Глава 56

– Вы спрашиваете, почему мы то ползём как черепаха, то скачем галопом, как бешеная кобыла, и всё это на участке пути длиною всего в две версты? – закуривая, осведомился командир бронепоезда в ответ на высказанное Луковым удивление. – Извольте, сами полюбуйтесь!

Главный бронепоездник отступил от наблюдательной прорези, давая возможность пассажиру самому взглянуть на источник проблемы.

Разговор происходил в командирской рубке бронепоезда, точнее – на небольшой площадке в её верхней части, где имелась маленькая вращающаяся панорамная башенка. Эта наблюдательная точка на несколько метров возвышалась над всем составом. Она была устроена так, что даже маячащая впереди паровозная труда почти не перекрывала обзор вперёдсмотрящему. Прямо же под ними, в основании лестницы толпились тесной группой помощники командира, ожидающие его распоряжений, и готовые немедленно донести их в любой уголок бронепоезда с помощью аппаратов внутренней телефонной связи. Но видимо в данный момент в боевой обстановке выдалась короткая пауза неопределённости, и у командира появилось время для перекура.

Стараясь не зацепить плечом установленный на специальном станке пулемёт, Луков наклонился к наблюдательной прорези.

Вначале он не обнаружил, чтобы раскинувшийся перед его взглядом пейзаж скрывал какую-то угрозу. И хотя командир подсказывал, куда именно нужно смотреть, Одиссей всё равно не замечал ничего примечательного. Вдали на фоне серого неба протянулась однообразная цепочка деревьев и каких-то построек.

– Видите слабый дымок за лесополосой – на самое ухо корректировал хозяин бронепоезда. – Это и есть наш визави!

Стоило Одиссею заметить место, где притаился враг, как из-за группы построек выползла серая гусеница вражеского бронепоезда. Из его крошечных башенок торчали палочки орудий. Одна из них вдруг курнула белым облачком. Через секунду с той стороны донёсся хлопок пушечного выстрела и с нарастающим вибрирующим гулом прилетел чемодан тяжёлого снаряда. Он упал с большим перелётом. Но по тому, как содрогнулись бронированные стены вагона и заморгали лампы освещения Одиссею стало ясно: если такая «дура» попадёт в цель, исход этой дуэли будет решён…

– В «вилку» берёт! – отодвигая корпусом Одиссея от щели, процедит слова командир. – Недолёт уже был. Следующим непременно накроет!

Командир кричит кому-то вниз:

– Муравьёв, полный вперёд! Попробуем сократить дистанцию, а то он нас как на полигоне расстреляет, а нам и огрызнуться нельзя!

Это «полный вперёд» подчёркивает недавнее флотское прошлое командира. Да, он тоже бывший моряк – морской офицер. На нём синий китель, но, конечно, без погон.

Из-за спины командира, Одиссей может следить за ходом боя. Ему видно, как вражеский бронепоезд снова скрывается за постройками. Как и всех тут, Лукова охватывает волнение.

– Обратно в нору забрался! – скрипит зубами командир и распрямляет спину. Он вынимает изо рта изжёванную в напряжении боя папиросу и с недоумением рассматривает её, потом начинает озабоченно хлопать себя по карманам. На удачу у Одиссея с собой пачка папирос местного кустарного производства. Он хоть и не курит, но купил её на ташкентском рынке за красивую пачку, на которой нарисован улыбающийся во всю симпатичную морду верблюд.

– А, спасибо! – рассеянно кивает командир и снова закуривает. Щурясь от едкого вонючего дыма, он задумчиво произносит короткое четверостишье, разглядывая папиросу:

Затем командир поднимает бесцветные от усталости с тёмными тенями глаза на молодого человека в странных круглых очках и улыбается:

– А папироски то у вас – дрянь. Как впрочем, и наше положение. «Бухарец» вполне может издали нас размазать. Знаете, какие у него дальномеры! А пушки!

Командир сладко чмокает губами и, достав из кармана небольшую табакерку, щёлкает крышкой, засовывает мизинец в белый порошок и начинает набивать его себе в ноздри, шмыгая носом. Вскоре глаза у него увлажняются и веселеют.

