Глава седьмая
В 9.50 над блокпостом ополчения взвилось белое полотнище. Сделали флаг из старой простыни. Практически тут же белый флаг поднялся на флагштоке украинского блокпоста.
В 10.00 от шоссе Лакино – Кряж по дороге, ведущей в Горцевск, начал движение офицер в натовской полевой форме. Одновременно, обойдя бетонные блоки, навстречу пошел капитан Середин.
Шли офицеры быстро.
Солдаты, занявшие позиции обороны с той и другой стороны, внимательно следили за обстановкой. За Серединым из КНП наблюдал старший лейтенант Иванов, так до конца и не понявший, что заставило командира запросить встречи с новым начальником вражеского блокпоста. Но встречу разрешил комбат. Не за ликвидацию же ночью снайпера пошел Середин извиняться перед хохлами? Но не стоит ломать голову, решил Иванов, надеясь получить разъяснения по возвращении командира.
На КНП украинского блокпоста заместитель начальника, бросая взгляды в амбразуру, из которой был виден Шрамко, отправил связиста в окопы, сам же сел за радиостанцию, вызвал майора Кучеренко, офицера СБУ, курировавшего механизированную бригаду, агентом которой являлся лейтенант Щербина:
– Кучер! Я – Гном!
– Слушаю! – ответил Кучеренко.
– Новый командир пошел на встречу с начальником блокпоста сепаратистов.
– Что? – воскликнул Кучеренко. – На встречу? Что за встреча? Кто разрешил? Почему о намерениях капитана Шрамко я ничего не знал, какого черта ты там делаешь, Гном?
Выслушав его гневную тираду, лейтенант ответил:
– Во-первых, встречу запросил начальник вражеского блокпоста, ночью их снайперы подстрелили одного нашего.
– Я в курсе этого.
– Во-вторых, начальник вражеского поста связался со Шрамко, когда меня не было на КНП. Поэтому, ничего не зная сам, я не мог предупредить вас. Если же вы считаете, что я ничего не делаю, то отправьте меня в тыл.
– Ты не того, Гном?! Гонор-то не показывай, а то я быстро собью его. Смотри за встречей, я выезжаю к вам. Если Шрамко вернется раньше, пусть ждет на КНП, понял?
– Так точно!
– Подразделение поднято по боевой тревоге?
– Так точно!
– Все! Развели бардак, переговоры устроили, переговорщики…
Майор Кучеренко бросил трубку, позвонил командиру бригады полковнику Ляху:
– Степан Евдокимович, я выезжаю на шестой блокпост, заодно посмотрю весь участок обороны в районе поста.
– Что за необходимость, Тарас Матвеевич?
– Дисциплина в бригаде слабовата, пан полковник.
– В чем дело?
– В том, что ваши офицеры, назначаемые на блокпосты, самовольно принимают решения о переговорах с сепаратистами. Более того, организуют эти переговоры, не считая нужным спрашивать об этом разрешения у вышестоящего командования.
– О ком вы говорите, Тарас Матвеевич?
– О капитане Шрамко. В настоящий момент у него встреча с командиром вражеского поста.
– Я разберусь, – взревел полковник, – так разберусь, что Шрамко с комбатом пойдут под трибунал!
– Нет, Степан Евдокимович. Теперь делать ничего не надо. Теперь работать буду я. А вот офицеров бригады, привлекаемых для несения службы на постах, следует строго проинструктировать.
– Обязательно проинструктирую.
– Выезжаю на шестой блокпост.
– Мне готовить замену Шрамко?
– Не надо. Я же сказал, теперь работать и с ним, и с бойцами шестого блокпоста буду лично я.
– Ясно. Возьмите охранение.
– Как-нибудь обойдусь. У нас же перемирие?! – На слове «перемирие» офицер СБУ усмехнулся.
– Тарас Матвеевич?! Вы бы не сообщали наверх о данном случае, – попросил комбриг. – Знаете ли, не хочется лишних неприятностей.
– Понимаю, не беспокойтесь, никому ничего я сообщать не буду.
– Благодарю, я у вас в долгу.
– Заметьте, это сказали вы, пан полковник.
– Что сказано, то сказано. Я за свои слова отвечаю.
– А как же насчет «котла»?
Полгода назад бригада Ляха попала в окружение. Полковник в то время находился в Киеве. И там обещал лично президенту, что выведет соединение из «котла», более того, проведя перегруппировку, нанесет сепаратистам сокрушительное поражение. В итоге бригада была полностью разгромлена. Большая часть техники и сотни пленных оказались в руках ополченцев. Но президент запомнил Ляха, пожурил его и назначил командовать другим соединением.
– Как говорится, Тарас Матвеевич, кто старое помянет… Тогда я просто не успел прибыть в штаб…
– Благодарите Бога, что не успели, – перебил полковника Кучеренко, – а то вместе со штабом оказались бы в плену у сепаратистов. Ладно, закроем эту тему. До связи, Степан Евдокимович.
– До связи!
Офицеры приближались к центру дороги, где через все полотно была проведена жирная белая полоса.
Первым дошел Середин, встал, широко расставив ноги. Когда подошел Шрамко, Роман спросил:
– Поздороваемся?
