Расписание правительственных самолетов обычно не публикуют. Может быть, именно поэтому задержек рейсов практически не случается.

– Твой-то сегодня… не в духе, что ли?

– Не знаю. Он вообще последнее время…

Охрану на летное поле не пригласили, и теперь те, у кого не нашлось забот поважнее, рассматривали через идеально вымытые стекла таможенного зала группу встречающих.

Были все, кому положено быть на подобного ранга мероприятиях: белые рубашки, галстуки в стиле дикторов Эн-Би-Си, добротная шерсть пиджаков. Запах бесстыдно дорогой французской парфюмерии… запах власти.

– А этот – кто?

– Бес его… Первый раз вижу.

Парни из подразделения, отвечавшего за личную безопасность первых лиц города, проводили глазами миновавшего турникет светловолосого господина. Судя по пластиковой карточке над карманом, он имел право ходить куда вздумается и пребывать там, сколько сочтет необходимым.

– Серьезный дядя! – Подобные пропуска-«вездеходы» имелись только у старших офицеров Управления, да и то не у всех. Они даже не были именными – просто фотография, печать, номер. Охранники сразу же и безошибочно определили в нем своего, служивого…

– Из Москвы, наверное. Обеспечивает…

– Скорее всего.

Профессионального интереса объект не представлял, потому беседа иссякла: у каждого свои задачи, меньше знаешь – лучше спишь. К тому же зашевелилась пресса – от буфета, где подавали бесплатный кофе, потянулась за милицейским майором цепочка разнополых акул пера и объектива.

Со стороны туалета протопал один из «смольнинских» водителей: носатый, в джинсах и японском галстуке.

– Что, скоро там?

– Уже сели, Максимыч! Заводи скорей свою таратайку.

Конечно, болтать на подобные темы было не положено, но Максимыч, гаражный ветеран, помнил еще товарища Романова и среди обслуги числился в личностях легендарных.

– Успею, мальчик! Я-то – успею, хе-хе…

Снаружи, откуда-то из-за угла, выползло бело-голубое туловище аэробуса. Повинуясь желтоватым сполохам дежурного автомобильчика, гигантский, похожий на сердитую беременную бабищу пассажирский лайнер выкатился на отведенное ему место и встал, понуро обмякнув крыльями.

– Выдвигаемся по местам? – Один из охранников выплюнул на ладонь остатки жвачки, скатал их в шарик и аккуратным щелчком отправил твердеющий снаряд в урну.

– Подожди… – Его коллега носил погоны на пару лет дольше и не преминул подчеркнуть это старинной присказкой из репертуара сотрудников спецслужб и гулящих женщин:

– Не выдавай суету за темперамент!

– А чего здесь-то торчать? – Охранник пожал плечами, и в подтверждение его правоты коротко тявкнула рация. – Пора!

А снаружи, на летном поле, тем временем как бы сама собой произошла метаморфоза – демократично-бесформенная стайка встречающих закаменела, закристаллизовалась, расслоившись в соответствии с неписаными законами чиновной иерархии. Те, кого дипломатический протокол именует собирательным термином «официальные лица», почти правильным полукругом притихли за спинами отцов города.

Таковых на сегодняшний день присутствовало трое: очкарик средних лет с голосом зануды и манерами неожиданно разбогатевшего провинциала, некто лысый в плаще и генерал, старательно прячущий первые признаки брюшка под грамотно сшитым мундиром. Отделенные от положенной по ситуации свиты подобающим расстоянием, они негромко переговаривались – и томящейся за загородкой прессе казалось, что именно здесь, именно так решаются самые насущные проблемы современности.

– Не-ет, зря вы так! Я вчера неплохо взял – двух кряковых и чирка. Одну, правда, не достал – в камыши свалилась, но…

– А куда ездили?

– Как обычно, за Вуоксу – туда, подальше…

Лысый поцокал языком, демонстрируя белую зависть. Генерал продолжил:

– Там хорошо-о! На пенсию выгонят – пойду в егери.

– Брось! Типун тебе на язык. Лучше пригласил бы на следующие выходные. Говорят, там у вас солдатики специальные – разводят уточек, а потом дрессируют их, чтоб прямо на охотника выплывали. Или за лапку ко дну привяжут…

Оба сдержанно рассмеялись, приглашая повеселиться третьего:

– Как считаете – врут? Клевещут на нашу доблестную рабоче-крестьянскую?

