Кажется, его звали отец Василий, но точно не знаю. Совсем старенький был батюшка, ветхий с виду. Прихожане говорили, что ему девяносто с чем-то лет, и долгие годы он сидел по тюрьмам и лагерям как исповедник Христов.
Видела я батюшку один-единственный раз в Коломенском храме Казанской иконы Божией Матери, но его проповедь, произнесённая в первый день Великого поста, помнится и ныне.
— Пост — это время духовной весны и время подвига, — говорил батюшка. — А подвиг, мои родные, требует сил. Вот я сегодня испёк в духовке две картошечки и очень сытно поел. И вы, мои хорошие, не измождайте себя постом. Вы кушайте, кушайте.
Каким же светлым надо быть человеком, чтобы так возвышенно думать о людях, полагая, что мы, как аскеты древности, будем измождать себя в подвигах поста. А мы и не изнуряли себя. Постились, конечно, строго по уставу, но со временем настолько преуспели в кулинарном искусстве, что постный обед превращался в пир.
Иногда это было полезно в педагогических целях. Помню, однажды студент-паломник попросил меня поговорить с его мамой, не раз плакавшей из-за того, что сын в посты не ест мяса, а без белков организм обречён на анемию. После великопостной воскресной службы пришли они с мамой к нам домой, а у нас в тот день на обед были чечевичные котлеты, внешне похожие на мясные.
— Как — вы мясо в пост едите? — удивилась мама, а распробовав, восхитилась: — Потрясающе вкусно, вкуснее мясных котлет! Как вы их готовите?
— Элементарно. Перемалываем в мясорубке отварную чечевицу, добавляем много лука, чеснока и чуточку хлеба. Можно добавить щепотку крахмала, чтобы котлеты не разваливались.
В общем, мама ушла от нас успокоенная, потому что чечевица — это тоже белки.
Но самый долгий кулинарный марафон мы пережили с верной женой Натальей, потратившей немало сил, чтобы привести в церковь своего любимого мужа Толика. Привела. Анатолий уверовал, но посты почему-то не признавал. Между тем это был блестяще образованный человек. В своё время Анатолий окончил философский факультет, но вскоре обнаружил, что в условиях рыночной экономики его философия никому не нужна. О своей жизни он рассказывал так: «Недавно прочитал в газете объявление: „Даю уроки математики, выгуливаю собак, а также лужу, паяю и клею обои“. Вот и я „лужу, паяю“ и хватаюсь за любую подработку».
Временами семья жила лишь на зарплату жены, хотя Анатолий старался как мог: подрабатывал репетиторством и писал диссертации за «хитрованов». Так он называл разбогатевших вороватых нуворишей, одержимых стремлением выглядеть в глазах общества утончёнными интеллектуалами.
Свою первую и неожиданно высокую зарплату Анатолий стал получать только тогда, когда его пригласили на работу в газету, призывающую доверчивых читателей лечиться исключительно силами природы. Это была «газета счастья», вселяющая в людей лучезарные надежды, потому что если приложить к больному месту лопух или выпить отвар какой-нибудь хламидомонады, то вам гарантировано исцеление от рака, бесплодия и даже от старости. Журналисты, не отходя от гонорарной кассы, сочиняли письма благодарных читателей, а также публиковали советы астрологов и модных ныне неоязычников, пишущих слово «Природа» с большой буквы, а «бог» — с маленькой. Газета, как нефтяная скважина, давала издателю хороший барыш. Но много денег не бывает, и однажды издатель обнаружил своё упущение — в церковь, оказывается, ходит уйма народа, а у него не охвачен православный электорат. И тогда он пригласил на работу Анатолия, поручив ему писать о Православии.
Первое время наш Толя летал на крыльях, и не только потому, что семья наконец-то выбилась из нужды. Самое главное — он нашёл дело своей жизни и настолько увлёкся богословием, что в поисках истины сидел ночами над книгами.
А поиски истины неизбежно приводят к тому, что душа вдруг начинает ощущать зловоние лжи. И вскоре Анатолия замутило от этой газетёнки, где фотографии православных храмов соседствовали с шаманскими амулетами и прочей бесовщиной. Теперь он говорил о себе словами Есенина: «Розу белую с чёрною жабой я хотел на земле повенчать». Но куда идти работать? Куда?
Как раз в ту пору знакомый иеродиакон пожаловался мне, что поручили ему издавать православный журнал, а только нет у него людей, понимающих хоть что-то в журнальном деле. Иеродиакон был человек с юмором и рассказывал:
— После армии я заведовал сельским клубом. И однажды на совещании культпросветработников министр Фурцева произнесла свою знаменитую фразу: «Культурки бы побольше нашим работникам культуры, а ведь так замечательные люди». Вот и вокруг меня одни замечательные люди. Понимаете?
