– Боишься?

Начальник уголовного розыска с интересом наблюдал, как медленно, стараясь почему-то не шуметь, отпирает Виноградов дверь собственной квартиры.

– Заходи! – Как обычно, ничего не взорвалось. И никто не ждал за порогом с дубьем или гранатометом под мышкой. – Кому я нужен?

Очень хотелось надеяться.

– Ботинки снять?

– Не надо… Подожди, я сигнализацию выключу. Давай, топай на кухню!

Владимир Александрович быстренько произвел необходимые манипуляции, вернулся в прихожую, повесил куртку. Вспомнив про «ориент», сунулся к ванной: лишенные подзавода часы стояли, растопырив стрелки на четверть пятого. Может быть, замерло на них сегодняшнее утро? Или вчерашний вечер, когда убивали Лелика? Прошлой, не этой ночью, они еще ходили – Виноградов проверял, уходя с приятелями из каталажки…

– Ха! – донеслось со стороны кухни.

– Чего там?

– Великая вещь – мелочи! Посеешь привычку – пожнешь характер… и наоборот.

Филимонов с ухмылкой рассматривал настенный трехстворчатый календарь с видом на Фонтанку и символикой крупного питерского банка.

– Ты о чем?

– Вон! – Гость приблизил палец к рамочке, передвинутой на вчерашнюю дату. – Знаешь, есть люди, которым наплевать, а есть такие, кто, придя домой, первым делом…

– Вот именно! – Приятно, когда тебя понимают с полуслова.

Сейчас Виноградов и не смог бы вспомнить, в какой момент, занимаясь бульоном и беляшами, он передвинул на положенное место пластиковый прямоугольник. Но он это сделал – и, значит, действительно побывал дома между двумя задержаниями!

– Веришь теперь? Что я не врал насчет часов и что возвращался просто, когда твои соколики…

– А я и раньше знал!

– Да ну? Откуда, если не секрет?

– Ну, во-первых, на твое счастье существует отдел охраны. Кстати, кто-то чаю грозился…

– Да уже ставлю! Слушай, твоя склонность к дешевым эффектам хороша, наверное, для девочек с вокзала…

– Все очень просто. Следователь – мой, из отдела, позвонил на пульт охранной сигнализации. Поинтересовался, когда и во сколько сняли вчера квартиру с охраны. И когда обратно сдали.

– Вот екарный бабай! – Стыдно было, что про такую возможность доказать свое алиби Виноградов забыл напрочь. Действительно, он же пришел, отзвонился на пульт своим кодом. Потом то же самое сделал, опаздывая в «Бастион»… – Там же время фиксируют!

– Это счастье твое, Виноградов, что не вспомнил.

– Почему?

– Да я бы в такую «отмазку» хрен поверил!

– Тоже верно. – Действительно, что стоит для отвода глаз вернуться? Отметить этот факт, потом, не сдавая квартиру на охрану, поделать на стороне свои делишки, опять зайти, чтобы отзвониться, и уйти…

– А так получается – мы сами доперли, своим умишком ментовским.

– Кокетничаешь?

– Ну, кроме того, помнишь, что у тебя из карманов при обыске выгребли?

– Тоже мне! Обшмонали, когда я успел целую кучу всего, что надо, скинуть…

– Бывает! Опыта у ребят маловато, что же попишешь. – Филимонов покачал головой. – Все да не все, опять же на твое счастье. Чек помнишь кассовый? На беляши, кажется.

– Ну? Его же заносить не стали в протокол? Я думал, выбросили…

– Дорогой ты мой бывший капитан! Бывший обэхаэсэсник… Не стыдно? Скажи спасибо, что дяди умные попались. По-ря-доч-ные! На чеках же не только цена стоит и это, как его… «Спасибо за покупку». Там еще много всяких циферок, время например.

