Книга: Джевдет-бей и сыновья
Назад: Глава 13 СВАТОВСТВО
Дальше: Глава 15 ПОЭТ-ИНЖЕНЕР НА ПОМОЛВКЕ

Глава 14
ПРОГУЛКА НА СВЕЖЕМ ВОЗДУХЕ

«Призрак!» После визита Зийи прошел уже месяц, но племянник никак не шел у Джевдет-бея из головы. «Призрак, у которого изо рта пахнет перегаром, призрак с медалью на груди, призрак, пытающийся выманить у меня деньги!»
Джевдет-бей стоял у зеркала напротив входной двери и время от времени в него посматривал. «Когда он теперь снова придет?» Во второй раз Зийя пришел к нему на следующий день после того закончившегося приступом кашля разговора. Джевдет-бей сказал, что сам ничего не может ему выдать, и позвал Османа. Осман объяснил Зийе, что свободных денег сейчас у компании нет и что в связи с запланированным переездом конторы из Сиркеджи в Каракёй им самим не помешали бы лишние деньги. Зийя, насупившись, все это выслушал, а уходя, снова прошипел дяде на ухо, что так просто в покое его не оставит.
«Но по какому праву? — спросил Джевдет-бей у старика в зеркале. — Где он набрался такой наглости?»
— Мы уже идем! — послышался голос Ниган-ханым. Они собирались выйти с внуками на прогулку, но жена, как всегда, задержалась. На лестнице послышались звонкие голоса внуков.
Джевдет-бей в который раз взглянул на свое отражение и подумал, что еще больше сгорбился, а шея еще глубже ушла в плечи. Он теперь замечал это каждый раз, когда подходил к зеркалу. «Не хочу выглядеть противным стариком!» — упрямо сказал себе Джевдет-бей. Надел шляпу и напоследок еще раз взглянул в зеркало. Он давно уже привык к этому старику в шляпе и совсем забыл, как выглядел тот молодой человек в феске, и все-таки не мог отделаться от чувства подавленности.
На улице падали редкие снежинки. Был конец февраля. Снег, выпавший три дня назад, на Курбан-байрам, еще не растаял. Джевдет-бей стал прогуливаться по саду между входной дверью и калиткой.
«Как мог он осмелиться явиться к дяде, которого столько лет знать не желал, грозить ему и вымогать деньги? Видать, эта женщина совсем его разума лишила. Ради нее он на все готов. Но почему он решил добыть деньги именно таким путем? Почему был так уверен, что сможет выманить их у меня?» Джевдет-бей остановился и попытался собраться с мыслями, как часто делал в последнее время, стараясь вспомнить выскочившее из головы имя или слово. «Стараюсь, стараюсь, но ничего вспомнить не могу! — сказал он вслух. — Так почему же он решился обратиться ко мне? А, вот и они».
Ниган-ханым, держа внуков за руки, шла по садовой дорожке. На ней было светло-коричневое пальто и маленькая черная шляпка. Из-за эпидемии какой-то заразной болезни Нермин уже второй день не отпускала детей в школу. Маленький Джемиль, только в этом году пошедший в первый класс, вырвал свою руку из бабушкиной и побежал по дорожке.
— Стой, стой! — закричала Ниган-ханым. — Тише, упадешь!
Голос жены показался Джевдет-бею тусклым и каким-то бесцветным. Калитка звякнула колокольчиком, и они отправились в парк Мачка.
«Он думает, что я чувствую себя перед ним в долгу. Почему он в этом так уверен? Потому что я от него в свое время отделался и не помогал, как следовало!» Ниган-ханым взяла Джевдет-бея под руку.
Он вспоминал первые годы после смерти брата и своей женитьбы, когда Зийя жил вместе с ними в Нишанташи. «Он тогда был немного старше, чем мои внуки сейчас. Но выражение лица у него всегда было какое-то странной, не детское. И смотрел как-то недобро… Этак исподлобья; словно за что-то тебя осуждает. Вот так же он на меня и тогда смотрел, в конторе». Мимо прошел трамвай, свернул у полицейского участка. Джевдет-бей почувствовал, как нарастает в нем раздражение. «Не нравился он мне!»