– Не знаю, – лицо под очками шевельнулось и приняло снова привычно брезгливое выражение.

– Что-то вы сегодня не в духе…

– Может, мадам чего отчебучила? Или эта ваша… с ногами? – Генерал гордился своей армейской прямотой и приятельской осведомленностью.

– Зеркало на даче внук расколотил. Вдребезги!

– Ой, да не верьте вы в приметы! Интеллигентный человек, профессор… Не стыдно? – укоризненно замотал головой лысый.

– Не стыдно! Я в приметы не верю, я их просто принимаю к сведению.

– Зачем?

– Хорошая примета – она вселяет в человека дополнительную уверенность. Стимулирует некоторым образом… Ну а дурные приметы заставляют насторожиться, собраться лишний раз.

– Что ж… Умно! – кивнул генерал.

– Смотри-ка, минута в минуту…

Сначала из самолетного люка вылупилась приветливая стюардесса, за ней – мордоворот в асфальтово-сером костюме. Потом на трап шагнул пасмурный господин, не исчезавший последние месяцы с телевизионных экранов. Дежурно помахав пятерней в сторону представителей средств массовой информации, он обозначил приветственный кивок всем встречающим, после чего спустился на землю.

– Господи, пронеси, – шевельнул губами лысый и подался вперед: очкарик уже пожимал протянутую руку. – Добро пожаловать!

– Здравия желаю! – Генерал козырнул и в свою очередь удостоился рукопожатия.

– Как долетели? Мы рады приветствовать вас здесь от лица демократической обществ…

Гость слушал несколько рассеяно, улыбаясь краешками рта и высматривая кого-то в ближнем окружении «первых лиц».

– …всегда отличала верность идеалам российской государственности и общечеловеческим ценностям!

– Да-да, спасибо. – Почтительно отодвинув очкарика, гость неожиданно проскользнул между ним и генералом. За три шага преодолев расстояние, отделяющее его от чиновничьего полукольца, виновник церемонии остановился напротив ничем не приметного старичка:

– Здравствуйте!

– Добрый день. – Суворовский хохолок с достоинством наклонился и тут же принял исходное положение. Лицо, худощавое, в тоненькой паутине старческих красных прожилок, казалось обманчиво беззащитным.

– Все в порядке?

– Да, пожалуй.

Вокруг них сразу же образовалась своеобразная полоса отчуждения – генерал, его собеседник в плаще и даже очкастый зануда непроизвольно замкнули круг, смешавшись каким-то непостижимым образом с остальными «официальными лицами».

– Прошу вас… Моя машина готова? – не оборачиваясь, поинтересовался гость.

– Конечно!

– Тогда мы поедем… вдвоем.

Он подхватил старичка под локоть, увлек его за собою, заставив заторопиться в стеклянное чрево аэропорта всех: правительственную охрану, прибывшую вместе с ним, встречающих, журналистов, несколько мгновений назад выпущенных из загона…

– Несколько вопросов! Информационное телевидение!

– Газета «Невские берега»! Что вы думаете по поводу?..

– Радио «Вольный город» – только два слова!

– Господа! – Гостю такого уровня полагался референт, и он, разумеется, оказался на месте:

– Господа! Завтра утром, в восемь тридцать, в пансионате «Светлые ночи» состоится пресс-конференция. Транспорт автобусами, от мэрии и от Городского собрания, сбор в полвосьмого. Прошу не опаздывать!

Журналисты загомонили, кто радостно, кто возмущенно.

А на площади перед аэропортом уже формировался кортеж. Антрацитово-черные, реже – белые номенклатурные автомобили рычали и рявкали в несколько сот лошадиных сил, томился поодаль ОМОН, отборные парни из спецбатальона ГАИ весело переругивались, предвкушая лихую гонку. Сотрудники в штатском рассаживались по машинам, кто-то кашлянул на пробу в мегафон…

Покосившись на остановившегося в двух шагах русого супермена с карточкой-«вездеходом», водитель головного «мерседеса» закончил жаловаться на слесаря:

– Понимаешь, Максимыч… Я спрашиваю: «Ключ на тринадцать есть у тебя?» А он: «Есть, но мало». Козел ведь?

– Точно. Сволочь и куркуль!

Русоволосый немного переместился и занял позицию на пути между выходом из здания и автомобильной шеренгой.