Дмитрий протянул руку.
Середин пожал ее и, усмехнувшись, заметил:
– Значит, Шрам, нашел себе спокойную должность в военкомате? А сюда в командировку послали?
– Я, Рома, у себя на родине, а вот тебя каким ветром сюда занесло?
– Ты и я на родине. Вот только, оказывается, родина у нас как бы одна, а страны разные.
– Как дед?
– Нет больше деда, Дима. Ваша гребаная артиллерия ночью ударила по Сертаку, один снаряд попал прямо в комнату, где находился дед. Я его потом по кускам собирал и куски клал в гроб, чтобы похоронить по-человечески.
– Это война, Рома.
– Согласен. Если бы обстреливали наши позиции, а снаряд САУ случайно попал бы в дом, это еще понятно, но ведь позиций ополчения в том районе никогда не было, ваша артиллерия вела огонь по сугубо мирным целям, и корректировщик огня, да и командир огневого взвода или батареи не знать об этом не могли. А вообще, скажу тебе, Дима, суки вы!
– Я не стреляю по мирным объектам.
– Но ты служишь тем, кто отдает приказы убивать женщин, стариков и детей!
– Ну, вы тоже не ангелы. Сколько наших в «котлах» положили, скольких накрыли огнем, когда они пытались вырваться из окружения? А ведь это те же недавние мирные жители, пацаны желторотые. Ты позвал меня затем, чтобы прочитать нотацию?
– Нет, Диман, посмотреть тебе в глаза и понять, как ты, с которым мы воевали вместе, сейчас готов стрелять в меня.
– Намекаешь на то, что я должен тебе за бой на плато у Марты?
– Ни на что я не намекаю. У меня к тебе, как к командиру подразделения, против которого стоим мы, действительно есть предложение.
– Говори, послушаю!
– Предлагаю прекратить использовать снайперов. Потери в результате их работы неоправданны и бессмысленны.
Шрамко достал из кармана пачку сигарет:
– Будешь?
– У меня свои, но ты больше резких движений не делай. Мои могут не так понять, хотя я запретил им открывать огонь, что бы здесь ни происходило.
– Вчера ваш снайпер завалил моего, – прикурив сигарету, заговорил Шрамко. – Сегодня ты предлагаешь прекратить снайперские дуэли. Почему же вчера не проявил инициативу и не запретил выход стрелков на позиции?
– Потому что тогда твои снайперы расстреляли бы мой выносной пост. Нашим стрелкам запрещено стрелять по другим целям, кроме снайперов, вашим же дана свобода выбора цели. Но это все слова, как насчет моего предложения?
– Хорошо. Согласен, – кивнул Дмитрий. – С сегодняшнего дня снайперов на охоту не выводим. Доволен?
– Вот одолжения не надо, Дима.
– Это не одолжение. Я принимаю твое вполне разумное предложение.
– Как сам?
– Мы и так задержались. Здесь не особо удобное место для душевного разговора.
– Можем встретиться и без свидетелей.
– Где?
– Ты, как вернешься, разверни карту и посмотри на русло реки. Параллельно этой дороге на юге за рекой увидишь обозначение деревни Гала. Люди оттуда ушли, большая часть зданий разрушена. Вдоль северного берега обозначен пунктир грунтовой дороги. Это старая дорога от Горцевска до Лакино. Примерно в двухстах тридцати метрах от восточной линии буферной зоны есть брод. Выйти к нему можно по береговой линии, под обрывами. Там, где брод, обрывы сходят вниз к оврагу. Это очень удобное место, чтобы поговорить.
– На карте обозначен брод?
– Да! Гальский брод. По крайней мере, на моей обозначен, но я тебе и так все подробно рассказал.
– Когда предлагаешь встречу?
– Сегодня уже не стоит, а вот завтра в ночь, часа так в два, вполне можно. Придешь?
– Приду.
– На подходе используем сигналы фонариком, как в училище. Не забыл еще?
– Нет! Запомни мой сотовый.
– Кстати, и ты мой запомни.
Офицеры обменялись мобильными номерами. Сотовая связь в прифронтовой зоне являлась самой безопасной.
– Ну, тогда честь имею, господин капитан.
– Честь имею, товарищ капитан, или у вас в обиходе больше господа?
– У нас – товарищи. Давай! Не забывай о договоренности.
– Ты не забудь.
– По шоссе от моста к твоему посту идет «УАЗ».
– Начальство принесло.
– Не вздрючит за нашу встречу?
– Это не твоя забота.
Шрамко повернулся и направился к своему блокпосту, а Середин пошел к своему.
У бетонных блоков Романа на дороге встретил заместитель и встревоженно спросил:
– И что, товарищ капитан?
– Ничего. Сегодня снайперов не выводим.
– Почему?
– Потому что я договорился с «укроповским» капитаном прекратить дуэли снайперов.
– Получается, на фоне общего перемирия заключил еще и собственный пакт о ненападении?
– Я не хочу, чтобы от снайперов гибли наши пацаны.
– Хохол, наверное, доволен, ведь наши сильнее его стрелков, тем более у него остался один снайпер.
