Глава 18

На следующий день Роки повел себя довольно мелодраматично: шумно упаковывал чемоданы и ходил кругами по квартире, помечая мебель и безделушки, которые следовало отослать в его загородный коттедж. Вернувшись домой после ленча, я обнаружила, что он практически готов съехать.

Ко мне он поднялся со списком в руках.

– Надо сразу расставить все точки над i, – сказал он. – Я хочу получить назад свои вещи, но нельзя же от вас требовать, чтобы вы знали, какие именно мои.

– От меня? – удивленно воскликнула я.

– Ну да, вы ведь будете тут, надо полагать? Я попросил грузчиков из компании по перевозкам приехать утром в субботу, чтобы вы могли за ними присмотреть.

– Да, конечно, – неуверенно сказала я. – Наверное, нельзя ожидать, что они хорошо все сделают без надзора. Когда приблизительно их ждать?

– Я распорядился, чтобы приехали пораньше, часов в восемь. Тогда Елена сможет вернуться в воскресенье или понедельник, если захочет. А еще можете позвонить мисс Кловис и сообщить ей. – (Разумеется, я рассказала ему, где Елена.) – И все будет как прежде.

Мне хотелось запротестовать не столько из-за перевозки мебели и роли, которая мне в ней отводилась, сколько из-за его мысли, что все может стать как прежде. Но никакие слова на ум не шли. Интересно, предложит ли он перед отъездом выпить вместе чаю? Но он промолчал, и почему-то мне не хотелось предлагать самой. Наверное, мне не хотелось, чтобы он запомнил меня как женщину, которая вечно заваривает чай в трудную минуту.

– До свиданья, Милдред. Конечно же, мы еще увидимся, – небрежно бросил он. – Вам обязательно надо как-нибудь приехать ко мне в коттедж на уик-энд.

– С радостью, – начала было я и тут же задумалась, вполне ли это прилично.

Но, очевидно, такая мысль в голову Роки не приходила и никогда не придет.

– Вы ведь запомните, какие вещи надо вывезти, правда? – были его последние слова, обращенные ко мне.

Когда он ушел, я стояла у окна, пока его такси не скрылось из виду.

Последствия потрясения и горя слишком хорошо известны, чтобы стоило их тут описывать, и у окна я стояла очень долго. Наконец я действительно заварила себе чаю, но кусок у меня не шел в горло. На меня словно бы навалилась огромная тяжесть, и, посидев какое-то время, я подумала, что, наверное, стоит пойти в церковь и там поискать толику утешения.

Дверь в церковь я открыла довольно робко и с облегчением увидела, что там никого нет, поэтому села и стала безнадежно ждать – сама не знаю чего. Мне никак не удавалось упорядочить круговерть мыслей, но я надеялась, что если посижу тут тихонько, то, возможно, почерпну своего рода покой из благостной атмосферы.

Считается, что века молитв оставляют на зданиях свой след, но потом я вспомнила, что церковь Сент-Мэри построили каких-то семьдесят лет назад: она казалась совсем новой и веселой, и тут не было ни усыпальниц известных семейств с балдахинами, ни плачущих херувимов, ни урн, ни стертых надписей на плитах пола. Оставалось лишь разгадывать надписи на латунных табличках в память о бывших пасторах и благотворителях или созерцать уродливый витраж в восточном окне. А после мне пришло в голову: неужели атмосфера викторианского благочестия утешает меньше других? Разве не следует мне утешаться мыслями о нашем первом священнике, отце Басби – Генри Бертрами Басби – и его супруге Мод Элизабет ровно так же, как о клириках семнадцатого столетия? Теперь я едва сознавала свое окружение и вздрогнула, когда меня окликнули по имени:

– Мисс Лэтбери! Мисс Лэтбери!

Я почти виновато подняла глаза, точно совершила что-то постыдное, и увидела, как ко мне бочком подбирается мисс Стэтхем. В руках у нее были тряпка для натирки и жестянка с воском.

