Глава 7. РАССВЕТ

Ашот не удивился, узнав Никодима. Леснику не спалось. Да и как можно было заснуть в такое время? Лицо лесника почернело. От пожара, а может, от горя. Он наклонялся к самой земле. Шарил по ней трясущимися руками. Вздыхал тяжело.

— Что ищешь, Акимыч? — подошел к нему Ашот.

— А, это ты, — узнал его лесник. И, отвернувшись, сказал: — Вовсе участок мой сгубили. Ну и злыдни. Ни один саженец не уцелел. А и взрослые померли. Не дадут больше деток. Что ж делать теперь стану? Нет леса. Бездомный я нынче. Хозяин пожарища. За что же вы так? Что худое вам учинил? Иль помешал чем? К тайге душу не поимели. На корню все сгинуло. А у меня в эту весну, считай, все саженцы прижились. Ровно погибели скорой радовались. Деревья так дружно распустились. Думал, вот уйдете вы с моего участка, и засажу я его молодью. Чтоб и памяти от вас не осталось, ан, вишь, как приключилось. Оголили все.

— Не хотели. Разве думалось? Видишь, сколько людей прислали, чтоб скорее погасить пожар. Чтоб большего пожар не унес. Твой участок пострадал, зато другие целы. Их спасли. Они тебе помогут и саженцами, и деревьями. Хорошо, хоть люди не пострадали. Лес со временем восстановится. Что ж теперь убиваться, — успокаивал Ашот.

— Когда все это оживет? Уж не увижу я своего участка прежним. А какой красивый был, всем на зависть. Да только от красы его одни головешки остались. А сколько я тут сил положил! Считай, жизнь мою спалили. Ничего и никого на свете у меня не было, кроме него…

Из глаз лесника двумя прозрачными горошинами слезы выкатились. Старик, устыдившись, спешно вытер их.

— Давай присядем, — предложил Ашот.

Никодим опустил голову. Присел на обугленное бревно. Закурил.

— Сколько зверя погибло. Без счету. Уж лучше бы я не дожил до такого дня.

— Вот это ты зря. Разве твоя жизнь не стоит этого участка?

— А что она без него? Я ж лесник. Мне каждое дерево тут родным было. Что дитя кровное. Каждое под сердцем грел. Они мне и погоду показывали, и кормили. И берегли меня. От болезней. Участок мне дороже дома. Что я без него? Пусть бы изба сгорела. Новую можно было поставить. А тайгу? Где я ее нынче возьму?

— Акимыч? — услышали они голос за спиной. И оба оглянулись. К ним торопливо шел директор лесхоза: — Ну что, старина, плохи дела наши?

— Да хуже некуда, — тихо ответил Никодим.

— Теперь сколько ни горюй, участок этим не поднимешь. Я вот что думаю: давай-ка мы занарядим к тебе на участок трактор. Пока время есть —

проведем раскорчевку. Вспашем. И из питомника саженцы привезем. Ель, березки, рябинки. Кое-что с соседних участков возьмем. Взрослых деревьев. Чтоб по твоему методу все было. Авось со взрослыми малышняк получше примется. А там и с опытной станции кое-что возьмем. Людей я пришлю, под твоим контролем будут работать. Ты с них глаз не спускай. Трудно будет успевать — помощника дадим. Проинструктируем. Хорошо?

— Спасибо, Дмитрич, на добром слове. Да только не знаю, как потяну. Ох и горько мне нынче. Будто не участок, себя похоронил. Хватит ли теперь сил? Ведь все по новой надо.

— Ничего, Никодим, твое горе и наши ущербы кое-кому отольются, — метнул недобрый взгляд в сторону Ашота директор лесхоза.

— Мне что с того? Одно прошу — сгони ты их с моего участка. Чтоб глаза этих разбойников не видели. Доколе они калечить тайгу будут? Пусть убираются навовсе. Хоть лесу покой дадут. В тиши да в хозяйских руках, может, и подниму еще участок. Но не с этими. Чтоб ни одного тут не осталось. Уж нынче не стану с ними говорить. До большого начальства дойду. Но тайгу не дам больше в обиду, — грозил лесник.

— Ты успокойся, Никодим. Иди отдыхай. Все ж двое суток на ногах. Сегодня спи. К вечеру придет трактор. И люди. Завтра работать начнешь. Силы понадобятся. А с виновными мы и без тебя справимся. У нас с ними свои счеты. Все предъявим. Рады будут на луну от нас сбежать — сами, без уговоров. Ни одного больше не увидишь на своем участке. Живи спокойно. За тайгу и за тебя есть кому вступиться. А чтоб геологам неповадно

было впредь, материал сегодня же в прокуратуру пошлем. Там разберутся. И виновных не оставят без наказания.

— Это мне и так известно. Но не забывайтесь. Вы в данном случае говорите не как работник государственного учреждения, а как делец. Что вы грозите мне?! Случился пожар. Это факт. Никто не отрицает. Но чья вина в том — будут разбираться специалисты. И установят не только причину, а и виновных. Мы тоже не по своей прихоти здесь. А делаем нашу работу. Порученную, как и вам, государством. И наше дело не менее важное, чем ваше. Не вы распоряжаетесь работой геологов. Не вы прислали нас сюда. Не вам и командовать, где и когда сворачивать работы. Мы еще посмотрим, кто будет виновным признан! И кто оплатит ущерб. Мои люди тоже потеряли на пожаре рабочие дни. Посмотрим, кто их оплатит. Кто компенсирует день простоя профиля? Это вы дали почвенные карты нам, которыми мы пользовались и взяли за основу! А вот торфяные залегания в них не указаны.