– Та-ак! Приготовились все!

Лица, развернутые в одну сторону. Десятки любопытных глаз… Стриженые затылки тех, кому положено просматривать доступы к охраняемой персоне.

– Ну-ка, все – по машинам…

Процессия вывалилась на площадь – быстро и плотно, как паста из тюбика. Подполковник вцепился взглядом в лицо старика, а тот, издали заметив его русую, почти обесцвеченную солнцем макушку, до самой последней секунды изображал увлеченность беседой:

– Разумеется… Ситуация на Востоке беспокоит не только министра…

Только поравнявшись с огромной, плечистой фигурой подчиненного спросил, – молча, намеком на жест, едва уловимым движением многолетних морщин: как? нормально? сработали?

Да, ответил на том же языке подполковник. Все сделано.

– …потому что еще в Писании сказано: все испытывайте, хорошего держитесь!

– Не могу не согласиться. Как погода в Женеве?

– Да и не понял толком, сами ведь знаете… Прошу!

– Спасибо.

Мягко закрылись двери шикарного лимузина, начальник охраны распорядился в нагретый ладонями микрофон – и милицейская «вольво» с мигалками ринулась вперед, расчищать трассу. Вслед за ней, с места стремительно набирая скорость, двинулись остальные…

Подождав, пока опустевшая было площадь перед аэровокзалом не начала потихоньку заполняться озабоченным людом, русоволосый направился к паркингу. По пути отстегнул «вездеходный» пропуск, сунул его в карман – надо будет сдать с утра, подводить никого не хотелось, тем более что и нужды в этом особой нет.

Он забрался в машину, включил зажигание… Наступала короткая фаза инерции, так русоволосый называл состояние, когда операция, в сущности, завершена, все необходимые активные действия выполнены и остается только отслеживать нормальное развитие цепи событий.

В редких случаях требовались дополнительные усилия, чтобы довести задуманное штабом до конца. До логического конца…

– До метро подбросите? Десять баксов.

– Нет, простите. Занят!

С деньгами у подполковника все было в порядке.

– Второй-то… он что за мужик был?

Вопрос прозвучал нехотя, только чтобы не дать окончательно застояться предутренней тишине.

Дагутин устало приподнял веки:

– Нормальный мужик… Теперь-то чего уж! Отставник.

Непонятно почему, но это показалось всем исчерпывающей характеристикой. Опять замолчали, и Виноградов некстати вспомнил дагутинское, перед дверью: «…Я сейчас с ним потолкую!»

Не потолкует теперь.

Соседа угробили сразу же, вместе с Завидовским – может, чтобы свидетеля лишнего не оставлять, а может, просто чтоб под ногами не мешался. Даже прятать никуда не стали, так и лежал бедняга посреди кухни, со стаканом в руке и дырою в затылке… Когда прибыла опергруппа, из крана еще вытекала тоненькой струйкой вода.

– Господи, пошли мне трудную жизнь и легкую смерть!

Сержант, коротавший вместе с Борисом и Виноградовым время в дагутинской комнате, с уважением посмотрел на Виноградова:

– Это молитва такая?

– В некотором роде. Цитата!

– Ага… – Милиционер не знал толком, как себя вести с двумя хлопотными гражданами, предоставленными его попечению: вроде не задержанные, но… Утешало, что не только свое, родное, но даже понаехавшее невесть из какого дальнего отдела начальство само не определилось. А следователь, тот просто махнул ладошкой в сторону дядечек из уголовного розыска, мол, им решать – и покатил в кабинет, стучать по клавишам.

– За-дол-ба-ли! – смачно выругался Дагутин.

– Да уж! – согласился с ним Владимир Александрович. Пожалуй, вторая ночь под присмотром милицейских фуражек – это не повод для оптимизма.

– Я вот что думаю… я уже начальству говорил. – Сержант почувствовал загустевшее в воздухе раздражение и попытался взять инициативу: – Этот мужик, сосед, он ведь кого-то напоить хотел!

– Да?

– Точно! Пошел в кухню, воды набрать, они за ним – и завалили.

– Шерлок ты наш Холмс… второго года службы.

– Подожди, Боря, не рычи на юношу! – Скорее всего, в Виноградове умер великий педагог. Он питал неистребимую симпатию ко всем, кто тянется к свету знаний, кто еще способен напрягать мозги. – Подожди… А что, если наоборот?

