Глава 25

– Я хочу есть, – сообщила Регина крайне недовольным голосом.

– Столовая закрыта, – огрызнулся Хамерхаузен.

Туман опустился к самой воде, покрыв ее плотным слоем белесого марева, мерно колеблющегося, подобно катящимся в бесконечность волнам. Время от времени легкие, почти неуловимые дуновения ветерка, какие и щекой не почувствуешь, подхватывали хлопья тумана и подбрасывали их вверх, где они неподвижно зависали на какое-то время, а затем снова плавно стекали вниз. Еще более интересные картины возникали, когда незримые воздушные потоки вытягивали из никнущей к воде туманной массы узкие полосы, будто сотканные из легчайшей паутины, и тянули их за собой, закручивая спиралями или сплетая в вязь причудливых орнаментов.

Иногда раздавался плеск воды и из тумана выскальзывали змееподобные щупальца. Хотя, может быть, это и были водяные змеи, но Хамерхаузену казалось спокойнее думать, что это щупальца. Наверное, потому что он точно знал, что спруты и осьминоги не вылезают на землю. Сказать же то же самое о водяных змеях он с уверенностью не мог.

Помимо крошечных островков, вроде того, на котором застряли Виир с Региной, из воды торчали деревья высотой в семь-восемь метров. Внизу стволы их были голые. Примерно на трехметровой высоте в стороны от стволов почти под прямыми углами отходили толстые длинные ветки, облепленные большими листьями овальной формы. На некоторых ветках неподвижно висели большие черные мешки, очень похожие на съежившихся чалкеров, один из которых накануне пытался задушить Хамерхаузена. От его длинных сильных щупальцев на шее у рамона остались багровые кровоподтеки.

Меж тем обитатели водных глубин начали проявлять интерес к клочку суши, на котором оказались люди.

Сначала на траву выползло причудливое в своей нелепости существо, похожее на помесь ящерицы с рыбой. Размером существо было с две ладони. У него было вытянутое тело, покрытое чешуей, и непомерно огромная голова с двумя большими выпученными глазами. Существо передвигалось по суше короткими прыжками. Опираясь на передние плавники, оно отталкивалось раздвоенным хвостом. Тело его изгибалось будто пружина, затем резко распрямлялось и взлетало вверх. Шлепая большим губастым ртом, существо издавало хлюпающие звуки. Допрыгав до выпирающего из земли корня колючего кустарника, существо обхватило его плавниками и поползло вверх. Добравшись до высшей точки, оно устроилось поудобнее, обернув хвост вокруг корня, и вдруг издало низкий стонущий звук, абсолютно не вяжущийся со всем его комичным обликом. Быть может, звуки, издаваемые то ли рыбой, то ли ящерицей, служили для того, чтобы отпугивать более крупных хищников. Но, с другой стороны, чтобы выжить в кишащих мерзкими тварях водах, любое, даже самое маленькое существо должно уметь кусаться.

– Я хочу пить! – заявила Регина.

Хамерхаузен молча указал рукой на воду.

В ответ Регина скроила презрительную гримасу, давая понять, что ей такие шутки не по душе.

«А что ей вообще по душе?» – подумал Хамерхаузен.

Но подумал он об этом между прочим, поскольку все его мысли сейчас были даже не о том, как выбраться с острова, на котором они невесть как оказались, а о том, что они уже безнадежно опоздали. Не увидев живых людей рядом с остовом сгоревшего квада, рамоны продолжат свой путь в полной уверенности, что никто из экипажа не выжил. В свою очередь, это означало, что им придется самим выбираться не только с этого клятого болота, но и из Усопья. Хамерхаузен искоса посмотрел на Регину – рыжая этого, похоже, не понимала. А если и понимала, то очень искусно это скрывала.

Хамерхаузен присел на корточки, положил руки на колени и уставился на туманную дымку над водой. Стыдно сказать, но в голове у него не было ни единой дельной мысли. Более того, он был почти уверен, что никогда прежде не оказывался в столь же безвыходной ситуации.

Что было делать?

Лезть в воду – самоубийство.

Звать на помощь?

Валтор говорил, что в Усопье живут люди. Ну, наверное, здесь есть и более приятные места, чем это кишащее всякой нечистью болото. Конечно, кто-то из местных жителей мог в этот утренний час и на болото забрести. По какой-то своей надобности. Но инстинкт самосохранения подсказывал Хамерхаузену, что хищников их крики привлекут куда быстрее, чем местных жителей.

Что им еще оставалось?

Да, в сущности, больше ничего.

Повернув голову направо, Хамерхаузен посмотрел на будто прилипшую к деревяшке рыбоящерицу. У нее таких проблем, как у Виира, не было. Она в любой момент могла нырнуть в воду и доплыть до берега. Если, конечно, никто не сожрет по дороге.

Повернув голову в другую сторону, Виир увидел остановившуюся рядом с ним Регину, которая до этого бегала по крошечному островку из конца в конец, как будто надеялась отыскать мост, перекинутый на сушу. Казалось, рыжая точно знает, что мост есть, только по какой-то причине она никак не может его найти. Может быть, он стал невидимым?

– Нам нужно выбраться отсюда! – глядя на Хамерхаузена сверху вниз, заявила Регина.