— Лесник говорил!

— Лесник — не официальные карты. Его слова не пришьешь к заключению почвоведов! — терял терпение Ашот.

— Подорожник предупреждал.

— Он не почвовед. Он специалист в своей области. И мы не обязаны были прислушиваться к его рекомендациям!

— Прокуратуру послушаете! — не уступал директор.

— Там всех выслушают. И разберутся. Обращайтесь. Я только рад буду такому повороту!

— Что ж, посмотрим на вашу радость, какой стороной она к нам повернется. Но и после слов лесника вы обязаны были вызвать специалистов-почвоведов для повторного анализа!

— И потерять на этом целый месяц! Так? Наши задания тоже связаны с определенными, жесткими сроками, которые не имеем права нарушать. Вы свои заботы не перекидывайте на чужие плечи. Самим надо управляться, следить и перепроверять. В случае сомнений. И мы не будем отвечать за ваши просчеты и ошибки! — горячился Ашот.

— Но мы заставим вас считаться с нами! — уже кричал директор лесхоза.

— С вами, но не с ротозейством! Организация полезна тогда, когда в ней работают опытные специалисты, приносящие реальную пользу своим делом. А не очковтиратели и крикуны.

— Да хватит вам! Надоело. Голова пухнет от ваших криков. Праведники сыскались. Виновных искать будете. Не беде помочь, а горя прибавить горазды. Иль тем сыты станете? Иль участок тем поднимете? Радость получите, изголяясь, кто праведнее да ученее? Разве о том нынче говорить надо. Неужель, став начальниками, людьми быть перестали? О чем спорите? Кто больше потерял на пожаре? Геологи иль мы? Да нет. Тайга потеряла больше всех. А она каждому нужна. Всегда. А вы копейки на ее гибели считаете. Крохоборы. За грошами — тыщи проглядели. А еще грамотные. С дипломами. Где такие берутся? — отвернулся лесник; вздрагивая плечами, отошел от пристыженных спорщиков.

Директор лесхоза неуклюже топтался на месте, выжидая, когда уйдет Ашот и можно будет без свидетелей помириться с Никодимом. Но Ашот не уходил. И, кажется, не собирался оставлять наедине лесника и директора.

Евгению Дмитриевичу Лебкову, директору лесхоза, очень нужно было поговорить со стариком с глазу на глаз. Но к тому уже подошел Ашот:

— Прости нас, Никодим. Прости нашу глупость. У тебя горе, а мы… Ты прав. Не о том говорили. А спорить уже не о чем. Ты только зла на нас не держи в душе.

— Пошли ко мне в избу, — внезапно предложил Никодим обоим.

Ашот и директор, перекинувшись неприязненными взглядами, все же молча последовали за лесником.

В доме оба за стол сели. Хозяин на стол накрыл. Достал рябиновую настойку. Выпить предложил. Отказались дружно. Сославшись на дела и заботы. На предстоящий нелегкий день. Никодим оглядел обоих начальников, усмехнулся:

— И смешно и горько мне смотреть на вас. Чего насупились? Ведь не вы — участок беду потерпел. А друг в дружку глазами молнии мечете. Ко мне геолог сумел подойти. Извинился. Верно говорил. А вот друг с другом почему не можете? Иль взвешиваете, кто из вас больший начальник, а кто меньший? Чтоб достоинство соблюсти? Ан достоинство не в чинах, а в человечности.

Лебков нервничал. Поглядывал на часы. Ашоту в избе было тепло и хорошо. Он не торопился.

— Недавно у меня человек тут был. Из геологов. Неподалеку, с базы он. Лес любит шибко. И понимает его. Всю жизнь в тайге работал. Молодых учил — на разум наставлял. Теперь они в начальники вышли. А он, как раньше. Только совсем старым стал.

Ашот сразу понял, что рассказывает лесник о Василии. Стал внимательнее вслушиваться. А Никодим продолжал:

— Человек тот всю жизнь геологов ваших от беды в тайге берег. Сердце ихнее к лесу приучал. Чтоб любили. Уж сколько раз по глупости своей погибнуть они могли — счету нет. Он тайгой их выхаживал. И нынче — все ребята живы-здоровы. Свою работу любят. Крепко. А вот тайгу… Чужой так и осталась она для них. И ушел бы тот человек от геологов давно. Да только привык он к тем ребятам. А и в тайгу совестно нынче соваться. Виноват он перед ней за тех геологов. Потому всюду чужой остался. Геологи в стариках не нуждаются, они — обуза. Конечно, не гонят их от себя. Кормят. Но в памяти схоронили. Заживо. Значит, жизнь того человека нынче — не лучше моей. Никому не нужна. Как и я, он остался на пепелище. А в нем — ни тепла, ни радости. Даже крохи памяти нет.