– Все понял! – Конечно, вытащив оперативным, так сказать, путем чудом уцелевший клочок бумаги, которому сам задержанный не придавал значения, сыщики получили подтверждение: да, не врет, действительно был там-то и там-то. – То-то ты меня все про цену на беляши пытал да про то, где магазин расположен…

– Сахар-то есть? – Видно было, что Филимонов доволен.

– Есть, родимый! Да я же тебе, комиссар ты наш Мегрэ, ничего не пожалею – хоть три ложки клади, хоть четыре!

– Ну а насчет того, что вас ночку без оформления в КПЗ продержали…

– Проверил?

– Даже не стал!

– Чего же так?

– Знаешь, наврать вы бы с Дагутиным чего-нибудь покруче, но попроще придумали. Слишком уж все это было… замысловато! Такое алиби себе только сумасшедший соорудит либо идиот, начитавшийся детективов. – Филимонов хлебнул, добавил себе еще заварки. – Пусть теперь прокуратура копает. Им за это деньги платят. А я под своих копать не стану.

Виноградов припомнил тех, из отделения: сопляка у метро, дежурного с сонным лицом, седого майора…

– Раскрутят их. Как пить дать! Если возьмутся.

– Вот именно… если возьмутся.

– Да и плевать! Не жалко.

Допили чай. Помолчали.

– Значит, не советуешь соваться?

– Не советую! – Оба понимали, о чем идет речь, и ответ Виноградова прозвучал достаточно жестко.

– Мафия?

– Не знаю. Это нас не касается. Спихнул дело? Радуйся! Тоже, нашелся комиссар Катанья!..

– Да-а… Пуганый ты!

– Слушай, ты боксом в детстве занимался? Нет?

– Немного.

– Вот и выбирай себе соперника – в своей весовой категории! Мне что, Лелика не жаль? Жаль. Но он знал, наверное…

– Чем он занимался?

– Понятия не имею! Политика…

– Лицензии?

– Почему?

– Там бумаги были в основном про лицензии… Я не понял, правда…

– Еще налить? Кажется, сгущенка где-то спрятана…

– Я наспех глянул, но…

– Да плевать мне! Ясно? Чай, спрашиваю, будешь? Если нет, то давай, до встречи…

– Не надо, хватит. Ладушки, не будем об этом! Как полагаешь, они дагутинский адрес заранее знали?

– Возможно. Могли и заранее знать, если всерьез Завидовского разрабатывали – он же созванивался со мной, с Борькой… Но, скорее всего, просто твоим орлам на хвост упали.

– Как это?

– Ну, допустим, смотавшись от Кристинки, они далеко не ушли, поставили наблюдение. На случай, если Лелик все-таки появится. Я бы, кстати, на их месте и телефончик Вережко отсканировал – запросто, сейчас такая техника имеется, что нет проблем: сиди себе в машинке, слушай… Твои быстро приехали?

– Сразу же, как она вызвала!

– Ну так! Первые звонки из квартиры делали?

– Естественно. Да и потом…

– Ко мне в агентство заезжали? Домой звонили?

– Да, я же говорил.

– Спаси-ибо! Хорошо, что я такой ленивый, а то еще бы одним трупиком завоняло. Запросто. Повезло, что они верно вычислили, по дагутинскому варианту.

– Кому повезло? – вежливо поинтересовался майор.

– Мне, – смутился Владимир Александрович. – Прости, Господи, конечно! С другой стороны, могли ведь все точки сразу перекрыть: Вережко, матери Лелика, мою, Борькину… Засекли, допустим, как Завидовский в адрес зашел, сразу же среагировали?

– Это же сколько народу надо? Четыре группы, пять? Ого! Ты, Виноградов, того… не того? Не проще было подождать день-другой, пока все уляжется? И не городить огорода, как в кино!

– Не знаю! Не знаю… Может, торопились? Может, времени не было! Впрочем, давай на сегодня закончим, а? Устал… Сейчас, секундочку – я провожу.

