Глава десятая. Поклеп
– Доктора! – Главный врач постучала ладонь по столу, напоминая, что встреча еще не окончена. – Вчера я была на совещании в департаменте по под ведению предварительных итогов нашей работы (имелись в виду московские роддома). Там обсуждали чепэ, недавно произошедшее в седьмом роддоме.
Зал тут же загудел. Слухом земля полнится – многие сотрудники уже знали о том, что случилось у «соседей».
– Кто в курсе – послушайте еще раз. – Ксения Дмитриевна постучала ладонью по полированной поверхности стола, стоявшего на подиуме. – Не повредит. Повторение, как известно, мать учения. Это действительно очень показательный случай, требующий особого внимания! Пример чудовищного нарушения врачебного долга, вопиющего безразличия и бездушия! Ну-ка, прекратили разговоры!
Выждав, пока все умолкнут, главный врач перешла к сути:
– В седьмом роддоме погибли роженица и ее ребенок. Погибли на глазах у заведующих отделениями, дежурных врачей и ряда других сотрудников! Произошедшее совершенно не вяжется ни со статусом столичного медицинского учреждения, ни с… Короче говоря – непонятно, как такое могло произойти.
– Да, поистине чудовищное происшествие! – картинно вздохнула заместитель главного врача Нижегородова, сидевшая по левую руку от Ксении Дмитриевны.
– Женская консультация направила первородящую в седьмой родильный дом. Через свою подругу женщина договорилась с одной из врачей роддома, что та будет вести ее роды и вообще присматривать за ней. Никто, конечно, и не предполагал, что в итоге все закончится гибелью двух человек!
Ксения Дмитриевна отпила воды из стоявшего перед ней стакана. Главный врач всегда выступала сидя и не требовала, чтобы вставали те, к кому она обращалась. «У нас не школа, а родильный дом», – любила повторять она.
– Итак, роженица, у которой немного скакало давление, была госпитализирована в отделение патологии беременности. Ей было проведено полное обследование и из-за узкого таза было рекомендовано оперативное родовспоможение. В субботу, когда у женщины появились боли в низу живота, один из дежурных врачей посмотрел ее и решил, что она сможет родить сама. «Личная» врач в это время отдыхала дома. Кто-то из акушерок по просьбе роженицы позвонил ей, но та приехать отказалась и попросила ответственного дежурного врача приглядеть за своей подопечной…
Главный врач говорила долго, разбирая подробности и обстоятельно комментируя все действия персонала. Суть истории была в том, что дежурившие в субботу и воскресенье врачи несколько раз меняли свое мнение по поводу способа разрешения родов и, непонятно почему, в итоге пошли на естественные роды, хотя в истории родов было рекомендовано (и детально обосновано) оперативное родовспоможение. По недомыслию родовую деятельность еще и простимулировали окситоцином, чего явно не стоило делать. В итоге все закончилось разрывом матки и гибелью как матери, так и ребенка.
«У семи нянек дите без глазу», – говорят в народе.
– В «семерке» испокон веку черт-те что творится, – шепнул Данилову Вознесенский, сидевший на соседнем кресле. – Главврачи меняются как перчатки, персонал – и того чаще, все обшарпанно, запущенно, грязно…
– Почему так? – столь же тихо спросил Данилов.
– Место проклятое, – совершенно серьезно сказал Илья Иосифович. – Там когда-то первый главный врач в кабинете повесился. С тех пор все наперекосяк и пошло…
– Мистика какая-то, – не поверил Данилов, совершенно чуждый мистике.
– Жизнь, а не мистика. В жизни всякое бывает.
– В заключение хочу еще раз призвать вас, во-первых, думать головой, а не другими местами, и не считать себя самыми умными. Особенно на дежурствах в выходные и праздничные дни. Если у вас нет уверенности, то у вас есть я, есть Валентина Владимировна, – главврач кивнула влево, – есть заведующие, есть, в конце концов, истории родов, где все написано. Поменьше самодеятельности и самодурства! Побольше ответственности! Я намерена очень скоро уйти на пенсию. Я хочу уйти с почетом, а не получить пинка под зад по вашей вине. Так что учтите: кто попробует уничтожить мою чистую мечту – тому спуску не будет!