— Знаю, Никодим, о ком ты говоришь. Хороший он человек. Сам ему многим обязан. Да только поймите же вы правильно, не могут люди рождаться одинаковыми. Не бывает такого. Один — тайгу любит, другой — небо, третий — море. А иные — просто свою работу. И не может один человек полюбить все одинаково. Противоречия его разорвут.

— Это как же? Если он любит небо, землю и море — это же одно целое. Почему человек порваться должен? — изумился Никодим.

— Ну как же не понял? Если ты любишь землю, ты станешь пахать ее, под поле?

— Я лес насажу!

— А другой, тоже любящий землю, под поле его раскорчует.

— Кто ж дозволит? — подскочил Никодим.

— Да я к примеру.

— Хорош пример!

— Но ведь колхозники не могут в твоей тайге разводить огурцы, помидоры, картошку.

— Им на это своя земля дадена. А мою — не трожь! — сердился лесник.

— Но они тоже на земле живут. С нее кормятся и любят по-своему. Хотя, вполне возможно, что к лесу они равнодушны, — заметил Ашот.

— К лесу, но не к земле. И ей они пользу приносят. И не только для себя на ней работают, а много люда с нее кормят. Значит, ихняя любовь — хорошая. А вот вы что земле дали?

— Молодец, старина! Верно подметил! — довольный, улыбался Лебков.

— Мы? Тоже кое-что на счету имеем. Вот, к примеру, возьми — кто уголь нашел? Геологи. А не найди мы его, от тайги давно бы ничего не осталось. Не только деревья, все пни истопили бы в печах. Ведь вон сколько людей на Сахалине живет. У всех квартиры. Всем тепло нужно. А предприятия? Заводы, фабрики, пекарни да поезда! Они не могут без топлива. Так в том, что тайга твоя живет, есть и наша заслуга, Акимыч.

— Сказываешь, уголь нашли? А на что его искать? Невесть какой клад! Да ты любую сопку ткни сапогом в бок, из нее уголь и посыплется. Подставляй мешок, бери, сколько поднять можешь. На то не обязательно геологом быть, учиться. Эту невеликую науку каждый мужик знает. На что ему геологи! Запряг кобылу, приехал к сопке, навалил полную телегу угля, топи, сколько хочешь. При чем тут вы? Да если хочешь знать, уголь на Сахалине первыми лесники нашли. Сам про то читал. Разожгли костер на сопке, костер давно сгорел, а земля жар дала, горит сильней и жарче дров. Глянули — это не земля. А камень горит. Потому первый уголь — черным камнем звали. Те же лесники о своем открытии и находке властям сообщили. Указали место своего костра. А уж после них геологи пришли. На готовое. На найденное. А это наш брат лесник открыл!

— Браво, Никодим! Так их, геологов! Крой на чем свет! — хохотал Лебков.

— Не спорю, возможно, и был такой случай. Но единичный. Уголь — далеко не основное и не единственное открытие геологов. Хотя и здесь вы говорите об открытых карьерах, где уголь добывают наземным способом. А мы…

— Что вы? Ну, сопку съели, лезь вглубь. В землю. Это же и так понятно. Сопка не чирей на земле. Она корни глубокие имеет. Знай, копай. На то ума не надо, была бы сила. Этого довольно, — упрямился лесник.

— А нефть тоже лесники открыли? — рассмеялся Ашот.

— Тоже, — не сморгнул глазом Никодим.

— Я не отвечаю за все месторождения. Но читал, что первую нефть у нас на Сахалине открыли необычно. И смейтесь сколько вам хочется, но тоже с помощью лесников, — вмешался директор лесхоза. — Это еще в царское время было. На одном из лесных участков были обнаружены темные пятна на земле. На них ничего не росло, а пятна эти пахли неприятно, отпугивая от себя зверей и птиц. Тогда лесник решил заменить эту землю, считая, что испорчена она скоплением гнили. Привез свежей земли, а грязную — такой он ее считал — решил выбрать и увезти подальше от своего участка. Но когда стал снимать верхний слой, увидел, что в образовавшейся яме собралась темная жидкость. Ее все прибавлялось. И испугавшийся за свой участок лесник побежал доложить о случившемся царскому чиновнику. Тот прислал сведущего человека, взявшего пробу этой жидкости. И установил, что это нефть. Немедленно сообщили царю. Но поскольку Сахалин считался местом каторжным, на находку в те времена никто не обратил внимания. И лишь потом… Но открытие нефти все ж остается за лесником. Пусть не из нашего поколения, но одного с нами звания. И геологи лишь потом объявились на Сахалине, куда как позднее нас!

— Кстати, не будь геологов, лесники и до сих пор считали бы нефть гнилостным отходом тайги. Не только не нужным, а и вредным явлением. И еще. Оказывается, первыми зачинщиками пожара были тоже лесники! — рассмеялся Ашот.

— Враки!

— Когда такое было?

— Вы ж сами рассказывали, как лесники сопку с углем подожгли. Костер, мол, отгорел, а земля заполыхала.

— Так они загасили!

— Чем? — смеялся Ашот.

— Водой, конечно, — выпалил лесник.

— Какой водой, если они костер, по вашим же словам, на сопке развели? Что, шапками воду носили? Да и где она была, та вода?

— Ну, затоптали, значит.

— Уголь, да еще горящий, не затопчешь, — упорствовал Ашот.