– Как это?

– Ну, допустим, некто приглашает беднягу на кухню для доверительной беседы. Чтобы без посторонних ушей. Выслушивает, узнает, что надо, – и ликвидирует. А насчет попить – просто попросил, для отвлечения внимания.

– Это чьих таких посторонних ушей? – хмыкнул Борис.

– Ну, к примеру – Лелика.

– Не знаю… А почему не могло быть так, что пришли к моему отставнику, что-то не поделили, убили его. А на шум Лелик высунулся – и его заодно!

– Не катит! – яростно бросился рвать реванш милиционер: – Не годится… Мужика сразу убили, а этого вашего приятеля еще связали сначала. Врезали пару раз, прежде чем застрелить….

– Соображаешь, – вздохнул Дагутин.

– В принципе, они могли Лелика и с собой притащить…

– Сюда? Зачем это?

– Не знаю… Слушай, Боря, если кто к тебе или к матери твой приходил, – он впускал?

– Еще чего! Все разговоры – только через дверь. Из военкомата, помню, повестку…

– А ментов? – нерешительно вставил сержант.

– Слушай, ты! Если ты такой умный…

– Американец сказал бы: если ты такой умный, где твой миллион долларов? – На пороге стоял почему-то довольный майор Филимонов, начальник «уголовки» отдела, работавшего по налету на Кристинкину квартиру. Этот самый Александр Олегович примчался посреди ночи, по первому же звонку, но Виноградов не общался с ним с того момента, как отправили в морг покойников.

– Вот именно! – воспрял Дагутин. – Ну, скоро?

– Собственно, все. Заканчиваем. А что касается вашей дискуссии. Мой опер, когда первый раз сюда заезжал, пообщался с этим мужичком. Попросил, если что узнает, – сразу звякнуть.

– Это если я появлюсь?

– Ну не только вы, Дагутин. И насчет Виноградова, и насчет Завидовского… Установка была – впустить, задержать в квартире, связаться с нами.

– Он что – согласился? Вот сволочь!

Филимонов укоризненно покачал головой:

– Согласился.

– А мог бы жить еще да жить, – не удержался Владимир Александрович.

– Вероятно!

– Значит, скорее всего, первым пришел Лелик… Тогда понятно, почему он его впустил! А уже потом – что… менты?

– Или те, кто так представился…

– Нет, скорее всего – они изображали милицейскую засаду. Появились после отъезда вашего сыщика, запудрили мозги соседу, тем более почва уже оказалась подготовлена, и он рад был Борису подгадить… Взяли Завидовского, когда появился, убили, а потом и «помощнику» рот заткнули!

– Сомневаюсь. – Филимонов оторвался наконец от косяка, обошел покрытый плюшевой скатертью овальный стол и уселся в кресло. В то самое кресло, где убили Лелика.

В этом не было и намека на цинизм – просто голая производственная необходимость: мест свободных не наблюдалось, а предстояло заполнить бланк.

– А почему это господин майор изволит сомневаться?

Филимонов спокойно поднял глаза на Бориса:

– Из-за этого.

Выложив перед собой стандартные, наспех скомканные пополам листы бумаги, он развернул их так, что видны стали ровные строчки заполнивших эти листы официальных текстов. Виноградов заметил герб города, двуглавых орлов, факсимильные закорючки начальственных подписей… Кое-где черно-белое пространство страниц перечеркивал неестественно алый кровавый мазок.

– Значит, Дагутин, это точно не ваше?

– Не мое.

– Правильно… Хмырь из прокуратуры приказал все-таки внести их в протокол.

– А почему вам? – удивился Виноградов.

– Ла-адно, это не самое худшее. – Майор, неожиданно даже для самого себя, радостно улыбнулся. Прокомментировал: – Оба дела объединили. Мы теперь наш налет на квартирку Вережко этой вашей сюда приобщаем. Пусть местные поколупаются!

Радость начальника уголовного розыска была вполне объяснимой и по-милицейски понятной, но Дагутин не удержался:

– Не хотите работать?

– Глухаря не хотим! – уточнил Филимонов. – Так что не грех товарищам помочь в такой малости, как составление пустячного протокола. Итак…

Он покосился в сторону кушетки, так и не придвинутой обратно к стене после обнаружения того, что сейчас предстояло описывать.

