Глава 56
СТРАШНЫЙ СУД
«Ну, вот я и в Нишанташи! — пробормотал Омер, выходя из такси. — А вот и сам камень-мишень. Что это на нем написано? Никогда не задумывался». Он перешел через дорогу и посмотрел на дом семейства Ышыкчи. «Окна закрыты, шторы задернуты, ставни захлопнуты… Может, Рефика нет дома? Нет, обещал быть… Какие же чувства вызывает во мне вид этого дома? О чем я думаю? О том, что перешел дорогу. О том, что сейчас замечательное воскресное утро. Пять минут двенадцатого…» Пройдя вдоль садовой ограды, он остановился перед калиткой. «Сейчас звякнет колокольчик, и на улицу выскочит Рефик, с нетерпением ожидающий дружеской беседы. Наверняка сидит сейчас и прислушивается». Омер открыл калитку, колокольчик зазвенел, однако Рефик на пороге не появился. «Да, так о чем же я думаю? Он будет задавать мне вопросы. Что я отвечу? Скажу с печальным видом: „С Назлы у меня не получилось, братец!“ Он удивится и спросит почему». Взойдя на порог, Омер подумал, что никогда не приходил сюда в такое раннее время, при ярком утреннем свете. «Всегда во второй половине дня или к вечеру, играть в покер и…»
Дверь открылась.
— Здравствуй, проходи! Как дела? — приветствовал друга Рефик.
— Хорошо. Дома никого нет?
— Нет. Я позвонил Мухиттину, но он еще не пришел.
Переступив порог, Омер увидел свое отражение в большом зеркале, обрамленном толстой рамой. Раньше, глядя в это зеркало, Омер находил себя даже симпатичнее, чем обычно. Но не сейчас. «Наверное, это потому, что дом пуст и некому мной восхищаться…»
— Проходи… А, решил в зеркало посмотреться?
— Да. Хочу увидеть, как выглядит хозяин поместья и крупный землевладелец.
— Ах вот оно что! Ты теперь надумал стать землевладельцем? Вот к чему все пришло? А как же мечта быть завоевателем?
— Я не надумал. Я стал. Три дня назад собрал всех наследников и отвел к нотариусу. Поместье теперь мое.
— Серьезно? — воскликнул Рефик. — Поздравляю! Да что мы здесь стоим, пойдем в гостиную! Однако какой же из тебя землевладелец? Ведь это понятие не только экономическое, но и культурное. Да… Я полагаю, что на все нужно смотреть в первую очередь с точки зрения культуры. Это я недавно стал так думать, я тебе расскажу… Тебе, правда, мои идеи могут показаться смешными и ненужными…
— Ну почему же, дружище… — пробормотал Омер, входя вслед за Рефиком в гостиную. Увидев, что все кресла покрыты белыми чехлами, а ковры убраны с пола, удивился: — Разве вы с Перихан не остались здесь на лето?
— Остались. А, ты про это? Мама боялась, что кресла пропылятся. Садись. Я уже и чай приготовил.
— А покрепче ничего нет?
— В такой ранний час? Или ты там пил по утрам? Ну, давай, рассказывай, что ты там делал столько времени!
— Да ничего особенного. Сейчас расскажу. О, портрет Джевдет-бея, смотрю, повесили!
— Давно же ты у нас не бывал! Папины фотографии везде развешаны, по всему дому. Тебе не темно? Может, раздвинуть жалюзи?
— Нет, так даже лучше. Похоже на вечер. Самая хорошая атмосфера, чтобы поговорить.
— Чтобы поговорить! — эхом отозвался Рефик, не пытаясь скрыть своего волнения, и ушел за чаем.
Омер встал на ноги и стал ходить из угла в угол. «Да, поговорим! Он узнает, что я делал, о чем думал, сравнит со своими действиями и мыслями, может, что-нибудь ему понравится, и он обрадуется. Как всегда… А у меня, как всегда, будет такой вид, будто я ко всему этому отношусь пренебрежительно… Вина бы хоть выпили, что ли!»
В гостиную вернутся Рефик с самоваром.
— Поесть что-нибудь найдется? — спросил Омер, и Рефик с всегдашней готовностью услужить снова убежал на кухню.
