Глава 19
Странно было входить в квартиру Нейпиров и обращаться с их имуществом почти как со своим собственным. Из списка Роки совершенно ясно следовало, что надо передать грузчикам: его большой письменный стол, чиппендейловские стулья, столик с раздвижной крышкой и кое-какие безделушки – разнообразные пресс-папье и «снежные шары», а еще кое-что из фарфора. Даже книги следовало разобрать, оставив только пугающие с виду труды Елены по антропологии и несколько романов в бумажных переплетах. Когда эти вещи исчезнут, комнаты станут голыми и безликими, впрочем, они и сейчас уже выглядели уныло. Я задумалась, не разобрать ли стол, ящики которого были забиты бумагами, и даже предприняла такую попытку – с неотвязной мыслью, что могу наткнуться на что-то, что меня не касается. Посмею признаться, что я на это надеялась, но мое любопытство осталось неудовлетворенным. Ни любовных писем, ни дневников, ни даже фотографий. В выдвижных ящиках хранились только счета и антропологические заметки Елены. Любовные письма от служащих женского вспомогательного были, без сомнения, скомканы и брошены в корзинку после самого поверхностного прочтения. Но, возможно, им хватало благоразумия не писать о любви? В естественной склонности женщин принимать позу памятника Терпению мне всегда чудилась своего рода сила, хотя со слов Иврарда Боуна выходило, что иногда они с готовностью лишают себя такого преимущества, сами заявляя о своих чувствах.
В субботу я постаралась встать задолго до восьми часов, но грузчики появились не раньше половины девятого. Их было трое: двое веселых и крепких с виду молодых парней и третий – возможно, как и пристало по должности бригадира, сморщенный и меланхоличный и, по всей очевидности, вообще не способный что-либо поднять.
Увидев большой письменный стол, этот третий покачал головой.
– Нам его никогда через лестничную клетку не пронести, – заявил он.
Я возразила, что стол можно разобрать, но мгновение триумфа бригадира настало, когда тумбы отодвинули от стены и на ковре под ними оказался тонкий слой древесной пыли.
– Древоточец, – сказал он. – Я сразу понял, едва увидел ваш стол.
– Боже ты той, – слабым голосом отозвалась я, точно это была моя вина. – Интересно, а мистер Нейпир про это знает?
– Полагаю, что нет. Никогда не знаешь, что происходит сзади, если только ты не эксперт. Я-то, конечно, уже сорок лет как мебелью занимаюсь.
– Наверное, сейчас уже ничего не поделаешь? – спросила я, вспомнив мать Иврарда Боуна, но решив, что нет смысла ей теперь звонить. Надо будет написать Роки про стол.
– Их тут сотни, – отозвался бригадир, стуча пальцем по дырочкам и глядя, как оттуда сыплется тонкая пыль. – Нам еще повезет, если он не развалится на части. Они, сдается, насквозь тумбы проели.
– Поразительно, куда только не проникают крошечные насекомые, – довольно глупо заметила я. – И дырочки такие аккуратные проделывают.
– Э, мадам. – Тут он впервые улыбнулся. – Как раз этого они не делают. Удивительно, сколько людей так считают. Дырочки получаются, когда жуки лезут наружу.
– Надо же, – пробормотала я. – Как интересно.
– Теперь помедленнее! – крикнул он, когда два парня подняли тяжелую столешницу с такой легкостью, точно она была из картона.
Я с облегчением обнаружила, что стол не развалился на части, но случившееся меня встревожило. Неприятно было думать, что древоточцы или еще какие-то червячки способны тайком проесть твою мебель. «Что-то прогнило в датском королевстве… Люди время от времени умирали, и черви их поедали, но случалось все не от любви…»
– Может быть, хотите чаю? – предложила я.
Это оказалось удачной идеей, и прочие вещи удалось вынести гладко и без инцидентов. Бригадир сумел снести вниз подушку, но в остальном не принимал особого участия в происходящем. Проводив глазами грузовик, я поднялась к себе и меланхолично принялась за ленч. Засохший ломтик сыра, несколько листьев салата, для которых я не потрудилась приготовить заправку, помидор и кусок хлеба с маслом, которые я залила чашкой поддельного кофе из кофейной эссенции. «Настоящая женская еда, – думала я, – без намека на бренди по окончании, пусть даже в бутылке еще чуть-чуть осталось. От спиртного она показалась бы еще большей издевкой».
