Мне снились синие зубчатые горы, подпирающие тяжелое предвечернее небо. Отчетливо возникло чувство одиночества в огромном пустынном мире. Нечто неуловимое подсказывало, что горы принадлежат иной реальности, хотя Гималаи или ландшафт Мертвого моря выглядят еще более неземными. Как часто бывает во сне, чужой мир казался родным, а свой — чужим и враждебным. Возможно, это верное ощущение.

Я бесшумно скользил среди бледных кувшинок по горному озеру на небольшой узконосой лодке. Неожиданно упал плотный лиловый туман. В небольшом видимом пространстве плавали затопленные бревна и человеческие тела. Один утопленник резко поднял лысую желтую голову, схватил борт длинными искривленными пальцами и начал поворачивать лодку в воду. Однако я удержал равновесие силой взгляда, а потом ударил веслом по желтой голове, ощутив в руке твердость удара.

Я уже не спал, но еще не проснулся, поэтому мыслил довольно причудливо. Возможно, во время сна нас используют неведомые существа, чтобы переходить из одной реальности в другую. Представьте дырку в виде спящего человека. Пролезет блажной ангел, сплюнет по дороге — и возникнут синие горы. А затем бес просунет ногу с копытом, а с нее слетит пыль в виде чувства одиночества. Я не хотел просыпаться из-за щемящей тревоги, а может быть, кто-то снова пролез в мою спящую душу.

Неожиданно я полетел, разбежавшись под откос с высокой горы. Сначала тяжело и медленно, пытаясь нелепо взмахивать руками, а потом намного увереннее. Оказалось, что меня удерживает в воздухе не мускульная сила, а чувство необыкновенной легкости, возникшее внизу живота. Я довольно быстро научился управлять невесомым телом, поэтому мне быстро надоели кувыркания в воздухе, словно избавление от земного тяготения было самым обычным делом.

Я начал подниматься вертикально вверх, пока не почувствовал некоторую усталость. Немного побыв в неподвижности, я с силой устремился вниз. В уши ворвался оглушительно ревущий ветер, оборвавший нить сновидений, что позволило осмыслить происходящее. Я вспомнил, что часто летал в детстве. К сожалению, все полеты заканчивались падением. Мудрый детский ум, не различающий противоположные реальности, всегда приходил к одному заключению: «Какое счастье, что я упал на кровать!». Сейчас я не собирался падать, тем более на чью-то кровать. Что там делать с невесомым телом?

Странно, что я могу думать в сновидении. Я плавно остановил падение легким напряжением мысли и огляделся по сторонам. Зрение было необычным — панорамным и плоским. На темном фоне постоянно вспыхивали разноцветные потоки ветров и других энергий. Море, земля и горы отличались только степенью свечения. Сознание поочередно выхватывало фрагменты светящейся реальности, не останавливаясь подолгу на деталях. Внезапно я обратил внимания на два переплетенных контура, извивающихся на берегу матово поблескивающего моря.

«Трахаются они, что ли?» — подумал я, заметив, что человекообразные контуры отличаются цветом.

Вместе с этой мыслью возникла иная геометрическая реальность, где все предметы имели формы шаров, треугольников и цилиндров. Человеческие фигуры в такой удивительной форме казались странными и уродливыми, но наиболее отвратительным казался геометрический секс. Внезапно что-то случилось. Верхняя фигура резко взмахнула подобием руки, а нижняя приподняла свое уродливое туловище, перебирая обрубленными ногами. Некоторое время странные существа что-то делали друг с другом, а затем затихли.

Когда вернулось обычное зрение, я увидел обезглавленный мужской труп и лежащую рядом обнаженную женщину, которая катала по своей груди отрезанную голову. Она откинулась на спину и вскочила на ноги хорошо отработанным движением. Пробежав несколько шагов к морю, убийца погрузилась по пояс в воду и стала играть головой, как мячом, с волнами. Вскоре ей наскучила эта нехитрая затея, и она впилась в мертвые губы долгим поцелуем. Я почувствовал сильное отвращение. Женщина резко посмотрела в мою сторону, словно заметила чье-то присутствие, и я едва не потерял сознание, ощутив сильный удар в лицо. Раздался резкий звонок, и я проснулся с сильной головной болью. Тимур заворочался и достал из кармана мобильный телефон.

— Ну, — недовольно произнес он. — Мне плевать, что зарезали цыганку! Вы нашли Марка? Ах, вот как! Тогда снимайте наблюдение.

