Глава шестая

Когда-то вполне приличная дорога уходила из поселка Горцевск по селу Орехово до перекрестка и оттуда, если повернуть влево по мосту через небольшую и неглубокую, но быструю реку Грынка, в рабочий поселок Лакино, если же свернуть вправо, то к районному центру Кряж. От перекрестка отходила грунтовка к деревне Гурная. У самого перекрестка стояло кафе. Местные жители часто пользовались этой дорогой районного значения. Ездили к родственникам, друзьям, за покупками в город. Несмотря на то что река Грынка имела в ширину от пятнадцати до двадцати метров и глубину не более двух метров, рыбы в ней было много, и рыбаки приезжали и из Горцевска, и из Лакино, и даже из Кряжа, не говоря уже о селе Орехово и деревнях Гурная, Гала. Ходили по дороге и рейсовые автобусы. За Гурной в березовой роще летом отдыхала детвора района в лагере отдыха «Березка». Часто играли свадьбы. Семьи были в основном смешанные, так как здесь проживали и украинцы, и русские, и белорусы, и поляки, и татары, и еще с десяток различных наций и народностей. Это был спокойный процветающий район с развитым сельским хозяйством и промышленными предприятиями.

Но… все это было до того, как в Киеве радикалы и откровенные нацисты устроили государственный переворот, который на Донбассе не признали, впрочем, не признали во многих регионах, но Донбасс не промолчал, выступил открыто против нацистской власти, поставившей перед собой цель превратить государство в колонию Запада, и в первую очередь США. Модное в Киеве и в западных областях Украины слово «евроинтеграция» не ужилось на Донбассе, и главари хунты не придумали ничего лучше, как силой подавить очаги народного сопротивления, объявить антитеррористическую операцию АТО, стягивая туда имеющиеся в их распоряжении войсковые части, подразделения и появившиеся, как грибы после дождя, добровольческие батальоны с громкими названиями и с фашистской свастикой.

В результате «борьбы с сепаратистами» еще год назад процветавший район был практически разорен. Артиллерия ВС Украины до основания разрушила деревни Гала, село Орехово. Досталось и Гурной, и Горцевску. Люди, обычные мирные люди, не понимая происходящего, но теряя каждый день своих близких, в спешке покидали жилища, если успевали до того, как в них угодят снаряды гаубиц, реактивных систем залпового огня, минометов, танков. Кто-то бежал в глубь Украины, большинство в Луганск и дальше в Россию, кто-то в Крым, ставший российским после всенародного референдума, естественно не признанного ни киевской хунтой, ни Западом, в чем, впрочем, Москва особо и не нуждалась.

Войска и добровольческие батальоны устремились в наступление, дабы стереть с лица земли взбунтовавшийся вдруг Донбасс, но их встретило упорным сопротивлением народное ополчение Донецкой и Луганской областей. Созданные отряды самообороны, к которым примкнули сотни добровольцев из многих стран, как когда-то в Испании конца тридцатых годов, хорошо вооруженных с бывших армейских складов, не только остановили нацистов, но и нанесли им ряд серьезных поражений. Киевская армада, не в состоянии вести наступательные действия, заняла позиционные рубежи и применила подлую тактику обстрела мирных населенных пунктов тяжелым вооружением, самоходными артустановками, «Градами», «Ураганами» и даже такими дальнобойными и мощными системами залпового огня, как «Смерч». Ополченцы, конечно, тоже не молчали, имея аналогичное вооружение, кроме, пожалуй, «Ураганов», «Градов» и собственной авиации, наносили ответные мощные удары по карателям.

И разделился Кряжский район.

Северная часть – поселок Лакино, остатки деревни Гурная, где еще оставались жители, город Кряж, перекресток, у которого стояло кафе, мост через Грынку и участок дороги на Горцевск длиной в сто пятьдесят метров – контролировалась силовиками, южную – с полностью разбитым селом Орехово и сильно разрушенным Горцевском, а также часть дороги от села в сторону перекрестка длиной в километр – взяли под контроль ополченцы. По всей дороге от Лакино до Кряжа появились блокпосты, такие же блокпосты, но уже организованного ополчения или вооруженных сил Новороссии, были выставлены у села Орехово и по линии, параллельной северной дороге. В Лакино дислоцировалась укомплектованная по штату военного времени механизированная бригада, в деревне Гурная встал 23-й механизированный батальон бригады, от которой наряжались боевые группы на блокпосты, в том числе и шестой, центральный, что был оборудован рядом с бывшим кафе. За холмом на восточной окраине деревни, или, по-военному, высота 167,4, занял позиции взвод самоходных артиллерийских установок «Акация» в количестве трех штук. Прямо в огородах южной части деревни разместился минометный взвод полковых минометов ПМ-120, а в километре от Гурной, в четырех километрах от шестого блокпоста ВСУ, окопалась отдельная добровольческая рота «Буг». Не доверяла хунта своим военным. Опасалась и перехода подразделений, отдельных военнослужащих на сторону ополченцев, и оставления позиций дезертирами, и массового бегства в случае внезапного наступления вооруженных сил Новороссии. Вот и окопалась в роще рота карателей, выполняющая функции заградительного отряда, о чем, правда, официально никто не распространялся, но это было очевидно и без всяких официальных разъяснений.