Не успела я закончить, как зазвонил телефон. Звонила миссис Кловис спросить, не хочу ли я прийти к ней и миссис Нейпир на чай.
– Без сомнения, вам есть что сообщить? – с жгучим интересом спросила она.
– Ну да, мебель только что увезли.
– Что? Всю? – встревоженно спросила она.
– Нет, только вещи самого мистера Нейпира. Квартира вполне пригодна для жилья, если миссис Нейпир захочет вернуться.
Из трубки раздалось фырканье.
– Что за человек! Думаю, это уже запредельно. И вообще, мисс Лэтбери, буду ждать вас часам к четырем.
К зданию научного общества я приблизилась не без опаски и нервозно толкнула тяжелую дверь, темная резьба на которой, вероятно, была работы какого-то примитивного художника. На лестнице мне встретился бородатый старик, и я на мгновение решила, что это старый президент, но потом вспомнила, что он мертв. Старик вежливо посторонился, давая мне пройти, и, благожелательно просияв, закивал:
– Э-э-э… Мисс… э-э… упорный труд, понимаю, понимаю.
– О да! – Я просияла и закивала в ответ.
– В Новой Гвинее сейчас довольно жарко, а? – хмыкнул он, когда я уже поднималась пролетом выше.
– Несомненно, несомненно, – отозвалась я, сочтя это самым безопасным ответом.
– Это вы? Я как раз собиралась заваривать чай. – На площадке возникла мисс Кловис с чайником в руках. – Не стесняйтесь, проходите в гостиную, дверь прямо перед вами.
Я вошла было в указанную комнату, но тут же попятилась, решив, что по ошибке попала в библиотеку или какую-то кладовую, поскольку пол был завален книгами, словно сползшими с высоких стеллажей, которые целиком занимали три стены. Еще тут было несколько фигурок и масок из темного дерева, кое-какие с варварским и пугающим выражением на лицах. Среди книг и масок сидела Елена Нейпир в мятом хлопчатом платье, занятая, по всей видимости, разбором кипы страниц, заполненных машинописным текстом и исписанных размашистым почерком.
– Вы как будто заняты? – начала я.
– Он забрал мебель? – без обиняков спросила она.
– Да, увезли сегодня утром.
Вернулась мисс Кловис с заварочным чайником, который поставила на низенький столик. Кто-то предпринял небрежную попытку накрыть его к чаю: тут разместились три разномастные чашки с блюдцами, буханка хлеба, горшочек с джемом и кусок маргарина в обертке. «Елена здесь, наверное, как дома», – язвительно подумала я.
– Налетайте, – пригласила мисс Кловис. – У меня где-то есть кекс, оставшийся с последнего чаепития Общества.
Из-за какой-то маски она достала жестянку. Я задумалась, устраивали ли в Обществе чаепитие после того, на котором я присутствовала весной, поскольку кекс на вид оказался многонедельной, а то и многомесячной давности. По счастью, он был заводским, испеченным из заменителей, а я по собственному опыту знала, что такие способны храниться практически вечно.
– Я встретила на лестнице какого-то милого старика, – попыталась я завязать разговор. – С седой бородой и очень похожего на старого президента, того, что скончался.
– Так это, наверное, старый Хорнибрук. Новая Гвинея, девятьсот пятый.
– Как грустно, что старый президент умер.
– Ну, среди жизни в смерти пребываем, – небрежно отозвалась мисс Кловис, отрезая толстый ломоть хлеба.
– Да, конечно, он скончался так скоропостижно.
– Скоропостижно, с мясом во рту, – сказала мисс Кловис.
