Глава 18

Второй раз за три дня Булли, проснувшись, уперся взглядом в смотревшую на него девочку. И хотя эта была старше, она, как и его сестренка, вскрикнула, увидев Джек.

Булли подпрыгнул на кровати и свалился на пол. Когда он вскочил на ноги, девочка уже исчезла, а в дверном проеме появился мужчина.

Мужчина кого-то ему напоминал. Но кого – он не мог вспомнить. Потом сообразил, что это человек с фотографии, папа. Булли никак не удавалось оправиться от замешательства. Его не покидало ощущение, что он проспал почти целый день. Потерял целый день. Он злился на себя. День давно начался и благополучно подходил к концу. Это все равно что разменять крупную банкноту. Разменял – считай, потратил.

– Я… – Булли хотел произнести «я уже ухожу», но опыт подсказывал, что лучше просто взять и уйти без лишних слов. Он метнулся к двери. Мужчина не стал ему препятствовать: спокойно пропустил, а затем закрыл за ним дверь. На полпути вниз Булли опомнился, сообразив, что Джек осталась в комнате.

– Выпусти ее! – Он слышал, как Джек бросается на дверь, в отчаянии скребет лапами и лает.

– Что привело тебя сюда, мальчик? Ответь, и я ее выпущу.

Булли снова стал подниматься наверх, на ходу вытаскивая нож. Гнев кипел и бурлил в нем, раскачивая его, как дешевый чайник.

– Джон! Пусть уходит, слышишь? – раздался внизу голос женщины, мамы. Рядом с ней стояла девочка с длинными волосами, собранными в неопрятный узел.

Булли возился с лезвием, но открыть его не мог: ночью он сломал ногти, а край большого лезвия был слишком жирным и влажным.

– Эй, не глупи. Убери это, мальчик, – произнес мужчина спокойным голосом, каким обычно говорят учителя. Булли не понравилось, что его называют мальчиком.

– Джон, у него нож! – Булли глянул с лестницы вниз. Рядом с женщиной теперь стоял ее сын. Он был старше Булли и крупнее, в джинсах и футболке – загляденье прямо, как из магазина.

Девочка стала подниматься по лестнице. Булли это нервировало, поэтому он взмахнул перед ней ножом с нераскрытым лезвием, словно хотел сказать, что ей тут ничего не светит. И сделал еще несколько шагов вверх, к ее отцу.

– Джо. Стой на месте. Алекс, дай телефон!

– Батарейка села!

– Так принеси стационарный!

– Отдайте мою собаку, – потребовал Булли. Он теперь стоял на лестничной площадке совсем рядом с мужчиной и запросто мог бы его ударить. – Отдайте мою чертову собаку. Сейчас же.

– Успокойся, мальчик. Успокойся, ладно? – попросил мужчина. В его чертах сквозил страх, который передался и Булли, словно он увидел промелькнувшее в окне лицо. Пытаясь понять, что напугало мужчину, он взглянул на свою руку и увидел, что лезвие чудесным образом раскрылось. Булли не помнил, как он это сделал, но теперь убрать лезвие он уже не мог.

– Отдайте мне… – произнес он, но потом гнев испарился, и его бросило в жар. Он чувствовал себя опустошенным. Неожиданно Булли в сотый раз вспомнил, что потерял мамину открытку и никогда больше не услышит ее голос. Рот его скривился, в глазах защипало, и мальчик слишком поздно сообразил, что сейчас расплачется.

После того, как Джек выпустили из комнаты и Булли перестал плакать, а Джек – клацать зубами, лаять и рычать, мужчина протянул руку. За ножом, подумал Булли. Но тот взял его другую руку, левую, и пожал ее.

– Меня зовут Джон, – представился мужчина скороговоркой с забавным акцентом. Каждое слово он произносил так, словно оно означало для него что-то особенное.

Булли усадили за стол, налили чаю. Он сильно проголодался. К нему пододвинули сахарницу, и с каждой ложкой сахара, которую он клал в чашку, улыбки хозяев дома становились все шире. Женщину звали Рози. Булли подумал, что она выглядит старовато: волосы кудрявые, но поблекшие и обвисшие. По ее словам, они только что вернулись из-за границы, из Италии, навещали какую-то Сиену.

– Извини, – сказала она, обводя взглядом кухню, – что так грязно. Мы уезжали в такой спешке. – И Булли с удивлением понял, что она извиняется перед ним за беспорядок в доме.

