Зеленый осел

Притча Ивана Ивановича Хемницера

 

Какой-то с умысла дурак,

Взяв одного осла, его раскрасил так,

 

Осел. Готтфрид Минд. Дата неизвестна

 

Что стан зеленый дал, а ноги голубые.

Повел осла казать по улицам дурак;

И старики, и молодые,

И малый, и большой,

Где ни взялись, кричат: «Ахти! осел какой!

Сам зелен весь, как чиж, а ноги голубые!

О чем слыхом доселе не слыхать!

Нет, – город весь кричит, – нет, чудеса такие

Достойно вечности предать,

Чтоб даже внуки наши знали,

Какие редкости в наш славный век бывали».

По улицам смотреть зеленого осла

Кипит народу без числа;

А по домам окошки откупают,

На кровли вылезают,

Леса, подмостки подставляют:

Всем видеть хочется осла, когда пойдет,

А всем идти с ослом дороги столько нет;

И давка круг осла сказать нельзя какая:

Друг друга всяк толкает, жмет,

С боков, и спереди, и сзади забегая.

Что ж? Два дни первые гонялся за ослом

Без памяти народ в каретах и пешком.

Больные про болезнь свою позабывали,

Когда зеленого осла им вспоминали;

И няньки с мамками, ребят чтоб укачать,

Кота уж полно припевать, —

Осла зеленого ребятам припевали.

На третий день осла по улицам ведут;

Смотреть осла уже и с места не встают,

И сколько все об нем сперва ни говорили,

Теперь совсем об нем забыли.

 

 

Какую глупость ни затей,

Как скоро лишь нова, чернь без ума от ней.

 

Лягушка*. Клара вон Виль. 1881 год

 

Напрасно стал бы кто стараться

Глупцов на разум наводить, —

Ему же будут насмехаться.

А лучше времени глупцов препоручить,

Чтобы на путь прямой попали;

Хоть сколько бы они противиться ни стали,

Оно умеет их учить.

 

Дворная собака

Притча Ивана Ивановича Хемницера

 

Жила у барина собака на дворе

В таком довольстве и добре,

В каком, бывало, жил чернец в монастыре;

Всего же боле,

Что жить могла на воле.

Сосед, который в дом к боярину ходил,

Собаку эту полюбил,

Да как достать ее, не знает:

Просить боярина об ней он не хотел,

Украсть ее – бездельством счел.

«Нет, надобно, – он рассуждает, —

Скромнее поступить

И тонким образом собаку ту сманить».

Бездельство тонкое бездельством не считает.

И всякий раз, когда, бывало, ни придет,

Речь о собаке заведет,

При ней самой ее как можно выхваляет,

А барину пенять начнет,

Что содержание ей у него худое:

«Нет, у меня житье ей было б не такое;

Иного я куска и сам бы есть не стал,

Да этой бы собаке дал,

Всегда бы спать с собою клал.

А у тебя она лишь кости подбирает

И как случится спит».

 

Пешеходный мост. Альбрехт Альтдорфер. Около 1518–1520 годов. Национальная галерея, Лондон

 

Все, что сосед ни говорит,

Собака правдою считает

И думает: «Что? может быть, и впрям

Еще мне лучше будет там,

Хоть хорошо и здесь… отведать бы пуститься;

А худо – и назад ведь можно воротиться».

Подумала, да и со двора долой,

К соседу прямо прибежала.

Живет дней несколько, и месяц, и другой;

Не только что куска того не получала,

Которого, сосед сказал,

Не съел бы сам, а ей бы дал,

И костью с нуждою случится

Собаке в праздник поживиться.

Спать – хуже прежнего спала;

А сверх того еще привязана была.

И поделом: зачем сбежала?

Вперед, собака, знай, когда еще не знала,

Что многие умеют мягко стлать,

Да жестко спать.

Собаки добрые с двора на двор не рыщут

И от добра добра не ищут.

 

Лжец

Притча Ивана Андреевича Крылова

 

Из дальних странствий возвратясь,

Какой-то дворянин (а может быть, и князь),

С приятелем своим пешком гуляя в поле,

Расхвастался о том, где он бывал,

И к былям небылиц без счету прилагал.

«Нет, – говорит, – что я видал,

Того уж не увижу боле.

Что здесь у вас за край?

То холодно, то очень жарко,

То солнце спрячется, то светит слишком ярко.

 

Лощина. Карл Блехен. 1825 год. Старая национальная галерея, Берлин

 

Вот там-то прямо рай!

И вспомнишь, так душе отрада!

Ни шуб, ни свеч совсем не надо!

Не знаешь век, что есть ночная тень,

И круглый божий год все видишь майский день,

Никто там ни садит, ни сеет;

А если б посмотрел, что там растет и зреет!

Вот в Риме, например, я видел огурец:

Ах, мой творец!

И по сию не вспомнюсь пору!

Поверишь ли? Ну, право, был он с гору». —

«Что за диковина! – приятель отвечал. —

 

 

На свете чудеса рассеяны повсюду;

Да не везде их всякий примечал.

 

 

Мы сами вот теперь подходим к чуду,

Какого ты нигде, конечно, не встречал,

И я в том спорить буду

Вон, видишь ли через реку тот мост,

Куда нам путь лежит? Он с виду хоть и прост,

А свойство чудное имеет:

Лжец ни один у нас по нем пройти не смеет:

До половины не дойдет —

Провалится и в воду упадет;

Но кто не лжет,

Ступай по нем, пожалуй, хоть в карете». —

«А какова у вас река?» —

«Да не мелка.

Так видишь ли, мой друг, чего-то нет на свете!

Хоть римский огурец велик, нет спору в том,

Ведь с гору, кажется, ты так сказал о нем?» —

«Гора хоть не гора, но, право, будет с дом». —

«Поверить трудно!

Однако ж как ни чудно,

 

Морской бой с берберийскими корсарами. Лоренцо Кастро. После 1681 года. Даличская картинная галерея, Лондон

 

А все чуден и мост, по коем мы пойдем,

Что он Лжеца никак не подымает;

И нынешней еще весной

С него обрушились (весь город это знает)

Два журналиста да портной.

Бесспорно, огурец и с дом величиной

Диковинка, коль это справедливо». —

«Ну, не такое еще диво;

Ведь надо знать, как вещи есть:

Не думай, что везде по-нашему хоромы;

Что там за домы:

В один двоим за нужду влезть,

И то ни стать, ни сесть!» —

«Пусть так, но все признаться должно,

Что огурец не грех за диво счесть,

В котором двум усесться можно.

Однако ж мост-то наш каков,

Что Лгун не сделает на нем пяти шагов,

Как тотчас в воду!

Хоть римский твой и чуден огурец…» —

«Послушай-ка, – тут перервал мой Лжец, —

Чем на мост нам идти, поищем лучше броду».