Следователь на секунду отвлекся, заправляя бланк протокола допроса в пишущую машинку. Несколько раз противно щелкнув изношенным барабаном, он ослабил фиксатор и пальцем выровнял край листка – можно было продолжать.

– Итак?

– Я ничего не могу сообщить вам по существу дела. Ни добровольно, ни как-либо еще.

– Где вы были этой ночью?

– В отделении милиции.

– Это я уже слышал. Один?

– Нет.

– Кто еще с вами был? Кто может это подтвердить?

– Подтвердить факт задержания и доставления могут сотрудники указанного выше органа внутренних дел. – Виноградов подумал, что трудно придумать более надежное алиби, чем пребывание в стенах камеры предварительного заключения. Но ошибся.

– Ваше доставление регистрировалось?

– Не знаю. – Он действительно теперь имел все основания сомневаться. – Наверное!

– Вы не ответили на вопрос, с кем еще вы якобы находились в милиции.

– Я действительно там находился.

– Допустим… И все же?

– Это были мои друзья. Близкие товарищи, скажем так.

– Вы можете назвать их имена?

– Да. Но не вижу в этом необходимости, пока не узнаю, какое это все-таки имеет отношение к расследуемому вами делу.

– Вы отказываетесь от дачи показаний?

– Ни в коем случае! Просто у меня проблемы с памятью.

– Хорошо… Вы знаете Алексея Завидовского?

– Да!

– Он был с вами этой ночью?

– Я пока не понимаю, в чем дело. Извините…

– Вам известно, что Вережко Кристина Николаевна является близкой подругой Завидовского?

– Ну я знаю, что у Лелика, то есть у Алексея, есть невеста по имени Кристина, но… Так это она?

– Послушайте, Виноградов! Может, хватит врать? Вы же опытный человек, бывший сотрудник… Я в присутствии Василия Анатольевича могу гарантировать, что все, сказанное не под протокол, останется между нами. И попытаемся вместе придумать, как вам выпутаться с меньшими потерями.

Владимир Александрович выслушал начальника уголовного розыска до конца и посмотрел на следователя. Тот кивнул:

– Нет проблем!

– Давай договоримся?

Виноградов пожал плечами:

– Я-то – за! Но, простите, так и не понял – у вас-то какая версия? Что я ее ограбил?

– Не один, конечно…

– Ни хрена себе! – Лоб Владимира Александровича непроизвольно сморщился, вытягивая вверх удивленные брови.

– Да хватит! Думаешь – умнее всех? Дагутин-то твой – уже поплыл… Правду, конечно, не говорит, себя выгораживает, но в целом – как было!

– Поймите, Владимир Александрович… Тут ведь банальная история – или он, или вы. Кому суд поверит?

– Что он говорит? – Голова соображала плохо, в горле застрял комок слюны, и Виноградову даже пришлось неприлично сглотнуть, прежде чем получился вопрос.

– Нечто очень похожее на правду! – Следователь переглянулся с начальником розыска и продолжил:

– Дагутин рассказал, что по наводке Завидовского вы с ним ворвались в квартиру Кристины Вережко и под угрозой физического насилия, используя нож и пистолет, совершили грабеж, точнее – разбой. Унесли деньги, ценности и личное имущество на сумму более десяти тысяч долларов США. Только он говорит, что пистолет у тебя был. Врет? Вообще, может, все и не так было, он же на тебя переваливает. А мы считаем, что главный не ты, а он, верно?

Сейчас хоть более-менее ясно стало, в чем дело, и появилась возможность оправдываться:

– Я не знаю, почему он это все говорит… Может, просто пьяный?

– Послушайте, Виноградов! Неужели вы думаете, что уголовный розыск «тормознул» бы вашу компанию на одной только голой признанке? Есть же свидетели… и еще кое-что.

– Это бред, в лучшем случае. Или провокация!

– Ага! Заговор масонов и китайской мафии. – Следователю начало надоедать словоблудие, и он перешел к делу:

– Изложите еще раз, подробно, как вы провели время со вчерашнего вечера до момента задержания. Под запись!

– Задержания? – Виноградов снова поднял удивленные брови, но, не дождавшись ответа, продолжил:

– Вчера вечером, приблизительно в восемь часов, мы собрались на квартире у моего приятеля Завидовского Алексея, чтобы поиграть в преферанс.