Его спросили, сколько ему лет. Булли машинально ответил: шестнадцать. Парень, Алекс, фыркнул – не поверил. Он бездомный? Булли кивнул, хотя сам он о себе говорил, что просто ночует на улице. Давно? Он не сказал – не хотел, чтоб они подсчитали точное количество дней, а то вдруг окажется, что это слишком много, и они сообщат в полицию. Что с ним случилось? Он остался без ночлега, объяснил Булли, потерял обувь и куртку. Он умолчал про Дженкса и мертвеца, а также про свой выигрыш. Может, он хочет позвонить кому-нибудь, маме и папе, сообщить им, что жив и здоров? Булли лишь пожал плечами: не то чтобы он не хотел – просто звонить было некому.

В конце концов Рози заявила, что он должен остаться у них на ужин. Булли не ответил ни «да», ни «нет», и его усадили за стол есть ризотто. На вид оно напоминало густую рвотную массу, но оказалось довольно вкусным. Булли быстро умял свою порцию и снова засобирался, чтобы уйти, но хозяева продолжали разговаривать с ним, задавать вопросы. Булли изумлялся: как же им удастся доесть свой ужин, если они все время болтают? Как можно во время еды то и дело поднимать глаза от тарелки?

– Можешь остаться переночевать, если хочешь, – предложил Джон. Булли заметил, что при этих словах лицо Алекса, убиравшего со стола грязные тарелки, окаменело, словно застывшие остатки ризотто.

Чуть раньше он слышал, как тот спорил с отцом: «Что бы ты ни говорил, папа… Он залез к нам в дом… Уничтожил мамино лаймовое дерево… И почему мой скейтборд оказался в комнате Джо? Ему нельзя доверять… Надо вызвать полицию, вдруг он что-нибудь натворил…»

Ему Алекс тоже не понравился. Он не мог бы точно сказать, что его отталкивало в этом парне – не только его рост, сила, одежда, но и то, как он держался и двигался, словно был здесь главным.

– Ладно, – согласился Булли. Он проспал целый день, но отдохнувшим себя не чувствовал: во всем теле ощущались тяжесть и ноющая боль. В любом случае, в доме спать лучше, чем в каком-нибудь сарае. А если пораньше встать, у него еще останется целых два дня.

Рози налила ему ванну, дала другую одежду и сказала, что постирает его вещи.

– Здесь кое-что из вещей Алекса, он из них вырос. – Она дала ему футболку, куртку с надписью «Супердрай», джинсы и кроссовки «Адидас», которые оказались велики. Чтобы они стали впору, мама предложила Булли надеть вторую пару носков.

– Пока так походишь, – сказала она.

– Я верну, – пообещал Булли.

– Нет-нет, носи, они твои.

На это он ничего не ответил, а для себя решил, что когда получит свой выигрыш, купит «рибоки». Новенькие. И даже не одну пару. Целую гору коробок, весь магазин. Хотя нет, лучше он купит… сам магазин. Вернее, все магазины – чтобы не ходить за покупками. Или будет все покупать через интернет.

Рози приготовила ему ванну с пеной. Перед тем, как залезть в нее, Булли поймал свое отражение в большом длинном зеркале – тощий ребенок, весь в синяках и порезах, – и испугался, словно он превращался в другого человека. Хорошо хоть, что в ванне он не видит себя из-за пены.

– Посвежел, – заметила Рози, когда Булли спустился вниз. – Все нормально?

У Булли был насморк, он постоянно шмыгал носом, и время от времени чувствовал какой-то странный запах. Наконец, он понял, что этот запах исходит от него самого, от чистой одежды.

– Хочешь еще есть или пить? – Булли покачал головой, но Рози продолжала смотреть на его голову. Аптечные резинки лопнули, когда Снэпбэк дернул его за хвостик, и сейчас волосы падали ему на лицо. – Может, тебе еще какая-нибудь помощь нужна? А давай-ка… я тебя подстригу? Только кончики подровняю.

– Мам! – воскликнула девочка. – Ну ты даешь!

– А что? Что тут такого? Тебя же я стригла, когда ты была маленькая… помладше, – поправилась она, заметив, что Булли сразу сник.

– А Алекса не стригла!

– Потому что он всегда привередничал больше, чем ты.

Булли обрадовался, услышав, что Алекс слишком трепетно относится к своей прическе. Только девчонки так трясутся над своими волосами. Фил, когда волосы у него отрастали чуть длиннее, чем нужно, просто брился наголо, и тогда казалось, будто его голова покрыта черными точками. Мама жутко злилась, но Фил говорил, что просто экономит деньги для семьи.