Ксения Дмитриевна обвела взглядом зал и добавила:
– Все свободны.
Проходя мимо главного врача к выходу, Данилов услышал:
– Владимир Александрович! Прямо сейчас загляните ко мне на пару минут!
– Хорошо, – откликнулся Данилов и неторопливо направился в приемную главного врача, уверенный, что Ксения Дмитриевна задержится в конференц-зале надолго: то один заведующий подойдет с вопросом, то другой, то сама хозяйка попросит кого-то задержаться.
Просьба заглянуть в кабинет означала, что разговор будет приватным, а значит, неприятным. Не те отношения были у Данилова с главным врачом, чтобы вести приятные беседы наедине.
Данилова догнал Вознесенский.
– Догадываешься, где прокололся?
– Нет, – равнодушно ответил Данилов. – Скоро узнаю.
– Нордический характер! – восхитился Вознесенский и убежал вперед.
В приемной главного врача скучала кадровик Ольга Евгеньевна, по совместительству выполнявшая обязанности секретаря.
– Здравствуйте, доктор, – приветствовала она Данилова. – А Ксения Дмитриевна еще не вернулась с конференции…
– Здравствуйте, я подожду, – сказал Данилов и уселся на один из шести стульев, стоящих в ряд вдоль стены.
– Хотите чаю? У меня есть горячий…
– Спасибо, Ольга Евгеньевна, не надо, – улыбнулся Данилов. – Боюсь, что без причитающейся мне порции горячего я отсюда и так не уйду.
– Вроде бы не было никаких предпосылок… – удивилась Ольга Евгеньевна.
Дверь распахнулась, и в приемную вошла Ксения Дмитриевна.
– Заходите, – пригласила она Данилова, проходя в свой кабинет. – Оля, если позвонит Бабаян из Потребнадзора, то сразу переключай его на Валентину. Она в курсе.
В кабинете главный врач молча указала Данилову на один из стульев, стоявших вдоль длинного стола для совещаний, а сама уселась на свое место.
– Владимир Александрович, – проговорила главврач суховатым и немного недружелюбным тоном, – мне поступила информация о том, что вы довольно часто конфликтуете с другими врачами роддома и, кроме того, позволяете себе вымогать деньги у больных. Это правда?
– Нет, – честно ответил Данилов. – Ссориться я вообще не люблю, разве что иногда хамов осаждать приходится, но я бы не назвал это частыми конфликтами с другими врачами. Собственно говоря, кроме Александра Емельяновича у меня со всеми сложились достаточно ровные, можно даже сказать – дружелюбные отношения.
– А почему Алексей Емельянович стал исключением из этого правила? Что в нем такого?
– Да ничего, просто характер дерьмовый, – откровенно сказал Данилов. – Причем далеко не я один так думаю.
– Вы без году неделя работает в роддоме и уже позволяете себе давать оценки старым сотрудникам, да еще и заведующим? – нахмурилась «хозяйка». – Не слишком ли вы опрометчивы в своих суждениях?
– Ксения Дмитриевна, вы спросили – я ответил. – Почувствовав, что разговор сейчас уйдет в дебри морализаторства, Данилов пошел ва-банк. – Можно подумать, что вы не знаете, кто такой Алексей Емельянович. Хам, истерик и подлец, вот и вся его характеристика! Он нажаловался вам на меня, так давайте я расскажу вам, как он ведет себя во время операций…
– Владимир Александрович! – перебила главный врач. – Лучше не будем перекладывать с больной головы на здоровую. Я пригласила вас для того, чтобы поговорить о вашем поведении. Когда мне будет надо обсудить Гавреченкова, я приглашу его и выскажу ему свои претензии. К тому же вы совершенно напрасно думаете, что Алексей Емельянович мне на вас жаловался. Сведения поступили из других источников…
«Выгораживает, – подумал Данилов. – Кому же еще, кроме Емели…»
– Вы – человек новый, и для того, чтобы влиться в коллектив, вам надо уметь идти на компромиссы, уметь ладить с людьми. Пожалуйста, учтите это, иначе вам будет очень тяжело работать у нас…
«Не возникай или уматывай на все четыре стороны», – перевел Данилов.