Это было именно то, что нужно: залив, белые полоски пены, ветер, пахнущий рыбой и звездами. Парк, отделявший кирпичные корпуса от пляжа, – чистый, ухоженный – ласково шевелил вслед идущим сосновыми лапами, подстилая им под ноги упругие ленточки троп и тропинок.

Охрана старалась не лезть на глаза, поэтому ее как бы и не было вовсе.

– Поздравляю! Это победа.

– Да, недурно получилось… Что-то беспокоит?

Из-за дымчатых стекол очков непонятно было, куда конкретно посматривает старик – то ли на небо, то ли в сторону собеседника. Это нервировало, и москвич неожиданно поймал себя на желании ухватить старика за седенький хохолок, приподнять его над землей и тряхнуть как следует! Все-таки это был омерзительный тип. Хотя и нужный.

Говорят, после войны негодяй лично расстреливал заключенных. Допрашивал, пытал…

– Может начаться дождь. У нас это часто.

– Ничего. Хотелось бы прогуляться немного… Не возражаете?

– Что вы! С удовольствием.

Высокопоставленный гость брезгливо, как и подобает подлинному интеллигенту в третьем поколении, поддержал старичка под руку:

– Прекрасный вечер!

Сам он никогда и никого не убивал. Это было не в традициях семьи – большой, знаменитой некогда в Москве семьи адвокатов, врачей, инженеров. Семьи, в которой почти все старшее поколение сгинуло без следа в катакомбах ГУЛАГа…

Кстати, именно ореол потомственной жертвы сталинских репрессий сослужил гостю неплохую службу несколько лет назад, при выборах в Верховный Совет. Это была тогда очень выигрышная тема, ее оставалось только грамотно оседлать – и оба-на! Простой доцент уже с депутатским значком.

Первую взятку ему дали вроде бы ни за что – вежливо, деликатно. Потом еще раз. Еще…

Выступал он с высоких трибун темпераментно, с энтузиазмом, внешность имел и фамилию, располагавшие к доверию представителей широких народных масс. Толком ни в чем, кроме своей молекулярной астрономии, не разбирался, поэтому те, кто решает, определили: быть тебе, парень, борцом с коррупцией!

Вовремя и в нужной последовательности предав кого требовалось, гость перебрался из власти публичной и хлопотной в Его Величество Аппарат. Чины и деньги людей обычно портят, но даже в самых высоких кремлевских кабинетах гость, будучи человеком исконно порядочным, преданно выполнял волю своих настоящих хозяев.

В сущности, он был просто сытой сволочью.

– Вся эта пресса… все это очень утомляет.

– Конечно! – кивнул старик и чуть было не прибавил «ваше сиятельство».

Сегодня гость удивительно напоминал ему картинку четырехлетней давности – Горби в Форосе. Такая же лысина, только без пятен, вязанный по-домашнему джемпер, рубашка с расстегнутым воротом. Старику тогда тоже поручено было оказаться рядом.

– Вы очень неплохо выступили, журналистам понравилось.

– Был бы толк! Подождем публикаций.

– Это все на контроле… Возможны, конечно, некоторые сбои, но в целом…

– Я понимаю! Вообще, вы старайтесь плотнее работать с газетчиками, с телевидением… Этому нужно постоянно уделять внимание.

– Благодарю, мы учтем, – старик с трудом удержал презрительную усмешку и подумал, не записать ли ценное указание в блокнот. Нет, это было бы слишком даже для такого самодовольного кретина, как сегодняшний гость. – Мы постараемся!

Первого журналиста он завербовал в пятьдесят шестом, осенью, в Венгрии… Тогда москвич еще, кажется, заканчивал среднюю школу.

– Я рассчитываю на максимальный эффект, принимая во внимание те документы, что вы предоставили.

– Мы предоставили? – удивленно подняв брови, переспросил старик. Он никогда не позволял себе расслабиться. – Кажется, их обнаружила милиция. Случайно, при каком-то расследовании.

– Тем более! – понимающе улыбнулся собеседник. – Получилось весьма достоверно. Там, кажется, убили чиновника из администрации?