На юге у ополчения тяжелых орудий не было, не считая батареи «Град», приданной отдельному батальону самообороны «Крым», от которого выходили подразделения на блокпосты ополчения.

Ожидалось подкрепление, и оно подошло бы, если бы не переговоры в Минске и не объявленное перемирие. Командование Луганской армией остановило подход самоходных установок и танков к передовым позициям, более того, отвело их на установленное в Минске расстояние в глубь территории.

Попридержали батарею «Град» до ответных действий Киева. Но украинцы не двинулись с места, по крайней мере в этом районе. Следовательно, и БМ-21 ополчения остались на месте.

Украинцы не отвели технику, но под давлением государств, инициаторов Минских переговоров, согласились на создание некой буферной зоны, или линии разграничения. Эта линия имела ширину в пятьсот метров, с севера она отходила от позиций украинцев на сто пятьдесят метров, с юга – от позиций ополченцев – на пятьдесят метров. Всего семьсот метров разделяли два главных блокпоста – шестой механизированной бригады и третьего батальона «Крым».

Линию сопротивления определили, буферную зону создали, активные боевые действия противоборствующие стороны пока не вели, но и не упускали момента ужалить друг друга. Все ж у большинства ополченцев погибли или целые семьи, или кто-то из близких. Прощать их гибель карателям и нацистам, к которым в равной степени они относили и нацгвардию, и добровольческие батальоны, и армейские части и подразделения, не собирались, несмотря ни на какие переговоры и договоренности. Приказ о прекращении огня выполнялся. Дисциплина была поставлена на должном уровне, но очень хрупкой была эта тишина. Все понимали, что рано или поздно, но не исполняющие своих обязательств по договору о перемирии украинцы предпримут третью попытку решить вопрос с Донбассом силовым путем. Понимали и были готовы к этому. Моральное превосходство было у ополчения, так как две широкомасштабные попытки украинской армии уничтожить Донбасс закончились трагично для самих нацистов. В обоих случаях они потерпели сокрушительные поражения, потеряв десятки тысяч солдат и офицеров, бросив в «котлах» сотни трупов, боевых машин пехоты, САУ, бронетранспортеров, минометов и тысячи снарядов, мин, не говоря уже о боеприпасах для стрелкового оружия. Но третью попытку украинцы не могли не предпринять. Главари хунты понимали гибельность силового варианта, но война была нужна американцам. А управление страной после переворота находилось не во властных структурах Киева, а в посольстве США. Оттого и неизбежность третьего этапа войны. И лишь одно пока еще удерживало Киев от заранее провального наступления. Нет, не мирные договоренности, на них правительство давно уже плюнуло и исполнять не собиралось, а повышение мощи и организации боевых частей Донецкой и Луганской народных республик. Плюс, естественно, мотивация ополченцев, которая у украинцев совершенно отсутствовала. Ведь жители Донбасса защищали свои земли, дома, семьи. Выше мотивации быть не может. А значительная часть украинских военных просто не понимала, за что воюет. За территориальную целостность страны и суверенитет? Но хунта умудрилась утерять и то и это. По факту, Украина уже не являлась территориально целостной и уж тем более под присмотром американцев, суверенной.

Американцы опасались провала третьей боевой фазы противостояния, так как, в случае успеха ополченцев, им, по сути, больше нечего было делать в Киеве. Но и пойти на уступки они не могли. В принципе, что такое для США судьба Украины? Ну, рухнет поставленная ими марионеточная власть. Ну, разделится Украина как государство на несколько самостоятельных независимых республик. Не тот, конечно, результат, на который рассчитывали, но не катастрофа для Вашингтона. Ну, будет, как в случае с Югославией, еще несколько стран в Европе. Так это в Европе, а не на Американском континенте. Вот Европа пусть и расхлебывает кашу, заваренную США. Так уж было не раз. Чем сегодняшний период отличается от вчерашнего? Только степенью выгоды, которую Вашингтон получал от подобного рода авантюр. Поэтому как на украинском блокпосту в небольшом отдельно взятом районе, так и на посту ополчения никто не верил в длительное перемирие, и все были готовы вступить в бой в любую минуту.

На командно-наблюдательном пункте, расположенном в отдельном небольшом здании, углубленном в землю до бойниц, через дорогу от основного здания, начальник блокпоста капитан запаса Роман Середин подал команду связисту, Станиславу Дунину, двадцатилетнему парню из Луганска:

– Стас! Связь мне с комбатом.

– Минуту, товарищ капитан.

Связист начал колдовать над аппаратурой и вскоре доложил:

– Комбат на связи!

Середин взял гарнитуру Р-159:

– Остов вызывает Заслон-3.

Подполковник Черненко, тот самый, что был у Середина в училище командиром роты, ответил:

– Остов на связи!

– Примите доклад.

Это был ежедневный вечерний доклад. Начальник блокпоста должен был выходить на связь с батальоном два раза в сутки, утром и вечером, либо по необходимости, если в районе блокпоста происходили какие-то события.

– Слушаю!

– Обстановка спокойная. «Укры» несут службу в обычном режиме, у нас тоже все в норме.

– Из штаба батальона получена информация, что командование украинского механизированного батальона решило заменить начальника своего центрального, шестого блокпоста. Ты посмотри там, что будет представлять из себя новый начальник.

