Сергей очнулся утром в своей постели с полной кашей в голове. События путались, но понемногу выстраивались. Да, он отвел Диану обратно в дом, усадил на диван. В своей комнате ворочался Ярослав Григорьевич, но так и не проснулся. Они сидели битый час, но так и не дождались возвращения Быковского с подкреплением. Возможно, он уснул где-нибудь в машине или загремел в больницу. Оставалось надеяться, что утром память у него не заработает.

Сергей обнимал всхлипывающую женщину, гладил по волосам. Приступ страсти прошел, визит мерзавца сбил весь настрой. Рядом с диваном было открыто окно, чтобы катапультироваться в случае опасности. Через час Диана облегченно вздохнула, вытянула ноги и задремала. Он лежал рядом, в лунном свете смотрел на спящую женщину. В три часа Гайдук осторожно поднялся, выбрался на заднее крыльцо и перешел на свою территорию. Сейчас он лежал, таращился на солнечные зайчики и строил непослушные мысли.

Из горницы доносились приглушенные женские голоса. К маме кто-то пришел. Немудрено, половина одиннадцатого утра.

«Эх, спецназовец ты хренов!..» — Отставной капитан вздохнул и начал подниматься.

К маме пришла какая-то женщина, они сидели за столом, пили чай.

— Здравствуйте, — буркнул Сергей, особо не всматриваясь, вышел на крыльцо, сполоснул физиономию в баке.

На соседнем участке все было тихо. В саду возился Ярослав Григорьевич. Он выстраивал загородку вокруг разросшегося куста смородины. Сергей облегченно вздохнул. Все нормально, утро не принесло новой беды. Диана не выходила, возможно, убежала в свой агрохолдинг. Хотя нет, Сергей тут же вспомнил, что она работала вчера.

Он выкурил первую утреннюю сигарету, уже собрался вернуться в дом, как услышал шум мотора. Его сердце снова понеслось вскачь. Из подъехавшего седана выбрался мрачный как туча Быковский в штатском и потащился к дому Дианы. Практически вся его физиономия представляла собой фиолетовую маску. Распухла челюсть, глаза заплыли.

«Моя работа!» — не без гордости подумал Сергей.

Вероятно, Диана шестым чувством ощутила приближение этой нечисти. Быковский поднимался по ступеням, а она уже вышла ему навстречу, немного бледная, кутаясь в платок. Их беседы Гайдук не слышал. Капитан не орал, злобно говорил что-то. Диана удрученно качала головой, энергично отнекивалась и, кажется, убедила капитана в том, что он здесь ночью не появлялся. Быковский хмуро посмотрел ей в глаза, потом сплюнул, потащился обратно, сел в машину и укатил.

Сергей облегченно вздохнул. Значит, этот тип не помнит, где он был вчера. Смутные подозрения, не более. Но это ведь не вечно, он обязательно выяснит.

Диана улыбнулась ему. Он подмигнул ей в ответ. По движению ее губ Сергей понял, что она будет ждать его вечером, и энергично закивал. Гайдук немного успокоился и вернулся в горницу, где чаевничали женщины.

— Смотри-ка, Клавдия Павловна, — шутливо заметила гостья примерно тех же лет, что и мама, с лицом, усыпанным морщинками. — Зазнался, не узнает.

— Анна Владимировна!.. — всмотревшись, проговорил Сергей. — Да, не узнал, простите, сонный был. А сами почему помалкивали?

Он обнял печально улыбающуюся Анну Владимировну Ткаченко, свою бывшую классную руководительницу. Она жила в соседнем Абразивном переулке, иногда общалась с Клавдией Павловной, хотя и не считалась ее подругой.

— Посмотрите на него, настоящий мужчина! — похвалила Анна Владимировна, освободившись из застенчивых объятий. — Герой хоть куда, а еще не женат. Кандидатура есть на примете?

— Все по порядку, Анна Владимировна. — Сергей улыбался, наливая женщинам чай. — Дайте отдышаться, осмотреться, пожить немного. Не тащите меня под венец, ладно?

Он действительно был рад ее видеть. Эта женщина была для него образцом адекватности и стойкости. Анна Владимировна учила далеко не ангелов. Кто-то из того класса стал военным, врачом, инженером, кто-то — никчемной личностью. Еще в те годы ей жилось несладко. Мужа задавила бетономешалка. Она воспитывала двух сыновей на крохотной жилплощади, держала приусадебное хозяйство, зарплату получала маленькую.

— Дети-то ваши как? — спросил Сергей. — Выросли уже?..

Он не ожидал, что Анна Владимировна вдруг побледнеет и чуть не расплачется. Мама укоризненно покачала головой. Мол, мог бы и не спрашивать. Сергей срочно проглотил язык.