– Да, мелкого клерка… насколько я слышал.

– А из-за чего?

– Довольно темная история… Любовница, пьянки, разборки. Сомнительная компания к тому же! Наверное, что-то не поделили.

– Да, ужасно! Коррупция может свести на нет все завоевания нашей молодой еще демократии. Вы понимаете, что я имею в виду?

– Разумеется… Один репортер, независимый, мы с ним беседовали перед пресс-конференцией, сказал, что есть версия. Дескать, этот Завидовский хотел шантажировать местное начальство – снимал копии с особо конфиденциальных бумаг, интересовался лицензиями. Но где-то, очевидно, прокололся.

– Вполне возможно! – одобрил гость.

Автором версии был старик, но на лавры претендовать ему было как-то не с руки.

– А что… эти? – Имелись в виду если и не первые, то одни из первых лиц города.

– Суетятся, конечно. Принимают меры. Но мы отслеживаем ситуацию.

Становилось прохладно. Ветер, сырой и упругий, навязчиво тыкался в спину.

– Может быть, пройдем в номер?

– Да, пожалуй… Все-таки я им не завидую!

Старик представил себе мятую рожу лысого, его приятеля-генерала, потом самого главного – провинциала в очках. Еще нескольких разнокалиберных аппаратчиков…

– Конечно, лишиться такого куска! Даже если без прокуратуры обойдется.

– Скоро выборы.

Сказанное москвичом не то чтобы оправдывало его не слишком красивую миссию, но придавало ей определенный государственный смысл. Без этого все, что они натворили, сводилось к банальной разборке столичной и питерской мафий.

– Скоро выборы… Как вы полагаете, на чем они будут теперь строить защиту?

– Источник присутствовал на совещании. Основной упор попытаются делать на подлинности документов. Якобы красно-коричневые провоцируют новое «ленинградское дело». Чтобы дискредитировать местных соратников президента.

– Стоило ожидать…

Они уже миновали ребристый, похожий на купол сусального золота, зимний сад. За стеклом, в ослепительном свете бесчисленных ламп, разметались чужие, тропические растения.

– Были здесь?

– Нет. Я не люблю оранжереи! Скажите… а если вдруг окажется, что в документах этих не все, допустим, соответствует истине? Нет, я не сомневаюсь, конечно, в добросовестности ваших людей, но…

– Моих людей? Простите, я не совсем понимаю, что имеется в виду.

– Бросьте! Кого вы боитесь? Мы же одни.

– Тем не менее… насчет этого компромата, случайно обнаруженного сотрудниками органов внутренних дел. Так вот! Ценность любого политического скандала заключается в его своевременности. А фактическая основа – дело десятое.

– Надеюсь!

– Помните, как перед выборами целый год вся Москва друг в дружку дерьмом кидалась? Целые, можно сказать, чемоданы компромата! И что? Ничего… Время прошло, голоса подсчитали. Кто-то сел в тюрьму? Или кого-то за клевету привлекали?

– Якубовский? – неуверенно протянул гость.

– Я не про исполнителей. Да и то дело темное…

Парк закончился. Беседа продолжалась.

– И потом… с чего вы взяли, что это липа? Может, подлинные документы?

Старик придержал собеседника за рукав, и тот было совсем приготовился разразиться тирадой о зловещей природе спецслужб, натасканных на различные негодяйства, но вовремя сообразил, что это будет не совсем к месту.

– Ради бога! Тем лучше…

– А может, и не совсем подлинные… – Спутник явно и чувственно издевался над москвичом. Не понять это мог только полный тупица. – Значит, выборы скоро?

– Скоро! – На секунду гостю стало страшно. Он внезапно увидел себя – знаменитого, с депутатским значком и достойными сбережениями, с дачей на побережье и любовницей в Теплом Стане, – увидел себя издыхающим на лесоповале, в компании зэков и хриплых собак.

– Это хорошо… Народ нас поддержит?