– Кто – мы?

– Я, Алексей и Борис Дагутин.

– Вы давно знакомы?

– Бориса я знаю давно, еще по милиции. С Алексеем познакомился около года назад, в мэрии, когда решал лицензионные вопросы…

– Что писали? – заинтересовался начальник розыска.

Виноградов понял, что речь идет о картах:

– «Ленинградку», до двадцати в пуле! – Для человека, не увлеченного преферансом, это прозвучало бы полной абракадаброй, но сыщик с пониманием уточнил:

– Висты двойные?

– Как положено.

– Странно! А вот Дагутин по-другому излагает…

Ясно было, что это блеф, стандартная попытка нащупать, где предполагаемые соучастники не успели договориться – в девяти случаях из десяти группы сыпятся именно на таких трудно предусматриваемых мелочах.

– Это его проблемы.

– Кто выиграл?

– Это не относится к делу! Кстати, опережая возможные вопросы: мы рассчитались сразу же, поэтому запись игры хранить не имело никакого смысла. Кто именно ее порвал – не помню… Но мать Завидовского все время находилась дома и может подтвердить, что ушли мы примерно в полдвенадцатого.

– Засиделись! Здорово выпили?

– Ну, во-первых, играть начали не сразу – пока поели, то-се… Потом в «распасах» застряли. В процессе не употребляли, карты этого не любят: так, за ужином немного и после, на ход ноги. Бутылку водки на троих, правда большую… в общей сложности.

– Что было потом?

– У метро возник конфликт с ларечницей, я рассказывал. И нас забрали в ментовку, пардон! – в отделение. Продержали до утра, потом отпустили. В десятом часу, кажется…

– Вы говорили, что согласно книге учета доставленных…

– Да! Там написано, что выпустили нас в час тридцать ночи, но это просто, чтоб задницу прикрыть. Протоколы-то начальник порвал! Но дежурная смена должна подтвердить, потом тот старшина, который вещи возвращал…

– Серьезно? Вы думаете, что сотрудники отделения дадут показания, что незаконно удерживали трех человек в течение ночи? А потом запись фальсифицировали? В лучшем случае утренний дежурный подтвердит, что вы с приятелями заявились к нему невесть откуда за вещами, которые то ли забыли спьяну забрать, то ли на захотели…

Виноградов вздохнул и попытался уцепиться за соломинку формальной логики:

– Но мужики! Неужели же я не придумал бы чего-нибудь попроще, если бы захотел? Стал бы тут городить хрен знает что, если бы для алиби?

В голосе его уже слабенько зазвучали просящие нотки, и следователь это почувствовал:

– Ладно! Ври, если… Чем дальше занимался?

– Домой поехал. Сначала, вообще-то, зашли, перекусили по случаю выхода на свободу, так сказать, а потом – домой!

– Все трое?

– Не знаю… Я уже до полудня дома был. А Лелик с Борисом остались еще там.

– Где?

– В пивнухе этой, как ее… не помню вывески. Дагутин знает, если надо – я покажу. Потом они, кажется, к этой самой Кристине ехать собирались.

– Дальше! – Следователь закончил выбивать из клавишей пишущей машинки очередную трескучую строчку. – Ну?

– А я дома все время был, пока ваши ребята не приехали. Пообедал, поспал…

– Так и записывать? Подумайте!

– В смысле?

– Владимир Александрович, ну нельзя же нас уж совсем за дураков держать, а? Мы вам домой звонили несколько раз – ладно! А из фирмы вашей, из «Бастиона»? Вы-то когда с начальством своим связывались, уверяли тоже, что из дома говорите, но вот незадача! Как только они пытались связаться – никто не отвечал. Я лично присутствовал, когда Леночка, если не ошибаюсь, номерок набирала… Аюшки?

В голосе начальника уголовного розыска было чуть больше издевки, чем хотелось бы Виноградову. Но крыть было нечем.

– Я сначала мылся. А потом телефон отключал! Когда опять улегся… Ей-богу!

– Да ну? Прямо комиссар Жюв какой-то из «Фантомаса»!