— Землей закидали.

— А сопка же сплошь из угля. Сверху если и закидали, то огонь все равно вглубь пошел. Так что в данном случае ваши коллеги не только открыли месторождение, но и нанесли ему немалый ущерб! — Ашот явно подтрунивал над стариком, но тот не заметил этого.

— Нет уж! Несогласный я. Про пожар там ничего не было написано. Уж если бы случилась такая оказия, не смолчали бы. Это точно!

— А книгу эту лесники писали! А о себе или собрате кто плохо скажет? Вот и замяли исход открытия. Только он на ладони. В том случае лесники, не зная почвы, не проверив места, погреться решили. И навредили. От месторождения, по всей вероятности, один пепел оставили.

— Ловко выкрутились! — рассмеялся директор.

— Ну, а если серьезно, нефть людям нужна, Никодим. Очень нужна. И тебе, и мне, и ему. Всем. Значит, без нас, геологов, никак не обойтись.

— Нефть ты любишь. Вот если бы так же и тайгу… — вздохнул лесник.

— Я людей люблю, Акимыч. Ради них, чтоб лучше жили, и работаем мы. Для них ищем нефть и золото, уголь и серу. Руду — для них! Всяк свое дело любит. Мы любим поиск. А разве не интересно знать, что в недрах земли лежит, что скрыто от глаз? Платина или олово, медь или железо? Интересно! Вот и ищем! Любопытство и необходимость заставляют. Вот ты идешь по тайге и видишь, какая погода будет завтра. И через неделю. Знаешь, снежной ли будет зима, знаешь, какая травинка что лечит. А мы идем по-своему. Собираем образцы. По ним определяем, что залегает здесь, на глубине. Стоит ли вести поисковые работы, что найдем, а чего искать не стоит. Так что каждый из нас свое на земле видит. Своими глазами смотрит, своим чутьем угадывает. Свои ошибки и радости за плечами носит. И не будем спорить, кто людям нужнее, кто дороже. Все нужны. И вы, и мы. Ну а если случаются накладки, нужно в них уметь разобраться. Но по-человечески, трезво. Я не поверю, чтобы искренне любящий тайгу ненавидел людей. Или любил лишь по категориям. Здесь не может быть половинчатости. Либо любишь людей, либо нет. Если нет, значит, не можешь и тайгу любить. Тайга — детище природы. А природа — мать всем. И вам, и нам. И ее тоже нельзя любить частично. А если так: как лесник может не любить людей, работающих в тайге? Которых даже она, не имеющая человеческого сердца, кормит, лечит и бережет? Не спрашивая о должности и роде занятий. Мы не менее вас ей нужны. И если встретится среди нас неосторожный или же безразличный ко всему человек, нельзя этим клеймом всех геологов метить, — гнул свою линию Ашот.

— Мы не о всех, а о виновных говорить будем где надо. Завелся сор — умейте вовремя его вымести, чтоб по всему дому не разносился. Не сумели — на себя пеняйте! — не сдержался Лебков.

— У нас в геологии сора не бывает! Случается, ошибаются люди, недопонимая что-то. На то коллектив имеется. Подскажет, поправит, но выгонять специалистов — не слишком ли жирно? А потом мы еще увидим, у кого этот самый сор завелся и кому придется от него избавляться!

— Это я — сор? — подскочил Никодим.

— О тебе, отец, речи нет, — повернулся к нему Ашот.

— Но пожар на моем участке. Где ж еще виноватых искать?

— Среди тех, кто карты почвенные составил!

— Что вы в эти карты уперлись лбом? Разве мы их для вас составляли? Да для себя! Для внутреннего пользования, лесникам. Указывая в них почвы, мы тем самым помогали им проводить правильно посадки определенных видов саженцев. На глине — рябину, ель — на возвышенностях и склонах, где больше песка — березу. Там же и боярку, ольху. Да о чем мы говорим? Эти карты нам нужны, чтобы знать, где строевой лес подлежит сносу, а где — саженцы или перестой. На них все помечено. Мы по этим картам знаем и подсчитываем ресурсы леса, свой завтрашний день по ним размечаем. Свои планы строим. При чем тут вы? Да нам глубже сорока сантиметров и не надо в землю лезть. Этой глубины вполне достаточно, чтобы хорошо прижились саженцы. Окрепли. А дальше они и сами себе пищу найдут. Вы-то здесь при чем? Мы не для вас, для себя эти карты составляли. Не в расчете на ваши работы! Они нас не касаются. И наши почвоведческие лаборатории прекрасно знают свое дело и дают верные сведения. Но не для вас. Нечего на наши карты кивать. Пора и свои научиться составлять. А не ехать на чужом горбу! Мы в своей работе никогда не пользовались вашими данными и помощи ни у кого не просим. Сами обходимся. Своими силами. Да и что общего в нашей работе? Никаких точек соприкосновения не вижу. И при чем тут наши данные? Вы даже не удосужились сказать, поставить в известность о том, что собираетесь работать по нашим картам. А теперь кого-то обвинить в своем преступлении хотите? Чтоб ущерб на чужую шею взвалить! Не выйдет!