— Все в порядке, живы мои хлопчики. — Анна Владимировна смахнула платком слезинку. — Стасику тридцать два, Павлику тридцать четыре. Он ведь всего на два года младше тебя, Сережа. Стасик в Киеве жил с семьей, программистом работал. Месяц назад забрали в армию и отправили… сам знаешь куда. На той неделе весточку прислал — все в порядке, мол, легкое ранение в ногу, выбирались из окружения. Я спрашиваю: где ты? Как к тебе приехать? А он — нельзя ко мне, не волнуйся, скоро дома буду. А Павлик в Донецке жил. — Анна Владимировна снова не могла сдержать слез. — В автохозяйстве работал. Семьей недавно обзавелся, дочка родилась хорошенькая — Инночка. Не знаю о нем ничего, последний раз звонил в начале июня, сказал, что будет вывозить семью в Россию. С тех пор никаких вестей, телефон выключен, жена молчит. А недавно Коряка ко мне явился, дружок твой бывший. Не дай бог тебе, Сережа, снова с ним связаться. Злой был, пьяный, кричал, мол, знаю, что Павлик записался в «террористы» и теперь воюет в незаконных бандформированиях против… законных. Орал, что всех выведет на чистую воду, никто не останется безнаказанным. — Анна Владимировна жалобно уставилась Сергею в глаза. — Вот объясни мне, как же так вышло, что брат пошел на брата? Что за война такая? Или правду говорят, что на нас напала русская армия? Но мы сами-то кто? Больше половины жителей нашего городка украинского языка никогда не знали.

Сергей усмехнулся и сказал:

— Может, Украина с кем-то и воюет, но только не с русской армией. Все в порядке будет с вашими хлопчиками, Анна Владимировна, не переживайте. Павлик наверняка в России, а Стасик… знаете, от легких ранений еще никто не умирал. А комиссовать могут подчистую.

Остапа Коряку Анна Владимировна помянула зря. Не успела она успокоиться, как за окном загудел сигнал, а через полминуты нарисовался лопоухий черт с глумливой ухмылкой. Он протопал по крыльцу, ввалился в горницу, не вытерев ноги.

— Не раздевайтесь, я по делу, — заявил Коряка, бегло оценив обстановку.

Женщины застыли, Сергей сосредоточенно отхлебывал из кружки.

— Всем привет. Почему собрались больше двух, чего обсуждаем? Надеюсь, независимость, суверенитет и территориальную целостность Украины? Ладно, расслабьтесь, дамы, я не к вам. — Он протопал через горницу и плюхнулся на стул.

На лице Анны Владимировны застыла маска брезгливости. Она опустила голову, чтобы не выдать своих чувств. Потом женщины молча поднялись и вышли в другую комнату.

— А мы чего сидим? — буркнул Коряка, дотягиваясь до стола и хватая сушку. — Готов на шашлык? Забыл уже, о чем договаривались? Живо собирайся. — Он уловил настороженность в глазах Сергея и добавил: — Да не волнуйся, вдвоем будем. Побазарить надо.

— Не грузись ты, Серега, все нормалек, чего волком смотришь? — разглагольствовал Коряка, развалившись на подстилке и кромсая ножом буженину. — Никто тебя не будет упрекать за то, что у москалей служил. Мы же здравомыслящие люди, понимаем, что половина наших кадровых военных — ну, из старшего поколения — служила когда-то в РФ либо оканчивала там военные заведения. Дело не в этом, а в том, настоящий ли ты патриот или просто погулять вышел. Готов ли жизнь за нее отдать, служить ей верой и правдой? Вот так-то, брат.

«А ведь ты сам, скотина, никакой не украинец, — думал Сергей, неприязненно посматривая на бывшего дружка. — Мать из Иркутска, отец из закарпатских русинов. А надо же, вписался в струю».

— Нам без разницы, какой ты национальности — хоть негр или еврей, ради бога. Вот Мишка Угольник, например. Помнишь такого? Хоть и еврей, а пожертвовал на наше благое дело миллион гривен — на партийное строительство, так сказать, в отдельно взятом районе. У нас теперь своя типография, агитационно-просветительские кружки.

— А Мишка Угольник разве еврей? — не понял Гайдук.

— Да, уже давно. С тех пор как сеструха его за пейсатого вышла и укатила в Израиль. Он нашему миру теперь как бы должен. О чем это я? Ах да. В общем, нам плевать, кто ты такой, какой национальности. Ну, не совсем чтобы плевать, но с пониманием относимся. Против нас — сдохнешь. Не вмешиваешься — живи. За нас — лучший соратник и брат.