– Иерихонские трубы, скажу я вам, а не пушки у него! Да-с, просто дивные пушечки! Стены этого города осыпаются от одного их грозного грохота.

Командир ведёт себя странно, словно вдруг утратив всякий интерес к происходящему. Вместо того, чтобы предпринять что-то решительное, он начинает расспрашивать Лукова о Москве, делится собственными впечатлениями от московских театров и варьете, которые посетил в 1915-м, будучи среди приглашённых на аудиенцию к царю отличившихся в боях флотских офицеров. Потом он в подробностях принимается объяснять пассажиру обстановку, не обращая внимания на тревожные покашливания и ропот подчинённых внизу. Но зато вскоре Одиссей уже может оценить всю опасность создавшегося положения. Неприятельский бронепоезд, а по всей видимости это «Бухарский паша», неожиданно появился в городских предместьях несколько часов назад. Если в прежние свои набеги он сразу начинал бомбардировать городские кварталы, и вообще вёл себя, как пират, – спеша причинить максимум ущерба столице большевистской республики и скрыться, прежде, чем им займутся всерьёз, – то на этот раз командир «Бухарского паши» не торопил события, явно ища встречи с большевистским бронепоездом.

Первый огневой контакт между состоялся сорок минут назад у восточного выходного семафора, где «бухарец» неожиданно преградил путь красному «Гарибальдийцу». Впрочем, завязка дуэли не стоила противникам каких-либо серьёзных повреждений или потерь среди экипажа. Только снаряд, выпущенный «бухарцем», разметал в щепы несколько бедняцких хибар, расположенных вблизи железнодорожного полотна.

Обменявшись залпами, противники отступили, не желая сразу очертя голову кидаться в схватку. «Гарибальдиец» даже успел зайти на вокзал и взять пассажиров, о которых ему сообщили по искровому телеграфу, и которых было приказано вывезти из города.

Луков был поражён «мудростью» чекистов, которые, конечно, знали о появлении «бухарца» и, тем не менее, запихнули их в этот чёртов бронепоезд, даже не поставив в известность о возникшей проблеме. Хотя, впрочем, не исключено, что за последние часы ситуация в Ташкенте могла резко измениться к худшему, и иные пути, ведущие из города, стали даже ещё опасней.

После первой стычки между бронепоездами последовали продолжительные взаимные манёвры: обманные выпады и фальшивые отступления, целью которых было выманить противника на открытое пространство, где его можно расстрелять из засады. Но пока никому из сошедшихся в схватке командиров не удалось получить решающее преимущество. И всё же кажется командир «Гарибальдийца» чувствовал себя в заведомо проигрышном положении, ведь на вражеском бронепоезде стояли дальнобойные морские орудия.

Ещё в 1918 году англичане захватили на Каспии несколько русских боевых кораблей. Часть из них британцы превратили в свои канонерские лодки и мониторы, а часть разоружили, передав снятые пушки своим союзникам в регионе. В частности одно 152-мм орудие системы Канэ со старого броненосца «Абрек» и ещё 120-мм, 102-мм и 100-мм пушки с других кораблей были использованы при строительстве бронепоезда для Бухарского эмира. Этой мощи командир «Гарибальдийца» мог противопоставить две трехдюймовки, два орудия системы «Гочкиса», и 57-мм французскую картечницу-митральезу для борьбы на средней дистанции. При других условиях это можно было бы считать вполне солидной огневой силой, но только не сегодня! 12 имеющихся в наличии пулемётов в расчёт вообще не принимались, ибо они были хороши только против пехоты и кавалерии противника.

Между тем снова наступившая в поединке пауза затягивалась. Скрывшийся за лесом «бухарец» затаился. А командир «Гарибальдийца» по-прежнему не решался или попросту не желал первым проявлять инициативу. Он словно забыл, зачем он здесь, и с удовольствием болтал с подвернувшимся под руку интересным собеседником.

Одиссей же решился ещё более подробно расспросить его о странном бронепоезде-призраке:

– Я полагал, что здешняя республика не находится в состоянии войны с благородной Бухарой.

– Официально да, – подтвердил командир и хихикнул, – только бронепоезд «Его светлости» регулярно наведывается сюда – под Ташкент.