– Дома, значит, был? – подключился следователь. – Дома, конечно… А почему же ребята тебя задержали, когда ты как раз на подходе к собственной парадной очутился? И как-то непохоже было, чтоб спал! Очень даже шустренько куда-то двигался…

– Ох, бля-я… – получилось тоскливо и обреченно. Владимир Александрович мог, конечно, начать рассказывать про вызов к шефу, про забытые часы, но веры этому было бы столько же, сколько очередной предвыборной платформе.

– Говорите, Виноградов! Говорите лучше правду. Ну?

– Я никого не грабил…

– Где Завидовский? – заорал начальник розыска и снова влепил пятерню в израненную поверхность стола. Стиль в этом отделе был несколько однообразный. – Я тебя спрашиваю!

– Как это – где? – поперхнулся Виноградов, пытаясь сообразить, в чем заключается идея очередного подвоха, но в это момент снаружи кто-то постучался.

– Разрешите? – На пороге стоял незнакомый Владимиру Александровичу оперативник.

– Ну? Чего тебе?

– Все нормально! Задержали.

– Кого? Завидовского? – Начальник еще не до конца вышел из диалога, поэтому чуть-чуть утратил контроль за ситуацией.

– Не-ет, – удивленно помотал головой оперативник и решил на всякий случай напомнить: – Вы же меня за этим самым посылали, за Дагутиным! Все в порядке, тепленького нашли у бабы.

Это был прокол… Прокол! С большой буквы.

– Да-а…

Следователь считался порядочным человеком, а порядочные люди всегда смущаются, когда их ловят на вранье. Даже если это ложь на пользу делу, благородному делу борьбы за социальную справедливость.

– Напрасно ухмыляетесь, Виноградов!

– Да на тебя и так дерьма достаточно, чтоб упаковать по подозрению… Думаешь – приятеля твоего не расколем? Еще как!

– Подписывайте. Вот здесь и здесь.

– Нет! Не буду. – Владимир Александрович теперь счел за лучшее потянуть время.

– Почему? – оторопел следователь.

– По Конституции! Там в одной статье сказано, если помните, что никто не вправе заставить человека давать показания против себя… и своих близких.

– Против кого?

– Против родных и близких! А кто же мне роднее и ближе, чем я сам?

– Я могу идти пока? Перекушу… – подал голос паренек, все еще мявшийся в дверях.

– Я тебе сейчас сам кое-что перекушу! Мать… перемать, разтакую-разэтакую!

Это было не совсем то, что ожидал от своего начальника без вины виноватый оперативник в ответ на успешно выполненное поручение, но тем не менее он счел за лучшее исчезнуть.

– Ладно, Олегович… Успокойся.

– Успокойся!

– Подождите, мужики… – Момент был крайне деликатный, и Виноградов, решившийся подать голос, пытался не ошибиться ни в словах, ни в интонации. – Попробуйте… попробуйте просто так, для себя. Попробуйте проверить, что все в этом протоколе – правда! Бывает ведь? Дагутина сейчас допросите…

– Нашелся учитель, – скептически хмыкнул начальник розыска. – Мы сами разберемся, ты о себе подумай!

– А я о себе и думаю… Давайте сюда, – Владимир Александрович принял из рук следователя протокол, взял ручку и расписался:

– Вот! Теперь одно из двух.

– Ладно. Все равно, сам понимаешь, никто тебя сейчас отсюда не выпустит… Подожди, Родионова высвистаю – проводит до нашего буфета, хоть поужинаете. Пока твоего приятеля послушаем, а там посмотрим…

Охоту в этом году должны были открыть с большим опозданием. Да и грибы – не то чтобы их совсем не было, но по-настоящему еще не пошли. Сезон черники, наоборот, закончился, поэтому лес отдыхал, пользуясь редкой возможностью пожить собственной, без людского скопления, жизнью.

Никого не было. Почти никого…

– Надо же! Приятное с полезным.

– Да всего-то по пути… И не искал специально, ей-богу!

На дне корзинки, в компании ярко-желтых и краснокоричневых сыроежек, перекатывался с боку на бок упругий, классических пропорций подосиновик.

– Эх, побродить бы еще! – отдал должное просыпающемуся азарту старичок, но сразу же оборвал сам себя: – Жаль. Очень жаль…

Седой хохолок его, не прикрытый ни капюшоном, ни кепкой, подрагивал в такт шагам. Куртка защитного цвета, сапоги… Чего неймется? Сидел бы себе давным-давно на пенсии, внуков воспитывал. Угощал бы зимой маринованными грибочками, помидорчиками с огорода…

– О чем задумался, супермен?