— Какую цыганку зарезали? — спросил я, чувствую, как внутри разливается знобящая пустота.

— Не знаю, — ответил Тимур, сладко потягиваясь. — Муж убил на вокзале. Приревновал, наверное.

— Боже мой! — воскликнул я, обхватив голову руками. Я утратил чувство реальности, а в образовавшуюся пустоту немедленно хлынули смутные образы. Цыганка высоко приподнимала свое тело, а я лизал ее смуглое горло, по которому уже полоснул нож. На душе было гадко.

— Что, головка болит? — поинтересовался мой друг. — Пить нужно меньше.

— Отвали, — огрызнулся я. — Нашли Марка?

— Естественно, — самодовольно усмехнулся Тимур, — он у себя дома, да еще не один, а с твоей новой подругой.

— Он же ее убьет, — ужаснулся я.

— Ага, — согласился Тимур, — затрахает до смерти.

— Болван! — закричал я. — Сколько раз тебе говорить, что он маньяк?

— Сам ты маньяк, — зло сказал Тимур, поднимаясь с кровати. — Путается под ногами, да еще указания дает.

Я пошел в ванную и встал под холодный душ, по телу пробежала короткая судорога. Вернувшись в комнату, я заметил, что Тимур исчез. Головная боль вяло пульсировала в левом виске. Я оделся и пошел в буфет, где, как всегда, сидели два амбала, смотревшие на меня с откровенной враждебностью.

— Пристрелить сволочей! — подумалось мне.

Буфетчица с радостной улыбкой шла к моему столику, плавно покачивая бедрами, с тарелкой уже готовой яичницы.

— Доброе утро, господин следователь.

— Доброе утро, — ответил я, косясь на соперников, чьи лица выражали крайнее недовольство. Скорее всего, она отдала мне заказанную ими яичницу. Внезапно меня осенило: они просто волочатся за этой симпатичной женщиной, поэтому бесятся, что она оказывает мне знаки внимания.

— Спасибо, дорогая, — намеренно громко сказал я и чувственно похлопал буфетчицу по упругому заду. — Как тебя зовут?

— Анастасия, — ответила она и зарделась скорее от удовольствия, чем от смущения.

«Анастасия — дочь государя», — почему-то подумал я, продолжая машинально похлопывать по буфетчице, которая была весьма довольна вниманием к ее задней части. Наконец она отошла, а я с большим удовольствием принялся за еду.

Командировочные лица выражали крайнюю ярость. Один из них направился ко мне, держа в оттопыренной руке незажженную сигарету. Я знаю этот прием — сейчас попросит прикурить, а когда я полезу в карман, заедет мне в ухо. Орангутанг, любезно улыбаясь, приблизился к моему столу и нагнулся. В этот же момент я выхватил пистолет и сунул ему в лицо, которое вытянулось от удивления, несмотря на весьма округлые формы. Не дав неприятелю опомниться, я ударил рукояткой пистолета по лбу, не омраченному движением мысли. Человек в образе обезьяны упал, смешно задрав ноги. Его напарник начал медленно подниматься, но я снял пистолет с предохранителя и взял его на мушку. Парень опустился на место и сразу обмяк и сморщился, как спущенный воздушный пузырь. Я направился к нему, обойдя поверженного противника.

— Здорово, бык, — вежливо поздоровался я. — Кто тебя послал?

— Никто.

— Ага! — удивился я. — Ты, значит, Гомера читаешь. А помнишь, как дальше? Кто тебя обидел? Никто! Да ты просто хрен в пальто! Да я тебе кожу продырявлю, скотина рогатая, если будешь под ногами вертеться!

Парень сильно побледнел после моей импровизации и начал беззвучно шевелить губами, словно хотел что-то сказать, но не мог, или тихо читал отходную молитву. Его приятель начал приподниматься, удивленно поглядывая по сторонам. Странно, что небольшой пистолет давал мне полную власть над двумя гориллами. Я оставил поле битвы и вернулся в комнату, где с удивлением заметил на столе ключи от машины. Я чувствовал себя превосходно, и меня сильно тянуло к новым приключениям. Ключи являлись сексуальной символикой, напоминавшей о неразгаданной тайне, поэтому я решил воспользоваться машиной, чтобы спасти девушку.

— Ты просто ревнуешь, — сказал второй, когда я мчался по улицам города.

— Ну и что? — нахально спросил я.