– Обязательно, и, если начнет нехорошо себя вести, наш снайпер отправит его отдыхать в госпиталь. Надолго.

– Это ты долго говоришь, Заслон. Вопросы ко мне?

– Вопросов нет!

– До связи.

– До связи!

Середин бросил гарнитуру связисту. Тот перевел станцию в режим приема, посмотрел на офицера и спросил:

– У «укров» командира меняют?

– Вот мне одно, Стас, непонятно, – повернулся к нему Роман, – тебе до этого какой интерес?

– Да, никакого, не молчать же?! – пожал плечами связист.

– Ну, пойди пройдись до своего друга-санинструктора. Вы же с ним в одном доме жили?

– Так точно, и в одну школу ходили. Только он постарше меня на два года, в армии отслужил, пока я в техникуме учился.

– Вот иди и поболтай с сержантом до отбоя. За радиостанцией присмотрю.

– Есть, товарищ капитан!

– Давай!

Связист ушел, а в пункт прибыл заместитель начальника поста, старший лейтенант Леонид Иванов. Он был из Донецка. Служил в России в ВДВ, когда киевская хунта начала войну против юго-востока Украины, уволился и вернулся в родной город, где сразу же записался в ополчение. Служил под Донецком, затем перевелся в Луганск, где проживала его семья – родители и жена с трехгодовалым сыном. Был направлен в батальон «Крым», в подразделение капитана Середина, командовавшего усиленным взводом мотострелковой роты.

– Ну, и как на посту? – спросил Роман.

– Нормально. Ужин прошел, посты сменены, снайперы готовятся к «ночной охоте». Я сказал Дурдыеву, чтобы и нам принес ужин.

– Ты ешь, я не хочу, перекусил тушенкой.

– Куда мне две порции?

– А что приготовил повар?

– Какое-то свое туркменское блюдо, я не запомнил, но бойцы довольны, вкусно.

Оман Дурдыев вместе с русской женой и детьми переехал из Туркмении в Луганскую область в начале девяностых годов, когда набирал силу так называемый «парад суверенитетов». Здесь, на Луганщине, у его жены жили родственники.

– Ничего, съешь! А что не доешь, отдашь Пегасу.

На блокпосту прижился немолодой уже кобель из породы дворняг. Но умный и добродушный, казалось, понимающий человеческий язык. Война не обозлила пса, в отличие от людей, а его умению быть в нужное время в нужном месте могли позавидовать многие бойцы. Если Пегас вдруг исчезал из поля зрения, значит, скоро обстрел поста. На мины и снаряды, летевшие дальше, он не обращал никакого внимания.

– Пегас и так брюхо отъел до такой степени, что валяется посреди дороги, но за бетонным блоком, – заметил Роман.

– Ладно, лучше скажи, что нового у «укров»?

– Комбат сообщил, что они решили сменить начальника своего поста и, возможно, уже завтра прибудет новый начальник.

– Это ерунда, тот или другой будет командовать укрепленным пунктом. Было бы хуже, если бы они подвели к посту пару танков.

– Не скажи, Леня, прежний гулящий был, но провокаций не устраивал, а вот что ждать от нового, неизвестно. Возможно, другого офицера и присылают для того, чтобы потрепать нам нервы.

– Ну, мы можем ответить тем же.

– Можем, но не ответим. У нас приказ не поддаваться на провокации, отвечать только на стрельбу снайперов. В бой же вступать исключительно в случае прямой атаки со стороны поста противника.

– Перемирие, мать его! И кому, на хрен, нужно такое перемирие? Наши отвели технику, «укры» сымитировали отвод для наблюдателей ОБСЕ и тут же вернулись на прежние позиции.

– Но в Горцевске полковник Даргин оставил батарею «Град»?

– И сразу же наблюдатели подняли шум. То, что с нашей стороны, они видят прекрасно, со стороны хохлов не замечают, словно на линии разграничения слепнут и глохнут.

– Не замечают, потому что у них задача такая.

– Да это понятно, но несправедливо же!

– А ты письмо послу США в Киев напиши и пожалуйся.

– Я бы в это посольство не письмо, а крылатую ракету послал бы, с огромным приветом от сепаратистов.

– Не сомневаюсь, но у нас нет «Искандеров», – улыбнулся Середин.

– А плохо, не помешали бы.

– Все, Леня, успокойся и встречай свой ужин.

– Можно? – показалось в проеме двери лицо повара.

– Ставь кастрюли, Дурдыев, и иди, зайдешь через полчаса, заберешь. И чтобы кухня блестела, понял?

– Обижаешь, офицер. Когда у меня была грязь?

– Так ты уйдешь или помочь?

– Кушайте на здоровье.

Туркмен поставил посуду на стол и вышел из КНП.

– Ну, чего ты к нему привязался? – спросил Середин заместителя. – Нормальный мужик, рассудительный, спокойный, и не забывай, он мог бы сидеть с семьей в тылу и делать на продажу чебуреки, а Оман пошел в ополчение.

– Да он не обиделся.

– В общем, Леня, так, вернется за посудой, извинишься!

– Но…

– Я все сказал, приятного аппетита!

Середин подошел к амбразуре, поднял бинокль.

