Глава шестая. Мускусный коммивояжер
1
Джозеф Кроуз родился на Востоке и ни разу в жизни не был в Англии. Поэтому он с детства привык к укусам неядовитых змей и скорпионов, его не выворачивало наизнанку от одного вида экзотических китайских блюд, готовящихся прямо на местном рынке, как это частенько происходило с прибывшими в Гонконг европейцами. Утончённая восточная жестокость с детства стала для него обыденностью, чем-то более привычным, чем какая-нибудь примелькавшаяся деталь местного колорита вроде многоярусных пагод или конусообразных солнцезащитных шляп из тростника. Почти каждый месяц с какого-нибудь несговорчивого торговца здесь живьём снимали кожу или отдавали на съедение гигантским красным муравьям. К 10 годам Джозеф Кроуз и сам не хуже любого восточного факира умел прокалывать язык специальной острой спицей и ходить по толчёному стеклу, перемешанному с раскалёнными углями. А уж загнать несколько аптекарских иголок под ногти мальчишке с соседней улицы, покусившемуся на дворовую голубятню – это было вообще в порядке вещей, обычным делом (за кражу бойцовского петуха в тогдашнем Гонконге просто и без раздумий отрубали голову).
Но то, что он увидел, войдя в маленькую комнатку, ещё недавно служившую жилищем Ляо, произвело впечатление даже на него. Девушка сидела на старой вылинявшей циновке в позе Сукхасаны, её голова и плечи чуть завалились вперёд. Несмотря на это на шее переводчицы явно просматривался глубокий зияющий порез, окантованный чёрной запёкшейся кровью. Ляо была в традиционном шёлковом китайском одеянии цвета индиго, залитом на груди ярко-красной кровью.
Рядом с безвольной, начинающей коченеть рукой, на полу, валялся окровавленный причудливой формы нож. Другая рука Ляо покоилась на бёдрах, сжимая в руках… да, да, тот самый веер, который Кроуз подарил ей каких-нибудь несколько дней назад!
Хозяйка дома, у которой Ляо снимала крохотную каморку, показала, что ещё вчера вечером видела девушку живой, но какой-то очень серьёзной и сосредоточенно погружённой в себя. Хозяйка также утверждала, что ночью в комнату девушки никто не входил.
– Почему Вы в этом уверены? – жёстко спросил Кроуз, пристально всматриваясь в пожилую домовладелицу.
– Для того чтобы подняться на второй этаж, нужно пройти мимо моей двери. Пойдёмте, я Вам покажу. Она находится прямо у лестницы, ведущей к мансарде. А я очень чутко сплю, да и ступеньки уже очень старые – скрипят, всё не сподоблюсь заменить на новые, – пожаловалась немолодая леди, – с тех пор, как умер мой муж…
– Я понял, понял, спасибо, мэм, – он кивком головы приказал сержанту Хорну сопроводить женщину на первый этаж.
– Так что будьте уверены, господин офицер, мимо меня ни одна мышь не проскочит! – не унималась хозяйка, мягко увлекаемая Хорном по скрипучей лестнице вниз. – А девушка – хорошая, приличная, скромная, ничего себе такого не позволяла… Я, как увидела, своим глазам не поверила… Да как же такое могло случиться?
Джозеф Кроуз ещё раз оглядел комнату, не смотря на потрясение смертью переводчицы, все его мысли были заняты Самоучителем. Простенькая, даже бедная обстановка жилища Ляо прямо и недвусмысленно свидетельствовала о том, что рукопись здесь спрятать даже при желании было просто негде. С другой стороны, если рассуждать логически, если рукописи здесь нет, значит, либо девушка спрятала её в другом месте, опасаясь чего-то или кого-то, либо… её кто-то похитил прямо отсюда, убив Ляо?
– Кто обнаружил тело? – спросил Кроуз вернувшегося с первого этажа Хорна.
– Я и обнаружил, сэр, – вытянулся Хорн. – Когда вы послали за ней дежурный наряд, мы прибыли по адресу. Спросили хозяйку, дома ли гражданка Ляо Вэнь Лянь. Та ответила, что она сегодня утром ещё не выходила из своей комнаты. Тогда мы начали стучать, а поскольку никто не отзывался, мы открыли дверь запасным ключом, – сержант Хорн достал из кармана и показал Кроузу массивный томпольный ключ.