– Но, право…
– О, вижу вы не любительница древностей, мисс Лэтбери, – победно заявила мисс Кловис, – не то лучше бы знали Энтони Вуда. «В начале сего месяца мне сообщили, что прошлым летом скончался Генри Мартен, скоропостижно, с мясом во рту, в Честоу в Монмутшире», – процитировала она. – Но они так и умирают. Президент был у себя в библиотеке и как раз потянулся снять с полки «Динамику клановых отношений у талленси», как его хватил удар.
– Какое прекрасное название, – заметила я. – Но, возможно, старикам за ним лучше не тянуться. Кто станет новым президентом?
– Тирелл Тодд, – сказал Елена. – Вы его, возможно, помните по заседанию с нашим докладом.
– Ах да, он потом читал лекцию о пигмеях.
– Молодой человек, – вставила мисс Кловис. – Новая метла чисто метет, или как там говорят?
Разговор перешел на обмен мнениями о различных членах Общества, чьи имена для меня ничего не значили. Боюсь, мисс Кловис рьяно вытаскивала на свет самые крохи скандальных новостей, и они с Еленой как будто получали огромное удовольствие от их обсуждения. Я спросила себя, почему меня вообще пригласили, если я им так явно не интересна.
Наконец возникла пауза, и я сделала замечание о книгах и масках, спросив, принадлежат ли они мисс Кловис.
– Господи всемогущий, конечно же нет! Их подарила Обществу вдова покойного президента. Не могла дождаться, когда сумеет выставить их из дома. Наверное, для нее это просто старый хлам.
– Ах да, кажется, я ее помню.
Старушка тогда кивала в плетеном кресле и задремала над вязаньем. Как же она, наверное, ненавидела эти маски! Злобного вида создания, у некоторых были даже пыльные негигиеничные гривы! Возможно, они встали между ней и человеком, за которого она когда-то вышла замуж. Интересно, приходилось ли ей держать их у себя в гостиной? Но, даже будь они сосланы в его кабинет, все равно, наверное, служили для нее источником постоянного беспокойства, особенно в пору весенней уборки.
– Полагаю, вы были рады получить его реликвии, – сказала я. – Имя его жены появится на доске в списке жертвователей?
– Вероятно, придется вписать, – откликнулась мисс Кловис, – хотя сомневаюсь, что она будет иметь удовольствие его увидеть. Уверена, теперь, после смерти мужа, она не придет ни на одно наше собрание.
– А может, она испытывает потрясающее ощущение свободы, – сказала я скорее самой себе, чем собеседницам. – Вероятно, она никогда не понимала докладов, и ей было неинтересно, а теперь не придется их слушать. Или, возможно, она чувствует себя потерянной без дисциплины, какую требовали от нее заседания, и ей нечем будет занять образовавшуюся пустоту.
– Ну, ваших церковных служб и благотворительности у нее точно нет, – добродушно бросила Елена.
– Как, он и это у нее отобрал? – спросила я, шокированная мыслью, что, не будь ее муж атеистом, она теперь могла бы стать стержнем какого-нибудь прихода, бесценной помощницей какого-нибудь перегруженного работой священника. – Какие же ужасные вещи делают мужчины! Не оставить ей в старости ничего, даже антропологии!
– Слишком уж вы ставите себя на место других людей, – ответила Елена. – Думаю, она совершенно счастлива, возясь у себя в саду и читая романы. Быть свободной и независимой – вот что главное!
– Но разве вы сами хотели бы такого в старости? – запротестовала я. – Знали бы вы, что вам делать со свободой и независимостью, если бы получили их на склоне лет?
– Могу сказать только, что уж я-то страшно благодарна, что ни с каким мужчиной себя не связала, – внесла свою лепту мисс Кловис.
Елена посмотрела на нее с сомнением, возможно, как и я, задавшись вопросом, был ли у мисс Кловис шанс попасть в такую кабалу.
– И работаться вам без мужа будет лучше, – продолжала мисс Кловис. – Теперь вы сможете всю свою жизнь посвятить изучению группировок по женской линии родства.
Я невольно пожалела Елену, обреченную на что-то, казавшееся таким скучным. Она, возможно, тоже себя пожалела, поскольку возразила:
– Лучше бы вы упомянули какие-нибудь материи повыше. Им ведь вроде обычно посвящают жизнь. Идемте, Милдред, нам пора домой.
