В Кингсмаркхеме жили два человека по имени Джефри Смит — один в Стоуэртоне, второй в Сьюингбери. Единственный темноволосый имел рост шесть футов два дюйма; единственный молодой — ему еще не исполнилось тридцати пяти — имел светлую бороду; ни один не был обладателем черной машины. Поиск оказался бесполезным и не принес никаких результатов, так же, как обыск в доме Марголиса. Записки пропавшая не оставила, не обнаружилось никаких свидетельств грязной игры, если она здесь присутствовала.

— Кроме пяти сотен фунтов, — сказал Берден.

— Кругленькая сумма, чтобы идти с нею на вечеринку, — твердо сказал Вексфорд и с меньшей уверенностью добавил: — Выходит, мы напрасно обеспокоили Марголиса, Майк?

— А я не уверен, что он обеспокоился. Я не понимаю его, сэр. То кажется, он морочит мне голову, а через минуту ведет себя, как дитя малое. Я бы сказал, что, наверно, это и есть гениальность.

— Некоторые утверждают, будто между гениальностью и сумасшествием расстояние не больше лезвия ножа, другие называют гениальностью неисчерпаемую способность трудиться.

Берден, если что и понимал во всем этом, так это способность трудиться.

— Выглядит его работа так, будто он окунает кисть в краску и развозит ее по холсту до бесконечности, — у меня и у вас получается такая же картина на тарелке, когда мы съедим рыбу или чипсы с соусом, — сказал Берден. — Такая живопись выше моего понимания. Я бы назвал ее еще одним способом надувательства публики. Интересно, сколько они дерут за вход в галерею Тейт?

Вексфорд расхохотался.

— Нисколько, если не ошибаюсь. Вход бесплатный. — Он затянул тонкий блестящий лоскут, который называл галстуком. — Вы напомнили об одной фразочке Геринга: «Когда я слышу слово „культура“, я хватаюсь за пистолет».

Берден обиделся. Он вышел в коридор, ища на ком сорвать гнев. Брайант и Гейтс болтали с сержантом, но, едва завидели Бердена, сразу сделали вид, что заняты делом. Не так вел себя Марк Дрейтон. Он стоял чуть в стороне ото всех, уставившись себе под ноги, и, по-видимому, ушел в размышления, потому что даже не вынул рук из карманов своего шерстяного пальто. Вид черных волос Дрейтона, наползающих на подкладку капюшона, еще сильнее разозлил Бердена. Он решительно направился к Дрейтону, но не успел заговорить — молодой полисмен опередил его:

— Не могу ли я перемолвиться с вами словечком, сэр?

— Единственно, с кем вам необходимо перемолвиться словечком, — это с парикмахером, — отрезал Берден. — Если точнее — то шестью: «Снимите покороче сзади и с боков». — Лицо Дрейтона оставалось бесстрастным, в глазах светился ум. — Ну, что вы имеете сказать мне?

— Думается, мы должны проявить интерес к одному объявлению в витрине Гровера. — Дрейтон вынул из кармана тоненькую записную книжечку, открыл на нужной странице и прочитал вслух: «Спокойная комната в уединенном месте сдается на вечер. Подойдет для студента и любого другого человека, желающего побыть в тиши. Неразглашение гарантируется. Обращаться по адресу: Чартерис-роуд, 82, Стоуэртон».

Ноздри Вердена сжались от омерзения. Дрейтон не несет никакой ответственности за это объявление, сказал он себе, он лишь обнаружил его. То, что он обратил на объявление внимание, говорит только в его пользу. Но почему-то Вердену казалось, что нечто в этом роде дурно пахнущее, что обычно творится в подозрительных закоулках, — должно непременно прилипать к Дрейтону, быть в его стиле.

— Опять Гровер? — удивился Вексфорд, когда Берден и Дрейтон рассказали об объявлении. — Очередное мошенничество, так, что ли? В прошлом году Гровер занялся сомнительными книжонками. Он устраивает нам здесь что-то наподобие лондонской Чэринг-Кросс. — Вексфорд негромко фыркнул. Берден невольно ждал, что Дрейтон отзовется на этот смешок. Парень — тот еще льстец. Однако смуглое лицо Дрейтона было непроницаемо. Берден сказал бы, что молодому человеку стыдно, хотя не мог придумать никакого объяснения его стыду.

— Помните, все школьники обзавелись ножами с пружинным механизмом? Мы знали, что это дело рук Гровера, но поймать его с поличным так и не сумели. А эти журнальчики из-под прилавка! Что бы вы сказали, если бы ваша дочка читала такие? — обличал Берден.