Когда они подошли к перекрестку, из ближайшей лавки вышел и направился к ним какой-то человек. Джевдет-бей его не узнал, однако человек почтительно поздоровался, назвал его по имени и даже потянулся к руке. «Кто это?» — думал Джевдет-бей, пока незнакомец целовал ему руку. Тот между тем потянулся и к руке Ниган-ханым. Был он еще не стар, лицо чисто выбрито, на носу очки. Смотрел на Джевдет-бея по-доброму, приветливо. Вот он и к внукам подошел, улыбается им… «Должно быть, какой-то хорошо знакомый нам человек, но кто?»
Когда они миновали полицейский участок, Джевдет-бей неохотно спросил у жены, кто это был там, на углу.
— Не узнал? Это же садовник Азиз! Он открыл зеленную лавку и совсем забросил наш сад!
«Ах, так это, значит, Азиз! Тот, который раньше был нашим садовником. Который привел в порядок сад за домом». Два года назад, когда он собрался открыть лавку, Джевдет-бей помог ему. Он видел Азиза маленьким мальчиком, когда в первый раз осматривал свой будущий дом в сопровождении его отца. Старик рассказывал, как работал на огородах, а Азиз грыз семечки. «И как я его не вспомнил?» Перед дверями лавки Джевдет-бей видел Азиза впервые.
Ему вспомнилась обидная реплика жены: «Не узнал?» «Да, никого уже не узнаю… В голове все перемешалось. Старость!» В конторе он теперь появлялся дважды в неделю. Делать ничего не хотелось. А если бы и захотелось, не позволили бы.
Потом ему в голову пришла другая мысль: «Никогда я в помощи не отказывал!» Он немного приободрился. Все в Нишанташи его знали, каждый встречный, завидев его, почтительно и приветливо здоровался. Каждому он в свое время чем-нибудь да помог. «Тридцать два года я уже здесь живу!»
Они подходили к Тешвикийе. Джевдет-бей заметил, что напротив мечети построили новый дом. «Чей это, интересно?» Три дня назад, когда они проходили здесь с Ниган-ханым, он уже спрашивал об этом, но сейчас не мог вспомнить, что она ответила. Хотя нет, вспомнил: этот дом построил торговец табаком, переехавший в Стамбул из Измира, высокий такой человек… Его имя Джевдет-бей так и не выудил из своей памяти, как ни старался. Потом подумал, что на улице сегодня довольно холодно.
Тридцать два года назад он пришел в тот особняк в Тешвикийе и впервые увидел Ниган. Тридцать два года он живет в Нишанташи. Тридцать два года назад ясным летним днем они вместе с Ниган вошли в свой новый дом. Наняли горничную и повара. Потом, когда умер Нусрет, в доме появился этот безмолвный, угрюмый мальчик с неприятным взглядом исподлобья и стал жить вместе с ними. Он хотел быть военным. Однажды Джевдет-бей сказал ему: «Зийя, раз ты сам этого хочешь и успешно сдал экзамены, отправляйся-ка ты в военное училище!» Осман тогда только родился, в доме была радостная, счастливая атмосфера. А Зийя тихо ходил по дому, ни к чему не притрагиваясь, словно чужой, и смотрел — боязливо, неприязненно. При взгляде на него Джевдет-бею вспоминалось то, что вспоминать не хотелось — холодные годы юности. После того как Зийя отбыл в военное училище, в доме стало так спокойно, что это спокойствие, казалось, можно было потрогать рукой. «Не нравился он мне!» — снова пробормотал Джевдет-бей себе под нос. Он был готов признать свою вину. Глубоко вдохнул чистый, морозный воздух.
Ему необходимо было время от времени останавливаться и делать глубокий вдох. Доктор Изак во время последнего своего визита был вынужден признать, что легкие пациента внушают ему опасение. Джевдет-бею почаще нужно дышать свежим воздухом, сказал доктор, и это стало замечательным поводом перестать ходить в контору. Осман и Рефик долго убеждали его в том, что ему уже не нужно бывать там каждый день, и Джевдет-бей решил, что беспокойство о здоровье — самый достойный предлог для того, чтобы уйти на покой. Сейчас, когда он вдыхал свежий воздух, у него было так легко на душе, что он мог думать обо всем этом совершенно спокойно.
По противоположной стороне улицы шел высокий человек. Увидев Джевдет-бея, он замедлил шаг и, эффектным движением приподняв над головой фетровую шляпу с широкими полями, слегка поклонился в знак приветствия. Приподнимая шляпу в ответ, Джевдет-бей вспомнил, кто это такой: адвокат Дженап-бей.