– Вы произвели на меня хорошее впечатление, и мне хотелось бы, чтобы вы у нас прижились. Я прекрасно понимаю, что специфика скоропомощной работы накладывает свой отпечаток на взаимоотношения с людьми, но согласитесь, Владимир Александрович, что в чужой монастырь со своим уставом не лезут. Вы хотите возразить?
– Нет, Ксения Дмитриевна, не хочу. – Данилову очень хотелось возразить, но он прекрасно понимал, что возражения только спровоцируют новый виток нравоучений. – Вы абсолютно правы.
Он уже понял, что главный врач распределила симпатии и антипатии еще до начала разговора и сейчас попросту озвучивала свое мнение. «Монолог дуэтом», – называла подобные беседы острая на язык Елена.
– Тогда на этом мы и закончим разговор о взаимоотношениях с коллегами. – Главный врач слегка оттаяла. – Теперь о взаимоотношениях с пациентками…
– Ксения Дмитриевна, – Данилов позволил себе перебить начальство, – если в общении с коллегами я могу быть немного резок, то денег и подарков я ни с кого никогда не вымогаю. И когда сами предлагают, не беру. Мне это противно. Поэтому кто бы вам чего ни сказал, по этому вопросу мы станем разговаривать так: или давайте факты, или воздержитесь от нотации. Третьего не дано.
– Ну, раз так, – поджала губы Ксения Дмитриевна, – то наш разговор окончен. Надеюсь, что вы примете к сведению мои слова.
– Уже принял.
Данилов встал и пошел к двери. Открыв ее, он замер на несколько секунд, затем обернулся к главному врачу и сказал:
– Пока люди не начинают создавать мне проблем, у них не бывает проблем со мной.
– Это угроза?! – Ксения Дмитриевна даже привстала от изумления. – Вы угрожаете мне?
– Нет, Ксения Дмитриевна, не вам, – покачал головой Данилов. – И это не угроза. Это предупреждение тем, кто поставляет вам подобную информацию. Всего хорошего!
– До свидания, – машинально ответила главный врач.
По дороге в отделение Данилов освежил в памяти всю свою недолгую трудовую деятельность в родильном доме и окончательно утвердился во мнении, что кроме Емели никому не успел досадить.
У входа в отделение Данилов столкнулся с Вознесенским.
– Ну что там? – не преминул спросить заведующий.
– Поговорили о взаимоотношениях с коллегами и пациентами. – Вдаваться в подробности Данилову не хотелось.
– В мирном ключе?
– В рабочем.
– Ясно, – протянул Илья Иосифович. – А кто накапал?
– Не знаю, но догадываюсь.
Данилов попытался обойти заведующего, но тот придержал его рукой и распорядился:
– Возьми кого-нибудь из девчонок и иди в «обсервационный» родзал на эпидуральную анестезию.
– Вы в курсе подробностей? – уточнил Данилов. – Или сначала мне одному сходить для оценки показаний и противопоказаний?
– Я сам ее смотрел, – ответил заведующий. – Нормальная женщина без каких-либо сопутствующих диагнозов.
– Тогда почему в обсервации?
– Встала на учет в консультации и сразу же укатила на дачу, поближе к чистой экологии. Вернулась перед самыми родами. Больничный не нужен, оттого и к врачу не ходила, и анализов не сдавала.
– Ясно.
«Кем-нибудь из девчонок» оказалась Ира, любимая медсестра доктора Данилова – организованная, сноровистая и молчаливая. Данилов, будучи человеком малоразговорчивым, не выносил болтливых напарников. Парочке словоохотливых фельдшеров на «скорой» он попросту советовал заткнуться всякий раз, когда их заносило, чем только упрочил свою репутацию грубияна.
– Ира, а вы давно работаете в роддоме? – спросил по дороге Данилов.
– Восемь лет, – ответила Ира. – Можно сказать – всю свою трудовую жизнь.
– И как вам тут?
– Безальтернативно, – улыбнулась Ира. – Я живу в двух шагах отсюда, и все недостатки роддома искупаются его близостью к моему дому.
– Да, по московским меркам работать рядом с домом – великое счастье, – согласился Данилов.