– Ему и так хорошо, вон какая крутая прическа. Мам, сейчас многие мальчишки так ходят.

– Я не против, – согласился Булли. Ему приятно было слышать, что его длинные волосы – «крутая прическа», но, подумав еще, он решил, что стрижка и новая одежда помогут ему не выделяться, когда он будет пробираться на север. И он кивнул еще раз. Мама усадила Булли в кухне на стул, накрыла его плечи полотенцем. Джо села за стол и стала наблюдать. Чтобы мама его совсем не оболванила.

Лицо Рози оказалось прямо у Булли перед носом, и он увидел, что она совсем не такая красивая, какой была его мама. Морщинки не исчезали с ее лица, даже когда она молчала, волосы были слишком кудрявые, а брови будто боролись за место на лбу. Зато она разговаривала с ним по-человечески, не сюсюкала, как это делают многие, обращаясь к детям и собакам.

– Когда ты последний раз стригся? – поинтересовалась она. – Ничего, что я спрашиваю?

– Не знаю, – ответил Булли, хотя, конечно же, знал.

– Когда дома жил? – Он кивнул; это еще куда ни шло.

– А твой дом далеко? – Он снова кивнул. Очень далеко: ехать и ехать.

– Хочешь туда вернуться?

Булли покачал головой и услышал громкое чик.

– Мама! – вскричала Джо.

– Все нормально. Замечательно. Иди принеси мне зеркало, а я пока чуть-чуть подровняю… – На минуту она о чем-то задумалась, и морщинки снова набежали на ее лицо. – Почему ты не хочешь возвращаться домой? – наконец спросила она. – Ты ничего не хочешь мне рассказать?

– Нет, – ответил Булли, побоявшись мотнуть головой – вдруг еще ухо ему случайно отрежет. Не мог он ей ничего рассказать. На это потребовалась бы не одна стрижка. Не для того, чтобы объяснить – объяснил бы он за несколько чиков ножницами. А вот чтобы заставить себя разоткровенничаться… На это нужно время.

Джек, завидуя тому, что все внимание достается Булли, отрывисто гавкнула.

– Молчать, – велел он ей. Джек снова села на задние лапы, а передние согнула и держала на весу, словно готова была принять любой знак внимания, который ей перепадет.

– Воспитанный у тебя пес, да? – заметила мама, и у Булли оттаяло сердце. К своему удивлению, он почувствовал, что его тянет на откровенность, но тут в разговор вмешалась девочка, вернувшаяся на кухню с зеркалом в руках.

– Я тогда не хотела кричать, само собой вышло. Просто твой пес… Уж больно вид у него был грозный. Как его зовут?

– Джек. Только это не он, – сообщил Булли, учитывая, что отвечал он девочке. – Это – она, сука.

– А, ну да, – рассмеялась Джо, отреагировав, как и многие люди, которые не разбираются в собаках и считают, что оскорбительно называть девочку сукой.

– Тогда почему ты назвал ее Джек? – осведомилась мама.

– Не знаю, – ответил Булли, хотя, разумеется, знал.

– А какой она породы? Питбуль? – спросила девочка.

От возмущения у Булли на мгновение отнялся язык.

– Она не питбуль. Совсем не питбуль. Джек – стаффи, просто не чистокровная!

– А, ну да, извини. Я не разбираюсь в собаках. Собаки таких пород мне все кажутся одинаковыми. Но твоя очень симпатичная, – добавила Джо, и это спасло ее в глазах Булли. А Рози поспешила добавить, что Джек, конечно же, особенная по сравнению с другими собаками. И очень славная. На том разговор о разных породах был закончен.

Оказалось, что телевизор у них все-таки есть. Только маленький, старый и толстый, что Булли немало поразило. Неудивительно, подумал он, что его держат в шкафу за закрытыми дверцами. Будь у него такой допотопный телевизор, он тоже постеснялся бы выставлять его напоказ.

Началась программа новостей. Лондон. Пушки перед военным музеем. Булли вытаращил глаза.

– Это Имперский военный музей, – объяснил ему Алекс. Репортер, стоя в парке с микрофоном в руке, рассказывал последние известия. Не упоминая про Дженкса, он сообщил, что в ночь с субботы на воскресенье возле музея убит неизвестный мужчина. Новости закончились, но за разговорами этого никто не заметил. Болтали все одновременно, вся семья. Больше всех – Рози. Причем она употребляла слова, которые Булли даже выговорить не смог бы, а уж тем более понять.