Вексфорд пожал плечами:

— Они не для дочерей, Майк, скорее для сыновей, и совсем не для того, чтобы их читать. Прежде чем мы организуем тут комитет борьбы за чистоту нравов, давайте подумаем, как поступить с этим объявлением. — Он в раздумье остановил взгляд на Дрейтоне. — Вам карты в руки, Марк. — Вердену не понравилось, что старший инспектор называет Дрейтона — это он делал крайне редко — по имени. — Вы великолепно подходите для роли.

— Роли, сэр?

— Мы даем вам роль студента, желающего побыть в тиши. — Как, инспектор Берден? — Продолжая разглядывать Дрейтона, Вексфорд добавил: — Я не вижу, кто еще из нас мог бы подвизаться в роли дамского угодника.

На стук в дверь никто не отозвался. Дом был угловым, его фасад выходил на Чартерис-роуд, боковая стена, вдоль которой тянулась невысокая ветхая изгородь, — на Спарта-Гроув. Пока Берден ждал в машине, Дрейтон прошел вдоль изгороди до самого ее конца и обнаружил проход, устроенный между задними ограждениями садов. Из прохода дом и его сад были скрыты каменной стеной выше человеческого роста, но в ней оказалась калитка, запертая, но с просветами между неплотно пригнанными досками, — через щели Дрейтон смог рассмотреть сад дома номер восемьдесят два. На веревке, натянутой между стеной и крюком над задним окном дома, висел мокрый ковер, вода капала с него на кирпичную дорожку.

Дому было лет семьдесят-восемьдесят, но от соседних он выгодно отличался своей ухоженностью и аккуратностью. Двор подметали, чистые деревянные вилы стояли у стены, задний приступок был побелен. Свежие чистые занавески висели на всех окнах. Дрейтон принялся обследовать окна, и внезапно занавески на одном из них, вероятно окне задней спальни, слегка раздвинулись, и в образовавшемся просвете появилось маленькое морщинистое личико. Дрейтон поставил ногу на выступающий камень и подтянулся — его голова и плечи оказались над поросшим травой верхом стены. Коричневатое обезьянье личико все еще торчало в окне. Приглядевшись, Дрейтон заметил в глазах этого обитателя дома ужас, сверх всяких пропорций к преступлению, в котором, по предположению Дрейтона, могли быть замешаны обитатели дома, или к воздаянию за это преступление. Но тут занавеску задернули, и Дрейтон вернулся в автомобиль.

— Внутри кто-то есть, — сообщил он Вердену.

— Не сомневаюсь в этом. Кроме того, что мы не имеем права врываться в дом силой, сам по себе шум повредил бы расследованию, вы согласны?

Вдоль Спарта-Гроув стояло еще два или три десятка автомобилей. С этой стороны улицы не было ни гаражей, ни даже места для них.

— Кто-то идет, — внезапно насторожился Дрейтон.

Берден выглянул из автомобиля. Женщина, толкавшая перед собой коляску на колесиках для покупок, отпирала калитку углового дома. Голову женщины покрывал цветастый шарф, пальто поражало огромным меховым воротником. Как только дверь в дом захлопнулась, Берден сказал:

— Я знаю ее. Это миссис Руби Бренч, живет в Сьюингбери.

— Из наших клиентов?

Это выражение, слетевшее с губ Дрейтона и принадлежавшее к числу излюбленных словечек Вексфорда, расстроило Бердена. Не похоже, чтобы эти слова случайно вырвались у Дрейтона, — скорее, он расчетливо и подобострастно копировал колоритный стиль старшего инспектора.

— Мы привлекали ее за воровство в магазинах, — сухо сказал инспектор, — за мелкие кражи в домах, где она работала служанкой, и еще кое за что. Комната для любовных утех — это у Руби новенькое. Однако вам пора начинать свое лицедейство.

Прежде чем впустить Дрейтона в дом, хозяйка через стеклянное оконце в двери подвергла его внимательному и поначалу несколько встревоженному изучению. Затем тревога покинула ее лицо и дверь приоткрылась на несколько дюймов. Дрейтон поставил ногу на коврик, лежавший уже в прихожей.