«Я как будто пытаюсь отложить разговор. Еще со школьных лет у меня есть такая манера… Не люблю, когда меня расспрашивают. Неправильно это!» Омер остановился посередине комнаты. «Эх, если бы я только мог заставить сознание замолчать! Кто я такой, спрашивается?.. Ну вот, еще не пил, а уже…» Он уселся в любимое кресло Джевдет-бея и стал ждать, нервно покачивая ногой.
Рефик принес из кухни печенье и сыр. Поняв, должно быть, что Омер сразу принялся грызть печенье просто для того, чтобы не сидеть просто так, сказал:
— Мухиттин должен скоро прийти.
— Чем он сейчас занимается?
— Ты ведь знаешь, что он выпускает журнал? Получил разрешение и…
— Знаю, знаю. Глупый пантюркистский журнальчик. Я купил последний номер. Гадость редкостная. Ты расскажи, чем он еще занимается.
— Не знаю! — сказал Рефик. Вид у него был такой, будто он размышлял, чем бы развлечь Омера. — Если хочешь, я о себе расскажу. Хожу в контору. Разрабатываю программу, из которой на этот раз точно должен выйти толк. С Перихан у нас все хорошо. Может быть, тебя удивило, что я об этом упомянул? Дело в том, что иногда мне кажется, что наши отношения могут разладиться… А ты ведь знаешь, я не из тех, кто смог бы жить один. Дочка растет. Конечно, она меня радует, но с ребенком, скажу я тебе, непросто. Не хочу, чтобы у меня были еще дети. Читаю. Что еще?..
— Еще, я полагаю, дышишь и ешь. Не помню, писал ли я тебе, что видел в Анкаре Самима? Мы с Назлы даже один раз обедали у него. Он женился.
— Вот как?
— Дом, мебель, вещи… Хотят обставить дом новыми хорошими вещами и познакомиться с новыми интересными людьми.
Рефик застенчиво улыбнулся, словно желая дать понять, что он, увы, не умеет говорить так красиво, и обмакнул печенье в чай.
— И он тоже живет, дышит. Да, он кое-что сказал о нас… О нас троих, я имею в виду. Он, оказывается, нас боится. Кажется, колокольчик?
— Мухиттин идет. Боится, значит? Что он хотел этим сказать? — Рефик встал и подошел к окну. — Да, это Мухиттин.
Рефик пошел открывать дверь, а Омер встал, подошел к окну и в щелку между ставнями посмотрел на Мухиттина. Сначала он почувствовал что-то вроде нежности, но потом увидел, каким сердитым, пристальным взглядом тот смотрит по сторонам, и ему стало не по себе. «Снова будем спорить о жизни. Каждый будет говорить, что он прав. И почему я не рассказал Рефику о Назлы до прихода Мухиттина? Эх, выпить бы! Конечно, в такой жаркий летний день это желание покажется им странным. Ради чего они живут?» Услышав голос Мухиттина из коридора, Омер почувствовал, что в его душе совершается какое-то непонятное движение, и неожиданно подумал, что зря приехал в Стамбул.
— Ну вот, как я и ожидал… Гм… Как поживаешь? — пробормотал Мухиттин, входя в комнату и протягивая Омеру руку. — Давай-ка, что ли, пожмем друг другу руки! — Подержав немного руку Омера в своей, он отпустил ее и спросил: — Ну, что скажешь? Как я выгляжу?
— Бодрым и здоровым.
— В самом деле?.. — Мухиттин обвел взглядом гостиную и повернулся к Рефику: — Что это вы мебель в саваны нарядили? — Похоже, шутка ему самому не понравилась: он насупился и сел в кресло.
— Чай будешь? — спросил Рефик.
— Буду. Все как всегда, одно и то же…
— Что морщишься, солнечный свет ослепил? — спросил Омер.
— Нет, шайтан света не боится… Ну, давай, рассказывай.
— О чем рассказывать-то? Живу, как видишь, — сказал Омер и тут же прибавил, испугавшись, что Мухиттин заметит, как он нервничает: — Поселился в Альпе, в помещичьей усадьбе и превосходно себя чувствую.
— А как же планы, мечты, стремления?