– Вы так тихо сидели, что я решила, вдруг у вас припадок.

– Припадок? – глупо переспросила я.

– Ну да, вдруг вы заболели. Я сказала себе, выходя и ризницы: «С чего это мисс Лэтбери тут сидит? Что она тут делает? Это не ее неделя натирать дверные ручки, и для повечерья еще слишком рано». Тогда я и подумала, вдруг вы больны.

– Нет, со мной все в порядке. Спасибо. – Я улыбнулась причинам, какие нашла для моего присутствия в церкви мисс Стэтхем. – Просто я кое-что обдумывала.

– Обдумывали? Боже ты мой… – Сдавленно прыснув, она испуганно и быстро зажала рот ладонью. – Простите, мисс Лэтбери, я правда не хотела смеяться. Только чуток смешно сидеть тут прекрасным летним днем и думать. Не хотите пойти ко мне на чашечку чая?

Я отказалась, насколько могла любезно, и мисс Стэтхем вернулась к своим латунным ручкам и воску. Моя маленькая медитация в церкви подошла к концу: было совершенно очевидно, что теперь ее продолжить не удастся. «Будь церковь постарше, потемнее и поменьше, будь это, к примеру, римско-католический храм, – греховно подумала я… – Но нет смысла о том сожалеть, ведь суть лишь в моих изъянах…» Тем не менее я почувствовала, что немного успокоилась и смогу лучше справиться с вывозом мебели и всем (чем бы оно ни было), что мне еще уготовано.

Когда я вернулась, миссис Моррис как раз убирала мою гостиную. На самом деле сегодня был ее день у Нейпиров, но работу там она закончила раньше, чем ожидала, и удивленно высказалась по поводу чистоты на кухне.

– Там только после завтрака посуду надо было помыть, всего делов-то – тарелки да чашки, – пояснила она. – Обычно у них со вчерашнего дня посуда стоит, а стаканов-то! Можно подумать, они только спиртным и питаются.

Я объяснила, что вчера помыла, сколько смогла.

– Миссис Нейпир уехала, – деликатно добавила я, – поэтому сама помыть не смогла.

– Как же, помыла бы, даже если б осталась! – с чувством отозвалась миссис Моррис. – Это он всю работу по дому делал. Не успеешь оглянуться, священники посуду мыть начнут. Вот увидите, какая у нашего жизнь начнется, едва он женится!

– А разве мужчинам не следовало бы помогать по хозяйству? – спросила я.

Она глянула было на меня многозначительно, но промолчала.

– Только не священникам, мисс Лэтбери, – сказала она наконец, покачав головой.

– По-вашему, у них и без того забот хватает?

– Про заботы ничего не скажу, мисс, – с сомнением протянула она, – но эта миссис Грей – та еще штучка, помяните мое слово. Вдова! И что стряслось с ее первым? Вот что бы мне хотелось знать! – Распахнув окно, она энергично затрясла в него шваброй.

– Но я думала, его убили на войне.

Миссис Моррис опять покачала головой.

– Вот вы, мисс Лэтбери, мне сказали, мол, наш священник не из тех, кто женится, – обвиняюще заявила она.

– Я всегда так считала, – призналась я. – Но иногда мы совершаем ошибки, верно?

– Хорошенькое личико, – продолжала миссис Моррис, – этого у нее не отнимешь. Но что делать его бедной сестре? Что станется с бедной мисс Уинифред? Разве она столько лет не вела для него хозяйство? Разве не отдала лучшие годы своей жизни, чтобы у него был домашний очаг?

Я не знала готового ответа на ее пугающий вопрос – тем более что с некоторой тревогой вспомнила, на что намекнула вчера вечером сама Уинифред. Нет, ничего прямо против Аллегры Грей она не сказала, но теплых чувств к ней проявляла гораздо меньше.

– Не так, наверное, все и ужасно. Думается, мисс Мэлори нравилось опекать брата. В конце концов, с ее стороны это было только естественно, как, вероятно, и для большинства женщин.