– Насчет вас, шеф! – Собеседник, когда не знал, что соврать, предпочитал говорить правду. Такой прием обычно себя оправдывал.

– Ну что же… думай! Это иногда полезно. Только в спину не стрельни сдуру, рано! Пока тебе без меня никуда, сгинешь в шестерках…

Спутник неопределенно перекатил с места на место могучие полукружья накачанных плеч – сейчас он был похож не на Ван Дамма и не на Знаменского, скорее напоминал симпатичного белобрысого дога. Только без хвоста и с «командирскими» часами на запястье.

– Комары не заели?

– Да не особо…

Если бы шеф поинтересовался, нравится ли ему в лесу, собеседник даже не знал бы, что ответить. Вот тут врать не имело смысла, а передать словами, что для него все это – просто особенность местности, на которой приходится выполнять поставленную задачу, подполковник бы вряд ли смог. Здесь было, конечно, лучше, чем в пустыне на жаре в пятьдесят градусов или, скажем, среди вонючих потеков городской канализации. Хотя в каждой ситуации есть свои плюсы и минусы, надо только уметь их учитывать.

– Правильно идем? А, Рэмбо?

– Да. Сейчас дорога будет… Вон!

Нарастая, приблизился рев мотора, и за деревьями промелькнул заляпанный грязью силуэт армейского вездехода.

– Смотрите-ка, раньше нас уезжает! – усмехнулся довольный собой старичок. – Неплохо потолковали…

Спутник рассчитывал на продолжение, но шеф вдруг поморщился, остановился, привалившись к березе, и потянул с ноги резиновый сапог.

– Носок сбился, чтоб его! Помогите, а?

Гладя на согнутую в коленях, с опущенной головой фигуру подполковника, старик подумал, что, может быть, вот она, счастливая возможность – рубануть ладонью по обнажившейся полоске шеи, памятуя древнюю заповедь, что «лучший друг – первый враг»! Конечно, паренек был бесценный, с большими перспективами, но, во-первых, незаменимых у нас нет, а во-вторых, кто его знает, какие инструкции мог он привезти из Москвы…

Раньше старик убил бы, не рассуждая. Теперь – не стал.

– Спасибо.

– Не за что.

Из лесу выбрались прямо напротив припаркованной радом с канавой «Волги». Растормошили водителя:

– Вставай, обед проспишь!

Тот засуетился, раскладывая на полотенце консервы, курицу, разную зелень. Открыл термос, аккуратно пристроил радом «маленькую» и стаканчики.

– Будешь, Рэмбо?

– Символически.

– Ну и я немного. А то – грех не принять на свежем воздухе…

О деле не разговаривали – ни за едой, ни потом, в машине.

– Может, тебя до города подвезти все-таки?

– Нет, спасибо, шеф. У станции высадите. На всякий случай. Билет на электричку есть, сойду за дачника.

– Как знаешь! – не обиделся собеседник. Действительно, по обе стороны от железной дороги понастроили в последнее время садоводств, и полувоенное облачение русоволосого ни у кого удивления вызвать не могло. – Трогай…

Вскоре, когда появились первые, нежилые пока еще домики, дома и домищи потянувшихся назад, к земле, горожан, они распрощались. Ненадолго – ситуация стремительно двигалась к кульминации и встречаться приходилось все чаще…

– Вот ведь, брат, дела какие!

– Будьте-нате! Вообще уже…

Виноградов не первый уже раз подивился исключительной способности русского языка передать всю безграничную гамму чувств и переживаний человека одной-двумя фразами. Каждая реплика диалога, взятая по отдельности, начисто лишена информативности, но комментарии не нужны… Они даже вредны и подчас только искажают смысл.

– Метро-то работает еще?

– Пока – да! Успеем.

– Могли бы в порядке культуры обслуживания по домам развезти, как считаешь? Если уж не посадили.

Владимир Александрович пожал плечами – сутки еще не кончились, а он уже опять выходил на свободу из «казенного дома». Еще немного, и это может превратиться в дурную привычку.

– Ты к себе?