Они сидели в километре от городской черты, на берегу петляющей речки Ведянки. По обрыву проходила грунтовая дорога, на которой Коряка бросил свой джип. Местечко было живописным, девственно чистым, безлюдным. Журчал перекат, играли юркие рыбки. Лохматые ивы клонили головы к воде.

Это местечко Коряка, видимо, знал, уверенно спустился к реке, расстелил какую-то тряпку. Про шашлык он, разумеется, наврал, но закуску купить удосужился. Остап разложил на разовые тарелки помидоры, сало, холодные драники из магазина, грубо настрогал буженину, разложил сверху грязными руками и начал есть, облизывая пальцы. Потом он спохватился, вынул из баула пластиковые стаканы.

— Ну, давай за приезд. — Коряка ловким жестом факира выудил из баула бутылку «Хортицы», подбросил на руке. — Это тебе не российская подделка, настоящий продукт, зацени. — Он свернул пробку и начал булькать в стаканы.

Сергей покосился на джип, зависший над обрывом.

Коряка перехватил его взгляд, засмеялся и заявил:

— Да не грузись, здесь только так и ездят… ну, те, кому можно. По-другому не получается. Нам с тобой можно, забей. Держи. — Он сунул Сергею стакан, подцепил двумя пальцами шмат мяса.

Гайдук только пригубил, а Коряка махнул до дна, сыто облизнулся, сделал мечтательную физиономию и только после этого закусил.

— Предложение у меня к тебе, Сергей, — деловито заявил Остап, вытер жирные руки о штанины и без промедления налил по второй. — Ты не сачкуй, пей, кому говорю. Ну, давай. Слава нации, смерть врагам!

Они снова чокнулись, Сергей опять пригубил. С каждой минутой он мрачнел все больше. Находиться в компании бывшего дружка становилось невыносимо. Противно, гадко было на душе. Хотелось быстрее все это закончить, больше никогда его не видеть и оставить кропотливым исследователям актуальный вопрос: почему власть и злоба так меняют людей?

— Предложение, значит, — прочавкал Коряка. — Я тут все хорошенько обдумал, взвесил. Ты, конечно, для многих не самая желательная фигура, но это фигня. Смотри, как говорится, выше. Предлагаю тебе вступить в нашу организацию «Возрождение и Порядок». Согласен? Небольшой испытательный срок, проверка, и ты в рядах. Эта штука, знаешь ли, посильнее КПСС будет. — Остап самодовольно гоготнул и пристально посмотрел в глаза собеседнику.

— Ты не шутишь? — удивился Сергей.

— Ага, заинтересовался, — обрадовался Коряка. — Докладываю, брат. Это тебе не хухры-мухры. Организация разветвленная, исповедует украинский национализм. Отделения по всей стране, люди в них трудятся серьезные, планов громадье. Раньше мы были правыми экстремистами, а теперь вполне приличные люди. Майдан был отличным поводом для начала национальной революции. Она уже идет, уверяю тебя. Мы разделаемся со всеми врагами, внутренними и внешними, и получим мощное украинское государство с системой полного национального народовластия. Мы уже предъявляем властям свои требования, формируем добровольческие батальоны, которые успешно воюют на Донбассе. Хватит, пора выходить в публичную политику и общественную жизнь. К черту киевских предателей, мы их скоро скинем. Вот здесь у нас все будут!.. — Коряка стиснул кулак и побагровел — как и в прежние времена, он пьянел довольно быстро. — Из наших батальонов уже формируется добровольческий корпус. Он будет пострашнее дивизии СС «Галичина», уверяю тебя. Присоединяйся к нам, Серега. Власть у нас не какая-то мифическая, а самая что ни на есть реальная, сильная. Все руководство города на нашей стороне. В Сичеславе сидит Колмогорский. Пусть он олигарх, но постоянно снабжает нас бабками.

Сергей практически не слушал этот бред. Он насторожился лишь при слове «Сичеслав». Кажется, так ярые националисты величают Днепропетровск.

— Только мы, Серега, болеем душой за нашу страну и точно знаем, каким путем ее вести. Народ за нас, он уже расшевеливается. Мощная армия под националистическим стягом!.. Вот помяни мое слово, не пройдет и двух месяцев, как мы заасфальтируем весь Донбасс, а через полгода погоним кацапов из Крыма. Это же не народ, не население, а быдло низкосортное! Их убивать надо без жалости, а остальные тогда и не пикнут! — Коряка разлил, жадно выпил. — Так что, Серега, согласен? Оформляем кандидатом, членские взносы минимальные, назначаем испытательный срок. Делов-то — на пару «экшенов» съездить. Мы как раз собираемся в компании с милицией прижать одного производственника в Сичеславе. Его завод выпускает литиевые батареи, и есть слушок о связях данного типа с террористами. Можем на тебя рассчитывать?

