Захожу я однажды в курятник, а там куры мечутся и истерично квохчут, стараясь взлететь под потолок. Не пойму, что их так напугало? И вдруг вижу: на полу курятника лежат семь мёртвых лисят и умирающая лиса-чернобурка. То есть это в меховых магазинах она пушистая чернобурка, а тут — нечто облезлое, с клочьями шерсти, как это бывает при линьке. Лиса дёрнулась в предсмертной уже, кажется, судороге, а потом открыла глаза и умоляюще протянула ко мне лапку: дескать, плохо мне, умираю с голоду, подайте милостыню Христа ради!
— Не умирай, — говорю я лисоньке. — Я тебе сейчас поесть принесу.
Несу лисичке хлеб с котлетами, а её и след простыл. Только вижу издали, как по дороге к лесу мчат во всю прыть семеро лисят, а во главе — Лиса Патрикеевна с моей курицей в зубах. Не лиса, а комедиантка. И зачем я поверила ей?
Возвращаюсь домой, а там меня поджидает Вовчик, более известный по прозвищу Артист. На самом деле он Владимир, в прошлом прапорщик. Прослужил он семь лет в воинской части, а потом начались такие запои, что с армией пришлось проститься. Пропил он всё, даже квартиру, и с тех пор обитает то в Оптиной пустыни, то в близлежащих монастырях. Работать прапорщик умеет, руки у него золотые, а режим жизни такой: два или три месяца он усердно трудится в обители, потом снова срывается в запой.
А перед запоем Вовчик и превращается в хитрющего Артиста, умеющего выманить деньги у паломниц. Человек он начитанный, красноречивый. Подходит этот краснобай к одинокой даме и говорит вдохновенно:
— Благодать-то какая!
— Да, благодать, — соглашается та.
И Вовчик начинает увлечённо рассказывать об Оптинских старцах, об их высокой духовной жизни. А далее следует скромный рассказ о себе: как служил он снабженцем в воинской части. Всё имел, как сыр в масле катался. А только презрел он богатства мира сего, чтобы бессребреником работать Господу. Да и зачем в монастыре деньги? Кормят бесплатно, и неутолима лишь духовная жажда. Вот как бы ему хотелось купить, читать и перечитывать томик писем святителя Феофана Затворника, но, но… Короче, паломницы тут же доставали кошельки и даже радовались возможности помочь «святому» человеку.
Словом, и на этот раз Вовчик действовал в привычном для него жанре и сразу же заявил, что игумен Антоний, ныне архимандрит, благословил меня помочь ему материально для покупки пятого тома «Добротолюбия».
— Это того, что в бутылке и булькает? — уточняю у Вовчика.
— А для вас благословение игумена уже пустой звук? — негодует Артист.
— А рассказать тебе, Вовочка, про одно благословение?
Дело было так. Монастырь накосил на лугу много сена. Высушенное сено уже готовились перевезти в коровник, как на луг приехал мужик и стал грузить это сено себе в телегу.
— Ты почему монастырское сено воруешь? — спросил его игумен Антоний.
— Меня отец Антоний благословил!
— А ты знаком с отцом Антонием?
— Он мой лучший друг! — прихвастнул мужичок и вдруг осёкся, догадавшись, что именно отец Антоний и стоит перед ним. — Простите, батюшка. Семья, дети, сено не на что купить.
— Ладно, нагружай телегу сеном и увози. Только больше не воруй. Договорились?
Историю о краже сена Вовчик выслушал с показным равнодушием и даже не преминул заметить, что, в отличие от некоторых неблагочестивых людей, он всегда говорит правду и только правду. А вот это «благочестие» Артиста возмутило меня настолько, что я уже красочно и в лицах изобразила, как на моих глазах и весьма достоверно «умирала» лиса. Тут прапорщик расхохотался и вдруг признался, что никакого благословения игумена у него не было и нет. Просто очень хочется выпить.
— Думаете, мне самому не тошно от моих запоев? — сетовал он. — И вот что интересно: в армии я выкуривал по две пачки в день. А едва пришёл в церковь и попросил Господа, как привычку к курению отсекло в тот же день. А тут годами ставлю свечки к иконам и прошу об избавлении от пьянства. Даже ночью, поверьте, молюсь, а утром снова напьюсь, и, «яко свинья лежит в калу, тако и аз греху служу».
Надо сказать, что наш прапорщик брезглив от природы и аккуратен до педантичности. Обувь у него всегда начищена, рубашки отглажены. Своей внешностью Артист, похоже, гордится, а внешность у него благообразная — густые, ухоженные светлые волосы и курчавая бородка. С виду добрый молодец и почти Иван-царевич. А напившись, этот «почти Иван-царевич» лежит «в калу», как та самая свинья. То заночует в навозной куче у коровника, то валяется среди отходов у мусорных баков, а однажды угодил в выгребную яму. Более жуткого унижения для чистюли прапорщика трудно придумать. И он не однажды взывал в отчаянии: «Господи, избавь меня от запоев! Тошно мне среди нечистот!» И всё-таки Господь попускал эти оскорбительно грубые падения, и, возможно, для того, чтобы душа очнулась от самообмана и отринула от себя всякую ложь. Сам Вовчик, кажется, уже понял это. Во всяком случае, говорил так:
— Ещё в армии мне дали почитать книгу митрополита Антония Сурожского. И там меня поразила одна мысль: человек не может приблизиться к Богу, пока не сбросит с себя маску притворства, потому что ложь удаляет от Христа. Прочёл и подумал — это не про меня. Конечно, я стараюсь казаться лучше, чем есть. Но ведь все так живут, верно? Словом, жил я, как все, и вдруг догадался: между мной и лисицей в курятнике особой разницы нет. Изоврался я весь, и уже настолько, что люди зовут меня не по имени, а по кличке — Артист.
Хотелось бы сообщить, что Владимир «осознал» и наконец-то бросил пить. Как бы не так! Уже через день он напился до беспамятства, и сердобольный послушник прятал его в своей келье, чтобы не попался на глаза батюшкам, а то ведь выгонят из монастыря. Потом прапорщика отвезли в Ильинское, а там при храме есть приют, где стараются помочь наркоманам и таким запойным, как Вовчик. Прожил он в Ильинском несколько месяцев и на годы куда-то исчез.
А недавно из Брянской области вернулись мои друзья иконописцы и с восторгом рассказывали, как в лесной деревушке восстановили дивный старинный храм, и при храме есть даже иконописная мастерская. Батюшка с матушкой пишут иконы, а помогает им раб Божий Владимир. Делает киоты, левкасит доски для икон, и вообще мастер — золотые руки. По некоторым приметам угадывалось — это Вовчик-артист.
— Как он там? — спрашиваю. — Пьёт?
— Да вы что? Капли в рот не берёт. А когда его спрашивают, как он стал трезвенником, Володя почему-то смеётся и говорит: «Моей первой учительницей на этом пути была лисица в курятнике».
Для тех, кто не знает историю про лису-притворщицу, такое объяснение вряд ли понятно. А только отрадно думать, что от лисы, своровавшей курицу, всё-таки есть своя польза.