Омер посмотрел на Мухиттина так, словно тот говорил на каком-то неведомом языке, потом повернулся к Рефику и улыбнулся, словно хотел сказать: «Этот человек, похоже, говорит о чем-то интересном, но я, увы, его не понимаю!» Поверив, что его улыбка выглядела именно так, немного успокоился.
— Планы, стремления… — повторил Мухиттин. — Что с ними?
— Все с ними в порядке! — сказал Омер и понял, что волнения скрыть все-таки не удастся. — И с планами, и со стремлениями… Да я и сейчас кое-что делаю. Провел, например, электричество в деревню на горе. То есть в усадьбу…
— В самом деле? — обрадовался Рефик. — Значит, ты принес туда свет!
Омер решил, что из-за этой простодушной реплики покажется Мухиттину еще смешнее.
— Я ведь говорю не о свете в философском понимании, а о самом обычном, электрическом.
Рефик, похоже, смутился.
— Одно дополняет другое. Но я считаю, что свет в философском понимании важнее…
— Нет ли у тебя все-таки выпивки?
— Кажется, зря я сюда пришел, — сказал Мухиттин. — Вы оба несете какой-то вздор.
— Может, мне сходить купить? — спросил Рефик. — А чай как же?
— Сходи, конечно, чего ждешь? — сказал Омер. — На него не смотри, он ведь, кажется, не пьет. Ты ведь не пьешь, Мухиттин? Ты у нас словно в монастырь ушел. Но монахи-то, между прочим, пьют!
— Не нравятся мне твои шутки, — проговорил Мухиттин, стараясь казаться хладнокровным и собранным.
— Ну, на всех не угодишь. Да, Рефик, что ты будешь покупать? Возьми ракы, наш друг чужеземные напитки не жалует. Можешь еще взять кумыса! — Последняя шутка Омеру самому не понравилась, однако, желая уязвить Мухиттина, он посмотрел на него и улыбнулся.
— Ты, должно быть, себя очень любишь, — сказал Мухиттин.
— Нет, я никого не люблю. Как и ты. А вот он точно кого-то любит. Поэтому так и… Так и живет.
Рефик, похоже, обрадовался, что разговор, которого он так ждал, наконец завязался. Ему явно хотелось ответить Омеру, но нужных слов он не нашел и спросил только:
— Закуски купить? Мухиттин, ты если хочешь, наливай себе чаю…
— Купи, купи закуски! — сказал Омер. — Если бы не ты, мы с Мухиттином сегодня не сошлись бы.
— Наша дружба — совсем особое дело! — проговорил Рефик и вышел.
Мухиттин холодно посмотрел на Омера:
— Еще раз хочу сказать, что мне твои сегодняшние шутки не нравятся. Не заставляй меня, пожалуйста, жалеть, что я сюда пришел. Я и не собирался приходить, в последний момент передумал.
— Не собирался, стало быть? Чем же ты планировал заняться? Я, кстати, купил твой журнал, почитал.
— Давай не будем об этом говорить, ладно? — Мухиттин встал и начал ходить по комнате. — Конечно, я не пришел бы… Если бы Рефик не позвал.
— Ты и с Рефиком нечасто видишься. Почему?
— Наверное, потому, что говорить нам не о чем. Да и времени нет. К тому же Рефик теперь стал совсем странным.
— Что ты имеешь в виду?
— Не знаю, не знаю… Но эта его наивность, доходящая до идиотизма, эти душевные кризисы по поводу того, что нужно делать в жизни… Раньше он был больше похож на нас, а теперь словно иностранец. Я ему сказал, что он офранцузился. — Мухиттин резко повернулся и посмотрел на Омера. — В этом смысле ты на него похож!
— А ты совсем не изменился, Мухиттин, — сказал Омер и почувствовал, что успокаивается.
— Вот еще одно поверхностное суждение! Я очень сильно изменился. Я теперь живу во имя идеи!
— Это ты только так думаешь! — раздраженно бросил Омер. — Раньше, впрочем, ты не любил таких громких слов. Ты всерьез веришь, что веришь в эту свою идею?
— Кончай острить. Какая разница, верю я или нет? Я кое-что делаю. Я приношу пользу движению! А искренне я это делаю или нет, значения не имеет. Я делаю дело и приношу пользу.