Не зная, что нужно ответить, москвич нерешительно кивнул.

– Это хорошо… – повторил старик. И неожиданно сообщил: – Дерьмо народец!

– Как это? – собеседник опешил.

Старик сделал вид, что не слышал вопроса. Он вспоминал, как неделю назад, направляясь через дорогу в универсам за пирожными для внучки, рванулся вместе с толпой суетливых сограждан на красный свет. И машин вроде не было, и запросто удалось бы перебежать, но с той стороны хлестанула всем в уши забытая трель милицейского свистка. Постовой укоризненно покачал головой, люди отхлынули, и в наступившей тишине неожиданно отчетливо прозвучало старушечье: «Измываются над народом, сволочи!»

Да, только в нашей, пожалуй, стране возможна такая пламенная ненависть между гражданами и государством.

– За что боролся, на то и…

– Простите?

– Ступай! – За долгие десятилетия старику все это чертовски надоело. Сколько их было, таких вот надутых пешек, безропотно служащих Организации? И сколько еще будет? – Завтра получишь дополнительную информацию. И указания, что делать!

– Вы будете?

– Человека пришлю. Ступай! Охрану простудишь.

– Но на всякий случай…

– На всякий случай? – Старик как-то по-домашнему хихикнул и подмигнул собеседнику: – Анекдот такой есть. Что, мол, католические монахи дают обед безбрачия. Но ничего себе на всякий случай не отрезают, понял?

Он чуть-чуть подождал, давая гостю возможность отсмеяться, потом повернулся, не подавая руки, и направился к автостоянке.

Прошел пару метров, остановился, шагнул обратно:

– Какая пошлость!

И уже не задерживаясь, скрылся за поворотом аллеи, засаженной диким шиповником.

Паренек в пропотевшей футболке провел два прямых – левой, правой – на уровне головы. Выдохнул, уклонился и коротко зацепил снизу.

Получилось громко, но не слишком чисто – огромный мешок на секунду замер, но потом все-таки закрутился вокруг оси на скрипучих, проржавленных блоках.

– Все! Закончил! Давай домой…

Подчиняясь команде Дагутина, паренек с наслаждением вытянул руки из перчаток, вытер тыльной, замотанной в старенькие бинты стороной ладони лоб, шею, под мышками.

– В четверг будем, Борис Вениаминович?

– Да, как обычно. Не забудь, шестого бьемся на «Динамо»! Остальным передай.

– Хорошо.

Тренер посторонился, выпуская его из зала. Прислушался: пауза, шлепанье мокрых ступней по линолеуму, звук полившейся в душе воды.

Остальные ребята уже разбежались.

Дагутин выключил свет, и пространство вокруг сразу же стало чужим, предметы утратили вечную свою однозначность и простоту. Зыбко расплавились в проникающих с улицы бликах скамейки, мешки, макивара, даже ринг, опоясанный белыми стрелами новых канатов.

Все изменилось, и только запах остался прежним – густой и привычный запах боксерского клуба.

Дагутин щелкнул замком, отсекая себя от зала. Крикнул через плечо:

– Эй, давай, поторапливайся!

Не дождавшись ответа, прошел в тренерскую.

– Отработал? – Светлый, почти белобрысый мужчина, похожий одновременно на Ван Дамма и майора Знаменского, сидел у столика, аккуратно прихлебывая из фаянсовой кружки заваренный с мятой чай. В этой тесной, уставленной всяческим спортивным хламом каморке он смотрелся довольно эффектно и в то же время вполне естественно: костюмчик от «Адидас», такие же кроссовки… Дагутин покосился на собственный китайско-турецкий «Найк», отметил зарождающееся брюшко. Вздохнул:

– Сейчас, последний паренек закончит.

Стараясь выглядеть независимо и проявляя от этого в каждом движении излишнюю суетливость, тренер нагнулся, пошарил рукой между шкафом и вешалкой. Достал распечатанную уже бутылку водки, плеснул в стакан.