Подумав, что у адвокатов рабочий график свободный, Джевдет-бей посмотрел на часы: почти одиннадцать. «Мужчине гулять в такое время в парке не годится», — подумал он. Это было время для домохозяек, пенсионеров и бездельников. Впрочем, сейчас он усвоил немало привычек, свойственных людям, которым нечем заняться: слушал радио, играл с внуками, сажал в саду за домом странные растения, выучивал наизусть их латинские названия, которые потом повторял за обедом. Но было у него и важное дело: он решил написать воспоминания. Ни одного слова, правда, еще не написал, но вел подготовительную работу, собирал материалы и придумал будущей книге название: «Полвека в торговле». В книге он собирался рассказать обо всем, чем занимался в жизни, начиная с лет, проведенных в дровяной лавке и заканчивая днем сегодняшним, — и сопроводить рассказ фотографиями, документами и газетными статьями.
Напротив казармы они повстречались с двумя молодыми, хорошо одетыми, розовощекими женщинами, катившими перед собой детские коляски. Увидев их, женщины остановились, поздоровались с Джевдет-беем и перемолвились словечком с Ниган-ханым. Одна из них наклонилась и расцеловала внуков. Ниган-ханым тоже склонилась над колясками и стала щекотать младенцев.
Когда они распрощались с женщинами, Ниган-ханым сказала:
— Высокая и худая — невестка Саффет-бея, а другая — ее сестра. Обе вышли замуж позапрошлым летом, — и начала рассказывать о том, что «высокая и худая» была сначала помолвлена с другим.
«Призрак!» — пробормотал Джевдет-бей. Сейчас они проходили по укромному садику, выросшему на том месте, где во времена Абдул-Азиза заложили фундамент мечети, но саму мечеть так и не построили. Там и сям валялись некогда завезенные сюда, но не пошедшие в дело камни. Ниган-ханым продолжала рассказывать о встреченных недавно молодых женщинах. В просветах между деревьями виднелся Босфор и на горизонте — острова. «Призрак! Мне от него не избавиться. Дам ему денег или не дам — все равно не избавиться, и он это тоже знает. Поэтому ко мне и пришел!»
Дул сухой холодный ветер. Джевдет-бей оперся о руку Ниган-ханым, и та потерлась головой о его плечо, совсем как кошка. Внуки копались в сугробе еще не загрязнившегося снега, увлеченно во что-то играли, забыв про дедушку с бабушкой. «Да, прошла жизнь», — думал Джевдет-бей, сжимая локоть Ниган, и, чтобы отвлечься, стал смотреть на море. «Не избавиться! — вдруг ударила его мысль. — От дровяной лавки, от Хасеки, от дома в Вефа, от брата, от этого призрака — не избавиться!» Он смотрел на играющих ребят, но не видел их: в голове хороводом кружились другие образы. Умирал отец, становилась на ноги скобяная торговля молодого Джевдета, а вот он уже начинает делать поставки в Анатолию… Боролся со смертью Нусрет, просил брата позаботиться о маленьком сыне… Вот Джевдет-бей женится, а вот совершает визит к Исмаилу Хаккы-паше, желая заняться торговлей сахаром… Хочет, чтобы в доме всегда было тихо и спокойно, и покупает книги, чтобы его дом был похож на жилище той семьи, о которой он читал, когда учил французский…
— Брось, брось немедленно, запачкаешься! — закричала Ниган-ханым. Джемиль бросил на землю грязную палку.
— Замерз я, пойдем домой, — тихо сказал Джевдет-бей.
Ниган-ханым плотней прижалась к мужу.
На обратном пути воспоминания продолжали свой хоровод, и он даже не пытался их остановить. Время от времени вспоминался ему и призрак. Джевдет-бей решил еще раз предложить Осману выдать Зийе немножко денег, но сын ведь наверняка не согласится. Чтобы не мерзнуть, он стал тереть ладони друг о друга, но быстро устал. Решил сесть в Тешвикийе на трамвай, но отказался от этой идеи. Потом стал думать о том, как ляжет вздремнуть после обеда. Никто не разговаривал. Внуки, должно быть, тоже устали — никуда не убегали, шли рядом. Джевдет-бей пытался утешить себя мыслями об обеде.