– А куда еще? Хватит, погулял! – Чувствовалось, что Борис последние несколько часов неотвратимо трезвел и наливался злобой. – Слышь, Саныч… у тебя деньги есть?

– Немного.

– Одолжи десять тонн? Душа горит!

– Может, не стоит? Завтра опять сюда тащиться…

– Саныч, не жмись! Если я сейчас на грудь не приму – все, пишите письма. Первого же встречного мента урою. Или сожгу, блин, Большой дом к едрене фене!

Это было серьезно. Виноградов решил пожалеть органы внутренних дел и потянул из кармана бумажник:

– Семь тысяч есть. Хватит? Мне только на дорогу остается.

– Во! То, что надо… Ты же меня знаешь? – Деньги утонули в его боксерской лапище, но Дагутина внезапно осенило:

– Слу-ушай! Давай возьмем водочки, на зуб чего-нибудь – и к тебе. Посидим, переночуем… Поговорить-то все равно надо?

– Надо, конечно, но…

– Да мне что до дому тащиться, что на твою Ржевку! Заодно помоюсь хоть, побреюсь. – Увлеченный невесть откуда возникшей идеей, Борис стал недоступен какой-либо информации извне. Ему и в голову не приходило, что могут у Виноградова быть какие-то свои планы, дела, да и просто желание побыть одному… Владимир Александрович достаточно часто замечал такую сосредоточенность на самих себе у беременных женщин и начинающих алкоголиков. – Пожрать найдем?

– Вряд ли.

– Ах да… Ты же сытый.

Это сказано было таким тоном, что Виноградов застыдился. И беспричинно, вроде бы, и – не совсем!

Тогда действительно сценка получилась идиотская. Совместная трапеза, как и постель, поневоле сближают, поэтому из милицейского буфета Владимир Александрович возвращался если и не под ручку с лейтенантом Родионовым, то уж во всяком случае не под конвоем: договаривая что-то забавное, пустое, они не торопясь миновали лестницу – и лицом к лицу столкнулись с Дагутиным. Бывший полутяжеловес, один из лидеров сыщицкого профсоюза и постоянный партнер Виноградова по преферансу стоял, прикованный наручником к батарее, чуть ли не посреди коридора – в компании хорькообразного мужичка с повадками уркагана и рожей негласного сотрудника милиции. Дагутина, очевидно, выставили из кабинета «проветриться», пока следственно-оперативная группа подготовит следующий тур вальса, – и столько в его глазах было яростного недоумения, что Владимир Александрович почти подавился непрожеванной как назло на ходу пятисотрублевой булочкой с маком.

Видать, наговорил ему начальник уголовного розыска про Виноградова – всякое… Может, даже чего покруче, чем часом раньше самому Виноградову – про Бориса.

– Боря! Это херня все! – Владимир Александрович торопливо, не стесняясь в выражениях, заговорил, почти закричал тогда, выбивая из крашеных стен глухое эхо. – Полный бред какой-то дешевый, я даже не понимаю…

– Молчать! Молчать, Виноградов! – Лейтенант был, конечно, неплохой парень, но службу свою знал и так приложил подопечного к косяку, что у Владимира Александровича перехватило дыхание. – Быстро сюда!

Прежде чем влететь в кабинет Квазимодыча, Виноградов успел разглядеть шевельнувшуюся макушку Бориса – то ли медленный, осторожный кивок, то ли просто устала шея…

– Ты же сытый…

– Еще раз объяснить?

– Да нет, что ты! Все понятно…

– Ладно. Поехали! Только учти – макароны там где-то есть, хлеба купим. Ты совсем пустой? А то взяли бы тушенки, что ли, банку – чтоб потом рукавом не занюхивать…

Трамвай стонал, скрипел, но в пространстве перемещался довольно быстро: по причине позднего времени светофоры работали в режиме желтого мигания, создавая приоритет перед редким транспортом. По той же причине никто не мешал разговору – случайные пассажиры, поднявшись в салон, торопились переместиться вперед, подальше от сомнительной виноградовской физиономии и ритмичного мата Дагутина.

– Так, а что у них было-то против нас?

– Да ничего!

– Надо же… Сволочи, ангидрить твою в хибины!

– Когда начали заяву крутить, менты сразу же к Лелику домой кинулись – где был, что делал? Сам знаешь, в таких делах связи отработать – половина раскрытия.

