она любезна, и потому каждое сказанное вами гнусное слово о ней будет вам дорого стоить. А теперь идите и продолжайте трапезу, если еще не потеряли охоту.
С этими словами Александр ушел на половину Елены. Среди ее придворных он скоро почувствовал себя уютно, покойно. Казначей Федор Кулешин, встретивший его первым, без ложного подобострастия сказал:
— Государь–батюшка, матушки Елены нет. Она чуть свет укатила, и тебе, поди, важно знать, в какие земли поехала.
— Важно, Федор, — ответил Александр. — Господи, я просто глупо поступил, что не поехал с нею.
— И то верно. Да все обернется к лучшему. Вот я поведу тебя к квасному столу. Квас-то чудо, от белозерских монахов. Ты выпьешь квасу, а я поведаю тебе должное.
Кулешин привел Александра в малый покой, где на маленьких столах высились липовые бочата с белозерским квасом. Усадив Александра к столу, он наполнил золотистым напитком липовый же ковш, тут же поставил перед князем серебряный кубок, наполнил его, себе налил в липовую баклагу и проговорил:
— Райское питие, княже–батюшка. Испейте, не гнушаясь, и престольный праздник проглянет.
Александр уже забыл бурную трапезу со своими панами. Он смотрел на Кулешина, словно на близкого душевного человека, и все в дьяке нравилось ему: быстрые глаза с рыжинкой, как у белки, высокий лоб без единой морщинки, черная борода клином вперед, сам весь сухощавый, подвижный, говор певучий — все привлекало в Кулешине. Да знал князь, что у дьяка кремневый характер, и надежнее не было в Вильно человека, кто бы так строго, по–хозяйски держал в руках казну государыни. Многажды покушались на нее паны рады, и канцлер, и епископ, дабы растащить на «благотворительность», но эти деньги расходовались только на те нужды, которые укрепляли великокняжеское хозяйство. Пока у Елены не было доходов. Она не владела в Литве ни городами, ни садами, ни землями, хотя по брачному договору Александр давно должен был дать ей в правление города и вотчины. Каждый раз, когда он заводил о том разговор в раде, паны вставали на дыбы. Потому Елене не на что было надеяться в пополнении казны. Лишь благодаря бережливости дьяка Кулешина Елена со своими приближенными не знала нужды и даже помогала супругу.
Александр провел в покоях супруги полный день и пришел на другое утро, чтобы поговорить с Кулешиным и получить от него деньги, которые обещала выдать Елена. В этот час и примчал гонец от гетмана Радзивилла. Найдя государя в малой трапезной, он доложил:
— Мой государь, гетман Радзивилл велел передать вам, что государыня Елена не думает возвращаться в Вильно, но ждет вас под Новогрудком, на берегу Немана.
Александр принял весть спокойно. Ему Не показалось, что Елена над ним куражится. Он только осведомился:
— Почему же она не думает возвращаться, если я позвал ее?
— Сказано, что если государь приедет, то все узнает из первых уст. Иное мне неведомо.
У Александра, как он счел, были основания взорваться, хотя бы по той причине, что супруга вовсе не считалась с его мнением и желанием. Здесь, однако, Александр лишь горько усмехнулся: не было у него ни личного мнения, ни желания. Он велел гонцу идти в поварню:
— Там тебя накормят.
И князь тут же позвал Кулешина и спросил:
— Скажи, мудрый человек, что мне делать?
— Не ведаю, государь, что тебе сказал сеунщик, но советую одно: догнать государыню и проехать с нею по державе, как она того желает. И желание матушки Елены здравое.
— А что из этого выйдет? Да и пристало ли мне повиноваться капризу супруги.
— О государь, это не каприз, но сердечная просьба. Я не мастак прорицать будущее, но скажу: сия поездка по державе будет памятна тебе на всю жизнь.
Александр внял совету мудрого мужа. Явившись на свою половину, он велел дворецкому Кориату приготовить экипаж, свиту и все прочее в расчете на долгий путь.