Командно-наблюдательный пункт вынесен на левую сторону дороги, потому что отсюда весь пост украинцев и их позиций был на виду. В капонире стоял старенький, но еще вполне бойкий БТР-60 ПБ, основное здание из бетонных блоков и рядом еще одно, бывшее придорожное кафе, оно тоже обложено блоками, и там размещался КНП противника.

На украинской стороне все было спокойно. Такой же, как Дурдыев, повар мыл котел, на выносном посту у моста – солдат, наверняка еще один наблюдатель следит за позициями ополченцев из основного здания. В буферной зоне линии разграничения никого.

Он перевел бинокль на деревню Гурная. В ближайших огородах позиции минометного взвода, четыре ПМ-120, а их расчеты в домах – в деревне осталось много жителей, скорее всего, их просто не выпускали из селения, для прикрытия. Справа – высота 167,4, по виду обычный холм, заросший кустарником, за ним взвод «Акаций». Эти САУ периодически били по Горцевску, могли в любое время ударить и по посту. Пока не стреляли, но кто знает, не ударят ли этой ночью?

Оценив обстановку, Середин прошел к солдатской кровати, прилег.

Когда повар пришел за посудой, Леонид извинился перед ним.

– Э-э, товарищ старший лейтенант, я не в обиде, – сказал туркмен. – Мое дело какое – кушать готовить, кормить солдат, а на вас большая ответственность. Но если надо, то Дурдыев будет драться вместе со всеми.

– Хорошо, Оман, ступай!

– Спокойной вам ночи, товарищи офицеры.

Наступила ночь. Район затянула мгла, зажглись прожекторы с той и с этой стороны, которые иногда вяло шарили лучами по дороге и примыкающей к ней местности с севера и юга, захватывая русло быстрой Грынки.

Середин перевел в рабочее состояние портативную радиостанцию, по которой осуществлял связь между бойцами поста, разделся и накрылся простыней. Несмотря на то что было лето, начало августа выдалось прохладным и дождливым. Столбик термометра редко поднимался до двадцати четырех градусов, в основном же днем было около двадцати, совсем не летняя погода, в отличие от жаркого июля. Прилег и Иванов и тут же заснул. А Середину не спалось, он ни о чем не думал, мысли разбегались, просто лежал и смотрел в потолок. Решил посчитать до ста – старый прием, чтобы уснуть, но неожиданно сигналом вызова провибрировала портативная рация.

Роман сел на кровати, включил станцию:

– Да?!

– Это первый выносной пост.

– Слушаю.

– К блокпосту «укров» со стороны Лакино идет бронетранспортер, только что прошел мост. На посту движение между зданиями.

– Понял тебя, продолжай наблюдение.

Дозорный отключился.

Середин встал, подошел к амбразуре, поднес к глазам ночной прицел. Бронетранспортер с опознавательными знаками механизированной бригады прошел по дороге до перекрестка и ушел в глубь территории мимо капонира с таким же БТР-60 ПБ. Скрылся за основным зданием, затем мелькнул в пространстве между зданиями и встал за бывшим кафе. Простоял недолго, минут двадцать, а затем пошел к деревне Гурная.

– Что там? – спросил проснувшийся заместитель.

– БТР подходил на блокпост «укров».

– Усиление?

– Нет, постоял у командного пункта и ушел в Гурную.

– Новый начальник поста прибыл.

– Возможно, только почему ночью? Да и времени на сдачу-прием поста практически не было.

– А чего там сдавать или принимать? Там же то, что и у нас, за исключением техники – у них бронетранспортер, у нас БМП, ну, еще противотанковый комплекс «Фагот». Всего на одного человека больше. А ночью?

– Если это смена начальников, то ночью офицера привезли из бригады, а бывшего отправили в роту.

– Да какая нам разница, Ром? Спи, пока дают.

В это же время тенями мелькнули одетые в маскировочные лохмотья снайперы.

– Стрелки пошли. Ты проинструктировал, чтобы охотились только за вражескими снайперами?

– Да сколько можно твердить им одно и то же! Парни знают свое дело. А подстрелят дозорного или какого-нибудь придурка, который захочет в сортир, тоже неплохо.

– В ответ же получим массированный огонь со всего поста.

– Ну, и ничего, постреляем.

– А утром нам обоим задницы надерут за нарушение приказа. Если вообще не выгонят из батальона.

Пришлось Середину вызвать старшего группы снайперов. Впрочем, эта группа состояла всего из двух бойцов, но и среди них имелся старший – рядовой Ринат Бутаев, доброволец из Уфы.

– Бут! Ответь командиру.

– На связи! – тут же откликнулся башкир.

– Позиции заняли?

– Занимаем.

– Напоминаю. Ваша задача – борьба со снайперами противника. И никаких других целей, даже если кто-то из бойцов или новый начальник умудрятся справлять нужду прямо на дорогу. Только снайперы. Это понятно?

– Так точно, – без энтузиазма ответил Бутаев.

– Нарушите приказ, несмотря ни на какие заслуги, отдам под трибунал, ясно?

– Хорошенькое дельце. За убитого врага под трибунал?

– Я спросил, ясно?

– Так точно!

– Удачной охоты!

– Да какая ж теперь охота? Но благодарю. Приказ ясен, будет выполнен.

– Конец связи!