– Гениально, – уныло отозвался Виир.

– Ты должен что-нибудь придумать! – словно и не услышав его, продолжила в том же тоне Регина.

– Почему я? – удивился рамон.

– Потому что ты мужчина!

Виир решил довести это, в общем-то, бесспорное утверждение до логического завершения.

– Хочешь сказать, что я мужчина, следовательно, умнее тебя?

– Уно! – коротко и зло бросила в ответ Регина.

Виир удивленно приподнял бровь.

– Я думал, в Войводе так не говорят.

– Мой отец был из Джербы.

– Извини, не знал.

– Почему ты извиняешься?

– Хочу быть галантным. Ну, или хотя бы выглядеть таковым.

– Тогда придумай, как нам отсюда выбраться!

Виир молча развел руками – снова она за свое! Ну, что тут, спрашивается, можно было придумать? Разве что изобрести способ хождения по воде?

Хамерхаузен перевел взгляд на воду. Туман окончательно рассеялся. Вода, черная, непрозрачная, была к тому же еще и гладкой, как стекло. Казалось, по ней и в самом деле можно пройти. Главное – не поскользнуться. Только иногда по этой гладкой черной поверхности начинали расходиться едва заметные круги. Как от подводного толчка.

– Все щупальца куда-то исчезли, – задумчиво произнес Хамерхаузен.

– При чем тут щупальца? – недовольно скривилась Регина.

На это Виир не стал ничего не отвечать. Во-первых, вопрос был глупый. Во-вторых, если бы он решил ответить, ему пришлось бы воспроизвести всю ту длинную цепочку ассоциаций, которая привела его к последней фразе. А он, скорее всего, не смог бы это повторить.

Хамерхаузен поднял с земли камушек и навесом, по крутой дуге, кинул его в воду. Камень ушел в воду почти без всплеска, как будто не вода, а густая смола поглотила его. По черной поверхности тихо, безмолвно поплыли три концентрических круга. И вдруг в том месте, где утонул камень, вода потоком взметнулась ввысь. Как будто мир перевернулся и вода из земного источника обрушилась в небеса. Меж потоков воды крутились и извивались, сплетались и завязывались в узлы толстые черные щупальца. Было их не меньше десяти. Они будто пытались поймать в воздухе что-то невидимое, большое и скользкое, постоянно выскальзывающее из их петель и узлов.

– Ну, вот тебе и щупальца, – взмахнула рукой Регина.

– Однако, – задумчиво произнес Хамерхаузен.

Он не стал развивать эту мысль, поскольку уже привык к тому, что, находясь рядом с Региной, нужно как можно меньше говорить. Потому что чем меньше слов произносишь, тем меньше слышишь их в ответ. Рыжая категорически не понимала того, что человек мог не обращаться персонально к ней, а, скажем, просто размышлять вслух. Все, абсолютно все, что улавливал ее слух, она принимала на свой счет. Вот и сейчас Хамерхаузен мог бы сказать, что чудовищу с такими огромными щупальцами, что бы оно собой ни представляло, нечего было делать на мелководье, по которому они ночью прошли, едва замочив ноги. А если так, значит, тут на дне имелись глубокие бочаги, в которых и сидели, подстерегая добычу, эти твари с щупальцами. На манер муравьиных львов, только в воде. А если так, выходит, ночью им чертовски повезло, что они не угодили в одну из этих ловушек. Ну, а ежели так, то даже если к ночи вода снова спадет, пытаться добраться до берега, шлепая по обмелевшему дну, будет все равно что играть со смертью в орлянку. При том, что монета не твоя и не ты ее подкидываешь, а вся такая костлявая рука.

Вместо всего этого и многого другого, что можно было бы к этому добавить, Хамерхаузен сказал только: «Однако». Но рыжей и этого оказалось достаточно.

– Однако? Это все, что ты можешь сказать? Однако – и все? Что значит однако?..

Хамерхаузен обхватил голову руками. Стараясь не слушать того, что тараторила Регина, он глядел на воду, которая вновь обратилась в предельно черную гладь, и думал, что смерть в щупальцах неведомой водной твари, быть может, не столь уж и мучительна.

Сидевшая на вывернутом из земли корне рыбоящерица подмигнула рамону выпученным глазом. Не ободряюще, а с пониманием и сочувствием. Как будто хотела сказать: «Держись, парень, тут уж ничего не поделаешь. С женщинами всегда так…» Но тут с неба упал птицеящер. Небольшой, размером с две сложенные вместе ладони, с клинообразными кожистыми крыльями и длинным, похожим на зубастый пинцет клювом. Пролетев на бреющем полете над самой землей, он схватил рыбоящерицу поперек туловища и, сильно взмахнув крыльями, резко ушел вверх.

Проводив птицеящера взглядом, Хамерхаузен подумал, что если рыбоящерица и мечтала когда-нибудь побывать на небесах, то рассчитывала попасть туда не таким образом. В жизни очень многое получается не так, ну, или не совсем так, как мы планируем. Почему так?

– Ты вообще слышишь, что я говорю?

– Нет, – честно признался Хамерхаузен.

– Я говорю, там какой-то парень.