Всё, что видел перед собой инспектор, внешне очень походило на ритуальное самоубийство. Особый кривой нож, облачение в специальную одежду, никакого шума, никаких видимых следов насилия. Только вот разве простые китаянки совершали ритуальные самоубийства? Он где-то читал о так называемых «самоубийствах благочестивых вдов», добровольно отправлявшихся в мир иной сопровождать своих умерших сановных мужей. А ещё, в северокитайском государстве Вэй существовал жестокий обычай заставлять накладывать на себя руки матерей будущего наследника престола. Но причём здесь девчонка? Она ведь была незамужней и бездетной молодой китаянкой! И потом, веер… Зачем он здесь? Подаренный им веер, лежавший на бёдрах девушки, не давал ему покоя, указывая на что-то такое, что – интуитивно чувствовал он – могло бы вплотную приблизить его к разгадке смерти Ляо.
– А окно, когда вы вошли, окно было открыто?
– Створки были, как бы это сказать, – замялся Хорн, – слегка прикрыты, но потом я распахнул их пошире, на всякий случай… чтобы не было запаха.
– Чтобы не было запаха?! – изумился Кроуз. – Вы что, первый день в полиции, сержант Хорн?! Да вы должны были первым делом лично обнюхать здесь каждый угол до прибытия следствия, ничего при этом не трогая руками! Чтобы не было запаха! – возмущению инспектора не было предела. – Болван! Я вам устрою патрулирование японского квартала до самой пенсии!
– Да мне и обнюхивать специально ничего не нужно. – обиженно себе под нос пробубнил худой долговязый сержант. – У меня, между прочим, с детства особая чувствительность к запахам. Меня даже в школе полиции «Тобби» прозвали, ну то есть, как собаку ищейку. Я мог, например, с улицы, на спор, за сто ярдов определить, что служанка полковника Бэйли готовила ему на ужин. И, между прочим, никогда не ошибался… сэр!
Джозеф Кроуз совершенно не ожидал такого поворота. Так вот оно что, оказывается, этот недотёпа, сержант Хорн, обладал почти собачьим нюхом.
– Ну, и что же вы тут такого учуяли, Хорн? – смягчился Кроуз, заглядывая снизу вверх сержанту в лицо.
– А Вы не чувствуете? – он стал лёгкими движениями ладони подгребать к своему сверхчувствительному носу воздух. – Здесь до сих пор пахнет чёрным мускусом.
– И что это значит? – спросил инспектор, с силой раздувая ноздри вслед за Хорном, и повторяя его движения.
– Обычно чёрным мускусом пользуются довольно состоятельные мужчины для того, чтобы произвести впечатление на дам, – сержант насмешливо хмыкнул.
– И Вы хотите сказать, Хорн, что в комнате девушки этой ночью был неизвестный мужчина?
– Вряд ли сама она стала бы пользоваться чёрным мужским мускусом, женщины обычно используют в качестве ароматических средств либо так называемый белый мускус, либо его растительные разновидности на основе семян гибискуса или корня дягиля, – отрапортовал сержант, явно довольный собой.
– Да Вам, Хорн, не в полиции работать, Вам в пору свою парфюмерную лавку открывать! – саркастически, но уже без злобы заключил Кроуз.
– Ну, во-первых, сэр, мои способности, как можно видеть, и в полиции весьма полезны. А, во-вторых, когда я скоплю немного деньжат и выйду в отставку, – он опять мечтательно затянулся ноздрями, – я непременно последую Вашему совету. Я и сам об этом давно подумываю… сэр – опомнившись, добавить он.
Ещё раз пройдясь по комнате, лейтенант Кроуз поручил одному из дежурных констеблей, прибывших с ним на место происшествия, срочно возвращаться в управление полиции за коллегой Томпсоном. Труп нужно было срочно дактилоскопировать и, если это возможно, снять отпечатки пальцев с предполагаемого орудия убийства. (Томпсон об этом ничего не рассказывал, возможно ли такое. А вдруг, благодаря этому, как его, Френсису Гальтону, в Метрополии уже и такие штуки вытворяют?). Он представил себе недовольное лицо толстяка Томпсона.
После завершения всех необходимых процедур Джозеф Кроуз приказал лично сержанту Хорну доставить труп в полицейский морг для патологоанатомического заключения, отчего тот изобразил на своём лице гримасу непередаваемого страдания.
– Да, и пусть один из констеблей опросит всех жильцов дома!
Итак, следствие продолжалось. Если некто проник ночью в комнату Ляо, то он мог это сделать только через окно, рассуждал инспектор, подходя к распахнутым створкам, отрывающимся в пространство небольшого хозяйского фруктового садика.
– Послушайте, Хорн. А где собственный ключ Ляо?
– Её ключа в дверях не было, иначе бы пришлось ломать дверь, сэр. Но, как я уже сказал, комната была заперта.
Выходит, если её ключа в комнате обнаружить не удастся, то это ещё раз будет свидетельствовать в пользу версии убийства. Только вот зачем убийце уносить с места преступления лишнюю улику против себя? Вернуться сюда вновь? Но зачем, для чего? Почему, например, снова через окно не проникнуть в помещение?