— Они не откроют, и ты попадешь в дурацкое положение.

Разумеется, второй был прав, ибо я действовал судорожно и рефлекторно, как неуверенный в себе новичок во время первого полового акта. Если они занимаются любовью, то попросту не откроют дверь. А если он, действительно, хочет ее убить? Я решил довериться инстинкту и обстоятельствам, которые складывались не в мою пользу.

Возле подъезда стоял огромный черный автомобиль, поэтому я остановился на противоположной стороне дороги, откуда хорошо были видны балкон и окна расположенной на третьем этаже квартиры Марка. Понаблюдав за ними некоторое время, я решительно вышел из машины, поскольку понял, что просто оттягиваю время. Подъезд был довольно чистым, однако на стенке размашистой рукой было нацарапано самое популярное в стране трехбуквенное слово.

Я вызвал лифт, но он долгое время безмолвствовал, не подавая признаков жизни или другого функционирования. Потеряв терпение, я стал подниматься по лестнице. Найдя квартиру Марка, я нажал на звонок, но он неожиданно запал, издавая омерзительную электрическую трель. Я рефлекторно шагнул в сторону, чтобы меня не увидели сквозь дверной зрачок. Внезапно в подъезде погас свет, и стало полутемно, поскольку низкие, расположенные между лестничными площадками окна пропускали совсем мало света. Непрерывная трель стала еще более омерзительной и навязчивой. Я почувствовал сильное раздражение и стыд, поэтому быстро сбежал вниз по лестнице.

Я быстро пересек замысловатое пространство двора и скрылся в машине. Оглядев дом, я увидел, что стоявший возле подъезда черный автомобиль исчез. Неожиданно на балконе показался Марк. Мне было хорошо видно, как он аккуратно перелез через перила и спрыгнул вниз. Вслед за этим в поле моего зрения показалась горничная. Она посмотрела вниз, взмахнула руками, словно пыталась поймать брошенный в нее невидимый мяч, и скрылась в комнате.

Я застыл в полной нерешительности, но затем вышел из машины и направился к месту происшествия. Еще издали я заметил, что Марк плохо лежит на земле, неестественно отвернув руку. Подойдя поближе, я заметил, что из его головы вытекает тоненькая струйка крови, которая причудливо змеится по асфальту. Скорее всего, он был мертв. Этот факт плохо соответствовал моему представлению о реальности, хотя сам по себе был очень реальным. Просто человек неудачно спрыгнул с балкона, упал, сильно ударился головой и умер. Все очень естественно, хотя мои друзья не каждый день прыгают с балкона и погибают.

Я вспомнил соседа, который пил немного больше других, да еще имел сварливую жену. Однажды в воскресный день он взял нож и начал резать супругу на глазах у двух малолетних детей. Женщина закричала и выбежала в коридор. Он догнал ее и нанес еще несколько ударов в спину. Она потеряла сознание и упала. Дети истерически кричали. Он решил, что жена мертва, выбежал на балкон и посмотрел вниз. Там мирно сплетничала кучка старушек. «Люди! Разойдитесь! Я буду прыгать!» — на весь двор закричал сосед, перебросив ногу через перила. Старушки бросились врассыпную. Он прыгнул вниз и мгновенно погиб. Его жену забрала скорая помощь. Раны оказались неглубокими, и на следующий день она выписалась из больницы. На похоронах жертва рыдала у гроба убийцы. Самое удивительное, что в тот день он был абсолютно трезвым.

Я стоял, погруженный в свои мысли, не решаясь подойти к мертвому телу. Из подъезда выбежала Ида. Заметив меня, она приостановилась, как бы преодолевая внутреннее сопротивление. Я решительно направился к девушке и взял ее за руку и повел к автомобилю, хотя не следовало привлекать внимание соседей. Я остановил машину, когда мы отъехали несколько кварталов от злополучного места.

— Дайте сигарету, — попросила Ида.

— Давай, рассказывай, — потребовал я.

— Что рассказывать? — нервно спросила она, глубоко затягиваясь дымом. — Для меня это такая же неожиданность, как и для вас.

— Для меня неожиданность, что ты была с ним наедине.

— А что такое? — удивилась девушка. — Я позвонила ему насчет Игоря, а он предложил встретиться.

— Какого Игоря?

— Который отца топором зарубил.

— Ясно, — сказал я, хотя эта информация не прибавила ясности. — Дальше что было?

