— Если бы ты еще немного задержался, пришлось бы тебе плутать в темноте! — сказал Омер.

— Да уж! — ответил Рефик. Он еще не пришел в себя с дороги. — Я далее не думал, что сорок километров — это так много! — И он начал рассказывать о своем трехдневном путешествии. Из Анкары до Сиваса доехал на поезде. Потом сел на автобус, идущий в Эрзинджан. Туда добрался только вчера вечером, там заночевал, а утром отправился из Эрзинджана в Альп — этот путь занял полдня. С тех пор как он прибыл, прошло уже полчаса, он давно уже снял свое заснеженное пальто и сидел у большой печи, обогревающей барак, но Омер чувствовал, что друг еще не согрелся. Должно быть, восточный горный холод успел хорошенько проморозить изнеженное тело обитателя Нишанташи.

— Тебе, наверное, все еще холодно?

— Холодно, но не очень.

— Мы сейчас поужинаем. Поешь горячего супа, согреешься. Но сначала я покажу тебе, что тут и как.

Они встали. Омер открыл первую дверь и с видом хозяина дома, показывающего жилище квартиросъемщику, объявил:

— Это — уборная! Без унитаза, но что поделаешь. К тому же у вас в Нишанташи на первом этаже такая есть, для прислуги конечно.

— Отец тоже ею пользовался, — сказал Рефик, будто извиняясь. — К тому же когда дом только купили, там был унитаз. Отец приказал переделать.

«Неудачно я пошутил», — подумал Омер.

— Очень жаль, что твой отец умер. Соболезную.

Наступила пауза. Оба внимательно смотрели на холодный каменный пол уборной, как будто увидели там что-то интересное.

— Очень жаль, — снова сказал Омер и обнял друга. — Я рад, что ты приехал. Когда получил телеграмму, не мог поверить своему счастью. Так обрадовался! — Почувствовав, что разволновался, он отвернулся от Рефика и быстро проговорил: — Сейчас покажу твою комнату.

За следующей дверью обнаружилось огромное пустое помещение. Сквозь маленькое окошко было видно, как падает на улице снег.

— Какая большая комната! — удивился Рефик. — И как здесь, однако, холодно!

— Да, протопить ее будет непросто. Я думал, тебе захочется просторную комнату. Зимой работать можно только в туннеле, поэтому бараки стоят пустые. Если хочешь, давай взглянем на мою комнату. Но вряд ли ты найдешь там уголок, чтобы сесть и почитать. — Улыбнувшись, Омер открыл соседнюю дверь.

Рефик нерешительно шагнул внутрь, а Омер посмотрел на свою комнату из-за его плеча, размышляя, сможет ли Рефик увидеть в ней свежим взглядом что-нибудь такое, чего он сам по привычке давно не замечает. Кровать, несколько каркасов от пружинных матрасов, стол, заваленный чертежами и расчетами, грубо сколоченный шкаф, огромная печка с длинной трубой, змеей изгибающейся под потолком, маленький столик, на котором сохнут сигареты, окна, оклеенные газетами, деревянный пол… Грязная комната, старые вещи.

— Здесь лучше, — сказал Рефик. — Теплее!

— Если хочешь, живи тут.

— Но я не хочу тебя беспокоить!

— Да брось. Так еще лучше. Наговоримся всласть.

— Это точно. Нам о многом нужно поговорить.

«О многом поговорить? — думал Омер. — Он уже начал меня беспокоить. Зачем приехал? Конечно, я рад… Поговорим. Да, поговорим!»

— Ну-ка, расскажи, как у тебя дела, — обратился он к Рефику и удивился, каким странным тоном это сказал.

— Все в порядке, — ответил Рефик немного растерянно. Он похудел, потерял прежнюю округлость. Лицо бледное, во взгляде не чувствуется прежней счастливой уверенности и спокойствия — напротив, выглядит так, словно пытается побороть тревогу. Видно, впрочем, что ему, как всегда, хотелось бы сгладить все острые углы. Тем более что сейчас, после долгой разлуки, дружеские чувства в нем вспыхнули с новой силой, и он явно предпочел бы не омрачать радость от встречи.

— Знаешь, это очень хорошо, что ты приехал, — сказал Омер.

На этот раз скрыть волнение захотелось Рефику.

— Пойду принесу чемодан и выложу вещи, — сказал он и вышел.

Омер еще раз внимательно осмотрел свою комнату «Вот уже два года я здесь!»

Вернулся Рефик с чемоданом. Омер попытался ему улыбнуться. Потом взял один из ватных тюфяков, сложенных в стопку на пружинном матрасе, понюхал и решил, что пахнет он скверно. Второй ему тоже не понравился, и наконец, взяв третий, он спросил у Рефика, где тот хочет спать. Рефик задумался и обвел комнату оценивающим взглядом, словно молодожен, размышляющий, как обставить квартиру. Потом они расстелили тюфяк на выбранном им месте. Нашлись и простыни, и целая груда одеял. «Как давно мы друг друга знаем, сколько лет дружим! — думал Омер, прислушиваясь к гудению печки. — Десять лет. А сейчас я уже совсем не тот амбициозный честолюбец, каким вернулся в Турцию…» Он вдохнул доносившийся из чемодана запах Стамбула, посмотрел, какие вещи и книги Рефик привез с собой; потом присел на край кровати, закурил и принялся рассматривать самого Рефика. Тот разгружал чемодан и складывал свои пожитки на крышку сундука. Омер вдруг с удивлением понял, что Рефик кажется ему чужаком. Он смотрел на друга, как мог бы смотреть какой-нибудь человек на знакомого мясника, которого из года в год видит за прилавком, если бы вдруг встретился с ним на улице и увидел его ноги. Омер привык видеть Рефика в инженерном училище, в Нишанташи и вообще в Стамбуле, а здесь он казался инородным телом. Внезапно Омер словно бы посмотрел на себя со стороны, так, будто был совсем другим человеком, и подумал: «Кем бы я мог стать? Чем бы я мог еще заняться, вернувшись из Англии?» Он снова, как делал это уже множество раз за эти два года, стал загибать пальцы: университет, инженерная компания, своя маленькая строительная фирма, жизнь в Стамбуле… «Нет, это все не то! — вдруг разозлился он. — А значит, я был прав!»