— Да придворных чтобы не было со мной. Видеть никого не хочу. И хмельного в каретах чтобы и духу не было, — заявил Александр.
А через два дня великий князь нашел Елену на том же высоком берегу Немана. Вначале государь наткнулся на стоянку гетмана Радзивилл а, который, едва увидев Александра, сказал:
— Ты, государь, отпусти меня в Вильно. Твое слово не доходит через меня до великой княгини.
Александр при таком признании гетмана улыбнулся. Ему было приятно услышать, что Елена сильна независимостью.
— Отпускаю. Возвращайся в Вильно.
«Господи, как было бы хорошо, будь Елена католичкой. Встали бы мы скалой над панами рады, и с епископом у нас не было бы свары. Вразуми ее, Всевышний!» — взмолился великий князь.
Елена встретила Александра тепло. Она вышла из шатра навстречу ему, позволила поцеловать себя.
— Спасибо, мой государь, что отозвался на зов. Надеюсь, мы вместе продолжим путь.
Елена заметила, что за минувшие дни, как они расстались, в Александре произошли перемены в лучшую сторону. Что повлияло на это, Елена догадывалась. Похоже, что ее отъезд в чем-то его поколебал, и он без нее не прикасался к хмельному. «Дай-то Бог, чтобы и дольше держался», — подумала Елена.
Александр тем временем соображал, что ему делать. Из сказанного Еленой он понял, что она не намерена возвращаться в Вильно. Но куда она держит путь? И нужно ли ему сопровождать ее? Эти вопросы поставили князя в тупик. Ему хотелось ясности.
— Моя государыня, я готов следовать за тобой. Но ради чего поездка? — спросил Александр.
Он взял Елену за локоть и повел к крутому берегу реки. Заречные дали его тоже привлекли.
— Там, за рекой, все так прекрасно. Почему бы нам с тобой не совершить путешествие по державе? — спросила Елена, но мысли ее были заняты другим.
— Но зачем?
Княгиня понимала, что Александр должен знать цель поездки, если она хочет, чтобы они отправились в дальнейший путь вместе. Однако она не могла ему сказать об истинной цели, которую вынашивала с первых дней пребывания в Литве. Как он посмотрит на то, что ее поездка — это жажда встреч с россиянами. И чем больше будет этих встреч, тем лучше. Она желает разговаривать с ними о Руси, о вере отцов. Не случайно же с нею ехал исповедник отец Фома, отец справедливый, знающий слова, которые западут в душу каждого россиянина. Потерпит ли великий князь ее поведение, если она будет говорить русичам, что им пора возвращаться под крыло родного отечества, где их никто не принудит принимать католичество, не заставит учить чужую речь? Конечно же, Александр воспротивится и приложит все силы, чтобы прервать подобный вояж. Как поступить, чтобы ее поездка была удачной, она теперь не знала. Елена смотрела на заречные дали, которые действовали на нее притягательно. Там уже лежали земли Черной Руси — исконная вотчина полоцких князей. Это были земли князя Рогволда, отца отважной великой княгини Рогнеды, жены великого князя Владимира Святого. Елена отвела взгляд от милой сердцу картины и посмотрела на Александра. Он ждал ее ответа.
— Я хочу увидеть державу, в которой ты царствуешь. Хочу, чтобы наши подданные видели своих государей, знали их в лицо. Так испокон века поступают великие русские князья. Это ведь очень важно, чтобы наши дети знали своих отцов, а мы их. Что ты на это скажешь?
В странном положении оказался Александр. Он никогда не задумывался над подобными вопросами. Ему было безразлично, что о нем говорил народ, лишь бы исправно платили налоги, дани. Но, почувствовав доброе отношение к нему Елены, Александр с готовностью ответил:
— Это будет лучшая моя поездка.
Елена стояла перед ним, освещенная ласковым утренним солнцем. На ней был легкий сарафан из персидского шелка, облегавший ее стройную фигуру. Лицо ее было прекрасно. Сердце Александра впервые забилось от волнения.
— Я поеду с тобой хоть на край света. А уж до рубежей нашей земли — обязательно.