— Я слышал, что вы можете предложить комнату. — Выговор у Дрейтона был приятный, и это обезоружило хозяйку. Она улыбнулась, показав превосходно сделанные искусственные зубы со следами помады. Она еще не успела снять ни шарфа, ни пальто, и между отворотами воротника, напоминавшего горжетку, Дрейтон увидел блузку в оборках, которая прикрывала могучую грудь. Лицо выдавало возраст — чуть больше пятидесяти, подумал Дрейтон, при этом, пожалуй, чересчур смелы краски на нем, особенно вокруг глаз. — Я случайно увидел паше объявление в витрине Гровера, миссис ээ?..

— Никаких фамилий, никаких формальностей, приятель, — сказала она. — Зовите меня просто Руби.

— Идет, Руби.

Дверь за Дрейтоном закрылась, и он очутился в крошечном холле, пол которого был покрыт дешевым ярко-красным нейлоновым ковриком. На пороге первой комнаты Дрейтон остановился, оглядел ее, и, наверное, на лице его отразилось такое замешательство, что хозяйка поспешила сказать:

— Не обращай внимания на голые доски, дружок. Я люблю чистоту и только что вытащила ковер проветриться.

— Весенняя чистка? — спросил Дрейтон.

Вся мебель в комнате была расставлена по стенам. «Вся» означало гарнитур из трех предметов, покрытых плюшем «мокет» с рисунком из чего-то похожего на голубых рыбок, плывущих сквозь заросли розовых кустов в ярко-алых и бледно-красных цветах. На громадном телевизоре стояла нагая дамочка из розового фарфора, в навечно поднятой правой руке она держала над собой лампу под пластмассовым колпаком. На стенах, оклеенных тисненными золотом обоями, висела единственная картинка — она изображала короля Георга Пятого и королеву Марию при всех регалиях.

— Я вижу, вы содержите дом в порядке, — сердечно сказал Дрейтон.

— Вам не найти такой комнаты ни в одном из ваших отелей. Когда думаете прийти? Мне безразлично — любой вечер подойдет. — Она посмотрела на него долгим взглядом, одновременно жеманным и оценивающим. — Приведете с собой юную леди?

— Если не возражаете. Я думаю — сегодня вечером. Скажем, с восьми до одиннадцати. А вы?..

— Все будет готово ровно в восемь, — прервала она. — Если вы стукнете в дверь всего раз, можете не вводить в дом свою леди, пока я не уйду. Некоторые стыдятся чего-то. Скажем, пять фунтов?

Берден должен был ждать Дрейтона десять минут. Похоже, все шло гладко. Дрейтон выглянул в окно и увидел, что инспектор приближается к двери. Было ясно, что женщина видела Вердена раньше и знала, кто он такой. Она даже задохнулась от страха.

— Что происходит, в конце концов? — Ее голос упал до шепота.

Дрейтон повернулся к ней и сурово проговорил:

— Я из полиции и имею основания предполагать, что вы нарушаете закон, устроив у себя дом свиданий…

Руби Бренч опустилась на красно-синий диван, обхватила руками голову и заплакала.

Дрейтон полагал, что они отвезут ее в участок и оштрафуют. Дело было ясное, как Божий день. Она ничего не отрицала и не протестовала. Да, она поместила объявление в витрине Гровера ради небольшого приработка — при теперешних ценах и налогах ведь надо как-то сводить концы с концами… Берден привычно слушал. Он посмотрел на шарф, который Руби Бренч наконец сняла с головы, чтобы утереть им слезы, и на рыжие кудряшки, которые этот шарф недавно скрывал.

— Когда я видел тебя в последний раз, ты была блондинкой, Руби, — сказал он.

— С каких пор я должна спрашивать у вас, в какой цвет мне краситься?

— Ты все еще работаешь у миссис Харпер на Уотерфорд-авеню?

Она кивнула и мокрыми от слез глазами посмотрела на Вердена:

— А что вам за дело, у кого я работаю? Если бы не вы, я не потеряла бы место в супермаркете.

— Нужно было лучше думать, — возразил он, — прежде чем тянуть семьдесят пачек стирального порошка. Твоя любовь к чистоте не довела тебя до добра. Все хорошо в меру. Вижу, ты опять взялась за старое.

Берден посмотрел на голые доски пола, потом на ноги Руби в варикозных венах, скрытых тонким черным нейлоном, наконец, на ее вдруг застывшее от ужаса лицо. Дрейтону он сказал как бы между прочим:

— Не много найдется работающих женщин, которые выкроят время на стирку большого ковра. Почистить его влажной тряпкой — это еще куда ни шло. Давайте-ка выйдем в сад и поглядим, что за работенку Руби над ним проделала. Утро сегодня ничего, и я не прочь глотнуть свежего воздуха.