– Может, и доволен. Он умеет скрывать эмоции.
– Прилично ты с ним разговаривал, – взглянув на часы, заметил Иванов.
– Как в этом случае говорят, переговоры проходили тяжело. Ну, ладно, все, пойду доложу о встрече комбату.
– Давай. А я посмотрю за «укропами». К ним какая-то «шишка» приехала, не думаю, что большая, потому как без охраны.
Середин через связиста вызвал комбата. Тот ответил сразу:
– Остов!
– Провел встречу.
– Результат?
– Договорились прекратить снайперскую дуэль.
– Шрамко сразу согласился?
– Поломался немного, мол, мы с их стороны завалили стрелка, но в конце концов согласился.
– Как он?
– В порядке. Хотя, вполне возможно, умело сыграл свою роль.
– Дальше?
– Будет еще контакт и более содержательный разговор.
– Чего ты хочешь добиться?
– Понять, почему мы по разные стороны баррикад.
– По-моему, это и так ясно.
– Но не мне. Прошу разрешить контакт.
– Ты все продумал?
– Так точно!
– Обговорили встречу?
– Да.
– Добро, контакт разрешаю. Но стрелков на позиции выведи, пусть посмотрят, сдержит ли слово Шрамко. Огня не открывать, если вражеские снайперы тоже выведут, но для наблюдения за нами.
– Понял.
– Из бригады сообщили, украинцы стягивают к Лакино тяжелую артиллерию.
– На виду у миссии ОБСЕ?
– У нее под носом. Но те предпочитают замечать только наши перемещения.
– Надеюсь, в Горцевске предпримут ответные меры?
– Это решаю не я.
– Мне при контакте вас раскрыть можно?
– Думаешь, Шрамко не знает, кто командует батальоном бригады в Горцевске?
– Фамилию, может, и знает, но не более. Он бы спросил сегодня о вас.
– Поступай, как считаешь нужным.
– Понял.
– У меня все!
– Конец связи!
– Конец.
Середин передал гарнитуру связисту, присел на кровать, закурил.
– А вы что, знаете украинского начальника поста? – спросил Дунин.
– Знаю! Но это все, больше никаких вопросов не принимаю.
– Понял.
Капитана Шрамко тоже у КНП встретил заместитель:
– Пан капитан, приехал майор Кучеренко.
– СБУ?
– Так точно. Не знаю, какой леший его принес.
– Тебе он не объяснил причину визита?
– Даже разговаривать не стал. Поприветствовали друг друга, как положено, он посмотрел на дорогу, увидел вас с «сепаром», спросил – а это что? Я сказал, вы, по просьбе сепаратистов, встречаетесь с начальником их блокпоста.
– Наверное, спросил, кто разрешил?
– Никак нет. Пробурчал только, бардак!
– Какой же это бардак?
– Вы идите в здание, он ждет вас.
– А где его машина?
– На заправку в Гурную пошла.
– Понятно.
– Мне идти с вами?
– Не надо. Но будь рядом, вдруг вызовет.
Шрамко вошел в здание, прошел в командный отсек.
Майор Кучеренко сидел, пил кофе из термоса. Связиста в помещении не было.
– Здравия желаю, пан майор, – козырнул Шрамко.
– Здравствуй, Дмитрий Георгиевич. С террористами переговоры ведем?
– Да какие переговоры? Так, обсудили ситуацию со снайперами.
– А кто, капитан, уполномочивал тебя вести с сепаратистами обсуждение даже отдельных незначительных ситуаций?
– Никто!
– Никто, – кивнул головой Кучеренко, – но ты посчитал себя здесь полноправным хозяином, имеющим право делать все, что заблагорассудится, так?
– Никак нет!
– Почему же пошел на встречу с сепаратистом, не поставив в известность даже своего командира роты?
– Я, господин майор, поступил по обстановке. Если считаете, что этим поступком заслужил наказание, наказывайте. Мне все равно. До медицинской комиссии осталось две недели, старые раны прогрессируют, меня уволят. Тем более что я не желаю продолжать службу.
– Уточним, в ВСУ?
– Нигде. Ни в Вооруженных силах Украины, ни России, ни Польши, ни США. Я навоевался по горло, пусть другие, молодые, такие, как лейтенант Щербина, пороха понюхают.
– Пока нет приказа, вы офицер ВСУ.
– Поэтому я здесь, а не в Обухове.
Кучеренко поднялся, прошелся по командному отсеку, у амбразуры повернулся к Шрамко:
– Тебе известно, почему с поста убрали старшего лейтенанта Вахно, твоего предшественника?
– Меня это не интересует.
– А напрасно. Его убрали потому, что неправильно понимает политику правительства. Ему, видите ли, непонятно, почему проводится антитеррористическая операция. Старший лейтенант позволил себе обсуждать действия, предпринимаемые президентом. И все это – в присутствии личного состава. Более того, как-то он проговорился, что Крым не был оккупирован русскими, а жители полуострова сами захотели в Россию. Естественно, после такого он не мог оставаться в Вооруженных силах.
– Его уволили?