– Итак! «В ходе осмотре места происшествия… за кушеткой, в пространстве между задней спинкой и обоями… обнаружены двенадцать листов ксерокопированного машинописного текста на бланках… следующие реквизиты… Листы имеют ярко выраженный поперечный сгиб, механические повреждения отсутствуют. На страницах… имеются следы в виде пятен красного цвета…»

– Пожалуй, товарищ майор прав! – прокомментировал Виноградов.

– Насчет чего?

– Сосед впустил их, когда Лелик уже сидел у тебя. Может, заснул… Он почувствовал неладное и успел запихнуть документы, куда дотянулся.

– А это что – его?

– А чьи еще?

– Не знаю…

Что-то Владимиру Александровичу не нравилось. Что-то мешало, не позволяя принять предложенную версию.

– Готово! Подписывайте за понятых…

– Но это все, надеюсь?

– Я тоже… Спасибо.

Начальник розыска аккуратно упаковал документы в конверт и протянул их сержанту:

– Все, свободен. Передай в отдел к себе, там следователь из прокуратуры где-то должен ошиваться.

– Найду! – На сегодня дежурство закончилось, и это было приятно. – Разрешите идти?

– Я же сказал… Привет!

– До свидания. – Подать руку первым милиционер не решился, а встречной инициативы никто из остающихся не проявил.

– Бывай здоров!

– Желаю удачи, молодой человек, – несколько сгладил неловкость Виноградов.

Хлопнула дверь.

– Вы домой, Виноградов? – поинтересовался майор.

– А куда еще?

– Могу подвезти. Я на своей, а живу через два дома от вас, за универсамом.

– Саныч! – предостерегающе хмыкнул Дагутин.

– Бросьте… – поморщился майор. – Доставлю в целости и сохранности. Безо всяких провокаций!

– Я не об этом. – Борис выразительно покосился на пристроенную рядом с телевизором авоську. – Как, Саныч?

В сетке томилась вечерняя, нетронутая по причине случившихся потрясений бутылка «Русской». И некоторое количество еды, готовое стать закуской.

– Не, я не буду. Не хочется!

– А за помин души?

С такими аргументами Виноградов обычно не спорил:

– На донышко… Не возражаете?

– Нет. Святое дело! Я подожду.

Чувствовалось, что Филимонов – мужчина достойный. Такое поведение заслуживало награды, и Дагутин, не помня зла, предложил:

– Будешь?

– Давай!

Переход на «ты» совершился абсолютно естественно и непринужденно.

– Вам, ментам, что! Выпил, сел за руль…

– Разные гаишники попадаются.

– Ой, только не надо! Он нам, Саныч, будет рассказывать.

Дагутин разлил – немного, граммов по пятьдесят:

– Земля ему пухом!

Выпили. Чем-то загрызли.

– Еще?

– Нет, хватит. Едем?

– Да, конечно! – Виноградов заторопился, неловко ощупал себя, убеждаясь, что все на месте. – Домой. Только домой…

По городу покатили – одно удовольствие! Поток трудящихся в это время обычно устремляется из спальных районов в направлении центра: грохот, шум, вонь… Потрепанные автобусы, толпа на турникетах, мат-перемат и трамвайные склоки. Машины наползают одна на другую, пихаются, вылетают на рельсы, отчаянно разбивая ходовую часть на ямах и рытвинах, и все это только для того, чтобы через несколько метров уткнуться в тоскливую неподвижность заглохшего посредине моста многотонного панелевоза.

Повязанные общей бедою, извечной бедою русского человека, родившегося не там и не тогда, здесь все ненавидят всех: водители-профессионалы – многочисленных «чайников», владельцы личного автомобиля – бездарный общественный транспорт. Те, кому удалось-таки втиснуться в чрево троллейбусов, с ненавистью провожают глазами уютные салоны чьих-то «жигулей», едущие ненавидят идущих. Дорога на работу… Это кузница жутких семейных конфликтов, горнило бездарных решений на службе, это страшное оружие, сокращающее путь нации к вырождению – нравственному и физическому.

Сегодня – другое дело… Сегодня Виноградова везли не «туда», а «оттуда». Стрелка спидометра весело балансировала между крейсерскими цифрами, и майору удавалось рассчитать скорость так, чтобы без лишних потерь проскакивать светофоры.

Чувствовалось, что маршрут для него знакомый, накатанный.

– Постоянно мотаетесь?