— Вы ошибаетесь. Я не собираюсь прятаться ни за чью спину. Но картами вашими мы пользовались всегда. И это для вас не новость. Вы знаете, что, располагая ими, мы выбираем места для постройки баз в тайге. Предварительно изучив местность. И именно по вашим картам. Где отмечены лесные массивы, болота, мари, поляны, дороги и реки. Как вам известно, базы мы ставим на полянах близ дорог и рек или озер. Так лучше и для вас. Ведь определив место для базы, мы тоже обращаем внимание на лес. Выбираем, чтобы на дрова для отопления шел сушняк, а не строевой лес. Изучаем запасы, чтобы их хватило нам. А также стоянки и маршруты геологов в тайге размечаем по вашим картам. Чтобы профили не затронули основных запасов. А пролегали даже где-то в обход. По марям и редколесью. Ведь вы в своих картах предельно точны. Потому что для себя их составляете. Эта точность сослужила и нам немалую службу. Иначе неприятностей между нами произошло бы много. Но с помощью карт мы избежали их. На что же вы сетуете? При чем тут ваш горб? Лично мне он не нужен. Зачем нам иметь лишних людей для составления подобных карт, если они уже имеются у вас? Кому это нужно? Предоставление карт — лишь небольшая любезность с вашей стороны. И в то же время вы получаете реальную выгоду от того, что мы умело ими пользуемся. Мы никогда, например, не ставим базы на берегах больших нерестовых рек или вблизи рыборазводных заводов. Хотя, скажу прямо, иногда это идет в ущерб нам. Ведь вместо того, чтобы проложить гать по болоту для машин и вездеходов, мы могли бы спокойно пробить дорогу по тайге. И ближе, и надежнее, и быстрее. Но мы считаемся с вами. С вашей работой. Потому стараемся как можно меньше трогать тайгу. Вы знаете, что из-за нашей сахалинской погоды и отдаленности геологи нередко сидят без мяса. Но отстрел дичи не делают. Даже вынужденно. Сидят на манке. А куропатки рядом ходят. И все потому, что именно на ваших картах отмечены периоды, когда и где запрещен отстрел, какой птицы и зверя. И когда разрешен. Мы же придерживаемся этих сроков, не нарушаем запрет. Конечно, не в счет несчастные случаи. Когда во время взрыва страдают звери. Но и это довольно редко случается. Так что вам первому надо радоваться, что мы пользуемся вашими картами, а не попрекать нас. Мы и свои имеем. Верно. Но в них вы не найдете того, чего для себя желали бы увидеть. Мы без ваших карт смогли бы спокойно обойтись. С меньшими заботами жилось бы. Но это для вас было бы плохо! Для вас! Поймите же, наконец, — горячился Ашот.

— Пользуйтесь на здоровье! Но не кивайте на то, что мы, помимо всего, должны для вас еще анализ почвы делать. Лезть в глубину, которая нас не интересует. На черта тогда вы существуете? Пусть каждый свое делает и не тычет в нос другого своими же недостатками. Мы дали карты. А вы сделайте то, что нужно для вашей работы. Даже просто здравый смысл подсказывает: прежде чем взрывать — убедись, что это не принесет вреда. Мы не обязаны делать за вас. И в данном случае карты ни при чем. И не кичитесь тем, что якобы для нас одолжение делаете, придерживаясь определенных правил работ в тайге. Это ваша обязанность! — Лебков умолк и опять посмотрел на часы: когда же уйдет этот геолог!

— Слушаю и себе не верю. Нешто понимать разучился. Оба вы правы. И один, и второй. А вот участка — нет. И виноватых нету. Ну да это дело такое. Сыщут. Но никто из вас не подумал, как тайге помочь. Ей правота ваша иль виновность — без надобности.

— Я же говорил тебе: саженцы получишь, трактор выделим, людей тоже, — перебил лесника директор.

— Мне кажется, торопиться теперь ни к чему. У нас запланировано: если первая скважина даст нефть, то именно на этом участке будут установлены еще пять буровых. К чему же вкладывать средства и силы в то, что, возможно, придется потом убирать с дороги, — вмешался Ашот.

— Про нефть эту еще бабка надвое сказала, — покосился лесник.

— И все же — надвое. Значит, стоит подождать. Да и чем вы рискуете? Если нефти не будет — проведете посадки на будущий год.

— Время теряем, — буркнул Никодим и добавил: — К будущей весне саженцы приживутся. Пусть не весь участок, но хоть часть его успеем поднять на ноги. Тайгой сделать.

— А когда результаты о нефти будут известны? — спросил Лебков.

— После испытания скважины.

— И скоро ль это случится?

— В любом случае к концу года известно станет. Мы вам сообщим. Да или нет. Так, я считаю, для всех лучше будет.

— Смотря каким он будет, твой результат, — вздохнул Никодим.

В дверь избы кто-то робко стукнул.

— Входи! — встал лесник.

На пороге стоял Подорожник. Усталый до изнеможения. Тихо поздоровавшись, он опустился на скамью.

— Ты что, тоже на пожаре был? — спросил его Никодим.

— А где же еще? Шалаш мой сгорел. И все, что в нем было. Даже без сменного белья остался. Спальный мешок — тоже. Хорошо, что записи свои незадолго до этого отправил. Иначе бы и от них ничего не осталось.

— Как же шалаш не углядел?

