Молодежь ушла в комнату Андрея и занялась фантами.

— Вы — Ундина, — лепетал Тегерсен Агнии, восторженно глядя на белокурые волосы девушки, не замечая иронических взглядов гостей.

«Совсем ошалел датчанин от сестры», — подумал Андрей и хитровато сказал соседу:

— Воскобойников, уведи девушек на танцы…

— Сейчас я с ним устрою шутку, — подмигнул весело гимназист. Через несколько минут, пошептавшись с Никодимом и помаячив с глухонемым Стафием на кухне, он вернулся с большим подносом, на котором стоял пузатый графин водки и два бокала. Следом вошел Елеонский.

— Господа, в день бракосочетания Сергея Никитича с уважаемой Дарьей Петровной я считаю долгом чокнуться с дорогим гостем Мартином Ивановичем Тегерсеном! — обратился расстрига к присутствующим. Налив бокалы, он поднес один датчанину. Агния с подругами вышла.

— Теперь, господа, я предлагаю тост за процветание фирмы «Брюль и Тегерсен», компаньоном которой имеет честь состоять наш уважаемый Никита Захарович! — Налив второй бокал, Никодим снова подал его Тегерсену.

Тегерсен выпил и долго нюхал взятую со стола хлебную корочку.

— Третий бокал я предлагаю выпить за здоровье всеми уважаемой нами Василисы Терентьевны, — не давая передышки Тегерсену, Никодим налил вина и вновь подал его гостю.

Мартин Иванович сделал протестующее движение рукой, но бокал выпил и раскрыл рот, как рыба, выброшенная на берег.

Елеонский скосил глаза на графин и перевел глаза на Воскобойникова. Вскоре тот вернулся со вторым графином.

— Предлагаю выпить за здоровье юной хозяйки.

— За Ундин? С утофольствием! — захмелевший Тегерсен храбро выпил и четвертый бокал. Покачнувшись, опустился на стул и, откинув голову, уставился осоловевшими глазами на потолок. — Ми феликий народ, ми тринадцатый фек владел Англия, Норвегия и Швеция, — усы датчанина затопорщились. — Мой предок был северный фоин. Мы ошшень храбри… — Не закончив речь, он свалился и пополз на четвереньках под стол. Молодежь закатилась смехом. Запыхавшись от танцев, в комнату вбежала Агния и, повертев хорошеньким носиком, выскочила, как ошпаренная. Свадебное пиршество продолжалось пять дней.

Андрей едва нашел время поговорить с братом.

— Ты, кажется, зимой заканчиваешь училище? — спросил тот.

— Да.

— Я говорил уже с отцом. Он думает направить тебя в Зауральск.

— Мало ли что он думает. У меня свои планы на будущее, — хмуро произнес Андрей.

— Что ты намерен делать?

— Посмотрю, — уклончиво ответил Андрей. Сергей резко сказал:

— Нам с отцом не хочется, чтобы ты водил компанию с ссыльными!

— Это мое дело, — сдержанно ответил Андрей.

— Но ты забываешь, что интересы нашего дома…

— Повторяю, это мое дело. Я отдаю отчет в своих поступках и прошу не указывать, где и с кем я должен быть.

— Но ведь это кладет пятно на нашу фирму?

— Меня не касается, — отмахнулся Андрей.

— Как не касается? — Сергей в упор посмотрел на брата.

— Очень просто. У вас с отцом одни взгляды на жизнь, у меня другие.

— Ты что, намерен совсем отойти от дела?

— Да, — твердо заявил Андрей.

— Окончательно перекинулся к социалистам? — Выдержав паузу, Сергей отчеканил:

— Мы тебе не позволим якшаться с людьми, у которых за душой нет ничего.

Андрей усмехнулся.

— Если ты хочешь знать, они богаче нас с тобой: у них будущее, а вы с отцом его не имеете. Впрочем, ты не поймешь!

— Однако дешево ты меня ценишь! Как бы не ошибся! — зловеще произнес Сергей.

— Не беспокойся, не ошибусь. Говорить с тобой о законах развития общества — значит переливать из пустого в порожнее.

Чувство отчужденности к брату овладело им. Сухо простившись, Андрей вышел.

Утром он был уже на Кочердыкской дороге. Завернувшись потеплее в тулуп, отдался воспоминаниям о первой встрече с Христиной. Как-то, гостя в Челябинске у товарища, он попал на выпускной вечер в женской гимназии. Во время торжественной части объявили имя выпускницы для получения золотой медали, к столу подошла девушка среднего роста, со смуглым лицом, умными карими глазами. Сделав легкий реверанс сидевшим за столом, она вернулась на место. Андрей пригласил ее на кадриль. Усталые, они вышли в тенистый сад гимназии и, сев на скамейку, разговорились. Христина Ростовцева, так звали девушку, собиралась ехать на работу в школу в станицу Кочердыкскую, где жили ее старики.

Юноша предложил ехать вместе через Марамыш. Выйдя из вагона на маленькой станции, они наняли ямщика.

Проводя летние каникулы на мельнице отца, недалеко от станицы, Андрей встречался с Христиной часто. Эти отрадные дни оставили в его душе радостное, волнующее чувство. И теперь, изредка бросая взгляды на заснеженные поля, березовые рощи, покрытые куржаком, на медленно плывущие облака, он думал о встрече с девушкой.

В станицу Андрей приехал поздним вечером. Потонувшая в снегу, она казалась вымершей. Лишь в редких избах светились слабые огоньки да кое-где глухо тявкали собаки.

На стук вышел отец девушки и, узнав Андрея, торопливо открыл ворота.

— Милости просим! Давненько не были, — сказал он, помогая обметать снег с тулупа. Фирсова. — Пойдем в избу.

Христина с матерью пили чай. Девушка порывисто выскочила из-за стола.

— Андрюша!

После шумных свадебных дней в Марамыше с беспробудным пьянством гостей, бесшабашной гонкой на лошадях, Андрей почувствовал душевное спокойствие, которого ему недоставало в последнее время.

За чаем рассказал семенные новости. Принимая стакан от Христины, коснулся ее пальцев и на миг задержал их в своей руке. Лицо девушки покрылось румянцем. Взглянув на родителей, она погрозила Андрею пальцем. Тот улыбнулся и долго не спускал глаз с любимого лица.

После чая Христина увела гостя в горенку, плотно прикрыла дверь и, подойдя к нему ближе, протянула руки.

Андрей порывисто обнял ее и прошептал:

— Ждала?

До околицы его провожала Христина. За ночь подморозило, и снег под полозьями кошевки пел однообразную песню.

Они не заметили, как промелькнул ближайший лесок и открылась ровная многоверстная равнина. Прислонившись головой к плечу Андрея, девушка задумчиво слушала звон колокольцев.