— Можно ли расценивать эти слова как признание?
— Я же сказал, кончай острить. Ишь, умник! Ты ведь по-прежнему полагаешь, что самое важное на свете — это твой ум? — Мухиттин стоял, засунув руки в карманы, и смотрел не на Омера, а на мебель.
«Не нравится он мне, — думал Омер. — Похож на меня, поэтому и не нравится. Зачем я сюда приехал? Там была такая спокойная, насыщенная, размеренная жизнь! Хотя… Нет, не знаю. Где же мне жить?»
Мухиттин ходил по гостиной, не вынимая рук из карманов. Потом зашел в соседнюю комнату и сказал оттуда:
— Что ты думаешь об этом доме? Сколько раз мы тут бывали, и никогда здесь не было так пусто. А сейчас словно…
Омер обвел глазами гостиную. Из соседней комнаты донеслись звуки фортепиано: Мухиттин наугад пробежался пальцами по клавишам, потом с шумом захлопнул крышку.
— Как твои отношения с той девицей?
— Кончены наши отношения.
— Она играла на фортепиано? Не играла? Я всегда думал, что ты возьмешь в жены девушку, умеющую играть на фортепиано. Сестра Рефика тебе подошла бы. — Мухиттин усмехнулся. — Они всегда были тебе так рады… Ты так почтительно целовал руку Джевдет-бею. И сегодня смотрел на его портрет с почтением. Великий человек, создатель нашей семьи, несравненный Джевдет-бей! Мы вовек будем тебе благодарны! — С этими словами Мухиттин вернулся в гостиную.
— Неплохо ты сам себя развлекаешь.
Наступила тишина. Омер закурил. Мухиттин снова стал ходить из угла в угол.
— Где же он, наконец?
— Сегодня воскресенье. Наверное, не может найти открытую лавку, — сказал Омер — просто чтобы не молчать, и еще чтобы было видно, что он совершенно спокоен.
— Э, с тех пор, как ты уехал, Нишанташи здорово изменился.
Колокольчик на садовой калитке звякнул, и вскоре в гостиную вошел Рефик с пакетами в руках. Вид у него был возбужденный.
— Ну о чем вы тут разговаривали?
— Ни о чем! — ответил Мухиттин.
— Я сейчас приду, скоро, — сказал Рефик и убежал на кухню, по пути громко, чтобы было слышно в гостиной, рассказывая, что купил и чего найти не смог. Потом вернулся с тарелками, вилками и ножами.
— Давайте не будем садиться за большой стол, поедим за этим, трехногим!
— Как бы не закапать столик-то, — сказал Мухиттин.
— Не закапаем! — ответил Рефик. Потом обернулся, посмотрел на Мухиттина, понял, что в словах его была насмешка, но не обиделся. Должно быть, даже обрадовался, что между ними такие близкие отношения, что они могут подтрунивать друг над другом. Быстро сбегал на кухню за стаканами и достал бутылку ракы.
— Смотри-ка, Мухиттин, что он нам принес! — сказал Омер.
— Я пить не буду. После обеда у меня дела…
— Да ладно, брось ты свои дела! — сказал Рефик. — Посидим, поговорим… Как славно!
— Двух часов для разговора более чем достаточно.
— Ну что ж, господа, тогда приступим! — провозгласил Омер и открыл бутылку. Быстро наполнив стаканы, поднялся на ноги. — Вот он и пришел, день страшного суда! Ангелы, ведущие записи всех наших дел… Этим ведь ангелы занимаются? Впрочем, неважно. Кто что сделал в жизни, кто прав, кто нет — все сейчас выяснится! — И он залпом осушил стакан неразбавленного ракы. «Зачем я так сделал? Не нужно было!»
— Стой, стой, обожжешься! — воскликнул Рефик.
Мухиттин молчал и только внимательно смотрел — видимо, хотел показать, что его дело сторона.
— Итак, начали! — сказал Омер. — Кто мы такие? Мы… А, вспомнил! Я встретил в Анкаре Самима. Он сказал, что боялся нас. Слышишь, Мухиттин? Этот тихий, скромный паренек, оказывается, нас боялся, когда учился в инженерном училище. Почему, интересно?