– Нет, капитан, его будут судить за антиправительственную пропаганду и посягательство на суверенитет страны. И то, что он пользовался служебным положением, только отягощает вину.
– Короче, отправят парня в тюрьму, так?
– Это решит военный трибунал.
– А если, господин майор, и другие офицеры начнут вести себя так же, как Вахно? Их вы тоже будете судить?
– Несомненно.
– И куда это может завести?
– Что ты имеешь в виду?
– То, что воевать, руководить подразделениями будет некому, недовольство проявил не только Вахно, телеканалы показывают, сколько офицеров и солдат выражают протест.
– Интересная позиция. Ты тоже считаешь, что должны были дать Донбассу свободу выбора, оставаться в составе Украины, на неприемлемых для государства условиях, или объявить независимость, с дальнейшим отходом к России?
– Нет, господин майор, я так не считаю. Я считаю, что можно было обойтись без войны, в целях сохранения Донбасса. Но… раз война началась, то я, как офицер, пока еще офицер, присягавший на верность Украине, буду выполнять приказы вышестоящего командования, не обсуждая их.
– Вот это правильно, капитан. То, что ты готов защищать интересы государства. Но вот проявлять своеволие, считая это своим правом, не советую, учти на будущее.
– Я понял вас.
– Добре. Кроме снайперов, о чем еще говорили с сепаратистом?
– Да, в принципе, ни о чем, так…
– Что так?
Шрамко прекрасно понимал, что Кучеренко легко может узнать о том, что он учился вместе с Серединым, а фамилию начальника поста уже наверняка знал, на то он и офицер службы безопасности, поэтому решил играть в открытую, дабы потом не усложнять себе жизнь.
– Вспомнили, как учились с ним в Переславском училище.
На лице Кучеренко отразилось удивление, и сложно было определить, наигранное или настоящее:
– Ты учился вместе с начальником блокпоста сепаратистов?
– Так точно. В одной роте. А затем в одной роте мы командовали взводами на Кавказе. Однажды капитан Середин, я говорю о начальнике вражеского блокпоста, тогда еще старший лейтенант, по сути, спас мне жизнь.
– Ну-ка, ну-ка, подробней, пожалуйста.
Нет, Кучеренко не играл. Для него слова Шрамко действительно явились неожиданностью.
Дмитрий рассказал о бое на плато.
– Как прошел лечение в госпитале, я уволился из Российской армии и вступил в украинскую.
– О том, что ты собирался вернуться на Украину, твое бывшее начальство знало?
– Так точно.
– И не пыталось отговорить?
– Тогда еще не было ни Крыма, ни Донбасса, ни майдана в Киеве. Ко мне отнеслись с пониманием.
– Так вот почему ты сказал, что навоевался?
– Ну не потому же, что просидел в бригаде три месяца, командуя взводом?
– Хм!
Кучеренко был явно озадачен. С одной стороны, Шрамко воевал вместе с Серединым, последний спас ему жизнь, а теперь они по разные стороны баррикад, и кто знает, как поведет себя капитан, если получит приказ на уничтожение блокпоста сепаратистов. С другой стороны, он не стал ничего скрывать, все честно рассказал. И тут в голове майора СБУ родилась мысль, как можно воспользоваться данной ситуацией. Он похлопал Шрамко по плечу:
– Конечно, после того, что было в России, воевать у себя дома не захочет никто. Да и ранение всегда будет давать знать о себе. До чего же сложная штука жизнь. У меня, кстати, тоже в России живет человек, которого я считал другом. Он приезжал ко мне, я ездил к нему в Воронеж. Отдыхали на природе, ловили рыбу, жарили шашлыки. А потом? По весне наши войска вошли в Боринск, взяли поселок с трудом, сломили тысячное сопротивление сепаратистов. Так вот после боя, когда враг отступил, бойцы спецподразделения начали зачищать поселок и обнаружили долговременную огневую точку, внутри три трупа. Я оказался рядом, решил взглянуть. И каково же было мое удивление, когда в одном из трупов я узнал своего друга. Он был в форме рядового, хотя должен был быть в звании не меньше майора. У меня сохранился телефон его квартиры в Воронеже, и я позвонил по нему. Ответила супруга друга, Наташа. Она была рада меня услышать. Я спросил: а где Николай? Она ответила – в командировке, где-то на Дальнем Востоке. И тогда я сказал ей правду. После чего отключил телефон. Вот так. Вопрос, что делал Николай в Боринске? Нет, что он делал, понятно, воевал против законных вооруженных сил Украины. Как и почему оказался в среде сепаратистов? Что привело его на Донбасс? Но… ответа получить было не от кого. Вот и Середин, какого черта он делает на Донбассе?
– Середин родом из Луганска. У него здесь жил дед. По его словам, дед погиб в результате обстрела Сертака нашей тяжелой артиллерией, хотя там не было ни позиций, ни казарм ополченцев.
– Сепаратистов, – поправил капитана майор.
– Сепаратистов, – согласно кивнул Шрамко.
