Книга: Большая книга мудрых притч со всего света
Назад: Старик и трое молодых. Притча Ивана Ивановича Дмитриева
Дальше: Зеленый осел. Притча Ивана Ивановича Хемницера

Царь и два пастуха

Притча Ивана Ивановича Дмитриева

 

Какой-то государь, прогуливаясь в поле,

Раздумался о царской доле.

«Нет хуже нашего, – он мыслил, – ремесла!

Желал бы делать то, а делаешь другое!

Я всей душой хочу, чтоб у меня цвела

Торговля; чтоб народ мой ликовал в покое;

А принужден вести войну,

Чтоб защищать мою страну.

Я подданных люблю, свидетели в том боги,

А должен прибавлять еще на них налоги;

Хочу знать правду – все мне лгут.

Бояра лишь чины берут,

Народ мой стонет, я страдаю,

Советуюсь, тружусь, никак не успеваю;

Полсвета властелин – не веселюсь ничем!»

Чувствительный монарх подходит между тем

К пасущейся скотине;

И что же видит он? Рассыпанных в долине

Баранов, тощих до костей,

Овечек без ягнят, ягнят без матерей!

Все в страхе бегают, кружатся,

А псам и нужды нет: они под тень ложатся;

Лишь бедный мечется Пастух:

 

Овцы и пастух. Иоганн Мельхиор Роос. 1731 год





 

То за бараном в лес во весь он мчится дух,

То бросится к овце, которая отстала,

То за любимым он ягненком побежит,

А между тем уж волк барана в лес тащит;

Он к ним, а здесь овца волчихи жертвой стала.

Отчаянный Пастух рвет волосы, ревет,

Бьет в грудь себя и смерть зовет.

«Вот точный образ мой, – сказал самовластитель. —

Итак, и смирненьких животных охранитель

Такими ж, как и мы, напастьми окружен,

И он, как царь, порабощен!

Я чувствую теперь какую-то отраду».

Так думая, вперед он путь свой продолжал,

Куда? И сам не знал;

И наконец пришел к прекраснейшему стаду.

Какую разницу монарх увидел тут!

Баранам счету нет, от жира чуть идут;

Шерсть на овцах как шелк и тяжестью их клонит:

Ягнятки, кто кого скорее перегонит,

Толпятся к маткиным питательным сосцам;

А Пастушок в свирель под липою играет

И милую свою пастушку воспевает.

«Несдобровать, овечки, вам! —

Царь мыслит.

 

 

– Волк любви не чувствует закона,

И Пастуху свирель худая оборона».

 

 

А волк и подлинно, откуда ни возьмись,

Во всю несется рысь;

Но псы, которые то стадо сторожили,

Вскочили, бросились и волка задавили;

Потом один из них ягненочка догнал,

Который далеко от страха забежал,

И тотчас в кучку всех по-прежнему собрал;

 



Студент у письменного стола: меланхолия. Питер Кодде. Между 1630 и 1633 годами. Дворец изящных искусств, Лилль





 

Пастух же все поет, не шевелясь нимало.

Тогда уже в царе терпения не стало.

«Возможно ль? – он вскричал. – Здесь множество волков,

А ты один… умел сберечь большое стадо!»

– «Царь! – отвечал Пастух, – тут хитрости не надо:

Я выбрал добрых псов».

 

Метафизический ученик

Притча Ивана Ивановича Хемницера

 

Отец один слыхал,

Что за море детей учиться посылают

И что вобще того, кто за морем бывал,

От небывалого отменно почитают,

Затем что с знанием таких людей считают;

И, смотря на других, он сына тож послать

Учиться за море решился.

Он от людей любил не отставать,

Затем что был богат. Сын сколько-то учился,

Да сколько ни был глуп, глупее возвратился.

Попался к школьным он вралям,

Неистолкуемым дающим толк вещам;

И словом, малого век дураком пустили.

Бывало, глупости он попросту болтал,

Теперь ученостью он толковать их стал.

Бывало, лишь глупцы его не понимали,

А ныне разуметь и умные не стали;

Дом, город и весь свет враньем его скучал.

В метафизическом беснуясь размышленьи

О заданном одном старинном предложеньи:

«Сыскать начало всех начал»,

Когда за облака он думой возносился,

Дорогой шедши, вдруг он в яме очутился.