– Тебе не предлагаю!

Гость молча кивнул и с внимательным равнодушием проследил, как сивушная гадость перетекает из емкости в желудок Бориса.

– Теплая, – констатировал он. Протянул бутерброд: – Закуси!

– Ага… Чего тебе?

– Вас дожидаться? – на пороге стоял уже полностью одетый ученик.

– Нет, иди. Я попозже.

– Как скажете! – Что-то в этом во всем пареньку не понравилось, но повода для дальнейшей беседы не было. – До свидания!

– Будь здоров!

Гость тоже кивнул, помолчал, дожидаясь, когда они с Дагутиным снова останутся одни.

Гулко захлопнулась дверь. Если не считать старушки уборщицы внизу, на первом этаже, во всем здании никого не было.

– Меня тоже придется грохнуть? – нарушил примявшую клуб тишину тренер.

– Дурак, – без особого выражения процедил гость.

– И паренька этого, чтоб не опознал… Да и остальных моих, кто мог тебя видеть!

Это очень походило на истерику.

– Или ты мне уже сыпанул сюда какого-нибудь цианида? В водочку-то?

– Может быть… Ты уж допей тогда, чтобы добро не пропадало.

– Думаешь, испугаюсь? – Дагутин резко, одним движением перелил остатки из бутылки, поднял стакан, подержал его перед лицом. Выпил. Помолчал, успокаиваясь.

«Жаль, – подумал гость. – Клинический случай – алкоголизм. А ведь когда-то…»

– Послушай, Макс… – Оказалось, что Борис все-таки справился с собой. – Извини!

– Ерунда.

– Скажи… Скажи, это что – обязательно было? Лелика убивать?

– Так получилось.

– Врешь! Виноградов правильно говорит – его с самого начала «списали». Для достоверности, так?

– Допустим.

«Еще только этого Виноградова не хватает, – чертыхнулся про себя гость. – Выискался, понимаешь, теоретик… Впрочем, теперь уже не опасно – пусть порассуждает! Ноль информации, как его ни умножай, все равно даст в итоге нолик…»

– Сволочи! Если бы я знал…

«А куда бы ты делся», – подумал гость. Но промолчал.

Когда-то, недолго правда, Максим работал в Третьей службе покойного Комитета. Старшего инспектора уголовки Борю Дагутина он вербанул в общем-то случайно, на липовом компромате. Повязал крепко-накрепко, вовремя спрятал в архив, а потом, получив полномочия, и оттуда вытащил. Организация тогда создавала свою, параллельную агентурную сеть, застрахованную от возможных политических катаклизмов…

Лихое было время! Веселое. В родной стране действовали, как в каком-нибудь Гондурасе.

– Боря! Ты же видишь, что вокруг творится… У нас замполитов нет, каждый сам понимает, за что сражаемся.

– Да в том-то и дело, Максим…

Психолого-биографический анализ, составленный специалистами Организации, рекомендовал работать с Дагутиным в национально-патриотическом ключе, оставляя в качестве вспомогательных рычагов болезненное самолюбие и материальные стимулы. Но вести сейчас задушевную беседу о судьбах России и близкой победе у гостя не было ни малейшего желания.

– В том-то и дело, Максим, что ничего я в последнее время не понимаю! – Он поднял стакан, посмотрел на пустое, чуть липкое дно, выругался. – Эти бумажки… Они хоть того стоили?

– Да, Борис. Документы убойные и главное – вовремя…

– Вот уж точно, убойные! – Дагутин представил себе мертвого Лелика в кресле, беднягу отставника… Кстати, освободившаяся жилплощадь несколько примиряла его со случившимся. Выписав из больницы мать, он уже врезал в соседскую дверь свой замок – на всякий пожарный, не дожидаясь нахальных притязаний со стороны наследников. – Слушай, у тебя адвоката хорошего нету по жилищным делам?

– Нет, здесь нету, только в Москве. Но если понадобится, через наших…

– Ладно, забудем! Я через Саныча найду, у них в «Бастионе» имеются… Максим, а это не липа?