– Гуманист ты, Рома, – проговорил Иванов. – Как после боя определить, кто первым открыл огонь? При любом раскладе мы будем обвинять хохлов, а они, вместе с гребаной ОБСЕ, нас.

– Все, Леня, отбой!

Середин вернулся к кровати, прилег и тут же провалился в глубокий сон.

Снайперы Ринат Бутаев и Сергей Астахов от поста охранения проскользнули в лесополосу, где разместились на подготовленных заранее позициях.

Из лесополосы им так же, как и с КНП, был хорошо виден вражеский блокпост и пространство от моста через реку до пруда на этой стороне дороги, где граница поста заканчивалась. Ополченцы знали, что украинские снайперы эффективно могут работать только с плоской крыши основного здания, чердака кафе или из балки, тянувшейся от примыкающей дороги и кустов, обрамляющих пруд. Последнее место наиболее удобное.

Обустроившись на позиции в пяти метрах от старшего группы, Астахов спросил его:

– Чего тебя на связь вызывали?

– Командир предупредил, чтобы работали только по снайперам. По остальным, кто бы ни вышел на главную дорогу, огня не открывать.

– С чего бы? – удивился Астахов.

– Таков приказ комбата.

– Я не пойму, мы на войне или где?

– Это спроси у командира. За нарушение приказа обещал под трибунал отдать.

– Середин отдаст, жесткий мужик, на Кавказе воевал.

– Придется, короче, ждать у моря погоды.

– А ветерок-то усиливается, Ринат, с севера небо почернело.

– Можно подумать, над тобой оно светлое.

– Дождем пахнет. А раз пахнет, то дождь будет, если стороной не пройдет.

– Ты сюда пришел базарить или работать по снайперам?

– Я сюда пришел нациков «мочить», а приказ не позволяет.

– Смотри за объектом.

– Смотрю.

Астахов замолчал, но ненадолго.

– Слушай, Ринат, я все хотел тебя спросить, а чего ты из Уфы сюда подался? Вроде город большой, цивильный, своя хоккейная команда есть, можно пойти, на серьезную игру посмотреть, там же семья, у тебя ведь двое детей.

– Трое!

– Тем более. «Бабло» за войну нам не платят, так что ни хрена здесь не заработаешь. Чего ты сорвался-то сюда? Или в семье разлад?

– У нас, Серега, принято чтить стариков, – вздохнул Бутаев.

– Не понял. Ты это к чему сказал? – удивленно посмотрел на напарника Астахов.

– У меня дед, ему уже девяносто три года, в этих самых местах воевал. А потом «лесных братьев» на Западе по лесам гонял. Короче, имел дело с бандеровцами. И когда на Украине этого Бандеру национальным героем объявили, а Донбасс начали бомбить и расстреливать из «Градов», позвал меня и сказал: езжай туда и вместе с братьями нашими бей бандеровскую, фашистскую сволочь. Выживешь – героем для детей будешь, погибнешь – такова воля всевышнего, навсегда в памяти воином останешься. А за семью не волнуйся, поможем. Так и отправил меня с двумя братьями сюда.

– И ты послушал?

– И я послушал. Тем более что по телевизору смотреть без слез не мог, как на Донбассе погибают женщины, детишки малые, такие же старики, как отец.

– И где твои братья? Живы?

– Живы, они в Донецке. Вернее, у Донецка. Тоже снайперы. Отец нас приучил стрелять хорошо, да и в армии я снайпером был.

– Понятно.

– А ты чего бросил свою шахту? Надоело горбатиться в ней?

– Разбили мою шахту. И деда с бабушкой в Горловке прямым попаданием мины убило. Отец болел последнее время, а я только женился. Но какая жизнь под постоянным обстрелом? Отправил мать с отцом и женой в Ростовскую область к родственникам, и в ополчение. Уголь добывать будем, когда нациков из Киева выбьем.

– А что из Киева, их из всей Украины выгнать надо.

– Значит, из Украины, но… погоди-ка… – Астахов замолчал, припав к ночному прицелу обмотанной тряпьем СВД.

– Чего, Серега?

– Погоди, сказал!

Бутаев тоже припал к винтовке, но ничего в прицел подозрительного не увидел.

– Не туда смотришь, Ринат, – наконец подал голос Астахов, – движение в кустах у пруда.

– Где?

– Возьми правее градусов на двадцать и смотри. Сукой буду, снайперы хохлов там позицию выбирают.

И действительно, сместив прицел, старший снайперской группы заметил движение в кустах. И это было движение не от ветра, кто-то пробирался по кустам.

– Точно, Серега, есть снайперы, вот только их не видно.

– Это пока. Они наверняка подбирают позицию, чтобы был виден пост охранения у реки. Больше им у нас снимать некого.

– Да, а бруствер только с фронта и немного с флангов, значит, «украм» надо выйти к краю пруда. Оттуда дозорного они увидят.

– А мы увидим их!

– Почему их? Может, один на охоту вышел?

– Мы с тобой когда-нибудь по одному выходили? И они так же. Парни из взвода, что стояли здесь до нас на смене, рассказывали, как в одну ночь двоих потеряли. Те в Орехово пошли, там тоже какое-то движение непонятное заметили, да и Пегас сильно гавкал. А когда проверили и обнаружили кошака, возвращаясь, получили по пуле. И стреляли по ним из балки двое, это дозорный заметил. Так что и в кустах, зуб даю, двое. Можем забить на литр спирта.