Я поблагодарила мисс Кловис, которой как будто не хотелось отпускать Елену, и мы спустились по лестницам с чемоданом Елены и небольшой злобного вида маской, которую поручили нести мне. Я чувствовала себя очень неловко, когда пассажиры в автобусе начали перемигиваться и хихикать, и мне пришлось держать маску на коленях, тщетно стараясь прикрыть ее перчатками и сумочкой.
Когда мы подходили к дому, нам встретился Джулиан Мэлори. Я было подумала, что вид Елены его спугнет, но он устоял.
– Я очень расстроился, услышав про вашу размолвку с мужем, миссис Нейпир. Думаю, вам следует вернуться к нему и все обсудить.
Все мы – думаю, даже Джулиан – были так ошарашены его смелостью, что на мгновения потеряли дар речи. Лично я преисполнилась восхищения, поскольку не ожидала от него такой твердости. Я бы скорее поверила, что он отпустит какую-нибудь светскую банальность и наша встреча закончится обменом фраз о погоде.
– Он уехал за город, – без обычного самообладания пробормотала Елена. – И есть сложности, сами понимаете.
– В отношениях между людьми всегда есть сложности, – откликнулся Джулиан. – Надеюсь, вы не сочтете меня назойливым, но я действительно считаю, что вам следует с ним встретиться. И если я что-то могу для вас сделать, пожалуйста, дайте мне знать.
Елена смущенно его поблагодарила, и мы вошли в дом. У меня было такое чувство, словно я должна извиниться за смелость Джулиана, точно несу за него, да и за всех приверженцев церкви, личную ответственность в их столкновениях с людьми неверующими – и, возможно, так и было. Но я все равно невольно обрадовалась, что он высказался.
– Он, наверное, полагал, что обязан вмешаться, – рассеянно произнесла Елена. – Какая скука, наверное, все время творить добро, нести слово тут, нести слово там. Но я даже не подозревала, что такое взаправду делают.
– Вера определенно придает Джулиану стойкости. Кажется, они с Роки недавно вместе выпивали. Я видела, как они нырнули в паб на дальней стороне площади.
– Право же, Милдред, чего вы только не видите! От вас вообще что-нибудь ускользает?
– Я не могла их не заметить. Просто я случайно проходила мимо. Думаю, они разговорились, и Роки было проще говорить с мужчиной, чем со мной. Бывают, наверное, времена, когда мужчины объединяются против женщин, а женщины против мужчин. Вы с мисс Кловис – против Джулиана и Роки, а я – в роли рефери на теннисном матче.
Елена было рассмеялась, но, когда мы вошли в ее гостиную, сердито воскликнула:
– Но моих стульев нет! Это просто ужасно. И стола тоже! Милдред, почему вы их отдали?
– Извините, – кротко ответила я. – Роки дал мне список мебели, которую требовалось перевезти, и я просто следовала его указаниям.
– Вы всегда были на его стороне! – вырвалось у нее. – И вообще, стулья были свадебным подарком нам обоим. Он не имел права их забирать.
– Да, трудно бывает, когда что-то получаешь в подарок на свадьбу, – сказала я.
Но можно ли предвидеть расставание счастливой четы и всегда дарить то, что при необходимости легко поделить? Это, пожалуй, был бы чересчур циничный взгляд на брак даже для самого исполненного горечи дарителя.
Елена металась по квартире, ища и не находя предметы, которые называла своими.
– Вам придется ему написать, Милдред, – заявила она, садясь в единственное оставшееся кресло.
– Мне? Написать ему? А не лучше ли это сделать вам?
– Ах, я решительно не могу. Вы его знаете, и он скорее послушает вас, чем меня. В противном случае я попрошу Эстер Кловис или даже Иврарда.
– Сомневаюсь, что вам следует просить его, – вырвалось у меня, поскольку я вдруг вспомнила, что мне так и не представился шанс выполнить просьбу Иврарда, объяснив, что он ее не любит. Но сейчас это не имело значения. – И вообще, – продолжала я, – он на конференции Доисторического общества в Дербишире, так что толку все равно не будет.