– Приходится.

– Бензин-то хоть казенный?

– Когда как…

– А чего же так далеко от дома-то? – постарался поддержать необременительную беседу Владимир Александрович. – Поближе не перевестись?

– Почему, можно… Предлагали.

Филимонов замолчал, и его пассажир посчитал было тему исчерпанной, но начальник уголовного розыска всего-навсего отвлекся на пытавшийся перестроиться для левого поворота «москвич»:

– Во дает! Заснул, что ли?

– Зазевался, наверное.

– Наверное! Да… Я в отделение после армии попал. Точнее, приехал на завод устраиваться, к своему корешку из батальона. А он уже оформлялся – помнишь, тогда такие были путевки от комсомола? И я решил, за компанию.

– За компанию?

– Да, считай – случайно. А что? Общагу дали тогда, прописку временную… По деньгам, конечно, меньше, чем на судостроительном, но все же форма, проезд бесплатный.

– Я помню.

– Во-от… На посты одиннадцать лет отходил, потом – в Стрельну, на заочное. Участковым недолго… И в уголовку!

«Очень романтично, – подумал Виноградов. – Прямо передовая статья в многотиражку, к Дню милиции».

Потом ему стало стыдно:

– И все время на одном месте?

– Да.

– Не надоело? С выслугой ведь все нормально?

– Давно уж пенсион… А что я умею? Кому нужен, а? Жизнь прошла – одно ворье да покойники! Ладно, не об этом речь.

На секунду в лицо Виноградову полыхнуло его несостоявшееся волею судьбы будущее: долгие сутки в прокуренных кабинетах, допросы, командировки… Нищенская зарплата, которой хватает, только чтобы на грани бедности протянуть месяц. Годы и годы в ожидании пенсии, которая еще смешнее, чем должностной оклад, неловкость детей, не желающих отвечать на вопрос, кем работает их папа… Дешевая водка. Случайные связи. Людское горе и бесконечная подлость, из которых, кажется, состоит мир.

Отсутствие смысла. Тоска! Профессиональная деформация.

Очень сложно не стать дураком и подонком.

Некоторым удавалось…

– Ну, кто-то же должен носить погоны, Александр Олегович!

– Я же сказал – не об этом речь…

Филимонов, как оказалось, вовсе не был настроен на рыдание в жилетку по поводу без толку загубленной жизни.

– Сейчас, кажется, налево?

– Да, на перекрестке. Недалеко, вон – видно! За школой.

– Знаю… Хочешь версию?

– По поводу?

– Туфта это все. Под-ста-ва!

– Что – туфта?

– Документы. Из-за которых его якобы убили, этого вашего Завидовского.

– Почему? – Вопросы был глупый, но вполне естественный, другой реакции Филимонов от Владимира Александровича и не ждал.

– Элементарно! Действительно, скорее всего в квартиру убийц впустил сосед. Те, кто пришел, Завидовского взяли без проблем, сразу же: дверь комнаты запирается только ключом, а он так и торчал снаружи.

– Возможно! От кого Лелику прятаться было? Он же Дагутина ждал… А ключ, конечно, мог и не вынуть. Запросто.

– Я думаю, он даже дернуться не успел.

– Да и не стал бы, если бы узнал, что милиция!

– Вот именно… Надели на него наручники, потом врезали по носу пару раз. Зачем? Чтобы кровушка пошла. И по этой самой кровушке бумажечками мазанули!

– М-мать его! – выплюнул Виноградов.

– Комментировать?

– Не надо.

Действительно, эти самые листки нашли там, где их и не могли не найти даже при самом поверхностном осмотре места происшествия. А уж для того, чтобы их ни в коем случае не прозевали или не дай Боже не решили, что это что-то хозяйское… Ну можно ли представить себе даже самого тупого оперуполномоченного, который не приобщит к уголовному делу об убийстве предмет, запрятанный рядом с трупом, да еще и окровавленный?

– Перестарались ребята!

– А нас, Виноградов, часто за дураков принимают. Чего, мол, с мусора возьмешь?

Владимир Александрович еще раз прокачал в мозгу калейдоскоп картинок – все верно! Липа. Явный перебор…

– Группа совпадает?

– Ты чего – забыл, что ли? Отослать-то отослали в лабораторию, но когда еще ответ будет?