Оказывается неуловимый бухарский бронепоезд всегда возникал внезапно, чтобы напакостить соседям и исчезнуть. Его появления удивительным образом совпадали с очередным налётом басмачей или белых партизан. Но доказать, его принадлежность к Бухаре было невозможно, ибо на нём не было даже номера. Поговаривали даже, что не всегда сам правитель благородной Бухары принимал решения о налётах на соседнее государство.

– Об эмире говорят, что у себя на родине он больше торгаш, чем государь, – пояснял бронепоездник. – Всеми его делами заправляют английские советники и его визирь – первый министр, который тоже водит дружбу с британцами. Во главе провинций стоят беки, по—нашему генерал—губернаторы. Они тоже ещё те грабители. Например, Чарджоуским бекством управляет бек Магоманус—Бей—Додхо, почтенный с виду старик, имеющий ленту русского ордена Станислава 1—й степени. О нём в народе говорят, как о редком мироеде. Трудолюбивое бухарское население бедное, жалкое, забитое. А насколько его обирают туземные власти и приезжие авантюристы, судите по такому факту. Я знаю одного ташкентского купца, он бухарский подданный. Он рассказывал мне про 23-летнего бедного британского врача, которого за что-то с позором изгнали из расквартированного в Индии полка. Он прибыл ко двору Чарджоукского бека с маленьким чемоданчиком и фальшивыми манжетами, ибо у него даже не было денег на приличную рубашку. Зато имелись мечты о богатстве. Сегодня этот англичанин сам живёт, как бек, имеет гарем из трёх законных жён и десятка наложниц, бек пожаловал ему за службу несколько кишлаков, чьё население платит британцу оброк, словно крепостные крестьяне своему полновластному сюзерену.

По словам уже командира, уже не раз встречавшегося на поле боя с бронированным противником из сопредельного государства, его рейды планировали и щедро оплачивали британские советники бухарского эмира, чья казна была пуста. Экипаж «Паши» был смешанным. Локомотивная бригада и технический персонал в основном русские вольнонаёмные. Нижние чины азиаты. Расчёты орудий английские. Командовали бронепоездом тоже англичане, русских офицеров брали только на второстепенные должности.

Тут командир, не слишком обращая внимания на свою свиту внизу, шутливым тоном «по секрету» сообщил Лукову, что его тоже бухарцы через посредника давно пытаются переманить к себе на службу, суля большие призовые, если он сдаст им бронепоезд. Ему обещан чин полковника и огромное жалованье…

– Я вот всё думаю, да мой комиссар не советует! – усмехнувшись, кивнул на одного из людей внизу командир.

Одиссей узнавал от командира всё больше о происходящем. Оказывается если прежде в налётах бухарцев больше были заинтересованы советники тамошнего правителя, то на этот раз всё обстояло иначе. Теперь самого эмира имелись веские основания для карательной операции против красных. Несколько недель назад бухарской полицией были схвачены нескольких большевистских пропагандистов, которые к тому же собирали информацию об армии эмира и городских укреплениях. Не долго думая, разгневанный правитель велел повесить лазутчиков на центральной площади. В Ташкенте об этом писали в газетах.

И пока правительства соседних государств обменивались дипломатическими нотами, тайно высланный эмиром с одобрения английских советников «Бухарский паша» готовился уничтожить прикрывающий город большевистский бронепоезд, после чего безнаказанно бомбардировать красный Ташкента из английских пушек английскими же снарядами. И отогнать его было непросто. От атак с воздуха сухопутный дредноут был надёжно защищён мощной зенитной артиллерией. Дважды на него посылали «чёрный паровоз» – специальный локомотив с экипажем из добровольцев, который должен был на полной скорости врезаться в неприятеля. Однако обе попытки тарана провалилась: первый высланный брандер был сбит с насыпи метким выстрелом лобового орудия бронепоезда; от атаки второго командир «Паши» смог увернуться, – вовремя скомандовав: «Полный назад!». Машинист бронепоезда выпустил контрпар и перевёл машину в реверс. Локомотив у бухарцев был не изношенный, доставленный морем из Турции, поэтому быстро набрал нужную для уклонения от контратаки скорость.