– Пап, умолкни, – огрызнулась Джо, когда ее отец выразил недовольство тем, что она переключает каналы. Булли ожидал, что Джо сейчас получит оплеуху, но ничего такого не случилось.

– Где ты хочешь сегодня спать? – спросила мама, когда телевизор выключили. – На чердаке есть свободная комната, но там не убрано. Или, если хочешь, спи на диване. Выбирай.

– Лучше здесь, – решил Булли. Может, удастся снова включить этот крошечный телевизор. Все лучше, чем ничего.

– Джо, поднимись, пожалуйста, на чердак. Принеси оттуда спальник, ладно?

– Хочешь, вместе сходим? – предложила Джо, обернувшись к Булли с лестницы. Он не ответил, просто встал и пошел за ней.

Чердак находился на самом верху. Потолком ему служила покатая крыша, так что в углах нельзя было выпрямиться во весь рост. Впрочем, это было не важно, потому что весь чердак был завален самыми разными вещами – книгами, сумками, одеждой, – как благотворительный магазин, где никогда ничего не продается.

Джо принялась искать спальный мешок.

– В ясную погоду отсюда видно собор святого Павла. – Булли кивнул, даже не понимая, о чем речь.

– Мама говорит, что она согласна выйти замуж только там. Так что, думаю, папа может спать спокойно. Они у нас престарелые хиппи.

Хиппи. Не похожи они на хиппи, подумал Булли. Он сдвинул брови: не нравились ему ни краали, ни хиппи – ни молодые, ни старые. Он и не заметил, что хмурится, пока Джо не добавила:

– Вообще-то, они нормальные ребята.

– Твой папа очень смешно разговаривает, – сказал Булли.

– Да, акцент у него остался. Он родился в Южной Африке. Переехал сюда много лет назад, когда с мамой познакомился.

– На негра он не похож, – заметил Булли, и Джо рассмеялась, а потом поняла, что он не шутит.

– Так он и не негр… Смотри, вон чертово колесо. – Булли тоже выглянул в окно. Теперь он знал, что нужно высматривать. Он различил вдалеке колесо обозрения – оно было не больше его глаза и мерцало в сумерках. – А там – Хайгейтское кладбище. – Джо показала через улицу, на одно из маленьких каменных строений. – Там похоронены многие знаменитости. Карл Маркс, Джордж Элиот… И еще куча народу, – добавила она, видя, что Булли не кивает, не реагирует на имена. – Иногда там проводят экскурсии.

– Что? За плату? – Вчера он гулял по кладбищу совершенно бесплатно и ничего особенного там не видел. Ну, может быть, кроме собаки на могильном камне.

– М-м, да. Кажется, это фунтов восемь стоит. По-моему, многовато, – заметила Джо, сообразив, что для того, у кого нет обуви, восемь фунтов – это большие деньги. – А вот в церковь, думаю, вход бесплатный… Извини, сама не знаю, зачем это сказала.

Булли посмотрел на девочку. Щеки ее стали пунцовыми, будто она натерла их румянами.

– То есть любой может просто взять и войти. Иногда там оказывают помощь, раздают что-нибудь. Я не говорю, что ты нуждаешься в помощи. Просто хотела сказать, что там можно укрыться. Это своего рода убежище. Извини, все, молчу…

Джо отвернулась, продолжая поиски спального мешка, но Булли понял, что она имела в виду: нечто вроде птичьего заповедника. Он был один раз в таком, и ему там подарили ручку. Булли вдруг поймал себя на том, что смотрит на Джо, на ее затылок, и почувствовал, что тоже краснеет. Она ведь старше него. И вообще…

– Держи. – Джо повернулась к нему, улыбаясь, прямо как ее мама: просто так. – Ты точно не хочешь здесь спать?

– Точно, – ответил Булли. Он уже успел привыкнуть к дивану.

Через час, когда все ушли спать, Булли лежал с открытыми глазами и думал о том, что случилось с ним за последние дни, с тех пор, как он узнал про выигрыш. Он словно смотрел фильм про незнакомого мальчика: не задумывался о том, что тот чувствует, что ему пришлось пережить… Просто хотел, чтобы все кончилось хорошо. Снова и снова прокручивал в голове события последних дней и, когда доходил до своего появления здесь, задавался вопросом, что же будет дальше. Ведь то, что происходило с ним сейчас, в этом доме с этими людьми, со всеми их лестницами и книгами, он воспринимал как рекламный ролик уже другого фильма.