– Это точно, – кивнул тяжеловес, припоминая милицейское прошлое. – Сначала: «Ах, он не мог! Я его полностью исключаю!» А потом? Или наводку дал, или еще чего похуже… Но Лелик-то ни при чем?

– Ну да, об этом мы с тобой знаем. А они?

– Ну!

– Не знаю, что уж им со зла Кристинка наплела, но мамашу Лехину тряхнули капитально. Я протокол читал.

– И про что там?

– По сути, только то, что мы втроем уходили. В состоянии алкогольного опьянения. И что она слышала в прихожей обрывки разговора насчет каких-то долгов, расчетов… И что я, дескать, Лелика упрекал, что он тебе взятку не отдал!

– Так это же про «пульку»! Помнишь, на семерной игре ты девять взял, а мы оба вистовали?

– Я-то помню! А они?

– Тоже верно, – оценил Борис ситуацию. – Не всякий сообразит. Тем более, что мы раньше в розыске в основном в «буру», в «очко» резались. Преферанс – это чаще обэхаэсэсники…

– Короче, установили адреса наши. Позвонили – нету! Заехали, не поленились.

– И – что? Нас же не было!

– Вот именно… Тем более сосед твой спросонья показал, что с полудня тебя не видел, с прошлого, разумеется, хотя уже утро было.

– Надо же, мать его! Распустил язык, хронь привокзальная. – Отношения со вторым обитателем коммуналки, отставником-вертолетчиком, у Дагутина не сложились с тех пор, как он прописался к матери: еще бы, плакали шансы у мужика занять после смерти старухи дополнительную комнатенку… Нечего удивляться, протокол допроса Виноградов не читал, но имелись все основания полагать, что приятного там для Бориса мало.

– А, ерунда! Не в этом суть. Главное, что тут уж ребята из уголовки всерьез замельтешили. Ко мне на работу сунулись, телефон домашний несколько раз «пробивали»… Еще бы! Ни тебя, ни меня, ни Лелика. Интересно, согласись.

– Хреновые дела, что уж тут!

– Я тут одну умную книжку прочел, про то, как нашего брата дурят. – Виноградов прищурился, пытаясь разглядеть через пыльные стекла, сколько еще осталось ехать. Трансляция, естественно, не функционировала. – Так вот, там сказано, что когда дела идут хуже некуда, в самом ближайшем будущем они пойдут еще хуже. А если кажется, что ситуация улучшается, это лишь означает, что вы чего-то не заметили.

– Здорово!

– Ох, бли-ин!

– Что такое, Саныч? – трепыхнулся Дагутин.

– Проехали. Метро проехали, понял? Теперь уже не успеваем! – Это было настолько обидно, что хоть плачь.

– Да ла-адно, Саныч… Выходим? Давай, я тормозну! – Борис рванулся вставать, и Виноградов почувствовал, что у вагоновожатой сейчас начнутся проблемы. – Р-разберемся…

– Да не надо. Смысла нет! – Владимир Александрович с трудом придержал уже начавшее набирать ускорение тело приятеля. – Что ж поделаешь? Непруха!

– Слушай! А пошли ко мне? Так прямо на трамвае? Тут без пересадок, довезет… Сиди себе, трясись. Денег сэкономим к тому же, я ларек знаю. Поехали?

Виноградов почесал темя. В пустую квартиру не тянуло, но и ночные бдения в компании Бориса… С другой стороны, если по-быстрому выпить, поужинать… Тем более, что не все еще ясно…

– А что, Саныч? Давай!

Надо было выбирать меньше из зол.

– Поехали!

– Ну и правильно. Посмотришь, как живу, курятины поджарим, грибочки мамкины достану…

Борис уже мысленно суетился на кухне, накрывал на стол, разливал…

– Да, кстати! Чего же ты тогда с Леликом не пошел?

– Кто – я? Я пошел! – не сразу сообразил, о чем речь, Борис.

– Куда?

– А куда он послал, туда и пошел! – Дагутин в сердцах сплюнул себе под ноги. – Рассказывал же ведь…

Чувствовалось, что злится Борис в основном на самого себя.