– Добро, забили. И все, приготовились, недолго появления «коллег» ждать осталось. Ты смотри за прудом, а я еще раз осмотрю другие потенциальные позиции.

– Давай!

Пока Астахов смотрел за прудом, Бутаев внимательно осмотрел здания блокпоста, пространство от дороги до выносного поста охранения украинцев. Не заметив ничего интересного, повернул ствол в сторону кустов и произнес:

– На территории чисто.

– А у пруда двое, и они уже подходят к месту, откуда будет виден наш выносной пост, – сказал вдруг Астахов.

– Я предупрежу дозорного, чтобы убрал череп за бруствер, а то хлопнут из зарослей, и мы не успеем глушануть хохлов.

– Предупреди.

Используя портативную радиостанцию, Бутаев предупредил бойца охранения, тот мгновенно исчез за верхним рядом мешков с камнем, и переключил все внимание на кусты пруда. Шевеление веток там прекратилось.

– Вышли на позицию, – прошептал Астахов.

– Чего? – не услышал Бутаев.

– На позицию, говорю, вышли. Должны нарисоваться, им же надо осмотреть цель.

– Ну, тогда будем ловить. Если что, твой левый стрелок, мой – правый.

Но из кустов показалась только одна разрисованная, как у индейца, физиономия вражеского снайпера. Голова закрыта шлемом, на шлеме ветви, дерн. Он выставил винтовку, прижался к прицелу.

Прицелился и Астахов. Украинский снайпер, не увидев дозорного, поднял голову, начал поворачиваться, и в это время Сергей нажал на спусковой крючок. Тишину ночи разорвал хлесткий выстрел. Украинец уткнулся шлемом в землю рядом с винтовкой.

– Есть! – воскликнул Астахов. – Прямо в горло!

Из кустов прогремел ответный выстрел, и пуля скользнула по его шлему.

– Твою мать! – Сергей отполз в небольшую канаву. – Похоже, Ринат, второй выпас нас.

– И ты его опередил.

– Заметил, откуда он стрелял?

– Заметил, а толку? Он не собирается ждать, когда мы ударим по его позиции, отошел к пруду. Закончил охоту, пойдет на пост.

– Не-е. Так и просидит в безопасном месте до утра. Сейчас ему до поста не дойти, в любом случае надо либо главную, либо нашу дорогу перебежать, а он не идиот, понимает, что на открытом пространстве мы влегкую его прибьем.

– Наверное, ты прав, но подождем. Ты сиди в своей канаве, я один справлюсь, если он выйдет.

– Ладно, но могу сменить позицию.

– Движения в кустах нет.

– Это ничего не значит, хохол не будет рисковать.

Прошел час, второй стрелок так и не объявился, он действительно отошел к воде и там залег, чтобы утром оттащить труп своего товарища на блокпост. В светлое время снайперы охоту не вели.

Так Бутаев и Астахов просидели в лесополосе до рассвета, после чего благополучно вернулись на свой блокпост.

С утра пошел дождь, холодный и сильный. Столбик термометра установился на отметке в шестнадцать градусов. Дозорным передали плащ-палатки.

Двое бойцов в таком же одеянии вышли к бетонным блокам дороги. Хоть движение по дороге практически прекратилось, но отдельные отчаянные водители, как со стороны Луганской республики, так и со стороны Украины, все же решались на поездки. Таких машин было мало, но они были. А раз были, то подлежали досмотру. Со стороны Украины в основном везли овощи, крупы, консервы, из непризнанной, но вполне состоявшейся независимой республики вывозили стариков, женщин и детей из населенных пунктов, которые те же украинцы и обстреливали. Ополченцы не препятствовали этому, украинцы зачастую просто грабили предприимчивых соотечественников, в лучшем случае брали с них приличные деньги.

Поднявшись в 6 утра, офицеры вышли на обход территории, Середин зашел в здание размещения личного состава. Его встретили поспавшие час снайперы, и Бутаев доложил:

– Одного ночью сняли, товарищ капитан.

– Снайпера?

– Как и было приказано.

– Где обнаружили?

– В кустах у пруда. Он хотел ударить по дозорному на посту охранения. Я предупредил, конечно, Астахов же срезал стрелка.

– Снайпер был один?

– Никак нет. Их было двое, но второй не показал себя. А вот Сережу едва не завалил. В «обратку» выстрелил, метрах в трех от трупа. Пуля срикошетила от шлема.

– Вы рисковали, снимая одного стрелка и не видя второго.

– Но не упускать же момент?

– Второй, значит, ушел?

– Спрятался. Сейчас, наверное, ушел.

Портативная радиостанция провибрировала сигналом вызова.

– Да?! – кратко ответил Середин.

– Это Второй!

– Слушаю!

– Я на выносном посту, вижу, как через главную дорогу «лохмач» и боец в натовской форме тащат тело, у «лохмача» две винтовки.

– Принял. Что еще?

– Передай контролерам трассы, пусть не мокнут, а вернутся в здание. Пойдет машина, дозорный увидит, тогда и выйдут на проверку.

– Понял. – Середин отключил рацию и повернулся к бойцам: – «Укры» перетащили труп снайпера на пост.