– И не говорите, некоторые из Бронниц к нам ездят, а кто-то – с «Планерной». Уж не знаю, кому хуже. А так вообще роддом у нас неплохой, хотя меня больше всего интересует, насколько вменяема старшая сестра в том отделении, где я работаю.
– Это верно.
Отношения с непосредственным начальством были самым важным фактором. Данилов вспомнил, как однажды на их подстанции появился врач, приходившийся родственником кому-то из заместителей главного врача «скорой помощи». Юноша был дерзким и самонадеянным. Уповая на покровительство высокопоставленного родича, он позволил себе демонстративно игнорировать заведующего подстанцией. Результат не заставил себя ждать: за каких-то десять дней наглец умудрился заработать два строгих выговора с занесением в личное дело, после чего, не дожидаясь третьего и последнего, сбежал на другую подстанцию. Там он, по слухам, вел себя скромно и к заведующему относился с подобающим уважением. Понял, что с непосредственным начальством надо жить в мире и согласии.
«А что, если доктор Федоренко постаралась?» – мелькнула вдруг мысль. Данилов прикинул и так и эдак и счел, что вряд ли это Татьяна. Ну поговорили, ну не договорились, но разошлись мирно, и как говорится без последствий. Ни к чему воевать. Нет, все же сколько ни думай, кроме Гавреченкова совершенно некому было настраивать главного врача против Данилова.
Откровенный выпад противника вроде бы требовал принятия ответных мер, но, немного подумав, Данилов решил ничего не предпринимать. Он только пообещал себе впредь быть еще более сдержанным с Алексеем Емельяновичем. Как говорится – его не трогай, оно и не завоняет. Ну а если Гавреченков будет клеветать на него и дальше, то пусть пеняет на себя. Владимир Данилов терпелив, но не беспредельно.
В родовом зале Данилова и Иру встретила доктор Рубанова.
– К кому? – спросил Данилов.
Две кровати были заняты стонущими роженицами.
– Вот сюда. – Рубанова подошла к той, что лежала у стены. – Это наша Эсмеральда.
Данилова слегка покоробило. Он не любил, когда врачи придумывали прозвища для пациентов, и уж тем более – когда обращались к ним не по имени. Было в этом что-то детсадовское.
– Можно историю родов, Марина Николаевна?
Рубанова принесла историю.
На титульном листе Данилов в первую очередь нашел имя роженицы, чтобы обращаться к ней правильно – и едва удержался от смеха: ее действительно звали Эсмеральдой, а в сочетании с отчеством «Остаповна» это было еще комичней. Покатав на языке словосочетание «Эсмеральда Остаповна», Данилов решил, что можно обойтись и местоимением. Получив нужные сведения из истории, он задал роженице несколько уточняющих вопросов, после чего приступил к осмотру.
– Доктор, а вы много спинномозговых пункций сделали? – неожиданно поинтересовалась Эсмеральда.
– Много, – ответил Данилов. – Пару сотен точно.
– Это хорошо… – Роженица прервалась на стон, а затем продолжила: – А многих после пункции парализовало?
– Парализовало? Вы случайно не путаете обезболивание с параличом?
– Нет, доктор, не путаю. Говорят же ведь, что если иглу двинуть чуть больше вперед, чем надо, то протыкается спинной мозг и… М-м-ы-и-и-и…
– Простите, а вы кто по профессии? – спросил Данилов.
– Юрист, но я не работаю…
– Понятно. Значит так, Эсмеральда Остаповна! – Для того чтобы подчеркнуть серьезность своих слов, Данилов обратился к пациентке по имени-отчеству. – Во-первых, вы вправе отказаться от эпидуральной анестезии. Есть и другие методы обезболивания, не связанные со спинномозговой пункцией.
– Я зна-а-а-ю-у-у… – Роженица села в кровати и уставилась на Данилова глазами, полными тоски.
– Во-вторых, если вам внушает сомнение мой профессионализм или не нравится моя физиономия…
– Вы красивый, – перебила роженица. – Похожи на артиста Тихонова в молодости…
– Спасибо за то, что под маской разглядели мою красоту, – серьезно поблагодарил Данилов. – Но потребовать другого врача – ваше право. А в-третьих, пункция проводится ниже того уровня, на котором заканчивается спинной мозг. Поэтому вероятность его повреждения сведена к нулю. Вы меня хорошо поняли?