– Ты умотал, а мы остались. Допили. Потом хмырь какой-то подвернулся, в соплях. Начал про жизнь плакаться, насчет баб… Лелик его крутанул на пару раз под двести граммчиков! Потом я еще сходил на угол, принес.

– Да-а уж!

– Так не собирались ведь, Саныч! Сам знаешь…

Виноградов действительно представлял себе, как это было. Битва с алкоголем до победного конца! Или просто до конца. Проспиртованная, отравленная страна без тормозов…

– Ну?

– Потом я тому хмырю въехал, конечно, в морду… Разбирались, Лелик встрял – что-то не по делу ляпнул. Или я? Не помню, хоть убей! Короче, слово за слово, этим – по столу… Разбежались.

– Куда?

– Кто куда. Я лично – там недалеко, к одной тетке. У нее меня и повязали, суки. Прямо из койки вытащили! Я и сообразил-то, что куда-то тащат, только в «козелке»… слава Богу, в наручниках.

– Это точно! – Владимир Александрович представил себе несостоявшуюся битву между милицией и непроспавшимся тяжеловесом. Могли и шлепнуть сдуру, если бы успели. – А как вычислили?

– По телефону, говорят. У меня в коридоре аппарат с АОНом, так я действительно вроде от нее домой звонил. Зачем-то… На хрена, спрашивается? – Дагутин посмотрел на приятеля так, словно ждал от него вразумительного ответа.

– Не знаю! – честно покачал головой Виноградов.

– И я не знаю… – вздохнул Борис.

Водка – она такая. Любит загадки загадывать. Особенно с утра.

– А Лелик?

– Вроде собирался все-таки до Кристинки доехать. Тачку пытался поймать.

– Поймал?

– Да я не видел… Пошел сразу направо, там за угол – и через парк.

– Да-а… А девка говорит, что он так и не объявился!

– Может, квасит где-то? Или дрыхнет…

– Может быть. Хотя – вряд ли! – На Завидовского это было не похоже: все-таки вторые сутки ни дома, ни у невесты…

– Морги, «скорые», всякую такую лабуду менты прокачали, естественно. Вплоть до билетных касс! – Технологию розыска оба знали. – При мне книжки записные опер забрал, чтоб телефонами заняться.

– Машина Лелика на месте, в гараже. Я краем уха слышал, как следак говорил, что наряд с Вережко ездил, смотрел.

– Дела-а… И что она?

– Кто, Кристинка? Не представляю. Не злится уже теперь, наверное. Волноваться начала… Бабы – они такие! Хотя я все равно парню не завидую, когда появится. Если все путем, конечно…

– Надо бы ей позвонить! Как приедем.

Да, надо было, но не хотелось…

Согласно показаниям гражданки Вережко Кристины Николаевны, под утро она проснулась от звука открываемой двери. Точнее, от того, что кто-то возился в замочной скважине, причем чуть, как ей показалось, дольше, чем это обычно нужно. Вережко решила, что притащился, наконец, ее потенциальный суженый, да еще и в подпитии – тем более, что перед сном, созвонившись с матерью Лелика, она уже знала, с кем тот провел вечер: обе женщины приятельство Лелика с боксером и Виноградовым не приветствовали, и от спаянной троицы можно было ожидать всего. Выйдя в коридор, она уже приготовилась показать жениху, кто в доме хозяин, но вместо виноватой физиономии Завидовского увидела в дверном проеме две черные страшные маски. Кроме этих вязаных получулков с прорезями для глаз заметить ничего из одежды потерпевшая не успела – тот, что повыше, почти беззвучно опрокинул ее на подставленное колено, одной рукой зажал рот, а второй втиснул в прорезь ночной рубашки поворотливое лезвие ножа. Его напарник ринулся в спальню, но скоро вернулся, отрицательно помотав тем бесформенным, что у него было вместо головы. После этого Кристина услышала первую из двух фраз, произнесенных налетчиками: «Одна?» Девушка кивнула, и хватка того, кто ее держал, немного ослабла. Она попыталась рвануться – не по причине излишнего геройства, а так, рефлексивно, пытаясь избавиться от противного запаха пота и табака, исходившего от прижатой к лицу руки… поэтому не расслышала окончания второго вопроса: «Где?..» И провалилась в спасительный обморок.