— А с Петром Соенко что будет? — мрачно спросил Сергей. — Только не говори, что не знаешь, как Гладышев его бизнес уводит.

— Ах да. — Коряка удрученно почесал затылок. — Он же типа родственник твой. Не парься, договоримся с Гладышем.

«Хотел бы я посмотреть на это», — подумал Сергей.

— А училка-то наша еще самого прикольного не знает. — Коряка снова потянулся к бутылке. — А мы уже выяснили. Отпрыск ее, которого в армию забрали, в Сичеславе в госпитале лежит. Написал матери, что легкое ранение, а у самого ноги напрочь отрезаны. Обидно!.. Их отделение попало под свою же бомбежку. Всех насмерть посекло, а ему только ноги оторвало. Пытался с собой покончить, но откачали. За правое дело пострадал. Жалко. А вот второго, Павла Ткаченко, даже и нет. Продался сепарам, воевал против наших парней. Луганск окружать начали, он жену с годовалым ублюдком в машину посадил, которая через гуманитарный коридор шла в Московию. А сам с ходу в бой — ну, успел там чего-то матушке чиркнуть. Из боя не вышел, снарядом накрыло, голову оторвало. Да и не жалко, все равно кочан. Семейство до границы не доехало, под обстрел попало. Две машины не успели проскочить. Жену на куски разорвало, но туда ей и дорога. Так что, братишка, подумал над моим предложением?

Он поднял голову. В глазах мелькнуло беспокойство, но ясным пониманием не обернулось. Просвистел кулак и вдребезги разбил носовой хрящ. Коряка навзничь повалился на тряпку, упала бутылка, водка тонкой струйкой потекла на землю. Остап захрипел. Сбежавшие зрачки пытались вернуться на свои места. Рожа сделалась пунцовой от боли.

— Серега, ты что творишь? — с усилием выдавил он. — Ты же, падла, ответишь! Мы же мать твою на мелкие кусочки…

А вот про мать он зря. Сергей не стал бы продолжать, заставил бы себя. Но от этих слов его голова загорелась еще больше. Воистину, когда Бог хочет наказать, Он лишает разума!

Гайдук прорычал что-то страшное, нечеловеческое и с кулаками бросился на стонущего подонка! Он лупцевал его как боксерскую грушу, не оставляя живого места на физиономии. Голова Коряки дергалась то влево, то вправо.

Он остановился, когда Остап перестал шевелиться. Сергей тупо посмотрел на то, что наделал, пришел в себя, и волосы зашевелились на его голове. Теперь ему не отвертеться, как в прошлые разы. Люди видели, как он садился в машину к Коряке, ехали через полгорода, были на заправке.

Гайдук прощупал пульс Остапа и недоверчиво хмыкнул. Жив. Коряка слабо застонал. Сергей не стал его добивать — не фашист же. Хай живе. Он огляделся, не стал ли кто свидетелем встречи старых друзей. Нет, природа была тиха и невинна.

С этим городком надо было срочно что-то делать. Если не он, то кто? Отставной капитан пружинисто встал. Кто там еще небитый остался? Он забрал второй стакан, скомкал его, затоптал свои следы на глинистых проплешинах, прыгнул в траву, начал взбираться на обрыв и через несколько минут уже пропал в лесу.

— Ты избил Коряку? — Клавдия Павловна содрогнулась. — Сережа, ты сошел с ума. Он жив?

— Жив, мама. — Сергей жадно хлебнул ледяной воды из банки, ногой придерживая дверцу холодильника. — В том и беда, что жив. Забей я его до смерти — и не было бы никаких проблем. Мама, милая, я перемудрил. Не успел приехать, а уже всех близких подставил. Но так же нельзя!.. Как вы живете в этом беспределе?

— Нет предела беспределу, Сережа. — Клавдия Павловна грустно улыбнулась. — Это еще не самое страшное, уверяю тебя. Ты даже половины не знаешь. Мы привыкли, это наша жизнь. Что же теперь с тобой будет, сынок?

— Дело не во мне, мама! — возмутился Гайдук. — Я еще нигде не пропадал, выкручусь и из этой истории. Дело в вас — в тебе, Даше, в ее семье, в Диане Бойко. — Он украдкой покосился на окно, выходящее к соседскому дому, и залился густой краской.

— Понятно. — Мама вздохнула. — И у соседки успел отметиться. А я-то гадала, чудится ли мне, что ты вторую ночь не спишь и топаешь по саду. Бедная женщина, а ей-то ты чем навредил?