— Дальше как обычно. Я, говорит, рядом живу — пойдем выпьем кофе.

— Приставал? — строго спросил я.

— Да не успел он, — с сожалением ответила она. — Только мы шампанское выпили, какой-то идиот начал звонить в дверь. Марк побежал смотреть в дверной глазок, а в подъезде свет выключили. Он на балкон вышел, а внизу черный автомобиль стоит. Тогда он побледнел и говорит: «Это за мной пришли, поймали на горячем». Я его спрашиваю: «Жена?». Он говорит: «Дура! Какая жена! Подловили меня на горячем, хотят пришить совращение малолетних. Ты с третьего этажа сможешь прыгнуть?». Я говорю: «Если надо, то смогу». Он говорит: «Умница, хорошая девочка, только я первый». Я спросила: «Что это даст?» Он ответил: «Во-первых, если между мужчиной и женщиной можно провести рукой, то факт половой близости не доказан. Во-вторых, выйду и посмотрю, кто в мою квартиру ломится». Потом он спрыгнул, и все.

Я был полностью раздавлен. Получается, что я убил Марка своими дурацкими подозрениями. А скорее всего — обыкновенной грязненькой ревностью с навязчивым запашком гениталий. Это я спровоцировал его на безумный поступок. Друга своего погубил из-за бабы. Я посмотрел на Иду с лютой ненавистью.

— Что вы на меня так смотрите? — заволновалась она. — Не виновна я.

— Нужно позвонить Тимуру.

— Ни в коем случае! Он меня посадит.

— Ты же не виновата.

— У нас разве только виновных сажают? — ехидно спросила она.

— Он все равно знает, что ты была с Марком.

— Если так, — задумалась девушка, — то везите меня к Омару, он все уладит.

— К какому еще комару? — раздраженно спросил я.

— Дальний родственник у меня есть в горах — очень влиятельный человек, — объяснила девушка. — Поехали, я покажу дорогу.

Мы выехали из города, и дорога начала завиваться в серпантин, причудливо обвивая обветренные невысокие горы. Открылось панорамное бесконечное море. На особо крутых поворотах возникал рефлекторный соблазн прокатиться по самому краю. Я удерживал машину в относительно безопасном положении, ибо знал, что на краю неизбежно захочется заложить вираж еще круче. И, черт возьми, не поехать, а полететь. При такой езде сорваться в пропасть вопрос не времени, а пространства — до первого поворота.

Ида несколько раз внимательно на меня посмотрела. Похоже, что мой стиль вождения ей решительно не нравится. А мне не нравится эта смазливая наглая девчонка, из-за которой погиб Марк. Впрочем, он погиб из-за моей ревности. Значит, она не виновна. Но тогда и я не виноват. Получается, что мой друг погиб из-за своего безумного страха. Я посмотрел на девушку с некоторой симпатией, а она в ответ улыбнулась. На душе стало легче, хотя неприятный осадок остался.

Как все же странно и нелепо он умер. Я не желал его смерти. Хотел, правда, чтобы мой давний обидчик оказался в опасной ситуации. Хотелось рассчитаться той же монетой. Все же человеческой природе больше соответствуют законы Моисея: око за око, зуб за зуб. Все остальное — соблазн от лукавого. Марк меня чуть не задушил, и мне хотелось чуть-чуть. Получилось — насмерть. Выходит, я не девчонку ревновал, а подсознательно стремился поставить Марка в опасное положение. Попугать хотел, но кто же мог знать, что все обернется таким диким образом.

— Сейчас налево, а потом вверх, — показала дорогу Ида, когда мы въехали в большое и богатое горное село. Я остановил машину возле настоящей крепости. О размере невидимого здания можно было догадаться по величине необычно высокого забора и литых чугунных ворот. Несомненно, внутри обитали очень серьезные люди.

«Богато живут, сволочи», — подумалось мне. Раньше я думал, что это национальная русская черта — завидовать удачливым и богатым. Однако, поездив немного по миру, понял, что люди везде одинаковы. Все любят помогать несчастным, но не дай бог, если кто-то живет лучше. С другой стороны, ни один народ не заходил так далеко в своей ненависти и не уничтожал богачей почти поголовно, как тучных коров.

— Кем тебе приходится этот кальмар? — спросил я и вспомнил праздничный паек, который однажды дали в редакции. К моему удивлению, в увесистом свертке оказались морские животные с похожим названием, которые имели довольно большие суставчатые щупальца. Они выглядели совершенно несъедобными, поэтому я выбросил дары моря в мусоропровод. Ассоциация была неприятной, и я почувствовал неприязнь к Омару, хотя никогда его не видел.