– Второй стрелок тащил?

– Двое тащили, один в маскировочном костюме с двумя винтовками, другой солдат в натовском камуфляже. Думаю, теперь второй выйдет ночью мстить.

– Пусть выходит, быстрее приберем его, – отмахнулся Бутаев.

– Как бы он кого из наших не прибрал. И не ночью, а днем. Выспится, если не выспался у пруда, и начнет охоту.

– Ночью мы не работаем.

– Не работали раньше, сейчас ситуация изменилась. Впрочем, все будет зависеть от того, какое решение примет новый начальник поста. Ладно, отдыхайте, остальным находиться в здании, без необходимости не покидать его, в случае тревоги быстро на позиции, далее – по моей или заместителя команде.

Середин, помня о своем же предупреждении, из здания прошел в капонир БМП, оттуда быстро перебежал на командно-наблюдательный пункт. Туда же вернулся Иванов и доложил, что повар на кухне, смена постов к выходу готова.

– Никого не выпускать, – неожиданно приказал Середин, – повара срочно вернуть в укрытие.

– В чем дело, Рома? – удивился Иванов.

– Наши ночью сняли одного снайпера у пруда. Второй остался жив и невредим. Мы не знаем нового начальника, возможно, он разрешит тому второму стрелку открыть огонь по нашему посту и днем.

– Ну, это вряд ли.

– А ты, Леня, проверь. Пойди, выйди на дорогу, выкури сигарету.

– Ага!

– Тогда выполняй, что говорю.

Отдав распоряжение, Середин связался с дозорным второго выносного поста:

– Река! Заслон!

– На связи, – ответил молодой солдат.

– Манекен не размок?

– А что ему будет? Мокрый, он даже больше похож на настоящего.

На каждом посту был манекен, который иногда выставляли для проверки, откроют ли по посту огонь хохлы. В большинстве случаев не открывали, но было, что и постреливали.

– Слушай, Река! Надень на манекен свой шлем, сам не показывайся из-за бруствера, и подними его, но так, чтобы был виден шлем и небольшая часть головы манекена.

– Когда это сделать и сколько держать «куклу» на виду?

– Подними, как будешь готов, держи минуту, не больше.

Офицеры встали у амбразур, подняли бинокли. Они не беспокоились за свою жизнь, так как снаружи амбразуры были закрыты сильно тонированным стеклом от старой «шестерки», найденной кем-то из ополченцев в разгромленном и брошенном жителями селе Орехово.

Солдат на посту сделал все как надо.

Снайпер если занял позицию на чердаке бывшего кафе, то прекрасно видел появившуюся цель. И это выглядело естественно. На то и дежурный на посту, чтобы отслеживать обстановку, а как ее отслеживать, если все время прятаться за бруствером? Но та сторона молчала. Через минуту манекен исчез. Боец доложил о том, что и без доклада видели офицеры.

– Не хлопнул снайпер, – сказал Иванов, отойдя от амбразуры.

– И это хорошо, – вторил ему Середин.

Он присел на табурет рядом со связистом. Тот кивнул и начал вызывать штаб батальона. 8.00 – время утренних докладов начальников постов комбату.

Установив связь, рядовой Дунин передал Середину гарнитуру радиостанции.

– Остов! Я – Заслон-3!

– Я – Остов, – ответил подполковник Черненко.

– Докладываю, прошедшей ночью на посту происшествий не случилось, нашими снайперами уничтожен снайпер «укропов».

– Значит, дуэли продолжаются?

– Так точно.

– Желательно прекратить эту игру со смертью.

– Ваши слова да в уста командованию украинцев. Я могу отдать приказ на прекращение снайперской охоты, вопрос: сделают ли это с той стороны?

– Тем более когда вы сняли их стрелка. Но если продолжать в том же духе, то только исключительно между снайперами.

– Я приказ помню. Кстати, наши люди выходили на стрелков, хохлы же имели целью уничтожить пост охранения.

– Я тебя услышал, что еще?

– Ночью к их посту подходил бронетранспортер от Лакино. Пробыл у КНП противника минут двадцать и ушел в Гурную.

– Предложения?

– Думаю, произвели смену начальника поста.

– Возможно. Ты сегодня сам посмотри за блокпостом противника. Необходимо убедиться, что была произведена смена, а не что иное. БТР мог доставить на пост как дополнительный личный состав, так и вооружение.

– Посмотрю.

– В остальном все в порядке?

– Так точно. Артиллерия молчит.

– На высоту нацелены «Грады», и это командованию украинской бригады известно, потому и молчат САУ.

– Тогда, скорее всего, «укры» отведут огневой взвод на другие позиции, их же хлебом не корми, дай пострелять по мирным населенным пунктам.

– Не исключено. Ты должен увидеть, в каком направлении будет осуществляться отвод.

– Только в пределах видимости, а она ограничивается большой березовой рощей, где сидит заградительный отряд в составе роты карателей «Буг».

– Я не требую того, что не в твоих силах. Вопросы?

– По обстановке ничего нового?

– Украинцы проводят перегруппировку сил на дальних подступах.

– Это мне известно.

– Тогда ничего нового. До связи, Заслон-3!

– До связи!

Середин передал гарнитуру связисту, повернулся к Иванову:

– Повара – на кухню, остальное без изменений.