Елена звонко рассмеялась. Ей стало весело, легко. Она дотронулась до руки Александра и душевно сказала:
— Спасибо, мой государь. Ты, поди, голодный. Сейчас будет трапеза, а потом — в путь.
— О, как давно я не дышал так свободно и вольно, как здесь, как рядом с тобой! — с жаром произнес Александр и бок о бок с Еленой пошел в шатер.
Спустя какой-то час гетман Радзивилл с сотней воинов ускакал в Вильно. Он пришел в замешательство, потому как не предполагал подобного развития событий. Он был уверен, что государь заставит Елену вернуться в столицу, но все получилось наоборот. От Елены явился канцлер Сапега и сказал так, что гетман уловил в том насмешку:
- Ты, вельможный пан, поезжай в город и доложи графу Владу, что исполнил свой долг.
— О каком долге смеешь говорить, жалкий холоп?! — гневно воскликнул гетман. — Великая княгиня выставила меня на посмешище. И не приведи Господь показаться мне в раде. Ну, ничего, это ей даром не пройдет, — не мог погасить пожар обиды гетман.
Николай Радзивилл приказал седлать коней и вскоре покинул лагерь, где и впрямь над ним позабавились. В пути он чуть было не загнал своего любимого коня, но до самого Вильно так и не пришел в себя. При встрече с канцлером, епископом и князьями Друцкими он бушевал:
— По вашей воля я очутился в роли шута! — Все пожали плечами, но он еще более распалился: — Да–да, я слышал, как князь и княгиня смеялись надо мной! А в дополнение всего меня погладили по головке и сказали, что я с честью выполнил свой долг. Ответьте же, мудрые, о каком долге идет речь? — потребовал гетман.
— Сын мой, вельможный пан Николай, не ищи виновных в том, что ты опростоволосился. Тебе было велено вернуть россиянку, а ты поспособствовал схизматичке Елене продолжить путь. Она теперь скачет в Слоним или в Могилев. Как же ей, сын мой, не похвалить тебя? И, по нашему мнению, ты совершил большую ошибку, что призвал государя следовать за Еленой. Сие непростительно, — произнес епископ Войтех.
— Вот как! — удивился Радзивилл. — Но как я мог остановить князя? Уж не силой ли?
— Именно так, силою сотни воинов и рады тоже, — заявил канцлер Монивид. — Рада должна знать цель поездки государей. А кто о ней уведомит нас? И это нарушение державного закона.
Трудно сказать, чем бы завершилась словесная баталия, если бы гетман не сделал шаг навстречу вельможам.
— Так что мне надо сделать, дабы обелить себя?
— Сын мой, не ты один виновен в государственном неустройстве, в том, что великий князь отбивается от рук отцов отечества, — вновь повел речь епископ Войтех. — И раде, и нам, служителям церкви, давно пора потребовать от государыни принятия нашей веры. Железной рукой нужно заставить схизматичку склонить голову пред римской церковью, и тогда великий князь будет полным господином над своей супругой. Наконец позаботится о наследнике престола. А мы, рада и церковь, будем управлять державой в согласии с государями. Теперь же, когда великая княгиня шествует по бывшим российским землям и говорит народу о Московии, тысячи холопов, смердов, горожан потянутся к ней. Они побросают дома, пашни и пойдут следом за государыней. Великий князь не сумеет помешать ей ни в чем. Она сильнее его. Да–да, сильнее, — жестко утверждал епископ, — и все это грозит развалом великой Литвы. А посему повелеваю вам именем папы римского слать вслед за великой княгиней преданных служилых людей, дабы уведомляли нас о ее действиях и словесах, кои понесет она народу. И надо всячески ей препятствовать. Ужасами преграждать ей путь. Никакие меры против схизматички церковь не осудит. Помните, мы служим державе и Господу Богу. С тем и благословляю.
Канцлер Монивид поддержал епископа Войтеха:
— Надеюсь, все вы поняли, чем чревата поездка Елены по русским городам и княжествам. Правильно говорит наш духовный отец, что едва народ уразумеет свою государыню, как ополчится на католических священников, на чернецов–бернардинцев, кои исполняют волю понтифика христианства Александра VI.