— Он был женат на моей тете, — объяснила она.

— Понятно, — сказал я, и моя рука рефлекторно потянулась к пистолету, ибо из ворот показались два лица кавказской национальности. — Чечены что ли?

Девушка вышла из машины и стала оживленно разговаривать с привратниками. Один из них достал радиотелефон и стал переговариваться с кем-то невидимым, который может принять решение: открыть чугунные створки или дать от ворот поворот. Мне здесь не понравилось настолько, что захотелось уехать немедленно. К сожалению, подобное действие могло сильно осложнить ситуацию. Наконец переговоры завершились, и Ида радостно помахала мне рукой. Я вышел из машины, и чеченец сразу направился ко мне. Я, конечно, не русский шовинист, но рожа у этого парня была явно разбойничья. Он издали меня профессионально ощупал и, вероятно, остался довольным осмотром, поскольку на его смуглом хищном лице проступили расслабленность и самодовольство.

— Ствол есть? — спросил он довольно равнодушным тоном.

— Ага, — ответил я, — и хобот тоже.

Реакция чеченца была молниеносной — в его руках появилось оружие.

— Повернись спиной, руки на затылок, — скомандовал он с кислым выражением лица, словно обиделся за причиненное беспокойство.

Я подчинился насилию, был облапан и ограблен. У меня забрали не только пистолет, но еще настроение, которое заметно улучшилось на опасной дороге. Девушка ласково улыбалась, пока тяжелые ворота открывались, и мы вошли в сад. Вдалеке резкими отвратительными голосами закричали павлины. Убогий советский кинематограф внушил обывателю, что павлины и фонтаны с амурами — это признак настоящей царственной роскоши. Большие деревья отбрасывали плотную тень на аккуратную, посыпанную гравием дорогу, которая, вздыбившись, возносила к небесам большой желтый особняк. Мне сразу стало скучно и захотелось домой.

«Давно не было слышно второго, — подумал я, поднимаясь в гору. — Эй, парень, ты где?».

— Отстань, — сердито ответил он, — не до тебя.

— Я думал, что ты часть меня, — удивился я, — а у тебя, оказывается, есть свои дела и даже проблемы.

Омар стоял посреди двора и был неправдоподобно лыс. Солнце отражалось от его гладко выбритой головы и слепило глаза. Форма черепа была почти идеальной. «Вот голова, которую стоит отрезать», — почему-то подумал я. Ида радостно завизжала и бросилась на шею любимого дяди. Я не растрогался, а, напротив, собрался с мыслями и стал тщательно рассматривать странного человека. Судя по внешнему виду, он был азиатом. Омар обладал воистину безграничной головой: череп плавно переходил в лоб, а лоб в остальные черты широкоскулого, плоского и лунообразного лица. Картину завершали узкие щелочки глаз, излучавшие доброту и нежность.

«Голубоглазый узбек», — подумал я.

— Добро пожаловать, — сказал он, направившись ко мне, когда, не без удовольствия, обнялся с племянницей. Его маленькая ладонь была сухой и горячей. Снова дурными и пронзительными голосами закричали павлины.

— Дядя, у меня проблемы, — расстроенным голосом пожаловалась Ида.

— Проблемы потом, — махнул рукой Омар, — сначала дорогим гостям нужно принять душ и отдохнуть.

— К сожалению, это очень серьезно, — сказала девушка и, вновь обняв любимого дядю, начала шептать о своих неприятностях.

— Он что, идиот? — возмутился Омар. — От такой девки прыгать!

— Откуда я могла это знать? — уже вслух оправдывалась Ида. — Психиатр называется. Я ему позвонила насчет Игоря, он говорит, пойдем выпьем кофе, а сам в окно.

— Подожди, а кто тебя с ним видел? — спросил дядя и посмотрел на меня таким долгим и пронзительным взглядом, что я почувствовал крайнее неудобство.

— Он говорит, что за этим придурком следило КГБ, — зло кивнула в мою сторону Ида, словно я был виновником ее неприятностей.

— Вот как! — удивился Омар. — Может быть, они и за вами следили? Ладно, вы пока отдыхайте, а там разберемся.

— Ты куда меня привезла, стерва? — поинтересовался я, когда гостеприимный хозяин ушел, а мы сели в тени ветвистого дерева, чтобы выпить стоящий на круглом столике ледяной напиток.