— Мама, дело не в этом… — Он чуть не сорвался на крик, но кое-как сдержался. — Боюсь, тебе надо уехать. Давай отвезем тебя в Калутин. Там живет дядюшка Костика Гаевского. Я договорюсь…

— Вот только этого хулигана нам здесь не хватало — Костика Гаевского, — ужаснулась мама. — Нет уж, Сережа, мы не будем ничего делать. Не волнуйся, у них не поднимется рука на пожилую женщину. А тебе, Сережа, надо уехать, где-нибудь отсидеться. — В глазах Клавдии Павловны заблестели слезы. — Зря ты приехал сюда, Сережа, только беду накликал. Почему так все несправедливо, сыночек? — Плечи женщины задрожали.

Он обнял ее и сказал:

— Я тоже, мама, никуда не уеду. Сам натворил, вот сам и разберусь. Есть у меня одна авантюрная задумка. А что у нас насчет клоповника, мама? Помнишь, я любил в нем в детстве прятаться, когда обижался на вас с отцом. Однажды Даша — когда была маленькая — заперлась в нем, и мы ее целый день с собаками искали, ты даже в морг звонила. Помнишь, мы ценные вещи в нем прятали, когда в отпуск в Ялту собирались?

Мама посмотрела на него как-то странно, вытерла слезы и стала подниматься на чердак по старой скрипучей лестнице. Обычное дело — в каждом порядочном доме должно иметься укромное местечко, о котором никто не подозревает.

За изгибом лестницы перед входом на чердак была небольшая ниша, пролезть в которую можно было только на коленях, с риском пропороть голову о неровности потолка и ржавые гвозди. Она не освещалась. На первый взгляд в ней ничего не было. Дверца, ведущая в эту кроличью нору, сливалась со стеной. И та, и другая обросли плесенью. Похоже, родители не забирались туда уже много лет.

Сергей отстранил Клавдию Павловну, включил фонарик в телефоне и перебрался с лестницы в нишу. Ему пришлось согнуться в три погибели. Ручки на двери, разумеется, не было, но знакомая выемка от выпавшего сучка осталась. Дверца заскрипела, но податливо открылась.

«Надо бы смазать», — мелькнула правильная мысль в голове Гайдука.

Фонарик осветил узкий закуток. Там валялись пыльные доски, стопка пожелтевших газет, ржавый инструмент, которым не пользовались много лет. Сохранился даже спущенный надувной матрас, обломки гитары и задубевшие сухари в миске, обросшие плесенью.

— Реликты древней цивилизации, — пошутил Сергей. — Президентский люкс, мама. Можно жить и ни в чем себе не отказывать.

— Прибраться надо, — вытягивая шею, пробормотала женщина. — Сколько лет я сюда не заглядывала. Представители древней цивилизации не отличались чистоплотностью.

— Сам приберу, — пообещал Сергей. — И поживу тут немного, если не возражаешь. Перетащу сюда свои вещи. А ты говори незваным гостям, что я уехал. Прибежал из леса весь испуганный, собрал сумку и был таков.

Несколько часов он не выходил из дома. Нервы натянулись до предела. Сергей специально не выходил на крыльцо, хотя видел сквозь занавески, как курсировала по периметру Диана, бросала на его окна вопросительные взгляды. Обострялось ощущение удавки, сжавшей горло.

«Где твое хваленое хладнокровие? — пилил он себя. — Мог бы не бить Коряку, потерпеть немного».

Звонок Даши чуть не сбросил его с лестницы.

— Сережа, это ты во всем виноват, — заявила сестрица в полный голос. — Нашу Лизу выгнали из детского садика.

— Подожди, — оторопел Сергей. — Как выгнали? Какое они имеют право? За что?!

— Откуда я знаю, за что? Зачем я тебя попросила ее забрать? Никогда себе не прощу…

— Но что я сделал? — возмутился Гайдук. — Приехал, забрал, с вашей мымрой почти не ругался.

— Почти?! — Даша захлебнулась от гнева, закашлялась. — Эта змеюка Усич позвонила минуту назад, сказала, что в понедельник я могу ребенка не приводить. Ее ангельское терпение лопнуло, отвратительный ребенок, ничтожные родственники!.. Она обматерила нас…

— Прости, Серега, ты не виноват, — мрачно сообщил Петр, отобрав у жены трубку. — Но одна беда на другую накладывается, мочи нет уже терпеть. Давят на нас отовсюду. Гладышев снова приходил. В глаза смеялся. Говорил, что у меня один день остался. Хочет мирно решить вопрос, но если я не соглашусь, то будет побоище. Он уже не предлагает денег, представляешь? Просто отбирает бизнес — и наше счастье, если уцелеем. Еще и на дом наш покушается, сволочь! Нарисовал перспективу — мы с Дашей объявляемся врагами нации, провокаторами, сепаратистами, у которых по закону можно отобрать все имущество. Лизу отправят в детский дом, нас — в тюрьму по сфабрикованному обвинению. Не знаю, Серега, существуют ли такие законы, мы не юристы, но они это сделают, никто их не остановит. Ладно, не бери в голову. Мы уже на все согласны…

Он отключился, а у Сергея в голове пилили тоскливые скрипки. Не хотел он, чтобы с его приездом жизнь родных и близких летела в тартарары!