Иеродиакон искал сотрудников для журнала, а Анатолий — работу. И Господь свёл их однажды в Оптиной пустыни. Иеродиакону понравились статьи Анатолия, и он пригласил его на работу в журнал, предупредив честно, что зарплата у них, к сожалению, мизерная.
— Я хочу свидетельствовать о Христе, — твёрдо сказал Анатолий.
Он даже начал поститься, но постоянно срывался и насмешливо говорил жене, что редька с квасом, конечно, — могучее средство для умножения добродетелей, но лучше без ханжества позавтракать яичницей.
— Толика надо переубедить! — взывала ко мне Наталья.
Словом, однажды Великим постом Наталья уговорила мужа и иеродиакона пожить неделю в монастыре, и я давала им в эти дни образцово-показательные постные обеды. Сами мы питаемся гораздо скромнее, а тут чего только не было на столе! Рассыпчатая отварная картошечка со свежим укропом, а к ней — грибной жульен, малосольные огурчики, очень сладкие помидоры, маринованные в соке красной смородины, домашняя капуста провансаль, плов с курагой и черносливом, соте из баклажанов, лобио по-грузински с орехами, щи по-валаамски с кислой капустой и грибами, запеканка из тыквы с изюмом — всего не перечислишь. А на десерт шли пироги — постный яблочный пирог с корицей, пирожки с курагой, с грибами, с фасолью и король поста — пирог «Луковник».
— Так я готов поститься каждый день, — сказал Анатолий и спросил иеродиакона: «Но всё-таки я до конца не пойму, а почему непременно надо поститься?»
— Потому что чревоугодие — это первый грех человечества. И когда Адам съел плод от древа познания добра и зла, человечество проиграло своё важнейшее сражение: люди, сотворённые Господом бессмертными, стали смертными.
— А почему нельзя вкушать плодов от древа познания добра и зла?
— Чтобы не возрастать в познании зла. А мы здесь уже так преуспели, что даже дети подчас отравлены скверной.
Вот один из уроков жизни — нельзя никого осуждать, ибо однажды сбывается сказанное: «Многие же будут первые последними, а последние первыми» (Мф. 19, 30). Анатолий и Наталья теперь постились строго, по-монашески. Мы же, честно говоря, обходились без елея только в первую и последнюю седмицу Великого поста и выпросили благословение у батюшки, чтобы в остальные недели готовить всё же на постном масле.
— Можно прекрасно обойтись без елея, — наставляла меня Наталья. — Я, например, толку бруснику с чесноком, разбавляю водой с добавлением сахара. А отварная картошка с брусничным соусом — это вкусно и очень полезно.
Недавно Наталья привезла мне рецепт наивкуснейшего, по её словам, постного торта. Я нехотя переписывала рецепт слишком хлопотного в приготовлении лакомства. Анатолий с иеродиаконом в это время искали в Интернете какую-то нужную им статью и вдруг наткнулись на сообщение — умерла Марина Журинская, в крещении Анна. А Марина Андреевна — это целая эпоха в православной журналистике. Помолились мы о упокоении рабы Божией Анны, погоревали. А Анатолия потянуло заново перечитать её статьи. После смерти человека его слова и поступки обретают особенный смысл. И Анатолия поразило одно высказывание Марины Андреевны: «Мы должны свидетельствовать о Христе СВОЕЙ ЖИЗНЬЮ ВО ХРИСТЕ, — утверждала она. — Потому что свидетельство о Христе исключает лжесвидетельство. А когда мы говорим одно, а делаем другое — это и есть лжесвидетельство».
— Марина Андреевна свидетельствовала о Христе, а я лжесвидетель, — тихо сказал Анатолий и вдруг взорвался: «Как Великий пост, так великий жор! Постные тортики, пироги, вкуснятина! Осуждаем неверующих, угождающих чреву, а сами мы кто?»
Наталья, считающая своего мужа лучшим человеком планеты, бросилась было обелять его, но иеродиакон сказал:
— Брось, Наталья. Мы лжесвидетели. Господь сказал: «Вы — свет мира». А кого из нас светочем назовёшь?
Светочей среди нас не было. Конечно, мы привыкли считать себя грешными людьми. А кто без греха? Но было страшно от той правды, что грешная жизнь и есть лжесвидетельство. Все молчали, притихнув. Иеродиакон сосредоточенно молился по чёткам и вдруг сказал оживлённо:
— А я встречал тех людей, о которых воистину сказано, что они — свет мира.
Он рассказывал о нищем сельском священнике, в котором он увидел то сияние святости, что привело его потом в монастырь. А мне вспомнился аскет-проповедник из Коломенского храма, возлюбивший Христа той великой любовью, что привела его в лагеря. Эта любовь обнимала наш храм, и батюшка видел в нас воинов Христовых, не щадящих себя в подвигах Великого поста. Но воинам важно не ослабеть в битве, и он уговаривал нас: «Вы кушайте, кушайте».