В шахматах это называется патовая ситуация, когда противники будто исчерпали возможности для проявления инициативы. Впрочем, как оказалось, взяв очередной тайм-аут, английский командир времени даром не терял. Он выслал команду передовых наводчиков с приданными им связистами вперёд. По проложенному телефонному проводу наблюдатели из расположенного поблизости лесочка начали корректировать огонь собственной артиллерии с закрытой позиции. Похоже этот тактический приём обескуражил командира «Гарибальдийца», ибо он не видел врага, в то время как неприятельские снаряды стали ложиться всё ближе и ближе. Иначе трудно было объяснить, почему опытный офицер ничего не предпринимает.

Даже Лукову стало понятно, что ждать чего-то больше нет смысла и пора идти ва-банк. По броне застучали разлетающиеся от близких разрывов снарядов камни и осколки.

«Как там мои?» – с тревогой подумал Одиссей об оставшихся в артиллерийском вагоне спутниках. Им приходилось намного тяжелее, чем ему. И дело было даже в невыносимой жаре и гари. Он мог, хотя бы мельком следить за тем, что происходит. Они же были лишены и этой возможности. Хотя даже приговорённому к расстрелу позволяют видеть стволы нацеленных в него ружей, за исключением тех случаев, когда из ложной гуманности несчастному завязывают глаза, делая его муки во много раз тяжелей.

Наконец, словно очнувшись, начальник бронепоезда наклоняется и кричит кому-то в раструб медной переговорной трубы:

– Приказываю драпать! Полундра, братцы! Все за борт!

В ответ труба изрыгает отборный мат.

Командир вступает в переговоры:

– Алло! Хватит бузить, старый ворчун! Игра проиграна! Ты слышишь?

Но труба выдаёт очередную порцию хриплого мата.

– О, да! Передай своим матросам, что я приму к сведению их особое мнение – с сарказмом отвечает в трубу командир, и злобно буркает уже мимо трубы, что приходиться считаться со всякой сволочью.

Командир поворачивает лицо и Одиссей видит его глаза. Это глаза негодяя и предателя. В слабом освещении они поблескивают лихорадочным наркотическим безумством. Но люди внизу не видят этих глаз. Видимо из-за грохота боя они не слышали и недавнего приказа своего начальника.

В это время огромная махина вздрагивает всем своим огромным весом и начинает пятиться. Однако просто так отступить в город им не позволяют. Снаряд уничтожает часть железнодорожного полотна позади «Гарибальдийца».

Один из помощников командира – молодой парень в кубанке и рыжем френче кричит снизу:

– Командор, надо срочно атаковать, пока они не разрушили путь перед нами. Если это произойдёт, мы в ловушке. Тогда нам хана!

Но с ним тут же вступает в спор более старший по возрасту гундосый в пенсне:

– Нет, надо уходить. Во встречном бою нам с ними не тягаться. Всё равно у нас не хватит дальности орудий против бухарца. Поэтому предлагаю немедленно высадить ремонтную партию для восстановления пути. А пока выполнять противоартиллерийский манёвр. Если же починить путь под огнём не удастся, тогда, что ж, остаётся сч честью спустить флаг.

– Ты что несёшь, сука! Да за такие разговорчики… – напускается на гундосого в пенсне мужик с повязкой на глазу.

– Ничего я не несу! Спустить флаг – по морскому артиклу есть право старшего корабельного начальника в безвыходной ситуации.

– В гальюн мы спустили ваши артиклы в 1917-м вместе с содержимым ночных горшков удравших адмиралов!

– Товарищи, спокойней! Вы же не в матросском кубрике находитесь!

Командир, которого молодой помощник почему-то назвал «командором» с меланхоличным видом наблюдает за спором подчинённых. Временами он наклоняется к смотровой щели и что-то бормочет себе под нос. Вдруг, не отрывая глаз от амбразуры, он тихо шепчет Одиссею краем рта:

– Бухарцы хорошо заплатят мне за сдачу «Гарибальдийца». Но им нужен не только я и мой бронепоезд. Джокер велел передать вам, что ваша миссия курируется британцами. Вас ждут там! Решайтесь! Вы со мной?