— Ну, ладно, твари! — злобно процедил отставной капитан, покосившись на плачущую маму, которая все поняла. — Война так война.

Он заперся в клоповнике, чтобы мама не слышала его разговор. Константин Гаевский отозвался на восьмом гудке — живой!

— Вновь знакомые голоса, — обрадовался он. — Ты где, дружище?

— В Новодиеве.

— Завидую.

— Так приезжай, отдохнем.

— Да в армии я. — Гаевский вздохнул. — Не поверишь, старина, но у властей Луганской республики теперь имеется своя армия. От Снежного мы отошли, но наци потрепали знатно. К сожалению, в моей роте шестеро «двухсотых» и четырнадцать «трехсотых». Ротация прошла, свежие силы выдвинулись, а мы сейчас в Луганске. Пара дней на отдых, доукомплектовать роту, и снова в бой.

— Костик, отпросись! — взмолился Сергей. — Двух дней будет достаточно. Вместе отдохнем на исторической родине. Один не справлюсь — не тот случай.

— Отпроситься? — Гаевский хмыкнул. — Я тут типа лекции посещаю, да? Ладно, рассказывай, в чем дело.

Гайдук лаконично изложил самую суть проблемы, в которую он загрузил ни в чем не повинных людей.

— Ты отформатировал Коряку? — изумился Гаевский. — Это нельзя назвать актом гуманизма. Но приятно слышать. Он давно уже напрашивался. Я в целом знаю ситуацию, Серега. У меня тут двое парней из Новодиева рядом сражаются. Они живописали, что у вас творится. От меня-то ты что хочешь?

— Приезжай, Константин. Один идиот — это мало, а два — уже грозная сила. Приезжай, устроим фашистам апокалипсис. Возьми краткосрочный отпуск. Скажи, что по семейным обстоятельствам…

— Вот дьявол!.. Тронул ты, чертяка, мою черствую душу. Ладно, Серега, ты прав, надо помочь. Поговорю с начальством, чтобы не считали меня дезертиром. Оружие добыть?

— Много, — заявил Сергей. — И разное.

— Хорошо, — деловито сказал Гаевский. — Поиграем немножко. Из Луганска, конечно, стволы не попру, самому бы выбраться, добуду на месте. Есть у меня парочка схронов под Калутиным. Ладно, — решился Гаевский. — Приеду. Но буду только завтра. Сам понимаешь, больше трехсот верст, повсюду украинские войска, СБУ, на дорогах проверки. Придется через Стаханов и Металлург пилить. Завтра утром звони, буду у дяди в Калутине. Улица Кленовая, дом четыре. Продержишься до утра?

— Продержусь, Костик, — воодушевился Гайдук. — Буду отстреливаться из всех орудий и переходить в контратаки.

— Ну, давай, держись! — сказал Гаевский и отключил связь.

Гайдук отчаянно надеялся, что все обойдется. Фаэтону с Дуней сказать нечего. Быковский не видел, кто его избивал, и плохо помнит ночные события. Коряку он тоже отдубасил люто.

«Не вздумай очнуться раньше времени, Остап! — молил Сергей. — Осталось день простоять да ночь продержаться, а там нас будет двое».

Но его надеждам не суждено было сбыться. Подкрадывались сумерки, солнце садилось за лесом на западной окраине городка, рассеивался тусклый свет. И тут сразу несколько машин перегородили переулок.

Гайдук перехватил испуганный взгляд матери. Почему Клавдия Павловна отказалась покинуть дом? Хотя, возможно, она и права. Не укрыться ей в этой местности, подставил он свою мать.

— Не волнуйся, Сережа, прячься, не тронут они меня, — глотая слова, пробормотала мама.

Он ненавидел себя за то, что вынужден был это делать. В доме не осталось никаких примет его присутствия. Стиснув зубы, Гайдук полез в клоповник, скрючился, подпер дверь ногой. А незваные гости уже топали по крыльцу. Слышимость была отличная. Распахнулась дверь, и в дом полезла нечисть.

— Убью урода!.. — сипло прорычал Коряка. — Говори, подлюка старая, где твой отпрыск?! — Судя по хрипу матери, этот гад крепко схватил ее.

Сергей сжал кулаки и волю. Броситься в бой? Глупо. Он не осилит такую толпу. Только хуже сделает матери — тогда ей точно не поздоровится. А негодяи уже растекались по дому, врывались в комнаты.

