Глава 29
ДНЕВНИК, ЧАСТЬ ВТОРАЯ
14 марта 1938, понедельник
Вчера вечером снова ходили к герру Рудольфу Засиделись допоздна, пили коньяк. Из-за бурана остались ночевать. Омер с Рудольфом играли в шахматы и, как всегда, говорили друг другу колкости. Потом мы стали беседовать. Рудольф снова цитировал Гольдерлина и высказывал свои мысли насчет духа Востока и планов Омера. Про меня тоже сказал кое-что. Посоветовал не отказываться от рационализма. Что такое этот рационализм? Умение отделять мысли от чувств и желаний? Кажется, он немножко иронично относится к моему увлечению Руссо. Но я понимаю, что он хочет сказать, когда говорит о просвещении, и согласен, что между мной и землей, на которой я живу, существует разлад. Как интересно разговаривать с этим немцем! Буран со вчерашнего дня не стих. Я все время думаю об одном: когда и как я вернусь домой?
19 марта
Буран прекратился только вчера. Читаю. С тех пор как уехал из дома, прошло уже больше месяца, а я до сих пор не вернулся. Нужно написать им письмо или, наконец, решиться вернуться. Думаю: зачем я здесь? Мне казалось, что если я на месяц уеду, сменю обстановку, то это пойдет мне на пользу. Я не мог продолжать жить как раньше. Это так, но чего я ждал? Не знаю. Теперь я понимаю, что, отправляясь в путь, надеялся, что за месяц все мои проблемы сами собой рассосутся и я смогу обрести прежний душевный покой. Но сейчас я вижу, что это непросто будет сделать. Снова стану беспокойным и нервным, снова мне будет тоскливо. В таком случае эта поездка все равно была полезна по двум причинам: 1) Уехав из дома, я смог посмотреть на ситуацию со стороны. Увидел, что существует и совсем другая жизнь, кроме той, что была известна мне. 2) Я смог обрести достаточно сил и спокойствия, чтобы с головой погрузиться в книги.
22 марта, вторник
Я написал домой, что приеду через месяц. Попытался объяснить, что обдумываю некоторые проекты, провожу дни, читая и размышляя, и опасаюсь, что, если вернусь домой сейчас, не смогу довести задуманное до конца. Надо написать еще отдельное письмо Перихан. Зря я не писал ей весь этот месяц. В нашей ссоре виноват я сам. Да и ссора-то была лишь предлогом, чтобы сбежать из дома. Вчера мы разговаривали об этом с Омером, и он сказал, что я прав — нужно скорее написать Перихан. Еще Омер спросил, каковы мои намерения. Я сказал, что буду работать, пока не продумаю план развития турецкой деревни. Что нужно сделать, чтобы она выбралась из нищеты?
26 марта
Написал письмо Перихан, и на душе стало спокойнее. Написал, что во всех наших размолвках был виноват я сам, что теперь понимаю, каким раздражительным, нервным и грубым я был, что совсем не думал о ней, только о себе. Попросил отнестись ко мне с пониманием и позволить остаться здесь, пока не доведу работу до конца. И вот сейчас, когда я пишу эти строки, я впервые за не знаю уж сколько времени ощущаю полное душевное спокойствие. На душе легко. В голове полная ясность — или, по крайней мере, мне так кажется. Я знаю, каким будет мое будущее. Точнее, знаю, что мое будущее — в моих руках. Только от меня самого и от того, что я буду делать, зависит, буду ли я счастлив или несчастен, буду ли наслаждаться жизнью или тосковать. Я сам хозяин своей жизни. Теперь я знаю, что был не очень-то сообразительным.
2 апреля, суббота
Сегодня солнечный день — таким же был мой первый день здесь. Омеру делать было нечего, и он попросил Хаджи поводить нас по окрестностям. Мы прошли пешком километров пять-шесть в сторону Эрзинджана, дошли до железнодорожной станции Альп. Неподалеку от станции находится имение, в котором Хаджи раньше был управляющим. Здесь живет его семья: жена, красавица дочка и старший сын. Когда-то поместье и земли вокруг него принадлежали вельможе времен Абдул-Хамида, которого султан сослал сюда на должность каймакама. После его смерти земли поделили наследники, часть продали. Хаджи служил управляющим оставшейся части, но потом уволился. В поместье гниет деревянный господский дом с удивительно тонкой и красивой резьбой. На первом этаже живет семья Хаджи.