Руби Бренч вышла вместе с ними. На своих высоких каблуках она шла нетвердой походкой, и Дрейтону казалось, что это от страха. В кухне царили чистота и порядок, а приступок за задней дверью был таким белым, что даже от не слишком грязного башмака Бердена остался черный след. Человека, высовывавшегося из окна, — мужа? жильца Руби? — не было видно.

Дрейтона удивило, что обычная веревка выдерживает вес пропитанного водой ковра; его как будто предварительно окунули целиком в ванну, а потом не отжали. Даже сильный ветер не заставил бы его шевельнуться. Берден с любопытством подошел к ковру.

— Не трогайте его, — визгливо выкрикнула Руби. — Он упадет на землю.

Берден не обратил внимания на ее слова. Он дернул ковер книзу, и, как ожидала хозяйка, веревка тут же оборвалась. Ковер тяжело рухнул на землю, перекрыв дорожку и кусок лужайки, от его сочащихся водой складок распространился сильный звериный запах мокрой шерсти.

— Что вы наделали! Что вы здесь высматриваете? Теперь придется стирать снова.

— Нет, не придется, — мрачно сказал Берден. — Теперь единственными, кто к нему прикоснется, будут эксперты из лаборатории.

— Вы называете это проветрить? — воскликнул Дрейтон.

— Боже мой! — Лицо Руби стало изжелта-белым, и на этом фоне красные дрожащие губы казались краями кровавой раны. — Я никогда и никому не причиняла вреда, я испугалась. Я думала, вы можете повесить это на меня, можете забрать меня за…

— За соучастие? Хорошая мысль. Может, и заберем.

— О, Боже!

После возвращения в неприбранную гостиную Руби несколько секунд сидела молчком, ломая руки и кусая губы — на них уже почти не осталось помады. Затем исступленно выкрикнула:

— Это не то, что вы думаете. Не кровь. Я разливала по бутылкам малиновый сок и…

— В апреле? Сделай одолжение, — сказал Берден, — не спеши, подумай. — Он взглянул на часы. — Мы ведь не очень заняты этим утром, Дрейтон? Насколько я понимаю, можем посидеть и до ленча. Можем и до завтра.

Руби снова замолчала, и в воцарившейся тишине в коридоре послышались шаркающие шаги. Дверь приоткрылась, и Дрейтон увидел малорослого мужчину с редкими седыми волосами. Именно его лицо мелькнуло в заднем окне дома. Выступающая челюсть, бесчисленные морщины, темно-желтая кожа, нос картошкой никак не располагали к обладателю такой пикантной внешности. Градации страха на его лице сменяли одна другую. Человечек не сводил глаз с Дрейтона, и в них всепобеждающий ужас вытеснял тоскливый страх, словно в комнате обосновалась овца о пяти ногах или женщина с бородой.

Берден поднялся и ухватился за ручку двери, поскольку пришелец явно собирался удариться в бега.

— Если не ошибаюсь — мистер Мэтьюз, — сказал он. — Не скажу, что сильно надеялся увидеть вас в партикулярной одежде. Считал, что в эти дни с вас еще снимают мерки.

Человечек, названный Мэтьюзом, скрипучим слабым голосом произнес:

— Хэлло, мистер Берден, — а затем добавил совершенно автоматически, как другие люди спрашивают «Как дела?» или говорят «Хороший денек сегодня», добавил: — Я ничего не совершал.

— Когда я был школьником, — проговорил Берден, — меня учили, что двойное отрицание означает утверждение. Итак, мы теперь знаем, на каком перекрестке находимся. Присаживайтесь, присоединяйтесь к компании. Все собрались или еще кого-нибудь ждем?

С опаской оглядев комнату, Обезьяна Мэтьюз наконец уселся, найдя местечко подальше от Дрейтона. Мэтьюз посмотрел на Вердена, затем на Руби и наконец, явно против собственного желания, снова на Дрейтона.

— Это и есть Джеф Смит? — спросил он наконец.

— Теперь вы понимаете, — сказала Руби Бренч, — он никогда их не видел. А что до меня, то я не видела и девушки.

Вексфорд в раздражении мотнул головой. Он весь затрясся от гнева, когда Берден рассказал ему, но сейчас гнев утих, уступив место отвращению и горечи. Четыре дня прошло со вторника, четыре дня сомнений и разочарований. Шесть человек тратили время, блуждая во тьме, задавая не те вопросы не тем людям. И все потому, что глупая тетка боялась прийти в полицию, чтобы, не дай Бог, полиция не прикрыла прибыльное дело. Теперь она сидела перед ним, пуская нюни в кружевной платочек, весь перемазанный краской, которую слезы смывали с ее лица.