— До него ли было? Сколько тайги погибло! Страшно вспоминать. Если не очень помешаю, можно ли я у тебя отдохну немного? Устал я за эти дни, — попросил Яков хозяина.

— Иди ложись. Но только поешь сначала.

— Нет, Акимыч, не до еды. Серьезный разговор у меня с геологом будет, — кивнул Подорожник на Ашота и добавил, вздохнув: — На буровой я сегодня ночью был.

— Ну и что? — приготовился Ашот к атаке.

— Да так. Из любопытства зашел. Поинтересоваться, как дела идут.

— Что случилось там? — кольнуло где-то внутри холодком у геолога.

— Посмотрел я, как бурят, сколько грязи и копоти в тайгу идет, на какое расстояние от буровой ушли зверушки, — равнодушно продолжал Яков.

— Опять претензии к нам? — нервничал Ашот.

— Этого у меня всегда достаточно. Ну, вышел я снова к буровой. Вахта в это время как раз промывала ствол скважины глинистым раствором. Я решил посмотреть.

Ашот терял терпение. Ну кому нужны эти подробности? А Подорожник не спешил.

— Подошел я к желобам. Раствор хорошо идет. Но темновато было. Я подошел туда, где желобы освещены. Правда, лампочки тускловатые. Экономят ваши ребята энергию. И мне показалось… Я нагнулся. Поначалу глазам не поверил. А в желобе…

— Кто? — выдохнули все трое в один голос.

— Не кто, а что! Нефтяная пленка по раствору тянется. Этакой широкой радугой.

— Вы не ошиблись? — обрадовался Ашот.

— Это не в мою пользу, милейший. Потому — ошибки не было.

— Но вы сомневались недавно!

— Я всегда сомневаюсь, а потому, не в пример вам, имею привычку себя перепроверять.

— И что вы сделали?

— Имейте терпение. Я говорю. А перебивать просто не тактично с вашей стороны. Это — если хотите — признак плохого воспитания. Что не редко встречается у людей вашей профессии, — отчитал геолога Яков и продолжал: — Подошел я к бурильщику. Он на мостках в это время с каротажницей любезничал. Ну и попросил его включить аварийное освещение желоба. Так он

сморщился, будто я ему непристойность сказал. Мне ничего не оставалось делать, как снова к желобам вернуться. Нагнулся — слышу запах. Ну — я к механику. Включи, мол, аварийный свет. Тот меня с полчаса допрашивал. Пока понял. И все ж включил свет. А сам вместе со мною к желобам кинулся. Чуть ли не кувыркнулся туда. Ну, смотрит. Пленку увидел. И к бурильщику бегом. Притащил его, тот глянул и говорит, чепуха, мол, это не нефть, а смазка с труб. Ну, механик меня обругал. И ушел. Свет, конечно, выключил. Аварийный. Ну а я все же решил себя перепроверить. Кто знает? Возможно, и прав бурильщик. Ведь пленка появилась не во время бурения, а в промывку. Пошел я к лаборантке буровой. Спросил ее — заметила ли она пленку на растворе. Говорит, что нет. Ну, пошли мы с ней на буровую. Взяли раствор для анализов прямо у выхода из скважины. Вернулись в лабораторию. И что бы вы думали? Раствор снова пленкой подернут, и в нем пузырьки газа. Да-да! Я этот газ, кстати, своим носом сразу почувствовал, когда еще только подходил к буровой. И еще одно меня тогда насторожило — подозрительная тишина тайги. Птицы все, мошки, насекомые, звери — подальше от скважины убежали. В лес. От запаха. Они его сразу почувствовали. И мне подсказали. Потому я и желоба ходил осматривать.

— Ну а вы бурильщику на газовые пузыри указали? — спросил Ашот.

— Не я, лаборантка. Ее он послушался, все меры предосторожности предпринял.

— Спасибо за добрую весть! — рассмеялся Ашот.

— Я не уверен, что на этой площади вы найдете промышленные запасы нефти. Может, и есть тут нефть. Но очень незначительное количество, — ответил Подорожник.

— Недавно совсем вы и это отвергали.

— Не скрою, и теперь удивлен. Но думаю, что если вы и обнаружите здесь нефть, то она не будет представлять особую ценность потому, что процент содержания бензина в ней будет очень низким. А нефть тяжелой фракции — сплошной мазут. Дешевый материал.

— С чего вы это взяли? Откуда подобные выводы? Такие заключения может давать лишь лаборатория после тщательных анализов.

— А это и так видно. Пленка идет, густая. Темная. К тому же о ее существовании, я имею в виду нефть, тайга не знала. Значит, залегала нефть на большой глубине. И из-за своего состава — отсутствия бензина, эфирных веществ — не поднималась вверх.

— Но вы же себе противоречите. Самым легким сопутствующим веществом в нефти является газ. Вы говорили, что видели пузыри. И даже обратили на них внимание лаборантки. При чем же здесь мазут? Вы просто не учли, что существуют специфические особенности залегания нефти, индивидуальные для каждого месторождения. Так что, дорогой ученый, как бы вы ни относились к нашим работам в тайге, а под фонтаном, если он, конечно, будет, придется вам искупаться, даже не имея запаса белья. И еще — все ж вы первым увидели нефть в растворе. А потому, не откажите, пройдемте вместе со мною на буровую, — предложил Ашот.