Гайдук слышал, как откинулась крышка подпола, и кто-то на полном серьезе предложил бросить туда гранату. Кто такие? Милиция? Нет, сомнительно. Судя по всему, это был цвет нации — активисты профашистского «Возрождения и Порядка». Он различал знакомые голоса — Василь Дергач по кличке Фюрер, Зяма, толстяк, горбоносый гад.

Что-то упало, и женщина охнула. Ее толкнули? Гайдуку пришлось опять себя сдержать — не выбить дверь, не свалиться негодяям на головы.

Мама сдавленно бормотала, что ничего не знает. Сын прибежал еще утром, заметно испуганный, собрал сумку и исчез. Он поцеловал мать на прощание и сказал, что возвращается в Россию. Мол, она не знает, что натворил Сережа, хотя и догадывается по расписной физиономии Коряки.

Снова был ядерный взрыв. Остап ругался площадной бранью, крушил мебель. Ржали его клевреты, обрушивая кухонный шкаф, разбивая стулья, переворачивая стол. Коряка орал, что удирать — это не в правилах Гайдука. Он бы никогда так не сделал! Старая врет! Мать не били, но наехали на нее конкретно.

Несколько человек уже карабкались на чердак. Один из них задержался, осветил стену, но ничего не заметил. Грохотали тяжелые бутсы, кто-то кричал, что чердачное окно открыто, а рядом с ним валяется горшок с фикусом.

«Не валяется, а лежит!» — поправил его Сергей.

Вновь была истерика. Мол, он здесь был, упустили, проморгали! Ладно, старая, живи пока, но ты у нас попляшешь! Всем искать мерзавца, он не мог далеко уйти! Отправить людей на автостанцию, сообщить всем постам на дорогах, прочесать лес! И ментам сообщить, не хрен им спать!

Половицы тряслись от топота разъяренных мужиков. Дорогих гостей было не меньше десятка. Они выскочили из дома и унеслись прочь.

«Вот и все, — обреченно подумал Сергей. — Скоро и милиция будет в курсе».

Когда он спустился вниз, мама уже заперла дверь, задернула занавески и пыталась поднять перевернутый стол. Сын бросился помогать, водрузил на место древнюю конструкцию. Мебель в горнице была перевернута, повсюду валялись осколки посуды, кухонный шкаф висел на одном гвозде. Клавдия Павловна была бледна как смерть, но не плакала. Напротив, она пыталась скрыть дрожащую улыбку.

— Мама, что смешного? — не понял Гайдук.

— Ничего. — Клавдия Павловна нервно сглотнула. — Ты бы видел физиономию Коряки. Он похож на бомжа, который беспробудно пил полгода. Весь фиолетовый, опухший! Хотя ты видел его, это же твое творчество.

Они смеялись, собирая осколки. Клавдия Павловна вздрагивала, бормотала, что думать так грешно, но физиономия Коряки — это такой бальзам!..

— Тебя не били? — спросил Сергей.

— Нет, они вели себя как джентльмены. Оскорбляли, буйствовали, махали руками, даже толкнули разок, но не били. Твой бывший дружок меня остерегается, возможно, именно потому, что я твоя мать. Знаешь, сынок, тебе не стоит тут маячить, сама уберу. Они когда-нибудь вернутся. Иначе и быть не может.

— Надеюсь, это случится не раньше утра, — пробормотал Сергей. — Мама, заряди свой сотовый телефон и все время держи его рядом с собой.

— Не знаю, есть ли там деньги…

— Позвони в случае опасности. Я получу сообщение, что ты пыталась со мной связаться.

— Ты куда-то уходишь? — Женщина задрожала.

— Пока нет, но чем черт не шутит.

Не стоило лишний раз поминать нечистого. На улице стемнело. В переулке, где не было ни единого фонаря, воцарилась темень. Завибрировал телефон в кармане — Сергей заблаговременно отключил звуковой сигнал.

Он услышал взволнованный голос Петра. Разворошили-таки болото. Их дом подвергается массовому нашествию! За калиткой несколько машин. Это милиция. Они уже входят в сад, топчут клумбы. Их очень много. Фонарь на фасаде освещает всю эту преступную камарилью! Здесь начальник ОВД Воренко, военком Гладышев, городской прокурор и даже глава администрации Петренко. Вся компания в сборе, гранатомета не хватает! Милиция окружает дом, они уже на крыльце. Все, он не может говорить, пошел открывать.

Мама что-то спросила, но Сергей уже ворвался в свою «детскую», выбрался в окно, чтобы не светиться на крыльце. Он нырнул за угол, прокрался вдоль боковой стороны дома, по огороду. Часть пути Гайдук пробежал по оврагу.