— У меня в любую жару прохладная кожа, — похвасталась девушка, не обращая внимания на мой раздраженный тон.

— Ты что, вся такая? — спросил я, поглаживая ее по гладкой и прохладной ноге.

— Всегда одинаковая — в любое время года и суток, — гордо произнесла Ида.

— Заманчиво, — сказал я, раздраженный тем, что она ловко ушла от ответа.

На огромном балконе появилась блестящая лысина с мобильным телефоном.

— Какой адрес у этого попрыгунчика?

— Не знаю, — растерялась Ида, — у меня есть только номер телефона.

— Я знаю, — сказал я и назвал адрес, выдерживая далекий, но прицельный взгляд Омара, который безмолвно и быстро исчез в здании.

— А где чечены? — поинтересовался я.

— Что вы! — всплеснула руками девушка. — Это ассирийцы. Дядя большой любитель истории древнего мира.

— Вот как! — воскликнул я и стал думать, что меня больше удивило: редкое увлечение или национальность. Мои размышления прервал любитель древности, выглядевший, впрочем, вполне современно в шортах и майке «Nike».

— А вы шутники, ребята, — сказал он. — В городе произошло только одно убийство: на вокзале цыганку зарезал ревнивый муж. Других происшествий сегодня не было. Во всяком случае, с балкона никто не прыгал и голову об асфальт не разбивал.

— Блин! — выразила свое крайнее недоумение Ида. — Как же так?

— Разберемся, — сказал Омар, и его лицо приняло зловещее выражение, хотя я плохо разбирался в азиатской мимике. Вполне возможно, что его лицо выражало что-то другое, например, надежду на благоприятный исход дела. — Я люблю шутников, да и сам иногда шучу.

— Это какая-то ерунда, — произнес я в полной растерянности, — мы оба видели, как он выпрыгнул и разбился. Не может быть, чтобы труп целый час лежал среди бела дня возле дома. Значит, его кто-то подобрал.

— Зачем? — резонно спросил Омар. — Кому нужен труп на свою голову?

— Если нет трупа, — радостно воскликнула Ида, — нет и преступления. Выходит, я могу ехать домой.

— Я в этом не уверен, — сказал ее дядя, поглаживая бритую голову. — Раз приехали — будете гостить.

— Вот и хорошо! — сказала девушка и несколько раз подпрыгнула, хлопая в ладоши, демонстрируя свою радость.

— Вы что-то говорили про слежку, — произнес Омар.

— Парень, который разбился, был моим другом, — начал объяснять я.

— В КГБ тоже ваши друзья? Может быть, они и за вами следили?

— Все возможно, — нахально предположил я.

— Ладно, отдыхайте, потом разберемся, — сказал Омар и хлопнул в ладони.

Из-за деревьев вышли ассирийцы в образе чеченцев и проводили, точнее отконвоировали нас в комнаты, которые находились в разных концах дома. Оставалось гадать: заботился ли хозяин о целомудрии своей племянницы или хотел допросить нас без помех. Мы прошли через огромный холл по скользкому блестящему паркету. Я невольно оценил огромную хрустальную люстру и чудовищно дорогую мягкую мебель «Честерфилд», которая, на мой взгляд, очень жесткая и неудобная. Мое внимание привлекла висящая на стене в бронзовой раме большая картина Джорджоне «Юдифь».

«Копия, — подумал я, хотя отчетливо знал, что оригинал находится в Эрмитаже, — но довольно старинная».

Черт знает что! И здесь отрезанная голова! Прекрасная Юдифь наступала прелестной ножкой на почерневший лоб несчастного Олоферна. С необыкновенным изяществом героиня держала в руках грозный меч. В той же манере, жеманно оттопырив несколько пальчиков, современные звезды экрана берут в руки мужской член, чтобы поднести ко рту. Я, конечно, не искусствовед, но машинально отметил отображенную на картине игру голов. Верхняя голова смотрит вниз, скромно потупив глазки, на результат своего кровавого труда. Это придает лицу выражение необыкновенной ангельской кротости. Меня не удивило, что Юдифь отрезала голову ассирийцу. В конце концов, евреи с давних времен стремились что-то отрезать. Однако мало кто может отрезать голову с таким нечеловеческим изяществом.