– Твой бывший друг солгал тебе. Стационарных позиций сепаратистов там действительно не было, но в поселок часто заходили танковые подразделения, САУ и даже «Грады» мятежников. Они, прикрываясь мирными жителями, вели оттуда огонь по нашим частям, дислоцирующимся в поле. Естественно, наша артиллерия вынуждена была вести ответный огонь. Не тебе мне рассказывать, что в данной ситуации невозможно не задеть жилые дома, школы, детские сады. Но в гибели мирных жителей виноваты сепаратисты. Не прятались бы за спины стариков, женщин, детей, и никто не стал бы наносить удары по селениям. Особо замечу, ответные удары. Ты можешь спросить меня, ведь Вахно наверняка передал тебе, почему САУ, которые стоят за высотой 167,4, периодически бьют по Горцевску. И ведут не ответный огонь. Объясню. У нас в поселке группа корректировщиков. И если «Акация» начинает обстрел, то бьет по конкретным целям, а именно по технике, местам размещения частей бригады сепаратистов, захвативших поселок. Ты можешь спросить меня, почему на околице деревни Гурная размещен минометный взвод. Тоже отвечу. Его задача – огневая поддержка при штурме блокпоста, которым командует Середин, в том случае, если Верховное командование решит возобновить боевые действия против террористов и русских, захвативших два региона нашей с тобой страны. Будет ли принято такое решение, нет ли, не знаю, это известно только в Киеве, но мы, учитывая прежние уроки, должны быть готовы провести наступательную операцию так, чтобы не только избежать «котлов», но раз и навсегда покончить с российскими марионетками в Донецке и Луганске и в конце концов закончить измотавшую всех, что уж тут скрывать, антитеррористическую операцию. Но закончить победоносно, капитан.
– А как же быть с Минскими соглашениями?
– Минск давал шанс на мирное разрешение конфликта, но все договоренности в столице Белоруссии практически сорваны сепаратистами. Они прикрываются этими соглашениями, руководствуясь указаниями Москвы, цель которой расчленение Украины на несколько государств, половину из которых она сразу же подомнет под себя, выдвигая совершенно неприемлемые для нас условия. Причем русские делают это в ультимативной форме. Посему такая негативная реакция на действия России и сепаратистов у всех европейских стран, США, Канады, Австралии, всего, по большому счету, мирового сообщества. Вспомни, в случае с Южной Осетией и Абхазией такого возмущения цивилизованного мира против Кремля не было. Да, ни Осетию, ни Абхазию не признали, Россию и несколько карликовых стран не считаем, но ведь не были наложены тогда на Москву экономические санкции? Сейчас же весь мир осуждает агрессию России. И это уже не украинская пропаганда, о чем постоянно трезвонят СМИ России. Так что, к сожалению, Минск, скорее всего, рухнет. Я имею в виду достигнутые в Минске соглашения.
– Значит, война?
– Нет, капитан, продолжение антитеррористической операции, но уже до победного конца.
– А вы уверены, господин майор, что конец будет победный?
– Абсолютно. За нами США, за нами НАТО, за нами весь цивилизованный мир.
– Вы считаете, что американцы или другие страны Североатлантического альянса решатся на открытое столкновение с Россией?
– Нет, но весь мир заставит Россию убрать свои щупальца от Украины.
– Ну, не знаю, – пожал плечами Шрамко. – Лично для меня совсем скоро все, что происходит здесь, отойдет на второй план.
– А ты ведь мог бы еще служить. Если не на передовой, то в тренировочных лагерях, учебных центрах. Твой боевой опыт и знание тактики ведения боевых действий русскими очень пригодились бы молодому пополнению.
– Сейчас в Украине натовских инструкторов хватает. Уж на кого, а на них НАТО и США не поскупятся, как и на старое свое вооружение.
Кучеренко сделал вид, что пропустил последнюю фразу капитана.
– Ну, что ж. Не афишируй среди подчиненных свою встречу с командиром сепаратистов, и я тоже забуду. Вот только отчет о ней прошу составить немедленно. Не беспокойся, это для проформы. Вдруг кто-то где-то проговорится. В общем, чтобы оградить себя и тебя от неприятностей.
– Мои отношения с Серединым до встречи в отчете указать?
– В этом нет никакой необходимости.
– Я понял вас.
– Десяти минут хватит?
– Если подробно описать все, то минут пятнадцать потребуется.
– Хорошо. Я подожду. Тебе никто не будет мешать.
Кучеренко вышел из командно-наблюдательного пункта. У входа при появлении майора СБУ вытянулся по стойке «смирно» лейтенант Щербина.
– Ждешь? – усмехнулся Кучеренко.
– Так точно, пан майор.
– Молодец! Служи, лейтенант, верно, и я помогу тебе перейти в Службу безопасности. Связи у меня большие.
– Так точно, пан майор!
– Машина вернулась из деревни?
– Так точно.
– Пройдем-ка по территории.
– Есть!
– Да перестань ты, Михайло, тянуться как ефрейтор. Одно дело делаем.
– Так точно, Тарас Матвеевич.
Майор СБУ и лейтенант ВСУ прошли к капониру, в котором стояли БТР и где их не могли услышать, и Кучеренко спросил:
– Ты доверяешь Шрамко?
– Нет. Он сразу показался мне подозрительным. А тут еще эта встреча. По-моему, Шрамко даже не Вахно.