На обратном пути мы увидели какое-то животное с большим толстым хвостом. Хаджи сказал, что это лиса. Он пытался ее подстрелить. Этот Хаджи — странный человек, я его понять пока не смог. В скором времени должно начаться строительство мостов, первые приготовления уже начаты. Омер говорит, что боится не успеть выполнить свою часть работы вовремя. Но времени у него еще много. Сейчас я чувствую приятную усталость, то и дело зеваю. Лягу-ка я спать.
8 апреля, пятница
Ходили к Рудольфу. Я сел играть с ним в шахматы и проиграл, он очень обрадовался. Потом говорили все о том же. Рудольф говорит, что очень беспокоится за наше с Омером будущее. Неужели я такой идиот?
12 апреля
Кажется, из всех моих занятий и выписок начинает вырисовываться нечто определенное. Что нужно сделать, чтобы разрешить аграрный вопрос в Турции? Я думаю, что для того, чтобы вырвать деревню из мрака средневековья, привести в нее реформы и упрочить связи между ней и городом, недостаточно того, что делалось до сих пор. Пользуясь принципом этатизма, можно достичь большего! Но для полного разрешения всех проблем недостаточно уже проведенных реформ и политики государственного планирования. Либерализм тоже не панацея. Я обдумываю другое, своеобразное, сложное решение. Записываю свои мысли, потом пытаюсь их развить. Когда мне кажется, что я натолкнулся на стоящую идею, меня охватывает восторг, я вскакиваю из-за стола и начинаю ходить по комнате, потом на ум приходит что-нибудь другое, и я еще больше запутываюсь. А тем временем в голове мелькают воспоминания. То вспомнится какой-нибудь необычный человек, с которым мне приходилось встречаться, то наша с Перихан свадьба. Я хочу довести изыскания в области аграрного вопроса до логического конца, изложить свои мысли в связном виде и дать кому-нибудь почитать. Почему бы не Исмет-паше? Я могу встретиться с ним на Хейбелиаде. Или кому-нибудь другому например Сулейману Айчелику. При этом, надо сказать, я вовсе не чувствую себя мечтателем и фантазером. Разве что утром бывает немного грустно, но и только.
16 апреля
Пришло письмо от Перихан — маленькое, на двух страничках. За день перечитал его раз сто. «Ты можешь вернуться когда хочешь, тебе виднее, но мне бы хотелось, чтобы ты приезжал как можно скорее и не оставлял больше нас с дочкой одних». О том, чтобы оставить дом в Нишанташи и переехать к своей матери, она даже не думала. Ей с самого начала было ясно, что она ни в чем не виновата, и очень хорошо, что теперь я это тоже понял. Написала немножко и о Мелек. Никого ни в чем не винит, выбирает очень осторожные выражения, чтобы не задеть мою гордость. Мне сразу захотелось вернуться в Стамбул, но это означало бы оставить работу незавершенной. Когда же я смогу вернуться? С тех пор как уехал, прошло уже два месяца, а продвинулся я не сказать чтобы очень далеко. Встаю в семь утра. До восьми успеваю позавтракать и выйти на прогулку, какая бы погода ни стояла на улице. До часу дня работаю. Затем — обед и короткий отдых. Потом снова работаю, часов до шести или до захода солнца. После ужина иду в гости к Рудольфу или, как сегодня, читаю. Вольтера, Руссо… Перихан написала, что купит и вышлет мне книги, о которых я просил. Мне стыдно, очень стыдно, но что я могу поделать?
26 апреля
Весна! Строительство мостов возобновилось, в нашем бараке появились новые жильцы — три человека. Теперь здесь уже не так привольно, как раньше. Я познакомился с новоприбывшими, они удивились, узнав, что я не работаю на строительстве. Им хочется узнать, чем я занимаюсь, но объяснять не хочется, и от этого портится настроение. А эти Энвер с Салихом наверняка рассказывают им про меня смешные истории.
27 апреля
Познакомился с этим пресловутым Керимом Наджи. Он совершал верховую прогулку. В седле действительно держится отменно, что твой Наполеон. Все на него смотрят разинув рот от восторга, а он милостиво кивает, словно полководец, объезжающий войска. Похвалил Омера за самостоятельность и предприимчивость, но сделал это с видом паши, покровительственно похлопывающего по плечу адъютанта. Кто я такой, он не понял. Государственные контролеры, словно свита, следуют за ним верхом. Я тоже сел на коня, думал, упаду, но не упал. Конь сам по себе идет, а я знай себе на нем посиживаю.
Мои занятия продвигаются успешно, и я этому несказанно рад.