Голос Монивида звучал так же властно и убедительно, как и голос епископа Войтеха.
Гетманы, князья и другие вельможи слушали епископа и канцлера с подобострастием. Многие побаивались их и ни в чем не шли наперекор. Но еще больше боялись вельможи длинных рук наместника Иисуса Христа на земле. Все они дрожали перед именем папы римского Александра VI. Он был родом из Валенсии, испанец, человек сурового нрава. Он требовал от примасов католических церквей, чтобы они добивались в своих владениях господства только одной веры — католической. Виленский епископ Адальберт Войтех исполнял волю римского папы ревностно и многого достиг на пути торжества латинства в великом княжестве. Даже смоленский владыка православия митрополит Иосиф Болгаринович, также нареченный митрополитом Киевским и всея Руси — вопреки воле Москвы, — преклонил колени перед Адальбертом Войтехом.
В те дни подьячий Федор Шестка писал из Смоленска государю Ивану Васильевичу: «Здесь у нас, господине, произошла великая смута между латинами и нашим христианством. В нашего владыку смоленского дьявол вселился, он восстал на православную веру».
Едва завершив наставления вельможам, епископ Войтех воспылал жаждой осуществить свое главное намерение и сказал Монивиду:
— Теперь, сын мой, у нас с тобой одна забота: направь от имени рады гонцов во все города, что на пути государей, с единственным наказом наместникам земель и приорам церквей: никаких торжественных встреч странствующим по державе без цели государю и государыне.
— Святой отец, я так и поступлю, ибо полностью согласен с тобой, — ответил канцлер Монивид.
Позже все так и было. Воля епископа Войтеха долго оставалась нерушимой. Уже в городе Слуцке, куда Александр и Елена приехали после посещения Слонима, им не оказали должной встречи. Они въехали в город под мерный погребальный звон колокола.
— Надо же, как неприятно нас встречают, — промолвил в недоумении Александр.
— Этого надо было ожидать, мой государь. Нас опередили в движении виленские недоброжелатели, — ответила Елена.
И впрямь было странно видеть пустой город. Улицы Слуцка словно вымерли, лишь кое–где стояли кучки любопытных баб. Ни Елена, ни Александр не понимали, что происходит: ведь великий князь уведомил наместника Слуцка о своем приезде.
Но пустынный Слуцк ненадолго нарушил умиротворенное душевное состояние Елены и Александра. Они были поглощены собой. Еще на высоком берегу Немана великий князь почувствовал неодолимую тягу к супруге. Он казнил себя за то, что более года не замечал, что его супруга редкая женщина, что красота ее с каждым днем становится загадочнее и притягательнее. Под Слонимом они уже спали в одном шатре, а в другую ночь, которая застала их на полпути к Слуцку, — в одной постели. В эти ночные часы, спустя больше года, они провели первую брачную ночь. Елена была полна сознанием того, что добросовестно исполнила свой супружеский и державный долг, дала возможность Александру позаботиться о наследнике престола. Сам Александр ликовал, хотя и сдерживал свои чувства, потому как видел сдержанность супруги. Однако вскоре они прорвались.
— Я люблю тебя, моя государыня, — шептал он, — ты прекрасна, и все у нас будет хорошо, потому как питаю надежду на то, что ты простишь меня за минувшее равнодушие к тебе.
— Не казни себя, мой государь. В том мало твоей вины, — отвечала Елена. — А малую вину я прощаю.
— Но как же не казнить, государыня! Помню, когда впервые увидел тебя в тот миг, как ты вышла из кареты, я подумал, что на землю сошел ангел света. И вот уже год ты пребываешь под моей тиранией. Разве сие не вина? Я должен благодарить Господа Бога за то, что он наградил тебя ангельским терпением.