– Согласен, умнее старшего лейтенанта, он языком молоть не будет. Начальник блокпоста, с которым встречался твой командир, бывший однокурсник Шрамко. Более того, они вместе воевали на Кавказе, и капитан с блокпоста сепаратистов даже спас ему жизнь.
– Да что вы? – открыл рот Щербина. – Дела-а! Вот почему капитан Шрамко пошел на встречу! Господин майор, надо срочно убирать этого Шрамко отсюда.
– А пост вместо него ты примешь? – усмехнулся Кучеренко.
Лейтенант замялся. Ему не хотелось обременять себя ответственностью, одно дело, сидеть в замах и стучать майору СБУ на сослуживцев, и совсем другое дело – руководить личным составом, принимать, в случае изменения обстановки, самостоятельные решения, которые могут быть и неверными. Щербина хотел сделать карьеру, но малой кровью, а лучше совсем без нее, и не в войсках, где и на высокой должности реально можно сломать на войне шею, он желал подняться в Службе безопасности. Вот там бы он, ничем не рискуя, проявил бы себя, тем более что формально принимал самое активное участие в антитеррористической операции и даже успел, благодаря тому же Кучеренко, получить медаль.
– Я бы принял, пан майор, но у меня нет опыта.
И вновь Кучеренко усмехнулся, прекрасно понимая этого офицеришку с подленькой душонкой. Он у майора такой был не один.
– Ну, тогда помолчи и внимательно меня послушай!
– Слушаю, пан майор!
– Нам неизвестно, о чем говорили бывшие сослуживцы, так?
– Так точно.
– Но говорили недолго, а вспомнить им есть что. Поэтому, думаю, они попытаются встретиться еще раз, но неофициально. Тайно. И сделать это не так уж сложно. Чем могут закончиться разговоры, тоже неизвестно. Шрамко показывает, что он верный долгу и присяге офицер, и заверяет в том, что выполнит любой приказ. Но я сомневаюсь в этом. Тем более что служить ему осталось недолго. Исходя из этого, ты, Михайло, должен не спускать глаз со своего начальника. Понял?
– Так точно! И пресечь попытку повторной встречи.
– Ни в коем случае! Напротив, во всем потакай Шрамко, но не упусти момента, когда он пойдет на встречу, если пойдет, конечно, и сразу же сообщи об этом мне.
– А не упустим мы его?
– Шрамко не уйдет к сепаратистам. Вернется. Мне не важно, о чем они будут разговаривать, мне Шрамко нужен в другом качестве, не спрашивай, в каком.
– Я и не спрашиваю.
– Если все пойдет, как я предполагаю… но… все… достаточно. Ты должен следить за ним, в то же время втереться в доверие. Это будет сложно сделать, но – надо. Капитан не должен видеть в тебе опасность. И тогда… впрочем, довольно, расходимся. Занимайся своими обязанностями и не мешай Шрамко, но докладывай мне о каждом его шаге, используя портативную станцию. Иди! И смотри не прозевай встречу. Сорвешь мой план, узнаешь, что такое настоящая война. Война, с которой мало кто возвращается.
Кучеренко быстрым шагом пошел к КНП и подошел к зданию в тот момент, когда из него выходил Шрамко со сложенным листком бумаги.
– Отчет, пан майор! – протянул ему листок Дмитрий.
– Хорошо. – Кучеренко, не читая, положил сложенный лист в карман куртки и кивнул: – Удачи, капитан!
– Благодарю.
– И знаешь что, обрати внимание на своего заместителя! У меня такое впечатление, что он разделяет взгляды убранного отсюда старшего лейтенанта Вахно.
– Так точно.
– Все, я поехал. – Майор махнул рукой, и от основного здания отъехал «УАЗ».
– Не боитесь без охраны ездить? – спросил Шрамко.
– Я на своей земле, это пусть враг боится.
Кучеренко сел в машину, и та пошла в сторону деревни Гурная.
– Не боится он, смелый, когда знает, что ничего не угрожает. Посмотрел бы я на тебя в бою, вояка, – усмехнулся ему вслед Дмитрий.
– Вы что-то сказали? – Рядом возник лейтенант Щербина.
– Черт бы тебя побрал, лейтенант! Ты всегда так внезапно и тихо подкрадываешься!
– Я не подкрадываюсь. Я просто подошел, а вы, видно, задумались и что-то сказали.
– Тебе показалось.
– Могу узнать, что хотел этот крендель?
Шрамко внимательно посмотрел на заместителя, и тот слегка усмехнулся:
– Кучер тот еще козел. Куда хочет, влезет без мыла, а потом сдаст. Так он и Вахно сожрал. Кто-то из бойцов настучал на Игната, старлей же резал правду-матку прямо в глаза, ну, и попал в оборот. Жаль Игната, хороший мужик был, справедливый. Теперь его, с подачи Кучеренко, сгнобят на зоне. Если вообще не пристрелят где-нибудь по-тихому.
– А что это ты, лейтенант, разговорился? Хочешь следом за Вахно под трибунал пойти?
– Никак нет, пан капитан. Извините, виноват!
– С виноватыми знаешь что делают?