— Этот Джеф Смит, — сказал Вексфорд, — когда вы в первый раз видели его?

Руби скатала из платочка шарик и судорожно вздохнула.

— В прошлую субботу, третьего числа. На другой день после того, как дала объявление. Это было днем, около двенадцати. Раздался стук в дверь — стучал молодой парень, ему требовалась комната на вечер вторника. Темноволосый, выглядел прилично и говорил прилично. Откуда мне было знать, что он убийца? — Она поудобнее устроилась в кресле и скрестила ноги. — «Меня зовут Джеф Смит», — сказал он, будто гордился своим именем, — я ведь у него не спрашивала. Комната ему нужна была с восьми до одиннадцати, и я назначила цену — пять фунтов. Он не торговался, я проводила его к выходу, и он сел в черную машину.

Во вторник, как и говорил, он пришел ровно в восемь. Но никакой машины в этот раз я не видела и девушки не видела тоже. Он дал мне пятерку и сказал, что уйдет около одиннадцати, значит, когда я вернусь, его уже не будет. Все в комнате было с иголочки, как в хорошем отеле…

— Сомневаюсь, чтобы суд счел это смягчающим обстоятельством, — холодно заметил Вексфорд.

При этом намеке на возмездие, которое общество намеревалось обрушить на нее, Руби громко всхлипнула.

— Ну вот, — Руби проглотила комок в горле, — они устроили небольшой беспорядок, сдвинули мебель, и я, конечно, сразу занялась комнатой…

— Вы не хотите опустить эти подробности? Я сыщик, а не специалист по домоводству.

— Я же все должна рассказать вам или нет? Должна рассказать, чем занималась?

— Лучше расскажите о том, что вы обнаружили.

— Кровь, — сказала Руби. — Я поставила на место диван, и стало видно большое пятно. Я знаю, что обязана была прийти к вам, мистер Вексфорд, но я запаниковала. Вы сами навесили на меня целую кучу обвинений. Меня же привлекут как соучастницу или что-то в этом роде, подумала я. А виноват он один, этот Джеф Смит. Хорошо вам теперь говорить, что вы присмотрели бы за мной. Но мы же с вами понимаем, что это означает. Вы ведь не поставили бы возле моего дома охранников на весь день и всю ночь. А я страшно боялась. — Она добавила жалобным шепотом: — Если по правде, я и сейчас боюсь.

— Каким образом Мэтьюз встрял в это дело?

— Это все я. Я то и дело подходила к окну — а вдруг тот невысокий темноволосый следит за домом. Девушку уже убил, думаю. Он ведь и глазом не моргнет — прикончит и меня. А мы с Джорджем старые друзья. — На мгновение Вексфорд растерялся — кого она имеет в виду. Но тут же вспомнил — это имя Обезьяны, оно как-то позабылось за ненадобностью. — Я слышала, что он вышел, и нашла его в забегаловке Пиболда. — Она поставила локти на стол и впилась в Вексфорда долгим молящим взглядом. — В такие минуты женщине не обойтись без мужчины. Я надеялась, он защитит меня.

— Она хотела, чтобы кто ни есть защитил ее, — сказал Обезьяна Мэтьюз. — Не угостите еще сигареткой? Податься мне теперь некуда, жена не захочет видеть меня в доме. Понимаете, мистер Берден, наверно, я отказался бы от своего обещания, если бы знал, что меня ждет в доме Руби. — Он ударил себя по впалой груди. — Я не охранник. Можно огоньку? — Теперь, когда его убедили, что кажущееся сходство между Дрейтоном и Джефом Смитом чистая случайность, он расхрабрился, вальяжно развалился в кресле и говорил с воодушевлением.

Берден чиркнул спичкой и дал Обезьяне прикурить — это была уже четвертая сигарета, с тех пор как он появился в кабинете Вексфорда. Точным движением подтолкнул к нему пепельницу.

— На ковре точно была кровь, — сказал Обезьяна. Сигарета прилипла к нижней губе, и дым заставлял его щуриться. — Я сперва не поверил. Вы же знаете женщин.

— Сколько крови? — натужно спросил Берден, словно задавать вопросы этому человеку было для него в тягость.