– Почему ты решил?

– Да вот, газеты сегодняшние… «Невские берега» например! Потом, я по телевизору слышал: имеются, дескать, серьезные основания полагать, что… и так далее.

– Ты что – мальчик? Не знаешь, как вся эта шатия-братия прессу кормит? Им задницы здорово припекло, вот и напускают туману! Борзописцы, мать их…

Нельзя сказать, что это прозвучало убедительно, но Дагутин очень хотел поверить – и поверил. Порывшись в клеенчатой сумке, он вытащил целый ворох купленных утром на остановке периодических изданий, от пухлого «Часа пик» до потрепанной «Криминалки».

– Тут все равно ни хрена не понятно. При чем здесь мэрия, лицензии какие-то? Из-за чего сыр-бор, в конце концов?

– А чего ты кипятишься? Мы свое дело сделали, непростое дело… И неплохо сделали, между прочим!

– Да? Здо-орово! Значит, ради каких-то бумажек…

– Боря! Не будь идиотом. – Общение с бывшим чемпионом уже начало русоволосому надоедать. – Знаешь, сколько в год приносит деятельность ломбардов? Или, например, оказание ритуальных услуг? А еще есть всякие казино, местные лотереи, кино, видео…

– Догадываюсь. Миллионы?

– Ага, только не рублей – долларов!

– Ну и что?

– Ничего… Как ты думаешь, тому, от кого зависит – выдать лицензию на такую ерунду или нет, что-нибудь перепадает?

– Вероятно!

– Перепада-ает! Так вот, сейчас на некоторые из видов деятельности, весьма доходные, лицензии выдаются органами власти на местах. Они же в конечном счете контролируют. Вопросы есть? Думаю, нет.

– Но планируется, что все эти полномочия передадут в Москву?

– Да! В федеральное ведение.

– Значит, кое-кого здесь здорово лишают кормушки? – озаренно повеселел Дагутин.

– Вот именно… Собственно, для того, чтобы это все озвучить, в Питер и прилетел – ну ты знаешь кто.

– Да, естественно! – Борис тронул пальцем портрет на первой странице «Смены».

– Большие люди – большая политика. Большие деньги! И тут скандальчик наш – очень кстати. Насчет коррупции, взяток… Да в принципе какая разница – подлинные мы им факты подсунули или нет? Главное, фон общественный создан.

– Да-а, народ – большая сила! – Что-то в голосе Бориса заставило собеседника насторожиться. – Скажи, Максим… там, у вас, не воруют? И взяток не берут? В столице-то?

– Издеваешься? Да еще почище, чем в Питере!

– Так какой же смысл?! – Дагутин все-таки сорвался на крик. – За что Лелика убили? Чтобы вместо одних свиней других до корыта продвинуть?

– Организации нужен контроль за этими деньгами, – отчеканил белесый. Он сказал это так, что Борис оборвал себя и закашлялся. – Да, между прочим… Чтобы не забыть: здесь четыре миллиона.

Плотные, запаянные в целлофан бруски легли на стол рядом с газетами.

– Расписку?

– Нет, не надо.

– Кучеряво живете! Значит, так теперь за покойников платят? Не густо, не густо…

– Могу забрать обратно.

– Дудки! – Борис отчаянным жестом смахнул деньги в ящик стола. – Я на них станочек куплю, для плечевого пояса, потом – маты нужны новые. Перчатки сейчас, знаешь, сколько стоят?

«Ничего ты уже не купишь, – с некоторым даже сожалением и грустью подумал гость. – А если и купишь, то не попользуешься. Плохо, конечно, что пацаны без тренера будут, но… слишком уж опасно – мужик-истеричка!

Отработанный материал… Впрочем, займутся этим другие, не здесь и не сейчас».

– Пошли! Бабка на входе ругается. – Зал следовало закрыть в четыре, они и так уже задержались на пятнадцать минут.