– Так точно.
– И чтобы я подобных речей не слышал! Это понятно?
– Так точно!
– Снайпера ко мне на инструктаж. Того, кто остался. Обеспечили отправку трупа второго в Лакино?
– Пока нет!
– И где труп?
– В дальнем окопе.
– Ты хочешь, чтобы к вечеру здесь нечем было дышать? И что это за отношение к солдату, отдавшему жизнь за родину?
– Я сообщил командиру роты, что надо вывезти труп, он сказал, что решит этот вопрос.
– Так еще раз позвони. А лучше свяжись с Кучеренко, он быстро все сделает, как надо. И еще. Представление к ордену оформи на погибшего солдата.
– Есть, пан капитан!
Шрамко вернулся на КНП, а Щербина, глядя ему вслед, сплюнул на землю:
– Вот сука?! Как с пацаном со мной! Но ничего, ты еще попляшешь у меня, капитан!
В ночь и со стороны силовиков, и со стороны ополченцев снайперы вышли на позиции, но никто огня не открыл. Весь следующий день тоже прошел спокойно. На украинской стороне слышался рев дизелей, возможно, самоходные артиллерийские установки меняли позиции, но стрельбу они не открывали. Расчеты минометчиков на позиции не выходили. В деревне наблюдалось обычное движение, блокпост также жил своей обыденной жизнью. За день через посты прошли три машины. Все три от Кряжа с продуктами. Шрамко, в отличие от прошлого начальника, приказал не препятствовать проезду и лично осмотрел их, что лишило бойцов возможности собрать дань. Блокпост ополченцев машины прошли тоже без проблем. Водитель одной из них хотел вернуться, но не успел выехать к посту до 21 часа. Пришлось ставить авто за постом у брошенного села Орехово.
После ужина Середин подозвал к себе Иванова:
– Я, Леня, ночью уйду, так что останешься за меня.
– В смысле, уйдешь? – удивился заместитель.
– Мне вдоль реки прогуляться надо.
– Еще одна встреча?
– Да, мы не договорили.
– Смотри, Рома, в опасные игры играешь.
– Не опасней тех, что были на Кавказе.
– Сравнил! Но ладно, решил – иди, только совет: возьми с собой пару солдат. В случае чего, прикроют.
– Это лишнее.
– Где хоть встреча, чтобы знать, как отбить тебя, если что?
– У брода, но отбивать не придется. Ты до моего возвращения повнимательней посмотри за блокпостом «укропов» и предупреди по рации, если там будет непонятная движуха.
– Само собой!
– А пока отдохни. Я прилягу, когда вернусь.
– Сначала вернись.
– Не-пре-мен-но, Леня!
– Да и вообще забирай своего друга к нам.
– Не пойдет.
– Что, признал хунту?
– Не в этом дело. Ему служить осталось две недели.
– А что так? Хохлы вроде, наоборот, мобилизуют у себя всех, кого можно поставить под ружье.
– У друга ранение не позволяет служить. Но, скорее всего, это лишь повод. Не хочет он воевать.
– Думаешь, ему спокойно жить дадут?
– А почему нет? Живут же десятки тысяч других. Не все в армии служат.
– Поэтому у хохлов напряги. Кому охота подыхать на Донбассе? Это добровольческие батальоны забиты желающими пострелять мирных жителей, потому как им местные князьки «бабло» платят. А в армии напряги серьезные.
– Выговорился? А теперь на койку, и отбой! В час разбужу!
– Эх, Рома, если бы ты отдал команду на сутки в кровать упасть, а то – на несколько часов.
– Отстоим свои две недели, в Горцевске, на базе батальона отоспимся, – улыбнулся Середин.
– Что-то мне подсказывает, не все так безмятежно будет дальше. Слишком уж тихо. А тишина – предвестник бури.
– Не теряй время, старлей!
– Тоже верно. Спокойной ночи, командир.
– Давай!
В 0.5 °Cередин поднял Иванова:
– Леня, подъем. Я пошел, ты предупреди часового на первом выносном посту о моем проходе к реке.
– Может, все-таки возьмешь охрану?
– Нет, одного как бы хохлы не заметили, они ведь тоже не спят, следят за нами.
– Ну, смотри, решать тебе. Я понаблюдаю за вражеским постом и, если что, свяжусь с тобой.
– Добро.
Середин взял автомат, фонарь, сотовый телефон.
– Удачи, Рома!
Капитан вышел из КНП и, минуя позицию противотанкового и реактивного комплекса, перебрался через кусты, используя валуны и крупные бугры, к реке. Часовой услышал его, обернулся. Середин поднял руку, предупрежденный боец отвернулся. Роман спустился к реке и по узкой береговой полосе, образовавшейся в результате летнего обмеления реки, не спеша направился к броду. Время у него еще было, и думал Середин о том, как пройдет вторая, неформальная встреча. Наверное, правильнее было бы вообще не связываться с бывшим однокурсником. Раз он на передовой вражеской армии, то и сам стал врагом. Чего с ним говорить? Что вспоминать? То, что давно прошло и о чем забыто? Но Середина словно тросом тянуло к Шрамко. Слишком много пережили вместе, и не хотелось верить, что после пережитого они вдруг стали смертельными врагами.