Елена знала все причины, кои привели к тому, что между ними возникла, казалось бы, непреодолимая пропасть. Да, Александр виноват в том, что произошло, но не настолько, чтобы жестоко казнить себя. Его подтолкнули к неблаговидному поведению вельможи, канцлер, епископ, церковь вкупе с ними. Они не хотели, чтобы между государем и его супругой царили мир и согласие, они не желали сильного и властного великого князя. Потому, пользуясь его природным мягкосердечием, его безвольным нравом, они превратили Александра в куклу, которую по своему разумению дергали за веревочки, создавая видимость его правления. Они заботливо спаивали его на «веселых» пирушках, постепенно лишая царственного облика. Все это Елена порывалась сказать Александру, но каждый раз гасила свое желание, зная, что Александр еще не способен на разрыв с вельможными панами и гетманами. Они в его жизни занимали пока главное место, и потому любые действия против них Александр встретил бы болезненно. Оттого Елена обошла все «острые углы» и с теплотой в голосе сказала:
- Понимай, мой государь, так: я еще молода и дала тебе повод быть ко мне равнодушной. Теперь все позади, и я верю в твои сердечные чувства ко мне.
— Спасибо, моя государыня. Я прощен, и это радует меня до глубины души. И я хочу, чтобы поездка наша была долгой.
Той порой поезд великого князя и его супруги неторопливо продвигался на юго–восток, приближаясь к Чернигово–Северской земле. Всюду простиралась истинно Киевская Русь — материнская колыбель великой русской державы, отторгнутая в час народного бедствия. Так размышляла Елена, проезжая через русские селения. Ее состояние становилось болезненным. Еще в первые дни на пути от Вильно, когда Елена беседовала с добрым человеком Миколой Ангеловым, она представляла себе поездку по–иному. Она хотела останавливаться в каждом городе, в каждом малом селении и всюду бросать зерна, из которых прорастала бы жажда возвращения на родину. Но с первых же дней поездки по русским землям Литовского княжества Елена поняла, что ей не дано исполнить свое желание, какое вынашивала она с появления в Литве. Знала она, что ее намерения разгаданы и кто-то противодействует ей, понимала, что тот, кто стоит во главе сил, направленных против нее, сидит в Вильно. Но среди придворных у нее не могло быть человека, который ведал бы о ее замыслах и предавал ее епископу, канцлеру, раде, считала Елена. И уж, конечно, это не мог быть великий князь — он тоже не знал ее побуждений. Здраво поразмыслив, Елена отказалась от тщетных поисков противников: ей было известно, что в Вильно их много и у них длинные руки. Она продолжала путь, наслаждаясь свободным дыханием воздуха, приносимого ветрами из бескрайних просторов русской земли.
Миновало три недели совместного путешествия Елены и Александра. За это время Александр преобразился и забыл, что главной отрадой его жизни были хмельные меды да крепкие вина. Его лицо посвежело, морщины разгладились. Он стал подвижен и быстр, легко поднимался в седло и иной раз с утра до вечера не сходил с коня, не зная усталости. Он забыл о политике, о вере, об управлении государством. У него наступил запоздалый, но не потерявший прелести медовый месяц.
— Я помолодел, моя государыня, будто двадцать лет сбросил! — восклицал Александр.
— И во благо. У тебя впереди много забот, и молодые силы тебе нужны, — отвечала Елена и поднималась по утрам в седло вместе с ним.
Они ехали рядом, проводили время в беседах, любовались природой. Елена, как могла, старалась быть с супругом если не любящей, то внимательной и заботливой. Приняв такую личину, княгиня не изменила своей девической любви. Князь Илья поддерживал в ней это состояние. Елена встречалась с Ильей несколько раз в день и не видела в его глазах ни отчуждения, ни осуждения. Ей казалось, что мужественный и терпеливый князь Илья знал нечто такое, что питало его веру в неиссякаемость их любви, в то, что их время еще наступит. Елена смотрела на Илью с удивлением и немым вопросом: «Ведаешь ли ты, Илюша, что мы с Александром в истинном супружестве? »
Он же в ответ только жмурил глаза в пушистых ресницах да прятал в усах и в бороде загадочную улыбку.