— Порядком. Страшное дело. Будто кто всласть поиграл здесь ножом.

Он передернул плечами и одновременно оскалился в ухмылке. Сигарета упала. Подняв ее после того, как она успела подпалить ковер, Обезьяна продолжал:

— Руби страшно боялась, что этот Смит вернется, хотела пойти к вам. «Что проку в этом, — сказал я, — прошло чертовски много времени». Но я не из тех, кто не уважает закон, когда речь идет о явном преступлении, и я решил сделать вам намек насчет мертвого тела. И написал вам. Руби принесла бумагу. У нее в доме всегда есть хорошие вещи.

Мэтьюз заискивающе улыбнулся, если ужасную гримасу, исказившую его лицо, можно было назвать улыбкой.

— Я знал, что вам хватит намека, чтобы наложить на убийцу руку. Всякому, кто ругает нашу местную полицию, я всегда говорю: мистер Вексфорд и мистер Берден — грамотные люди, настоящий высший класс. Им место в Лондоне, в Скотланд-Ярде, но в этом мире нет справедливости.

— Если бы она была, — прорычал Берден, — тебе надо было бы за все за это впаять самый большой срок.

Обезьяна созерцал стеклянную статуэтку Бердена, словно пытался разгадать, кого именно — человека или животное — она изображает.

— Не стоит так, — проговорил он. — Я ничего дурного не сделал. Можно сказать, принес себя в жертву, чтобы вам помочь. Я в глаза не видал этого Джефа Смита, но если бы он вернулся и начал вынюхивать все вокруг, я бы оказался в одной луже с Руби. — Он театрально вздохнул. — Я принес жертву, помог вам в расследовании, и что же мне взамен?

Вопрос был риторическим, но Берден отреагировал на него прямо:

— Уютное помещение под замком для начала. А может, ты шантажируешь этого Смита, и твоя «жертва» означает только то, что он не может вести игру?

— Грязная ложь, — с негодованием воскликнул Обезьяна. — Я же вам говорю — ни разу его не видел. Даже подумал, что ваш парень и есть Смит. Господь знает, я считал, что могу узнать любого из ваших за милю, но они сегодня на себя не похожи, ряженые, да и только. Мы с Руби от страха дрожали, а тут появляется он и выставляет нос поверх стены. Говорю вам, я уж думал: моя песенка спета! Шантажировать его! Чистый смех, и только. Как я его мог шантажировать, если до среды даже не бывал никогда у Руби? — Больше чем прежде похожий на обезьяну, Мэтьюз бросил злой взгляд на Вердена, и под глазами у него набухли мешочки. — Дайте еще сигаретку, — попросил он обиженным тоном.

— Когда вы написали письмо?

— В четверг утром, когда Руби была на работе.

— Значит, сочиняли в одиночку?

— Конечно, своим умом работал. Я не устраивал мистеру Джефу Смиту допрос с пристрастием, если вы на это намекаете. Это я вам оставил.

От раздражения он закашлялся и прикрыл рот коричнево-желтыми от табака пальцами.

— Я думаю, вам нужно обследовать легкие, — с неприязнью сказал Берден. — Чем вы занимаетесь, попадая… э-э, за решетку? Проливаете слезы, как наркоман в реабилитационном центре?

— Все дело в нервах, — ответил Мэтьюз. — Сколько их было с того дня, как я увидел ту кровь!

— Откуда вы узнали, что именно нужно сообщить в письме?

— Вы все пытаетесь загнать меня в западню, — с оттенком грусти проговорил Обезьяна, — а у вас должно быть более тонкое чутье на кровь. Руби сказала, конечно. Откуда еще? Молодой, темноволосый, с черной машиной, сказала она. Зовут Джеф Смит. Пришел в восемь и ушел в одиннадцать.

Обезьяна загасил окурок об основание стеклянной статуэтки. Оставшись без привычной сигареты, Обезьяна даже внешне изменился — лицо его напоминало инспектору близорукого человека, который снял очки. Как будто он остался голым и чувствовал себя неестественно.

— Ладно, — сказал Берден. — Вы знали все о нем со слов Руби, но никогда не видели ни убийцу, ни девушку. — При упоминании девушки что-то дрогнуло в глазах Обезьяны, изображавшего возмущение. Берден не мог утверждать, что причиной было дурное предчувствие старого пройдохи — возможно, он просто настраивался на продолжение игры. Берден закрыл пачку с сигаретами и убрал ее в ящик стола.

— Как вы узнали, что ее зовут Энн? — спросил он.