Роженица молча кивнула.
– Так что же мы будем делать?
– То, что собирались. Простите, доктор, это у меня от излишней образованности.
«От недостаточной», – подумал Данилов, но спорить не стал.
Он подробно объяснил пациентке все, что следовало, особо упирая на то, как ей следует себя вести во время пункции, а затем подошел к раковине и начал мыть руки. Ира подала Эсмеральде бланк информированного согласия на пункцию, которого в истории родов не было, и попросила подписать.
– Я слышала, что после тридцати пяти лет эпидуральную анестезию лучше не делать, – сказала Рубанова. – А почему?
– Не в курсе, – ответил Данилов. – Считается, что этот вид анестезии хорош в любом возрасте…
– А-а-а! – Другая роженица истошно завопила, схватилась руками за борта кровати, поднапряглась и обдала водами не успевшую увернуться акушерку.
– Чтоб тебя! – в сердцах выругалась акушерка, глядя, как воды стекают с нее на пол. – Теперь опять идти переодеваться! Ведь шла и думала – надо тут пузырь проколоть…
– Шла, да не дошла! – поддела ее другая акушерка. – Теперь поздно пить боржоми…
– Эх, что теперь говорить! Маша, подстрахуй, я мигом.
Акушерка ушла, оставляя за собой широкий влажный след.
«Хорошо, что воды не попали на наш столик», – подумал Данилов.
– Чем закончилась ваша история? – спросил он у Рубановой, имея в виду недавнее самоубийство родильницы из ее палаты.
– Не напоминайте, – поскучнела Рубанова. – Написала дикое количество объяснительных, два раза беседовала со следователем, выговор непременно получу…
– Никто из родственников не объявлялся?
– Да кому она нужна, эта шалава! – фыркнула Рубанова. – Сволочь! Нет, я все понимаю – приперло тебя самоубиться, так выпишись сначала из роддома и кидайся себе откуда захочется. Хочешь – с моста, хочешь – с любой высотки, да хоть с памятника Петру Первому! Так нет же – непременно надо у нас! Где рожаем, там и из окон прыгаем!
– Начнем! – скомандовал Данилов, закончив мыть руки. – Марина Николаевна, усадите, пожалуйста, нашу пациентку.
– Эсмеральдочка, садимся, свешиваем ноги с кровати… – скомандовала Рубанова. – Сейчас я помогу вам снять рубашку. Так, теперь надо согнуть спину. Или вы, Владимир Александрович, предпочитаете, чтобы женщина лежала на левом боку?
– Лучше сидя.
Данилов, меняя спиртовые и йодные тампоны, обработал кожу вокруг намеченного места пункции, затем взял шприц и быстро сделал местное обезболивание.
– Сейчас может возникнуть жжение или ощущение давления или распирания.
– Все нормально, доктор, – чуть помедлив, ответила Эсмеральда. – Никакого жжения. А что, разве уже все?
– Я еще и не начинал. Это только местная анестезия. Согнитесь посильнее, пожалуйста, и не шевелитесь.
– Маша! Помоги подержать! – Рубанова кликнула на помощь акушерку.
Та подошла и встала с другого бока, положив одну руку на плечо роженицы.
– Еще немного согнемся, доктору удобнее будет, а чем удобнее, тем быстрее…
– Руку ниже не опускайте, – предупредил Данилов, опасаясь, что акушерка невзначай нарушит стерильность места пункции.
– Конечно, конечно, – заверила та. – Я понимаю.
– Начинаю! – оповестил Данилов.
Когда мягкий катетер был введен больше чем наполовину, роженица ойкнула.
– В левую ногу прострелило! – сообщила она.
– Не волнуйтесь, ничего страшного, – поспешил успокоить Данилов. – Конец катетера случайно задел корешок нерва, это не опасно.
Данилов быстро закончил устанавливать катетер, ввел шприцем первую дозу анестетика и поинтересовался:
– Что вы сейчас чувствуете?
– Слева низ живота онемел, а справа – все как и было… – сообщила роженица, укладываясь на спину.
Для наглядности она очертила рукой онемевшую область.