В общем, это было не важно. Если бы те, кто убил Лелика, действительно хотели от него добиться каких-нибудь документов, денег или признания, труп выглядел бы иначе. Разбитым носом дело не ограничилось бы: сигареты, нож, иголки… Есть много способов заставить говорить – и в конечном счете они унесли бы все, что нужно.

Бы, бы, бы… Часть речи. Пишется отдельно.

– С-сволочи! – Виноградову не оставалось ничего, кроме как поверить.

– Вообще, я вот что думаю… Здесь?

– Да-да! Спасибо. – Парадную они уже проскочили, хорошо, что Филимонов сообразил, поинтересовался.

Машина заехала правыми колесами на поребрик. Встала, затихла. Майор потянулся к пепельнице:

– Я думаю, что и Вережко никто грабить не собирался.

– Это как? – Разумеется, Виноградову и в голову не пришло бы сейчас попрощаться, вылезти на тротуар и направиться к дому. Его собеседник тоже настроился на разговор.

– Те, кто искал Завидовского, сначала позвонили его матери. Узнали, что он ушел к Вережко. Выждали… А потом нагрянули к ней.

– А адрес? Мать бы не дала!

– Может, заранее знали, а может, на квартирный телефон «повесились»… Эта Кристина ведь перезванивала?

– Да, наверное. Нет, вряд ли! Скорее, заранее готовились!

– Я тоже так считаю.

Оба – и Владимир Александрович, и Филимонов были оперативниками. И прекрасно понимали, что тот, кто спланировал подобную комбинацию, ни за что не стал бы заказывать игру, не глянув в карты соперника.

– Они замок аккуратненько открыли, рассчитывали, что Завидовский с хозяйкой спят уже – пятый час, самый сон… Тут бы их и грохнули! Думаю, что эти бумажки мы бы еще там нашли. Где-нибудь на видном месте, на письменном столе.

Виноградов кивнул, соглашаясь:

– Но быстро ребятишки сориентировались, прямо по ходу!

– Хорошо хоть девку под горячую руку не прикончили.

– Ну ты же понимаешь – профи! Какой смысл? Была бы нужда – не пожалели, а так… Серьезные люди, зазря кровушку не проливают. Изобразили кражу, поиски якобы каких-то документов: лишняя перестраховка! Знаешь, я думаю, что если хорошенько покопаться…

– А мы покопались. – Филимонов выдержал эффектную паузу и продолжил: – Нашли! В мусоропроводе.

– Все, что украдено?

– Абсолютно. Прямо в пакете, как унесли: золото, паспорт, доллары.

– Поздравляю.

– Спасибо! – Майор непроизвольно покосился на свои руки и дернул ноздрями. Судя по всему, устойчивый запах отбросов еще долго будет преследовать участников оперативно-следственной группы.

– Значит, имитация… И тебе удалось в этом прокуратуру убедить?

– Дело на контроле. В главке, да и кое-где повыше. Звонить начали чуть ли еще не до убийства! – Почувствовав, как напрягся собеседник, майор успокаивающе отмахнулся: – Шучу, конечно! Но, во всяком случае, проблем с передачей дела в их район не было.

– Очевидно, решили, что ты больно уж носом своим любопытным куда не надо суешься. Вдруг еще чего-нибудь не то накопаешь? Потом придется тебе какую-нибудь автокатастрофу организовать или перевод с повышением, в пожарном порядке!

– Кто решил? – Владимир Александрович даже удивился, сколько холодного напряжения прозвучало в вопросе Филимонова.

– Не знаю. Читай газеты!

– Какие? – Очевидно, майор решил, что Виноградов имеет в виду что-то конкретное.

– Любые… Проценты раскрываемости по заказным убийствам знаешь? Ноль целых, хрен десятых! Вот и не порти людям статистику.

– Слушай… Ты что-то знаешь?

Владимиру Александровичу стало жалко усталого, стареющего сыщика:

– А тебе поручили выяснить?

– Пошел вон!

– Ладно, не обижайся. Извини…

– Будь здоров, не кашляй. – Филимонов потянулся к брелку на ключе зажигания.

Это почему-то убедило Виноградова.

– Извини, я сказал! Пойдем, чаю глотнем? По кружечке.

– К тебе?

Оба чувствовали, что время разбежаться еще не наступило.

– Пошли… Вылезай, я захлопну.

– Только жрать-то особенно нечего! – предупредил Владимир Александрович.