Как только Середин покинул КНП, старший лейтенант Иванов устроился у защищенной тонированным стеклом амбразуры, поднял ночной прицел, который позволял ему видеть вражеский блокпост, выносной сторожевой пост и участок берега от моста. Он даже мог видеть, что происходило в деревне Гурная, но там вроде все было спокойно.
На десять минут раньше, в 0.40, из командно-наблюдательного пункта украинского блокпоста вышел капитан Шрамко. Он, как и Середин, имел при себе фонарь, автомат, телефон и наступательную гранату. РГД-5 Шрамко носил при себе по привычке, выработанной еще на Кавказе, в качестве последнего средства не попасть к врагу в плен. Выходя из комнаты отдыха, он взглянул на заместителя. Тот храпел, отвернувшись к стене. Но, как только начальник поста вышел, Щербина отбросил одеяло и в одних трусах, сорвав со стены бинокль с функцией ночного видения, поднялся по лестнице на чердак. Прильнул к смотровому окну. Он видел, как Шрамко обошел капонир с БТРом и двинулся к мосту.
«Понятно, – прошептал агент СБУ, – у моста до выносного поста он спустится вниз и по узкой береговой линии дойдет до оговоренного ранее места встречи с командиром сепаратистов. Да, Кучеренко голова, все быстро просчитал».
За капониром Шрамко взял правее, и Щербине пришлось немного высунуться, дабы не потерять командира из вида.
И в это время его заметил старший лейтенант Иванов. Он тут же включил портативную радиостанцию малого радиуса действия:
– Первый! Второй!
– Да?!
– Вас «пасут» с чердака КНП хохлов.
– Это точно?
– Своими глазами видел.
– Спасибо.
Середин остановился, выхватил из брюк телефон, открыл меню, нашел функцию «сообщения». Набрал точку, точку, точку, затем три тире. Это означало вызов и предупреждение об опасности. В училище следовало ждать, когда последует разрешающий сигнал, задача – возвращаться. Но Шрамко ответил по телефону:
– В чем дело?
– За тобой смотрят с чердака вашего КНП.
– Понятно. Ухожу, свяжемся.
– До связи.
Не зная, что обнаружен, лейтенант Щербина продолжал следить за Шрамко, который действительно у самого моста спустился вниз. Он еще был виден. Дальше уйдет, и обзор закроет обрыв. Лейтенант уже решил спуститься для доклада, предвкушая похвалу за бдительность, как Шрамко вдруг остановился. Он повернулся так, что Щербина не мог видеть, как капитан поднес к щеке телефон. Постояв так, словно глядя на реку, начальник поста вдруг повернулся и медленно пошел назад. Он остановился у выносного поста, о чем-то переговорил с часовым, направился к капониру.
– Черт бы тебя подрал! – выругался Щербина, слезая вниз в командный отсек, и бросился к радиостанции. Он вызвал на связь майора Кучеренко, имевшего позывной «Кучер».
– Кучера вызывает Рубеж-6!
Майор ответил сонным голосом:
– Да?!
– Первый шестого Рубежа выходил к реке.
– Ушел на встречу?
– В том-то и дело, что остановился на полпути.
– Ты откуда смотрел за ним?
– С чердака КНП.
– Идиот, тебя же видели с блокпоста сепаратистов!
– Но иначе я не мог за ним проследить.
– Следом идти надо было. Где сейчас «Первый»?
– Вот-вот должен вернуться.
– Дважды идиот, а если он застукает тебя за радиостанцией? Немедленно выключай ее, и в постель, как будто ничего не было. Завтра буду.
– Есть.
Щербина проскочил в комнату отдыха, оставив бинокль у брошенной на столе гарнитуры, упал в кровать, повернулся к стене, накрывшись легким одеялом, захрапел.
Шрамко обратил внимание и на лежавшую не на месте гарнитуру, и, естественно, на бинокль, заметив, что оптика переведена на режим ночного видения. Он прошел в спальный отсек, толкнул Щербину.
– А?! Что?! – изображая внезапное пробуждение, поднялся заместитель.
– Ты всегда так храпишь?
– Храплю? Извините. А вы куда-то ходили?
– Я должен перед тобой отчитываться?
– Почему вы так со мной, пан капитан?!
– Потому что меня задолбал твой храп.
– Но что я могу поделать, ведь не специально же?
– Не перестанешь, отправлю спать к солдатам! Они быстро тебя вылечат. Самое эффективное средство против храпа – вонючая портянка на морду.
– Раньше никто не жаловался, – вздохнул Щербина.
– И я не жалуюсь, я предупреждаю. Спокойной ночи.
– Ага! Уснешь теперь.
– Пройдись, как и я, по территории. Лишним обход не будет, по крайней мере, я надеюсь, успею уснуть до твоего возвращения.
– Это приказ?
– И что ты за человек, Щербина? Все выслужиться норовишь, генералом все равно не станешь, хотя… может быть, как раз такие и становятся генералами.
Шрамко лег на кровать и тут же уснул. Щербина, подумав, пошел на осмотр территории.