Данилов не смутился – такое редко, но случалось при эпидуральной анестезии. Причиной «одностороннего» действия обезболивания были перегородки из соединительной ткани в эпидуральном пространстве, которые могли помешать равномерному распространению препарата.
Данилов ввел в катетер все содержимое шприца и сказал:
– Пять минут вам надо полежать на правом боку.
Под влиянием силы земного притяжения препарат мог просто стечь в ту сторону, куда он вначале не попал. Если увеличение дозы вкупе с гравитацией не помогут – придется делать новую пункцию, уже в другом промежутке.
Спустя несколько минут онемела и правая половина живота. Немного подумав, Данилов решил пока не подключать Эсмеральду к автоматическому шприцу, а вводить ей анестетик вручную. Из-за «одностороннего» обезболивания он увеличил дозу и никак не мог окончательно определиться с последующей дозировкой и скоростью введения.
– Маша, а куда делся вакуум-экстрактор? – вдруг спросила Рубанова, оглядывая зал.
Вакуум-экстрактор – это насос со шлангом, заканчивающимся резиновым колпачком. Колпачок накладывается на головку плода и удерживается на ней за счет создаваемого насосом разрежения. Потянули за шланг – помогли ребенку родиться, примерно так.
– Наверное, ординаторы утащили, – предположила Маша. – Ознакомятся и вернут.
– Найди его поскорее, – распорядилась Рубанова. – А ординаторам я вставлю, чтобы не растаскивали оборудование. Надо изучать – изучай там, где стоит.
– Да он или в предродовой, или в коридоре у стола, – успокоила ее Маша. – Сейчас принесу, доктор. Вы думаете – понадобится?
– Я не думаю, – отчеканила Рубанова, – я знаю, что всегда бывает нужно то, чего нет под рукой. Поэтому давай его сюда, так спокойнее.
– Уже иду…
Маша удалилась, оставив вместо себя напарницу, успевшую переодеться в чистую форму.
– Как ваше самочувствие? – спросил Данилов у роженицы.
– Благодать, – полуприкрыв глаза, ответила та. – Боль ушла.
– А тянет?
– Потягивает. Так и будет до конца?
– Не совсем так, но болей не будет.
– Спасибо.
– Ногами подвигайте.
Роженица подвигала ногами. Данилов вставил в уши наконечники фонендоскопа, выслушал сердечные тоны пациентки, прощупал пульс и стал укреплять на ее плече манжетку тонометра.
– Марина Николаевна, как сквозь землю провалился этот проклятый вакуум! – сообщила вернувшаяся Маша. – Все отделение обегала. Не в палату же они его утащили!
– Действительно… – призадумалась Рубанова. – Позвони старшей, пусть подойдет.
– Да я так позову…
Маша вышла в коридор и громко крикнула:
– Татьяна Константиновна!
– Идет, – доложила она, возвращаясь в родовой зал. – На посту была…
В течение часа перед глазами Данилова разворачивались следственные мероприятия с участием старшей акушерки и заведующего отделением. Вакуум-эстрактор так и не нашелся.
– Пойду хозяйке сообщу, – обреченно объявил Гвоздев, в тридцатый, должно быть, раз появляясь в родовом зале в компании старшей акушерки. – Готовься, Татьяна. Этот «пылесос» три тысячи евро стоит.
– Мало нам кризиса и самоубийцы в отделении, так еще и вакуум-экстрактор сперли! – всплеснула руками та. – Кому он мог понадобиться, Юрий Павлович?
– Ума не приложу, – ответил заведующий. – Опять с милицией встречаться придется. Ох, грехи мои тяжкие.
– А зачем милицию?
– Татьяна! Ты что – не слышала, сколько этот «пылесос» стоит?
Данилов попытался вообразить, кому и зачем может понадобиться устройство для вакуумной экстракции плода, но так и не пришел ни к какому выводу. Его невозможно было использовать иначе чем по прямому назначению. Также невозможно было допустить, что кто-то из акушеров решил поразвлечься с прибором во время приема родов на дому. Во-первых, врачи родильных домов не берут подработку на дом, а во-вторых, у любого сведущего человека хватит ума на то, чтобы не производить вакуумную экстракцию плода вне стационара: всякое могло случиться.