Героиня только что отделила голову от бьющегося в конвульсиях туловища. Она еще не выпустила из рук орудие убийства, а обезглавленное тело еще перебирает ногами, словно стремится убежать от своей участи. Убийца наступает изящно обнаженной ножкой на кровавый трофей. Она смотрит на сиротливо откатившуюся голову с таким чувством сочувствия и сожаления, что тайное торжество выдает только укромная улыбка слегка искривленных губ. Все же у древних был стиль. Вот она, психологическая глубина! По сравнению с этой картиной «Основной инстинкт» и «Молчание ягнят» — мелочи жизни, детские игрушки.

Однако наиболее интересной деталью картины, несомненно, является отрезанная голова. Художник явно не был согласен с традиционной версией. Джорджоне нарисовал в высшей степени одухотворенную мертвую голову. Даже смерть не смогла стереть с лица Олоферна выражение неземного восторга. Конечно, каждый второй мужчина тайно мечтает умереть от руки замечательной женщины. Отрезанная голова, с блаженной экстатической улыбкой, явно устремлена вверх. А прекрасная головка героической еврейки опущена вниз. Возможно, здесь намек, тайный замысел или просто безошибочный инстинкт художника. В любом случае, у людей времен Ренессанса были весьма странные представления об убийстве.

Я покосился на ассирийца, который терпеливо стоял позади меня, пока я разглядывал картину. Ему, наверное, было обидно за своего далекого предка. Он отвел меня в комнату на втором этаже и молча закрыл за собой дверь. Я сразу разделся и пошел в ванную. Тугая струя чуть теплой воды ударила по моим загорелым плечам. Что произошло с телом Марка? Кому понадобилось подбирать и прятать труп, да еще так быстро, что органы ничего не знают? Я не сомневался, что мафиозный Омар звонил весьма осведомленному человеку. Вспомнился другой Марк и другое таинственно исчезнувшее тело. Еще одна нелепая, нужно сказать, история. Вспомнилось также женское тело, извивавшееся на лошадином члене карлика. Вряд ли она придет и принесет полотенце. Впрочем, в дверь постучали.

— Войдите, — сказал я с трепетом в голосе и начал возбуждаться.

К сожалению, вошел ассириец, который сказал, что через час меня ждут на балконе к обеду.

— Как тебя зовут? — поинтересовался я.

— Камаз, — скромно ответил он, и я почувствовал, что разговариваю не с машиной для убийства, запрограммированной в двоичном коде «резать — не резать», а с простым ассирийским парнем, с которым можно завязать обыкновенные человеческие, может быть, даже душевные отношения.

— А можно ли, Камаз, в вашем сельском магазине купить шорты, две фирменные майки и блок «Мальборо»? — вкрадчиво спросил я.

— В нашем магазине все можно купить, — уклончиво ответил он, — были бы деньги.

— Деньги есть, — радостно сказал я и вылез из ванны, чтобы достать пачку денег и протянуть древнему человеку. — Бери сколько нужно.

— Я неподкупный, — объяснил Камаз и скрылся за дверью.

Жара неожиданно спала, и я почувствовал бодрость, а вместе с ней и желание. «Старею», — грустно подумал я, поскольку раньше мог трахаться в сорокаградусную жару в наглухо зашнурованной палатке, где оставалось так мало воздуха, что приходилось непрерывно дышать изо рта в рот. Я вышел на балкон и, закурив сигарету, стал любоваться набегающими на глаза горами, с удовольствием вдыхая табачный дым, чье изобретение молва приписывала сатане. Подумалось также о стакане хорошего вина.

Ощутив жажду и голод, я весьма энергично спустился вниз, где увидел на веранде изысканно накрытый огромный круглый стол. Судя по всему, меня уже ждали. Ида была одета в очень короткое, но нарядное платье с блестками, которое очень хорошо подчеркивало все, что следует подчеркнуть у молоденькой девушки. Я остался доволен осмотром, а она тем, что я осмотрел. Щедрый дядя по-прежнему оставался в шортах и майке, но верные ассирийцы переоделись к ужину в шитые золотом мудреные восточные одеяния. Я только теперь обратил внимание, что они близнецы.

— Можно садиться к столу, — сделал широкий жест гостеприимный хозяин, и трапеза началась. По кругу пошла бутылка французского коньяка. Однако Иде налили вина.

— Славные ребята, — сказал я, глядя на ассирийцев, которые галантно ухаживали за девушкой.