– Понял. – Взяв автомат, старший лейтенант вышел из КНП.

Середин же подошел к амбразуре. Поднял бинокль, направил на КНП противника и тут же вздрогнул. Он не верил своим глазам. На удалении от КНП украинского поста в десять-пятнадцать метров с двумя бойцами разговаривал не кто иной, как… Дмитрий Шрамко. Он был одет в натовский камуфляж, на плечах погоны капитана, шеврон бригады ВСУ.

– Ни хрена себе! – проговорил Середин.

– Что-то случилось? – спросил связист.

– Случилось то, что не должно было случиться.

– Хохлы подводят технику? – побледнел Дунин.

– Хуже!

– Артиллерию?

– Связь мне с комбатом, срочно!

На соединение ушло более минуты. Командир батальона продолжал принимать доклады с других постов. И только третья попытка увенчалась успехом. Черненко ответил:

– Слушаю тебя, Заслон-3! Что случилось?

– Я видел нового начальника блокпоста «укропов».

– Поэтому и решил вызвать меня? Оторвать от более важных дел?

– Я видел Шрамко, Остов!

– Что? Того самого?

– Так точно! Он капитан ВСУ, по шеврону – офицер механизированной бригады.

– Дела… Ну что ж, бывает и такое.

– Но мы же с ним…

– Что было, Заслон, то прошло!

– Мне нужна частота, на которой общаются между собой «укропы».

– Хочешь поговорить с бывшим другом?

– Да, очень хочу.

– Вряд ли удастся по связи, которую наверняка прослушивают.

– Мне нужна частота.

– Подожди и передай гарнитуру связисту, он быстрей сориентируется.

Середин протянул гарнитуру Дунину:

– Слушай внимательно.

– Я?

– А кроме нас разве на КНП есть еще кто-то?

– Но… – Связист замолчал, сосредоточился, слушая эфир, потом ответил: – Понял! Так точно, все понял. Командира дать? …До связи! – Он положил гарнитуру на стол, поднял глаза на Середина: – Мне сообщили частоту хохлов.

– Можешь на нее настроиться?

– Так я с первых дней, как мы заступили на пост, слушаю их.

– Так тебе известна частота?

– Эка невидаль, выйти на станцию, работающую менее чем в километре от тебя. Я и позывные их знаю.

– Чего ж ты мне раньше об этом не сказал?

– А вы и не спрашивали.

– Значит, вызвать на связь начальника вражеского поста можешь?

– Могу, а зачем?

– Какое твое дело? Вызывай старшего «укропа»!

– Использовать ваш позывной?

– Нет, погоди… так, используй позывной «Ольха»!

– Ольха?

– У тебя со слухом появились напряги?

– Извините, минуту. – Дунин «поколдовал» над станцией, затем запросил: – Рубеж-6! Я – Ольха! Как слышите, прием! Мне нужен Первый! …Кто я? Сказал же, Ольха, или тебе открытым текстом, придурок, объяснить? …То-то, давай Первого, срочно!

– А ты молодец, можешь запудрить мозги, – улыбнулся Середин.

– Это получилось случайно… Первый? Минуту. – Дунин протянул гарнитуру капитану: – Начальник блокпоста «укропов».

– Рубеж-6? – чувствуя, как учащенно забилось сердце, спросил Роман.

– Я! Слушаю!

– Не ожидал…

Но Шрамко не дал Середину договорить:

– Я понял, с кем разговариваю… Встретиться? Для чего? …Обсудить ночное происшествие? …По-моему, здесь нечего обсуждать, вы убили моего подчиненного. …Это недостоверная информация. …Есть предложение? …Ну что ж, хорошо. Только условия выставляю я… Тогда так, встречаемся ровно через час, на дороге в центре буферной зоны. Сигнал к выходу – поднятый над постом белый флаг. …Ну, тогда полотенце, полотенце-то есть? …Встречаемся один на один, без сопровождения и без оружия.

– Согласен, – успел вставить Середин, поняв игру Шрамко. Дмитрий, видимо, находился на КНП не только со связистом, посему представил ситуацию так, будто на связь вышел начальник вражеского блокпоста, что соответствовало действительности, и предложил личную встречу. Подобное на линии разграничения происходило не так редко, что, в итоге, спасло жизни многих и с той, и с этой стороны фронта.

– Значит, ровно через час. Время пошло.

– До встречи, Рубеж!

– До встречи, Ольха!

Середин вернул гарнитуру связисту, по рации вызвал на КНП заместителя.

– Вы что, товарищ капитан, решили встретиться с начальником поста «укров»? – удивленно спросил Дунин.

– Да! И больше никаких вопросов.

– Дела! А комбат…

– Я же сказал, никаких вопросов. Вызовет штаб батальона, передашь отсрочку переговоров, понял?

– Но это не пройдет. Какая может быть отсрочка, когда мы не ведем бой?

– Тогда скажешь, что я в лесополосе. Вместе с заместителем. Вернусь, свяжусь сам со штабом. А комбат не вызовет.

– Ничего не понимаю.

– А тебе, Стас, и не надо ничего понимать. По крайней мере, в данной, отдельно взятой ситуации. Вызывай Иванова, а я пока переоденусь. Да, и полотенце белое приготовь!

– Есть!