Отец, встревоженный, который с ним случился,

Скорее бросился веревку принести,

Домашнюю свою премудрость извести;

 



Студенты Саламанки*. Эдуард Мане. 1860 год. Музей изобразительных искусств Пола, Хаконе





 

А думный между тем детина,

В той яме сидя, размышлял,

Какая быть могла падения причина?

«Что оступился я, – ученый заключал, —

Причиною землетрясенье;

А в яму скорое произвело стремленье

С землей и с ямою семи планет сношенье».

Отец с веревкой прибежал.

«Вот, – говорит, – тебе веревка, ухватись.

Я потащу тебя; да крепко же держись. Не оборвись!..»

– «Нет, погоди тащить; скажи мне наперед:

Веревка вещь какая?»

Отец, вопрос его дурацкий оставляя,

«Веревка вещь, – сказал, – такая,

Чтоб ею вытащить, кто в яму попадет».

– «На это б выдумать орудие другое,

А это слишком уж простое».

– «Да время надобно, – отец ему на то. —

А это, благо, уж готово».

– «А время что?»

– «А время вещь такая,

Которую с глупцом я не хочу терять.

Сиди, – сказал отец, – пока приду опять».

Что, если бы вралей и остальных собрать

И в яму к этому в товарищи сослать?..

Да яма надобна большая!

 

Перепелка с детьми и крестьянин

Притча Ивана Ивановича Хемницера

 

Прилежность и труды в делах употребя,

Надежда лучшая к успеху на себя.

Все знают,

Что перепелки гнезды вьют,

Когда хлеба еще далеко не цветут,

 



Сбор урожая. Лауриц Андерсен Ринг. 1885 год. Государственный музей искусств, Копенгаген





 

А не тогда, когда почти уж поспевают;

То есть порой

Такой,

Когда весна лишь наступает

И вдвое все, что есть, любиться заставляет

Да думать, как дружка найти,

Чтоб род и племя вновь с дружком произвести.

 

 

Одна, не знаю как, однако опоздала,

Так что гнезда себе порою не свила,

А стала вить, когда пора почти прошла

И в поле рожь уж поспевала.

 

 

Однако молодых

Кое-как вывела своих;

Да только что летать не сможат.

И детям говорит:

«Ох, дети! Эта рожь нам не добром грозит:

Того и жди, что нас отсюда потревожат;

Однако слушайте: я стану отлетать

Вам корму промышлять,

А вы смотрите:

Хозяин этой ржи как станет приходить,

Так, что ни будет говорить,

Все до последнего мне слова расскажите».

Пришедши днем одним хозяин между тем,

Как перепелка отлетела,

«А! рожь-та, – говорит, – совсем,

Как вижу я, уже поспела.

Пойти было друзьям, приятелям сказать,

Чтоб с светом помогли мне эту рожь пожать».

И! тут, помилуй бог, какая

Тревога сделалась промеж перепелят!

«Ах, матушка! ахти! – кричат. —

Друзей, приятелей собирает,

 



Натюрморт с дичью. Виллем ван Алст. 1671 год. Королевская галерея Маурицхёйс, Гаага





 

Рожь хочет с светом вдруг пожать».

– «И! – говорит им мать. —

Пустое! нечего бояться.

Мы можем, где мы есть, с покоем оставаться.

Вот вам, поешьте между тем

И спите эту ночь, не думав ни о чем,

Да только завтра тож смотрите,

Что ни услышите, мне все перескажите».

Пришед хозяин, ждать-пождать; нет никого!

«Вот, – говорит, – до одного

Все обещались быть, а сами не бывали.

Надейся! Ну, пойти ж родню свою собрать,

Чтоб завтра поутру пришли рожь пожать».

Тревога меж перепелят

Где пуще прежнего! – «Родне своей, – кричат, —

Родне, он сказывал, сбираться!»

– «Все нечего еще бояться, —

Сказала мать, – когда лишь только и всего».

Пришел хозяин так, как приходил и прежде,

Да видит, и родни нет также никого.

«Нет, – говорит, – в пустой, как вижу, я надежде!

Впредь верить ни родне не стану, ни друзьям.

До своего добра никто таков, как сам.

Знать, завтра поутру с семьею приниматься

Хлеб этот помаленьку сжать».

– «Ну, дети! – тут сказала мать. —

Теперь уж нечего нам больше дожидаться».

Тут кто поршком,

Кто кувырком

Ну поскорее убираться.

 

Назад: Старик и трое молодых. Притча Ивана Ивановича Дмитриева
Дальше: Зеленый осел. Притча Ивана Ивановича Хемницера