– Вы-то никому домашний уют не создаете, мисс Лэтбери, – продолжала миссис Моррис тоном, полным такого упрека, что мне почудилось, будто я в каком-то смысле уклоняюсь от выполнения своего долга.

– Да, пожалуй, – признала я, – хотя после смерти мамы я недолгое время вела хозяйство у отца. Но потом он тоже умер, и с тех пор я совсем одна, не считая того времени, когда тут жила мисс Колдикот.

– Неестественно для женщины жить одной, без мужа.

– Возможно, но многие женщины так живут, и у некоторых нет выбора.

– Нет выбора! – презрительно рассмеялась миссис Моррис. – Вам бы следовало лучше думать о себе, мисс Лэтбери, не сочтите за обиду. Вы так много сделали для отца Мэлори, и для мисс Уинифред тоже, а вас в конечном итоге бросили, уж простите, что так прямо говорю.

– Да, наверное, вы правы, – сказала я с улыбкой, потому что она действительно была права.

Замуж выходят не замечательные женщины, а такие, как Аллегра Грей, которая не умеет шить, и Елена Нейпир, которая бросает немытую посуду.

– Мне уже не измениться. Боюсь, уже слишком поздно.

Я сразу почувствовала, что если скажу, что на самом деле не хотела замуж за Джулиана Мэлори, мои слова прозвучат не слишком убедительно. В приходе меня, по всей очевидности, считали первой среди отвергнутых, и это положение теперь придется занимать со всем возможным достоинством.

– Вы недурны собой, – быстро сказала миссис Моррис, и тут же лицо у нее стало испуганное, словно она зашла слишком далеко. Сняв мешок с пылесоса, она вытряхнула на газету огромную гору пыли. – Всякое случается, даже в последнюю минуту, – таинственно продолжала она. – Нет, конечно, замуж за разведенного вам пойти не захочется. Слишком уж много прошлый брак в новую жизнь за собой тащит, – бормотала она, уходя на кухню с завернутой в газету пылью.

Я услышала, как она говорит, что в кувшине осталась капелька молока, как раз мне к чаю.

После ее ухода меня охватила странная тревога, точно я действительно не исполнила какой-то свой долг и должна немедленно что-то предпринять, чтобы это исправить. Я должна пойти к Джулиану и ровным счетом ничего для него не делать, тогда он отвергнет Аллегру и женится на мне. Что до Роки и его заросшего крапивой коттеджа, тут, пожалуй, не важно, что и сколько я для него сделала, поскольку его никогда не сочтут подходящим кандидатом в мужья. Слишком уж много от прошлого брака… Я невольно улыбнулась таким мыслям. Интересно, у служащих из женского вспомогательного тоже были мечты? Они тоже воображали, как от Роки уйдет жена и он кинется к ним искать сочувствия, или всегда знали, что они лишь игрушки, которых снимают с полки, только когда нужна компания на вечер? Я не могла польстить себя мыслью, что была для него хотя бы этим.

Среди моих книг возле кровати тоже имелся зеленый замшевый томик стихов Кристины Россетти.

«Ты их забудь с улыбкой в тишине. Не вспоминай и прочь гони печаль…» Хорошо читать эти строчки и радоваться, что он улыбается, но гораздо труднее повторять себе, что ни о чем другом не будет и речи. Ему просто не придет в голову печалиться.

Той ночью я читала скорее всего не поэзию, а что-то богословское или поваренную книгу. Возможно, последняя к моему настроению подходила лучше всего, и я выбрала ту, что со старыми рецептами и разрозненными советами по ведению домашнего хозяйства. Я прочла про уход за аспидистрами и про то, как стирать кружева и черные шерстяные чулки, а еще узнала, что посылка или конверт, запечатанные яичным желтком, нельзя вскрыть при помощи пара. Хотя и не могла представить, что когда-нибудь придется воспользоваться этими познаниями.