— Я так думаю, это из-за твоих шикарных костюмов, — сказал Мухиттин. — Ты всегда приходил в училище таким разряженным, да еще и с трубкой. Неудивительно, что твой вид вызывал в мальчике из бедной семьи чувство неполноценности.
— Ну, ты и скажешь! Он, между прочим, не меня, а вас боялся. И больше всего, похоже, тебя. Я как почитал твой журнал, холодным потом покрылся, словно температура подскочила. Потом, конечно, рассмеялся. Вот чего-то такого, что в тебе — нет, в нас во всех — есть, он и боялся. Ладно, не делай кислую физиономию. Эту тему мы пока отложим…
— Вот и хорошо.
— Хотя нет, не отложим! — повысил голос Омер. — Я все выскажу! Вам ведь интересно, чем я занимался, что я сделал, не так ли? О тебе я тоже скажу, но сначала заглянем в свиток моего ангела. Посмотрим, что он записал. Я…
— Не слишком ли высоко ты себя ценишь? — спросил Мухиттин. Вид у него был довольный.
— Я теперь землевладелец. Помещик… Рефику это слово, правда, не нравится… Пошли к нотариусу, и готово дело! Помолвку разорвал…
— Разве для того, чтобы разорвать помолвку, нужно обращаться к нотариусу? — поинтересовался Мухиттин.
— Да нет же, у нотариуса он сделку оформлял! — сказал Рефик. — Омер, а не нужно ли теперь будет обратиться в кадастровое управление?
— Один выпил, другой нет, но оба как пьяные, честное слово! — пробурчал Мухиттин.
— А ты пей свой чай. Тебе алкоголь нельзя! — сказал Омер. — Так вот, я разорвал помолвку Как это получилось? Если близится день свадьбы, а жених где-то прячется, что делать невесте и ее родственникам? Только и остается, что письма писать. Да, Мухтар-бей написал моему дяде. Если бы ты, Мухиттин, его прочитал, хохотал бы до слез. Правда, теперь, может, и нет, не знаю. Хвала Аллаху, они не стали устраивать пошлых сцен, не потребовали назад обручальное кольцо… Вот, рассказал!
— Хорошо, а там, в поместье своем, что ты делаешь? — спросил Мухиттин.
— Потом, чур, твоя очередь… Встаю ранним утром, думаю, чем бы заняться. Посмотреть генератор, починить мотор грузовика, смазать водяной насос или еще что-нибудь в этом духе. До недавнего времени я не был там хозяином, так что больше ни за что не принимался. Теперь нужно будет заняться землей. Езжу в Кемах по всяким мелким делам или в Эрзинджан повидаться с приятелями. Да, у меня там есть знакомые: губернатор, врач… Играем в покер, беседуем, пьем ракы. Вот и все. Нравится? Теперь ты рассказывай. Или ты, Рефик.
— Я тебе уже недавно говорил, но для Мухиттина повторю. — И Рефик пересказал все то, что уже говорил Омеру, а потом спросил у него: — Что Мухтар-бей говорит обо мне?
— Да… Никогда не думал, что ты до такого дойдешь! — сказал Мухиттин.
— Ничего он о тебе не говорил. Но ты ему, по всей видимости, нравишься. А вот меня он не любил, я это точно знаю.
— Вы из-за чего-то поссорились?
Омер неожиданно вскипел:
— Сейчас очередь Мухиттина! Мухтар-бей не любил меня, мне ли этого не знать! Один мой вид напоминал ему, какую глупую он прожил жизнь!
— Слишком уж большое значение ты себе придаешь! — сказал Мухиттин. Потом смягчил тон: — Не сердись, дружище. Мы, конечно, знаем, какой ты человек… — и начал жевать кусок колбасы.
— Э, ты давай рассказывай! Или так и будешь молчать? И не пьешь, и о себе ничего не говоришь! — возмутился Омер. — Тогда уж, в самом деле, не приходил бы…
— Ладно, я тоже выпью! — внезапно сказал Мухиттин и встал из-за стола.
— Ну и ну! Вот молодец! — проревел Омер. — Вот это я понимаю, дружба! Настоящий друг…