— Я вас не представил, — покачай головой Омар. — Знакомьтесь, мои самые надежные друзья — Камаз и Белаз.

— Очень приятно, — произнес я, посмотрев на зардевшихся от удовольствия братьев.

— Давайте выпьем за красоту, — предложил хозяин, посмотрев на племянницу, которая скромно опустила глаза, — и за дружбу.

Я покатал во рту светло-коричневую обжигающую жидкость, которая приятно пощипывала вкусовые пупырышки на языке, а затем залпом выпил всю рюмку. Произошло нечто странное — исчез аппетит. Я меланхолично жевал половину хрустящего огурца, а все остальные усиленно налегли на многочисленные закуски. Омар налил еще по одной рюмке, которую выпили молча, но с полным уважением друг к другу.

— Я думал, что вы мусульманин, — довольно бестактно заметил я.

— Неужели? — деланно удивился он. — Вообще-то я последний шумер современности.

— Занятно, — невнятно произнес я, выпив еще одну рюмку, — они ассирийцы, а вы шумер.

— Это верно, — согласился Омар, — только я последний, а они не последние.

— Тяжело быть последним? — поинтересовался я.

— Не то слово, — проникновенно сказал Омар, налив всем, кроме Иды, которая уже выпила свой бокал вина и просительно смотрела на дядю.

— Может быть, вы шумерский язык знаете? — предположил я.

— Только я и знаю, — оживился Омар, поглаживая лысую голову. — Неужели вы думаете, что в мире есть хоть один правильный перевод шумерского текста? Например, они переводят знак «переплыть через море» как «прийти в гости», а он имеет значение «умереть». Представляете, какая точность перевода? Древние люди обладали другим способом мышления, они мыслили бессознательно. Вы можете представить иной способ мышления?

— Наверное, поэзия, — сказал я, немного подумав.

— Неплохо, — согласился он, — однако поэзия всего лишь переводит бессознательные образы на доступный сознанию язык. А я имею в виду принципиально иной способ мышления, который наиболее ярко выражен в мифологии. Во всей мировой литературе невозможно отыскать даже одно сопоставимое с мифологией произведение. Самые одаренные представители человеческого рода не смогли разработать за два последних тысячелетия хотя бы один оригинальный сюжет.

— А кино! — риторически воскликнул Камаз. — В нее влюблены двое. Один хороший, но бедный, а другой плохой, но богатый. Ужасная скука, поскольку хорошие парни всегда побеждают плохих. Это все американские евреи придумали.

— Ты, наверное, плохой парень, — попробовал пошутить я.

— Можешь представить себя женщиной? — неожиданно спросил молчавший весь вечер Белаз.

— Наверное, могу, — неуверенно ответил я, после некоторого раздумья о последствиях.

— А мужчиной и женщиной одновременно? — снова спросил он в довольно резкой форме, и я недоуменно пожал плечами.

— Никогда не сможешь представить, что они делают вместе сразу на десяти кроватях! — торжественно воскликнул Белаз. — Так мыслили настоящие ассирийские мужчины!

Я очень быстро представил, как мужчина и женщина занимаются любовью. Затем попробовал вообразить вторую пару, и это удалось. Впрочем, первая кровать сразу же затерялась во мраке. Я немедленно перенес внимание на первую пару, но зато утратил контроль над второй. Немного потренировавшись, я понял, что моих способностей хватает только на одну кровать, и был полностью подавлен таким развитием событий. Если так мыслили ассирийцы, которые не отличались особыми интеллектуальными достижениями, а занимались тем, что завоевывали соседние страны и сажали людей голой жопой на кол, то что тогда говорить о шумерах.

— А сам ты на скольких кроватях можешь? — запальчиво спросил я.

— Пока на трех, — скромно ответил Белаз, — но уже начинаю работать над четвертой.

Бутылка коньяка закончилась, и Омар велел подавать десерт. Близнецы принялись быстро убирать со стола. Ида вызвалась помогать, но была остановлена повелительным жестом руки. Я внимательно посмотрел на хозяина и только теперь понял, что он похож на египетского жреца, одетого в шорты и майку. Впрочем, египетских жрецов я видел только в польском фильме «Фараон». Они были лысыми, умными и обрезанными — настоящие евреи. Как всегда неожиданно упала южная темнота и накрыла дикие незаселенные горы. Я почувствовал легкое приятное опьянение и расслабился, забыв, что нахожусь в осином гнезде, убаюканный восточным гостеприимством философствующего мафиози.