У дома сестры толпились люди, внутри горел свет. Возмущенно кричала Даша, плакала разбуженная Лиза.

Сергей подкрадывался ближе, прячась за кустами и клумбами. И снова сплошное унижение! Он мог бы броситься в драку, разбить физиономии парочке ментов, но остальные скрутили бы его.

Стражи порядка, дружно гогоча, вытолкнули из дома полуодетого Петра. Кто-то засадил ему под ребро. Муж сестры завопил от боли, его толкнули. Он не сдержался, дал сдачи локтем, повреждений не нанес, но толпа возмущенно загомонила. Посыпались удары. Петр схватился за лицо, кровь потекла с губ.

Военком Гладышев подбежал, нанес несколько ударов в живот, желчно засмеялся и спросил:

— Теперь понятливее будешь, Петруша?

Тот согнулся пополам, его тошнило.

— Оставьте его в покое, что вы делаете?! — На крыльцо выбежала растрепанная Даша, держа за руку ревущую Лизу.

Кто-то толкнул женщину в спину. Она не упала, уткнулась в своего согнувшегося мужа, одной рукой обняла его, другой — перепуганную дочь.

— Ладно, хорош веселиться! — заявил майор Воренко. — Что, гражданка Соенко, достукались? Вас не устраивает наша власть? Три секунды на размышление — где твой брат Сергей Гайдук?

— Вы спятили?! — заверещала Даша. — Откуда я знаю?! Отстаньте от нас!

Подбежал какой-то мент, ударил Петра в висок. Тот свалился на колени. Даша выпустила Лизу, кинулась его поднимать. Сергей узнал этого боксера. Участковый Бабула!

— Гражданка Гайдук, я повторяю свой вопрос! — с нажимом выплюнул Воренко. — Где провокатор, вражеский диверсант Гайдук?

— Да не знаю я, где ваш провокатор! — завизжала женщина. — Не приходил он сюда, отстаньте от нас! Петенька, поднимайся, поверни голову. Что они с тобой сделали, скоты?

— Все в порядке, милая, не беспокойся, — пробормотал Петр. — За Лизонькой следи.

— Ну ладно, ша! — прогудел Петренко. — Оставьте в покое это быдло, а то обделаются от страха. Откуда этим никчемным людишкам знать, где преступник? Думаете, он станет им докладывать о своих перемещениях? Этот мерзавец давно сбежал. Ищите его в Крыму или под Донецком. Не вернется он сюда. С этой семейкой мы разберемся, но не сейчас же, на ночь глядя.

Шумная компания покинула участок, расселась в машины. Через несколько минут внутри ограды никого не осталось. Рычали моторы, разворачивались транспортные средства.

«Неужели моя скромная персона так их напугала, что собралась вся верхушка банды? — подумал Сергей. — Хотят присутствовать при захвате? Чувствуют, что от меня исходит реальная угроза?»

Петр поднял голову, утер рукавом кровь с лица, обнял жену, прижал к себе ребенка. Даша и Лиза продолжали плакать, потом повернули головы и исподлобья глядели, как из сада приближался понурый горе-родственник.

— Доволен, Сережа? — ядовито спросила Даша. — Все видел? Ну и как? Нравится, как нас здесь утюжат? Это ведь из-за тебя тоже!..

Он обнял сестрицу. Она разрыдалась у него на груди. Петр вяло ругнулся. Непоправимых повреждений муж сестры не получил, отделался парой тумаков и разбитой губой.

— Перестань, Дарья, — проворчал он, пряча глаза. — Нас и без Сереги прессовали бы. Хотя он, конечно, добавил проблем.

Сказать по существу было нечего. Сергей молчал. Он знал, что эти люди не продали бы его, даже зная, где он находится.

— Мы не сдадим тебя, — подтверждая его мысли, проворчал Петр. — Да это ничего и не решит. Я лишаюсь бизнеса, зато теперь смогу сидеть дома с Лизой. Не беда, что ее турнули из садика.

— Замечательно! — заявила Даша. — Мы целыми днями будем вместе, потому что я тоже лишусь заказов. Мы будем счастливы, но недолго, пока есть не захотим. Господи, нас в любом случае отсюда выживут — из дома, из города.

— В Россию поедем, — предложил Сергей. — Не пропадем. Руки-ноги есть, сможете заработать и восстановить достаток. В России это проще, чем в вашей стране, полной чудес.

— Угу, волшебник за нами прилетит, — буркнула Даша. — В голубом вертолете. И бесплатно вывезет за границу.

— Так, не раскисать! — приказал Сергей. — Живо в дом, и никуда не выходить. Сегодня ночью можете спать спокойно. Я еще вернусь. — Он начал пятиться во тьму огорода.