– Останьтесь пока здесь, Хорн, а я поищу выход на крышу.
Во внутреннем дворике Джозеф Кроуз снова столкнулся с взволнованной хозяйкой.
– Черепица очень хрупкая, того и гляди треснет, а приставная лестница в сарае, а сарай на замке, – заметя его блуждающий поверх окон взгляд, дала исчерпывающие пояснения женщина, угадывая, о чём он морщит лоб. – С тех пор, как 4 года назад умер мой муж…
– Скажите, мэм, а Ляо… то есть, гражданка Ляо Вэнь Лянь обычно на ночь запирала дверь на ключ?
– Так вот, молодой человек, с тех пор, как 4 года назад умер мой муж, – ещё раз начал женщина, – никто в моём доме не запирает двери на ключ. Таковы правила!
На слове «правила» она торжественно указала пальцем в небо.
– Правила? – удивился Кроуз.
– Да, я их ввела сама, – ничуть не смутившись, продолжала хозяйка. – Если бы мой драгоценный Уэйн не заперся тогда на ключ в своём кабинете, то я просто совершенно уверена, его бы можно было спасти. Вы верите в камфару, инспектор? Я ещё совсем девочкой, санитаркой оказывала помощь раненым…
– Так значит, Вы хотите сказать, что двери в комнатах всех постояльцев никогда не заперты?
– Нет, вовсе нет. Я этого не говорила, – хозяйка явно хотела уколоть Кроуза за неверное истолкование её слов и уличить в невнимательности. – Во-первых, на постое у меня жила только Ляо, я сжалилась над бедной девочкой. Кто же знал, что так всё получится? – она снова чуть всхлипнула. – Я сама запирала её дверь, когда она уходила на службу. Она ведь работала у вас, в полиции, верно?
Джозефу показалось, что хозяйка укоризненно покачала головой в его адрес и в его лице укоряла всю Британскую Колониальную полицию Гонконга. Дескать, если её не уберегли, то о чём вообще говорить…
– А ещё, кроме меня в доме живёт садовник и служанка Луиза, но у меня нет никаких оснований не доверять им.
– Послушайте, миссис…
– Хогерти!
– Миссис Хогерти. А что обо всём этом думаете Вы? Ну, кто-то ведь запер её там, в комнате, хотя Вы утверждаете, что никакого ключа у неё не было.
Старая леди чуть не взмыла ввысь фейерверком и едва не разлетелась от возмущения на множество искрящихся огней прямо на старте.
– Молодой человек! – произнесла она как можно более язвительно. – Я никогда не утверждала, что у Ляо не было собственного ключа. Я лишь сказала, что по заведённому мной после смерти моего мужа в доме порядку, никто не смел запираться в комнате на ключ!
– Но зачем ей нужен был второй ключ, которым она всё равно не имела права пользоваться?! – теперь уже вышел из себя Кроуз, которому надоело копаться во всевозможных дурацких причудах престарелой вдовушки.
– Ключ ей не был нужен, ключ у неё просто был!
Произнеся эти слова, хозяйка гордо зашагала прочь по узкой мощёной дорожке, оставив ничего не понимающего Кроуза.
Он решил, что всё-таки не помешает ещё раз внимательно осмотреть весь дом снаружи. Добраться до черепичной крыши без помощи лестницы вряд ли было возможно. К тому же, старая хрупкая черепица наделала бы много шуму. Воспользоваться растущими во внутреннем дворике деревьями с тем, чтобы пролезть в незапертое окно на высоте примерно 12-ти футов над землёй тоже оказывалось делом фантастическим: тонкие ветви персиковых и грушевых деревьев, не выдержали бы веса и средних размеров обезъяны. К тому же, держались они от окон мансарды на почтительном расстоянии в полтора-два ярда. «Что же это получается, – недоумевал Кроуз, – убийца попал в комнату Ляо через дверь? Потом, совершив своё мерзкое злодеяние, запер дверь её ключом, выпрыгнул в окно, прихватив с собой Самоучитель и ключ? А зачем же тогда он заставил её перед смертью облачиться в эти странные одежды? Может быть, Хорн что-то напутал с чёрным мускусом? Ведь никаких других осязаемых следов присутствия убийцы в комнате девушки не имелось». Джозеф Кроуз ещё раз осмотрел траву под окном мансарды и ближайшие деревья – они не источали ничего, кроме флюидов нетронутой невинности.
– Поверьте мне, здесь не обошлось без вмешательства нечистой силы!
Решительно заявила на прощание хозяйка, когда провожала Кроуза до ворот, у которых дежурил один из прибывших с ним констеблей.