Вечером, перед тем как ложиться спать, Данилов рассказал Елене о разговоре с главным врачом и спросил:
– Что ты об этом скажешь как администратор?
– Мое административное мнение полностью совпадает с личным, – сделав акцент на слове «административное», ответила Елена. – Ваша бабуля вызвала тебя, потому что ей кто-то чего-то такого наговорил. Но в целом, конечно, она относится к тебе неплохо, потому что не стала раскручивать эту историю, а просто предупредила тебя в несколько завуалированной форме, чтобы ты был поосторожнее.
– Ну, никакая она не бабуля, – поправил Данилов, представив, что могло бы случиться, назови так Елена шестидесятитрехлетнюю женщину в присутствии его матери. – Выходит, зря я ей нахамил.
– Зря! Хотя в этом есть и доля ее вины – можно было поговорить с тобой более корректно.
– Ты говоришь как моя жена, а не как администратор…
– В первую очередь – как администратор. Впрочем, ты сам виноват. Променял меня, чуткую и добрую начальницу, на какую-то старую грымзу – так тебе и надо!
– Лен, не передергивай, а? – попросил Данилов. – Ты же прекрасно знаешь, что я променял не тебя, а весьма двусмысленную ситуацию, в которой мы оба оказались. И вот еще – никак не могу понять, почему вы, женщины, бываете так безжалостны, когда дело касается чужого возраста. Что ты заладила – старая да старая?
– Да это я так, со зла, – ответила Елена, втирая в кожу лица ночной крем. – Может, мне обидно. Ты у меня, конечно, тот еще хам, но ты хам справедливый, зря в бутылку не лезешь. Ну а уж во взяточники тебя записать – это уж надо постараться.
– Вот кто-то и постарался.
– Тебе обидно?
– Мне противно, – признался Данилов. – Только не надо меня успокаивать. Я с трехлетнего возраста уяснил, что люди далеки от идеала.
– А от нас Федулаев уходит, – вспомнила Елена. – В центр медицины катастроф сманили его от меня коварные люди. Я ему говорю: «Юрий Романович, там ведь жизнь еще беспокойнее, чем на «скорой», а он в ответ: «Вот и хорошо».
Доктор Федулаев был старшим врачом подстанции. Образно говоря – правой рукой Елены.
– И кого же ты выберешь в старшие врачи? – оживился Данилов.
– Его уже выбрали за меня наверху, – горько улыбнулась Елена: какому руководителю понравится «спущенный сверху» заместитель?
Старшего врача приятно выбирать самой, чтобы можно было положиться на него в любой ситуации. А незнакомый человек, навязанный высшим руководством, всегда настораживает. Сразу и не понять – каков он. Будет ли он работать добросовестно, подменяя своего начальника в критических ситуациях, или попытается строить интриги и манипулировать людьми, пытаясь освободить для себя кресло заведующего подстанцией. Троянский конь, едрить его налево…
– Кто такой? Я его знаю?
– Навряд ли… Он двенадцать лет проработал в Зеленограде, а недавно переехал в Кузьминки. Развелся с женой и разменял квартиру. Говорят, что он просто хотел перевестись в БИТы (бригада интенсивной терапии), но его взяли и выдвинули в старшие врачи. Повезло человеку.
– Разведенный молодой старший врач! – Данилов притворно посуровел. – Он же будет пытаться тебя соблазнить!
– Пытаться не запрещено, – подмигнула Елена. – Вопрос в том, чем закончатся эти попытки…
– Да уж! – Брови Данилова соединились на переносице. – Смотри у меня, коварная!
– Это ты смотри, как бы меня не увели!
Елена показала Данилову язык. Владимир решил сменить тему:
– Надо как-нибудь утром в выходной заехать на подстанцию…
– Только без спиртного, хорошо? – обеспокоилась Елена. – Не хватало еще, чтобы ты там пьянку устроил!
– Хорошо. Я вообще-то и собирался только к чаю чего-нибудь взять.
– Знаю я это ваше «к чаю», – рассмеялась Елена. – А так – правильная идея. Загляни, потешь душеньку, пока все знакомые не разбежались. Народ тебе обрадуется. Только если встретишь нового старшего врача – не поливай его кипятком и не бей в челюсть. А то знаю я твои штучки…