— Зачем? — удивился Подорожник.

— Кое-что на месте осмотрим. Обговорим. Ведь если вы правы в отношении нефти, здесь еще пять скважин будет. Вам небесполезно знать, где именно эти номера поставим. Как там сейчас ведут себя ваши козявки. Возможно, вам это будет нужно.

— Дайте вы отдохнуть человеку. Ведь он с ног валится, — подал голос Лебков.

— Нет! Я пойду. Это действительно нужно мне, — встал Яков. И вместе с Ашотом покинул дом лесника.

Геолог шел впереди, стараясь как можно быстрее миновать гарь. Подорожник часто нагибался. Вздыхал, неумело ругал кого-то сквозь зубы. Спотыкался. Нагонял. Молча шел следом за Ашотом. Геологи уже разъехались по базам. На месте пожара не осталось никого, кроме инспекторов пожнад-зора. С ними был Терехин. Ашота окликнули:

— Лесника не видели?

— В зимовье он.

— А вы куда теперь от нас бежите?

— На буровую. Я вам нужен?

— Да пока нет. Но вы нам позже нужны будете, — добавил инспектор.

— Хорошо. Встретимся на базе Терехина. Я недолго буду на буровой, — ответил Ашот. И, оглянувшись на Подорожника, ускорил шаги.

— Ашот, — услышал он внезапно. И оглянулся. Его нагонял Терехин.

— Отойдем на минуту, — глянул просяще.

— Ну, что тебе еще нужно?

— Послушай, что ж, весь ущерб теперь на мою шею ляжет? Это же конец! До смерти не рассчитаться.

— Если виновными нас и признают, то платить за все не тебе придется. А управлению! Понял? А с нас с тобой отдельно будут спрашивать.

— Может, мне уволиться?

— А Нина? Ты ее спросил? Она твоя жена. Иль в беде любовь прошла? Бросить хочешь? Пусть сама выпутывается? Так?

— Не долго ей одной быть, если бы и надумал я такое. Только не получить тебе подарка от меня. Я за обоих говорю. И за нее.

— Не ори! Успокойся. И хотя держаться за вас не буду, если вздумаете, знай — увольняться ни к чему. И еще — не горячись. Кажется, нефть будет па первом номере. Вон тот чудак утверждает, — кивнул Ашот на Якова, уныло ожидавшего геолога.

— Нефть?! — дрогнул голос Юрия.

— Да. Пойду гляну. Сам. Пойми, открытое месторождение — дороже всего. Грешок этот простить могут. Еще и премию получишь. Так что работай. И не дури мне! Сам знаешь, я на тебя управу всегда найду. И Нина тут ни при чем. Любви тебе захотелось? Так ты ее и так имеешь. Дочь она любит. А значит, и тебя. Я это понял. Хотя в другое верить хотелось. Да осечка получилась. Так-то, Юра. Живи спокойно. Проспал я свое счастье. Теперь не пернуть. Твое оно. Как мужик тебе говорю. Вприглядку Нина любить не умеет. Ты ее характер должен знать. Береги ее. И за себя, и за меня…

Терехин верил и не верил в услышанное. Значит, пытался Ашот отнять ее! Может, звал к себе. Но она не согласилась. Значит, любит его. А он-то! Давно перестал собою дорожить. Жизнь опостылела. Оказывается, нужен ей. Почему молчала? Ни разу теплым словом не согрела. Будто приглядывалась, испытывала, проверяла. Но к чему? Да только для нее он жил. Ею одной. Не стань ее — зачем все?

Терехин все больше верил в счастье свое, словно вновь приобретенное. Он забыл о нефти.

Ослабли руки и ноги, ослабло сердце, уставшее от борьбы. Кого он подозревал? Чего стоили эти страдания и кому они нужны? Терехин безвольно сел на обгоревший пень, сжал руками голову. Все проходит. Надо выстоять.

…А на буровой люди возбуждены. В раствор вглядывались. Черпали его ладонями, нюхали, улыбались. Лаборантка не отходила от желобов. Каждые пятнадцать минут замеряла параметры. А показатели раствора — отменные. Скважина вела себя спокойно. И все же глаз с нее спускать нельзя.

Ашот проверил показания писчика с манометра. Внимательно вчитался в записи лаборантки, сверил их с данными каротажников, осмотрел раствор. Радовался затаенно. Именно на этой глубине и предполагались залегания нефти. Значит, все верно. А пленка шла по раствору широкой полосой, отливая радужными красками. Раствор пузырился, пахнул знакомо. Даже уходить от желобов не хотелось. Раствор теплый. Надо дать его на анализ в центральную лабораторию. Пусть и там проверят. И, попросив лаборантку набрать раствор в бутылки, напомнил, чтоб проследила, до какой предельной глубины будет выходить пленка из скважины.

Подорожник стоял у желобов. Часто протирая очки, всматривался в пленку нефти. Ашот подошел к нему:

— Извините меня за прошлое, за грубость. А за новость — спасибо вам. Ведь могли смолчать. Не предупредить. А с нефтью осторожность необходима. Пойдемте. На базу. К Терехину. Не будем разбираться, кто виновен в пожаре. Но вы из-за пего лишились самого необходимого. А как люди, мы обязаны помогать друг другу. Вы нам — в радости, мы вам — в беде. Так ведь? — улыбался Ашот.