Очнулась в ванной комнате – связанная какими-то поясками, тряпками. На удивление без труда распуталась, позвонила «ноль-два» – но сначала долго прислушивалась, убеждаясь, что незваные гости ушли…

– Много унесли?

– Да нет, не слишком! Деньги, те, что почти на виду лежат, все золото Кристинкино. Ни аппаратуру, ни шмоток не прихватили.

– Грамотно!

– Тайник, видимо, искали. Или просто заначку, что-то наподобие… Книжные полки перерыли, письменный стол.

– Но ее, это самое… не того?

– Да не-ет! Не пытали, не насиловали.

– Слава Богу! Остальное все… наживется.

Виноградов был с приятелем полностью согласен:

– Еще бы… Да! Насчет голосов ничего сказать не может – низкие, без акцента.

Борис в очередной раз выругался:

– Так эти архаровцы что же – решили, что мы Лелика по дороге от матушки угробили, а потом задумали и квартирку, где он обитал, обчистить?

– Не-ет… Сначала предполагалось, что Завидовский со мной и с тобой в доле был, наводку сделал. И что ключи от него!

– Кстати, ключи…

– Да там неясно пока – то ли отмычкой, то ли подбором… Экспертиза покажет!

– Слушай, Саныч! – Глаза у Бориса полыхнули каким-то азартным огнем. – А если окажется, что ни то ни другое? И что ключи действительно родные?

– Ну?

– Вспомни, Саныч – где они всю ночь были? Ключики-то?

– Где? У тех ментов, в дежурке. – Виноградов сам уже успел пошевелить мозгами в этом направлении, поэтому не удивился дальнейшим выводам приятеля.

– То-то! Может, ребятишки сами решили, пока то-се, подзаработать? Параллельно, так сказать, с основной службой. А?

– Вполне! Я, собственно, эту идейку следаку подкинул уже.

– И что? – Ясно было, что Борис не слишком дорожил лаврами первооткрывателя.

– Обещали отработать, – пожал плечами Владимир Александрович. – Посмотрим… С утра шепну кому надо в РУОПе.

– На следующей выходим!

Дагутин встал и от души потянулся:

– Вперед, труба зовет…

Улицы заполняла кромешная темень, кое-где подчеркиваемая издыхающими фонарями. Трамвай, расставшись с последними пассажирами, облегченно затрусил дальше.

– И все-таки это кто-то свой, имевший доступ.

– Почему? – Владимир Александрович поежился и засеменил, стараясь не отстать от громадных дагутинских шагов.

– Он же сразу в спальню кинулся, не куда-нибудь! Знал…

– Что – знал? Где спальня? Интересно! Ты про такое понятие, как «типовой проект», слышал? Как ты думаешь, если в квартире две комнаты, одна из которых проходная, – где спальня будет?

– Ну это же надо было узнать, какой дом, – для порядка поупрямился Борис. – Может, спецпроект?

– Ерунда! Типовая застройка, с одного взгляда определить можно…

– Убедил! – Они уже приближались к манящим огням круглосуточного киоска…

– Однако я с ним сейчас потолкую!

– Не надо, Боря! Хватит на сегодня. С утра, хорошо?

– Ладно, посмотрим. – Затоварившись в пределах потребностей собственных и возможностей виноградовского кошелька, Дагутин стал доступен милосердию. – Подержи!

Владимир Александрович принял полиэтиленовый пакет с бутылкой и известным количеством снеди, от всей души надеясь, что на шум не высунется сосед. Хотелось верить, что у вертолетчика хватит ума не попадаться Борису под горячую руку.

– Готово! Заползай.

Виноградов шагнул в тоскливое нутро коммуналки:

– Господи, наконец-то…

– Моя дверь справа. – Дагутин щелкнул выключателем и вытер ноги о коврик. Владимир Александрович повторил вслед за ним процедуру. Подошел вслед за Борисом к комнате.

– Хорошо живете. Не запираетесь!

– Странно. – Тяжеловес замер на собственном пороге. – Может, моя выписалась?

Протянув лапищу, он зажег свет.

– Еть твою мать! Лелик…

Это был действительно Завидовский – в кресле, радом с комодом. Он выглядел очень усталым – с пулевым отверстием во лбу и закрученными назад руками.

Стрелка на стареньком циферблате опрокинутого будильника всего сорока пяти минут не доползла до пятичасовой отметки.