Когда проходили мимо мечети Тешвикийе, в голову снова закралась неприятная мысль: «Интересно, смогу ли я еще хоть раз совершить праздничный намаз?» В этот раз он трясся от озноба на холодном ковре, покрывавшем пол мечети, но был рад, что спокойно выдержал это испытание. Неприятная мысль приобрела другую форму: «Интересно, увижу ли я ребенка Рефика?» О беременности Перихан стало известно два месяца назад. «Или новую контору в Каракёе?» Он был против переезда конторы, но на своем настоять не смог и сделал вид, что тоже одобряет это решение. «Скорее бы закончить писать воспоминания! — подумал он, когда они миновали полицейский участок. — Интересно, если посадить в саду лекарственный алтей, вырастет ли он? Алтей, алтей… Как он по-латыни? Lonicera capri… Нет, это, кажется, жимолость… Althea officinalis!»
Сзади вдруг раздался сдавленный хриплый голос:
— Джевдет-бей!
Джевдет-бей обернулся. «Ох, как же старость изменила Сейфи-пашу!» — промелькнуло у него в голове. Перед ним стоял бывший посол Османской империи в Англии, чью блестящую карьеру прервала младотурецкая революция.
— Как поживаете, сударь? — спросил Джевдет-бей.
Словно не слыша его, Сейфи-паша обратился к Ниган-ханым:
— Ниган, доченька, как поживаешь?
Ниган-ханым высвободила свою руку и почтительно поцеловала руку Сейфи-паше.
— Таких людей, каким был твой отец, нынче не осталось! — сказал Сейфи-паша еще более хриплым, чем прежде, голосом. — Какой человек был Шюкрю-паша! Нет теперь таких людей!
Несмотря на то что стоял он с трудом, опираясь на руку слуги, а лицо его стало похоже на морду дряхлого уродливого пса, в Сейфи-паше по-прежнему было что-то внушающее почтение окружающим.
Джевдет-бей не мог сдержать изумления. «Ему ведь, поди, уже за девяносто! Такие долго живут. Потому что не изнуряли себя трудами и заботами, как я. Он еще и меня переживет. Зачем Ниган ему руку поцеловала?»
— Какой человек был твой отец! — повторил паша. — Достойнейший! Не осталось таких людей, не осталось! — Тут он вспомнил про Джевдет-бея. — Что, торговля теперь в руках господ наследников? А сам на прогулку, свежим воздухом дышать, да? Хе-хе-хе. — Хриплый его смех перешел в еще более хриплый кашель.
— Да, сударь, — пробормотал Джевдет-бей. Он чувствовал себя уязвленным, но понимал, что поделать ничего не может.
Сейфи-паша снова повернулся к Ниган-ханым и стал расспрашивать ее о сестрах, о других родственниках и знакомых, и все они у него были «достойнейшими людьми». Потом ему стало скучно, и он напустился на слугу который, мол, стоял и шатался. Ниган-ханым поняла, что пришло время прощаться, и снова поцеловала паше руку. Напоследок паша захотел сказать что-то ласковое переминавшимся с ноги на ногу детям, но его сдавленный хрип, похоже, только напугал их. Потом он двинулся прочь, ворча на слугу.
— Как он постарел! — вздохнула Ниган-ханым.
«Старый-то старый, зато здоровый», — подумал Джевдет-бей. Он долгое время шел молча и не брал жену под руку. Потом они остановились у перекрестка. «И зачем Ниган поцеловала ему руку?» Мимо с тяжелым стоном и скрипом проехал трамвай. «Зачем?» Резко загудел автомобильный клаксон, и внуки испуганно прижались к дедушке с бабушкой. Про Сейфи-пашу они, наверное, уже забыли, но по-прежнему чего-то боялись. В тот момент, когда Ниган-ханым поцеловала руку Сейфи-паше, словно что-то разбилось. В Джевдет-бее шевелилось глухое раздражение. Он начинал все сильнее злиться на Ниган-ханым, кидал на нее обвиняющие взгляды, но та ничего не замечала. Они медленно перешли на другую сторону дороги. Показался дом, окруженный липами и каштанами.
На верхнем этаже, несмотря на холодную погоду, были открыты окна. К перилам крайнего балкончика был привязан кусок белой ткани — знак для водовоза. Из трубы поднимался тонкий голубой дымок и тут же исчезал, рассеянный ветром. В саду за домом качались голые деревья. Вдоль стены кралась кошка. Джевдет-бей почувствовал, что проголодался. «Приду сейчас домой, наемся, выкурю сигарету… Потом чай и длинный послеобеденный сон…»
Назад: Глава 13 СВАТОВСТВО
Дальше: Глава 15 ПОЭТ-ИНЖЕНЕР НА ПОМОЛВКЕ