— Не понимаю, чем вы мне теперь поможете? Участка нет. Его скоро не восстановить. Придется мне на другой переходить. А и геологам я ни к чему. Сами говорили — равные мы. Да и убедился; нам одну упряжку не потянуть.

— Стойте. Об этом потом. Вот тут, если скважина даст фонтан, будет вторая вышка стоять. Видите колышек с меткой? — указал Ашот.

— О! Так тут можно работать и мне. Пожар не тронул! — обрадовался Подорожник.

Они прошли еще полкилометра. И Ашот указал на второй колышек. Яков повеселел. И тут тайга жива! И на месте остальных трех. Совсем хорошо. До начала буровых работ можно продолжать наблюдения. Значит, не все так мрачно.

На базу к Терехину Подорожник пришел в хорошем настроении. Еще бы! Там, где намечались пышки, тайга уцелела. А на гари геологи будут строить подсобное жилье для буровиков, водокачку, будку для каротажников.

— Входите! — пригласил, открывая дверь будки, Ашот, и Яков увидел Терехина.

— Так вот, Юра! Нефть будет на первом номере. Это точно. Я с буровой. Там порядок. Сегодня раствор увезу в центральную лабораторию. А ты возьми под опеку ученого. Это он первым нефть

увидел на растворе. Но мы ему и неприятности доставили. Сгорела в шалаше его амуниция. Так ты его экипируй, как положено. Спальный мешок, палатку и спецовку дай. Помоги продуктами. Чтоб обид на нас не было. За доброе его, за своевременный сигнал о загазированном растворе и нефти мы в долгу перед ним.

— Не надо мне от вас ничего! — встал Яков.

— А как оформим? — перебил его Юрий.

— Сядьте, Подорожник. Простите мне мою невоспитанность. Послушайте. Однажды мы вместе с Терехиным еще в молодости в вашем нынешнем положении оказались. Пожар мальчишки учинили в тайге. Мы, пока из огня выбрались, обгореть успели. Спасибо — люди помогли. Рабочие леспромхоза, которых мы встретили. Переодели они нас. Оказали первую помощь. На базу к своим отвезли. Нашего героизма было достаточно, чтобы выжить. Об остальном другие позаботились. Так вот и вы свою щепетильность отбросьте. Она в данный момент никому не нужна. Мы хотим помочь вам.

— Что ж, не скрою. Сейчас мне это очень кстати.

— На том и остановимся, — повеселел Ашот.

Попросив Подорожника немного подождать,

он вместе с Терехиным пошел на склад. Вскоре все было улажено. И довольный, улыбающийся Яков уезжал с базы на тракторе Шамшалы, едва удерживая громадный рюкзак, набитый продуктами. К фаркопу трактора были привязаны два тюка — с палаткой, спальным мешком и с двумя комплектами спецовки.

А на базе у Терехина тем временем шла своя жизнь. Геологи отдыхали после пожара. Завтра начнется обычный день. Один из тех нелегких, какими отмечена вся их жизнь. К нему нужно подготовиться. Беда прошла. Она принесла хлопоты, неприятности. Но пощадила жизни. И на том ей спасибо. Остальное можно пережить.

Все спали. Лишь Нина, обнимая Аленку, смахивала со щеки непрошеные слезы. Ждала грозы. Знала, не пройдет в ее жизни бесследно этот пожар. А что будет? Как он отразится на ней? Пойти бы к Ашоту. Узнать. Но только не это! Лучше пусть будет, как будет. Скорее бы Юрка пришел. Пусть промолчит, но она по глазам все поймет. Он не научился врать. Ну а когда уснет, можно будет отреветься. Он не услышит. А утром она уедет. Нельзя его расстраивать. Мужу и так нелегко.

Вертолет пожнадзора покинул базу вечером. С ним улетел и Ашот. Терехин тихо открыл дверь землянки, чтоб не разбудить жену и дочь. Разделся в темноте.

— Юра. Ну что? — встала Нина.

— Не спишь? А зря. Иди ложись. Простынешь ведь так. Иди. Спи спокойно.

— Что говорят?

— Да брось ты! Что бы ни было, мы могли потерять большее. Хорошо, что основное сберегли. А это переживем.

— Что будет?

— Ну, самое страшное — рядовым геологом в отряд кинут. Вычеты будут. Пошумят. Тебя обычным взрывником, а не начальником отряда назначат. Может, на другую базу отправят. Подальше. Пока уляжется.

— А ты?

— Что я?

— Не уйдешь от нас? От меня? Ведь я во всем виновата… Из-за меня…

— Ты что? Не придумывай и не жди взрыва там, где нет аммонита! Спи иди. Я тоже ждал беду там, где ее не могло быть, — рассмеялся Терехин.

— Ты о чем?

— Так, пустое. Плохой сон был. Забыл о чем.

Нина вздохнула. На душе легко стало. А ведь

сомневалась — что скрывать перед собой! Муж в последнее время изменился. Да и понятно, столько неприятностей из-за нее пережил! Поневоле охладеешь. Но сегодня! Что случилось? Он снова прежний.