Рефик неожиданно обернулся и спросил:

— Кстати, как поживает Назлы?

— Хорошо. Летом и осенью мы несколько раз встречались, когда я приезжал в Анкару. Сейчас пишем друг другу письма. — Омера вдруг потянуло на откровенность. — Пишем письма, но тем для переписки становится все меньше и меньше. Она описывает, что делает изо дня в день, я тоже. И какой в этом смысл?

Рефик посмотрел на друга и улыбнулся, словно хотел сказать: «Как какой смысл? Смысл тот, что переписка между помолвленными молодыми людьми — замечательная штука! Зачем об этом спрашивать?»

— А как Перихан?

— Хорошо.

— Кстати, ты ничего не сказал о дочке. Ее ведь Мелек зовут, если я правильно помню?

— Да.

— Какая она?

— Настоящий ангел. Но, должно быть, высоченная вымахает.

— Кому пришло в голову ее так назвать?

— Мне, — смущенно сказал Рефик. — Я хотел, чтобы у меня была дочка, похожая на ангела. — Он закончил доставать из чемодана вещи и растянулся на своем тюфяке.

Омер тоже откинулся на кровать. Лежал, курил, смотрел в потолок и пытался как следует насладиться этими последними минутами первого часа, проведенного вместе с другом. Они будут лежать здесь и болтать, словно два школьника в спальне или два солдата в казарме, а радость и волнение встречи будут потихоньку исчезать, разгоревшиеся дружеские чувства — остывать, и на смену им придет холодок, неизбежный между двумя взрослыми людьми, не очень-то одобряющими образ жизни друг друга.

— Я хотел, чтобы у меня была дочка, похожая на ангела, — повторил Рефик и как-то нервно, нехорошо рассмеялся.

Рефик удивился. Такого смеха он от Рефика никогда не слышал.

— Слушай, у тебя, похоже, нервы не в порядке.

— Устал. Три дня в дороге…

— Если хочешь, поспи немного. Через час поедим. Поспишь и будешь лучше себя чувствовать.

— Нет. За месяц я еще успею вволю выспаться. Давай лучше поговорим.

— Ты думаешь остаться здесь на месяц?

— Да. Я сказал дома, что на месяц уеду.

«На месяц он уедет! — подумал Омер. — Взял и уехал на месяц, приехал сюда. Станет здесь жить, спать, почитывать свои книжки, и будет от него, как всегда, веять довольством и спокойствием, а я снова начну чувствовать себя беспокойным, честолюбивым типом. Легко, ничего не делая, ни обо что ни мараясь, казаться порядочным, счастливым и праведным! Впрочем, он сейчас тоже стал каким-то нервным… Снова я начал думать! Почитаю, что ли, лучше газеты, которые он привез. Узнаю хоть, что в мире делается. А то пока я тут готовлюсь стать завоевателем и зарабатываю деньги, совсем от жизни отстал!» По правде говоря, от жизни он все-таки отстал не очень сильно. Омер иногда ходил к немецкому инженеру послушать радио — у того был очень мощный приемник, ловивший сигналы со всей территории Европы. Но свежие турецкие газеты из Анкары — совсем другое дело! «Заявление премьер-министра Джеляля Байара: правительство подготовило новые законопроекты… Французы и сирийцы… Визит короля Фарука в Турцию… Кризис в Европе нарастает… Гитлер направил Австрии ультиматум… Сталин заявляет, что в случае агрессии…» Ему хотелось читать дальше, но он отложил газету. «Что, интересно, делает Рефик?» Он понял, что теперь уже ни на секунду не сможет забыть о том, что Рефик находится рядом. Слегка приподняв голову, посмотрел на темное пятно в углу комнаты. «Ладно! Пусть он меня месяц побеспокоит… Целый месяц ловить на себе взгляды этого счастливого, деликатного, задумчивого человека! Заговорю-ка я первым».

Омер снова приподнял голову и спросил:

— Ну хорошо, а еще? Еще чем ты занимался в последнее время?

— Потом об этом поговорим. Ты пока расскажи мне о здешней жизни.

— О здешней жизни?

— Ну о том, как ты тут поживаешь, о туннеле, о том, что делаешь в свободное время, о людях. О жизни!

— Стемнело… Когда темнеет, мы садимся ужинать, зажигаем газовые лампы… Я тебе об этом писал. Здесь работают два молодых инженера, которые учились на четыре курса младше нас. Они иногда играют в карты: в пишти или в шестьдесят шесть. Есть еще Хаджи, о котором я тоже писал. Он готовит еду, прибирается, стирает белье, исполняет всякие поручения. Этой зимой в моем бараке осталось всего четыре человека. В двух километрах к западу отсюда, в сторону Кемаха — большая строительная площадка. Там есть генератор, стоят большие дома, в одном из них живет тот немец. Я иногда хожу с ним поболтать. А потом, после ужина, и спать пора. Так вечера и проходят. Время тянется медленно, еле-еле… Снег идет… Как посмотришь утром в окно, вставать не хочется. Курю… Иногда пьем что-нибудь горячительное. Так и живем. Мы сейчас скоро пойдем поужинаем. Вот она, комната Растиньяка, жилище завоевателя… Ладно, пошли есть. А потом ты сладко уснешь.