– Ах, это, – раздраженно отозвалась Елена. – Представить себе не могу, зачем ему археология. Все это дилетантское копошение ничего ему не даст.
– Сомневаюсь, что тут есть то-то дилетантское, – возразила я. – У меня сложилось впечатление, что он очень педантичный человек и любит ясность.
– О чем это вы? – подозрительно вскинулась Елена.
– Ну, он определенно знает, чего он хочет, а чего нет. – Я замялась. – Я думаю, у него… э… очень высокие принципы.
– А, вы про то, что он не одобряет разводы, – небрежно сказала Елена. – И, естественно, он предположил, что если я поссорилась с Роки, то бегом к нему прибегу. Ну конечно! Поэтому он уехал в Дербишир.
Я была несколько ошарашена таким изложением событий, и это, наверное, читалось у меня на лице, так как она рассмеялась.
– Ну да, мужчины иногда бывают так очевидны. Обычно они ведут себя именно так, как ожидаешь, и зачастую довольно трусливо. Готова поспорить, Иврард ужасно перепугался, услышав, что мы с Роки не слишком ладим. На доисторическую эпоху ему, знаете ли, наплевать. Он всегда прикрывается этим Обществом. Оно для него удачный предлог – только потому, что я сама не являюсь его членом.
Это показалось мне бессмысленной тратой денег на членские взносы, и вообще, было что-то комичное в мысли о том, что мужчина прячется от женщины за доисторическую эпоху.
– Он познакомил меня со своей матерью. – Я понадеялась сменить тему. – Она мне показалась довольно странной.
– Она и есть странная, но, опять же, чего еще ждать от матерей, верно? Полагаю, у нас с Иврардом вообще нет никаких причин встречаться – помимо научного общества. Гораздо драматичнее было бы, если бы мы не виделись десять лет, а потом стали бы как та пара в сонете, о котором всегда вспоминают, когда с кем-то расстаются:
И пусть все видят: на челе у нас
Огонь былой любви давно погас.
– Рискну сказать, что по прошествии десяти лет человека уже не любишь, – откликнулась я, – поэтому все равно ни капельки любви вы бы не сохранили, и это испортило бы радость встречи.
– Да, скрывать было бы нечего, и скорее всего, мы спрашивали бы себя, как могли хоть что-то испытывать. Наверное, лучше вообще забыть про Иврарда, поскольку он, по всей очевидности, не желает иметь со мной дела.
– Да, конечно, было бы лучше. Но забывать не так просто, – неуверенно заметила я.
– Наверное, и вам кого-то пришлось забыть? – так же неуверенно спросила Елена.
– Вроде того, – весело откликнулась я, думая про Бернарда Хизерли, но не желая по прошествии стольких лет вытаскивать на свет ту жалкую историю. – Пожалуй, с каждым такое иногда случается.
– А я-то думала, вам нравится Роки, – сказала Елена, как мне подумалось, с неподобающей прямотой. – В него ведь часто влюбляются.
Я попыталась рассмеяться.
– Вы про военнослужащих из женского вспомогательного?
– Они, конечно, влюблялись, но такого только следовало ожидать. Роки так красиво смотрелся в мундире, и был так добр к ним на приемах, и танцевал со всеми по очереди. Но вы знаете его таким, какой он на самом деле. И я знаю, что вы ему очень нравитесь. Он несколько раз мне говорил.
Последнее отнюдь не послужило мне утешением, и сам предмет разговора был крайне неловким.
– Наверное, мне лучше заняться письмом про мебель, – твердо сказала я. – Если дадите список того, что хотите получить назад, возьмусь написать его сегодня вечером.
– Ах да. – Елена встала. – Вы бы очень мне помогли. Как, по-вашему, священник не пригласит меня выпить? Он сказал, чтобы я дала ему знать, если он может что-то для меня сделать, ведь правда?
– Сомневаюсь, что он именно это имел в виду. Хотя, если он водил выпить Роки, почему бы ему не повести и вас? Но, кажется, сегодня у него вечер молодежного клуба.