В каждой бочке затычка
Парк Сокольники
— Юрчик, сбегай за квасом! — попросила мать. Обычно по субботам она стирала, занимая всю ванную бельем, а отец возился в гараже со старым ломучим «Запорожцем». Была как раз суббота, первая неделя школьных каникул. В этом году жара началась уже в мае, а теперь, в июне, в городе стояла еще и духота.
Мать, раскрасневшаяся от стирки, ненадолго вышла в кухню попить воды. И увидала в окно, как через дорогу, недалеко от входа в парк Сокольники, привезли бочку с квасом.
— Сбегай, Юрк, прям сейчас, пока очередь не набежала! — попросила мать. И полезла на антресоли, раскапывать там старый алюминиевый бидончик, который обычно использовался то под квас, то под топленое масло, если удавалось купить его на развес.
Пока мать мыла и споласкивала бидончик, очередь уже вызмеилась хвостом до угла. Все, впрочем, постарались ужаться в тень вековой липы, чтобы не жариться на солнце, и оттого очередь напоминала больше толпу…
— Кто последний? — вежливо спросил Юрка. Отозвался красномордый толстенный дядька в панаме и сетчатой майке:
— За мной будешь, пацан!
В руке у красномордого болталась авоська с трехлитровой банкой внутри.
Юрка послушно встал за красномордым и приготовился терпеливо ждать, с интересом разглядывая людей, бочку с квасом, продавщицу и сам процесс торговли. Это было занятно.
Квас привозили в бочках. И продавали, разливая из краника, с тележки из-под навеса.
В тени навеса стояла упитанная тетенька в белом, не слишком чистом халате и отпускала квас в кружки и «в личную тару». Из кружек пили отдыхающие в парке праздные граждане. В личную тару брали квас люди семейные, проживающие поблизости.
Юрка с завистью пялился на мужиков, заглатывающих по-бармалейски огромные кружки кваса — густого, ароматного, пенистого. Подначивая и торопя другу друга, они опрокидывали в себя поллитровые кружки, осушая их за пару минут, стремительно. Юрке же, чтоб такую кружищу кваса осилить, понадобилось бы минут двадцать, не меньше!
Особые кружки — с ручками, толстого неразбиваемого стекла, — шесть маленьких, пять больших, то и дело переходили из рук в руки. Продавщица еле успевала кое-как их сполоснуть. Красной полной рукой она давила на перевернутые вверх дном кружки, установив их на пластиковый белый подносик, холодная вода под давлением брызгала струей вверх, резвилась и прыгала внутри кружек, распуская солнечных зайчиков через все грани стекла. Руки у продавщицы были мокрые и в цыпках.
— Из кружек квас не пей — заразу подцепишь, — брезгливо предупреждала мать Юрку…
Он со вздохом переступил с ноги на ногу: жарко. Скорей бы уже очередь… Возьмет литр в бидон и отхлебнет немножечко сразу.
— С тарой, вперед! Кто пить — ждите. Кружки заняты, — объявила продавщица. Стоявшие впереди Юрки люди в очереди начали все как один оборачиваться назад — ни у кого не оказалось тары, и они должны были пропустить тех, кто стоял позади.
Красномордый дядька радостно рванул вперед, на ходу дергая из авоськи пузатую трехлитровую банку. Банка не поддавалась: толстые пальцы дядьки то и дело соскальзывали со стеклянных боков.
— Ну, что возишься? — заворчала продавщица. — Заранее тару готовьте. Давай, пацан!
Юрку подтолкнули сзади, и он быстро протянул бидон продавщице.
— Пацан за мной был! — завопил красномордый возмущенно.
— Зато у него бидон наготове, — рассудительно пояснил кто-то в очереди.
— Он же пионер. Всегда наготове, — пошутил кто-то еще.
— Успеете все, — устало проговорила продавщица. Она приняла у Юрки мелочь — ровно на один литр — и, подставив бидон под струю, повернула кран. — Ты банку-то доставай! — прикрикнула тетка на красномордого толстяка.
В этот момент струя кваса, звонко бьющая в дно бидона, внезапно смолкла, повисла тоненькой ниткой, а там и пропала вовсе.
— Вот вам и тара! — разочарованно взвыл измученный жаждой старичок из очереди.
Продавщица растерянно подергала кран бочки туда-сюда.
— Чёй-та?.. Не пойму. Эт чё такое?
Мощной рукой она стукнула в железный бок квасной бочки — та отозвалась глухим утробным звуком.
— Полная бочка-то! — уверенно заявила продавщица. — Утром полную наливали, а сейчас только одиннадцать. Кран, что ли, полетел? Или… застряло чего? Ах ты!..
Чертыхаясь вполголоса, она еще подергала кран — безрезультатно.
— Ну, ждите тогда, граждане. Не знаю, что такое… Придется Колю звать. У него ключи с пломбы.
Очередь сердито загалдела, но тетка, решительно отмахнувшись от народного гнева, сунула кассу — железную коробку — под бок и заковыляла к ближайшему гастроному, вызывать Колю.
— Я скоро! — бодро пообещала она.
Шумно обсудив неудачу, подрав глотки в свое удовольствие высказав массу нехороших пожеланий по адресу продавщицы, бочки и разнообразной тары, большая часть очереди разошлась по своим делам. Остались оптимисты и те, кому некуда было торопиться.
Юрка остался просто потому, что не знал, как быть — денег-то он отдал на литр, а бидон успел наполниться меньше, чем наполовину. Продавщица впопыхах не додумалась вернуть ему часть денег. И теперь мальчишка стоял, волнуясь и гадая, как лучше поступить.
Пока он мешкал, раздумывал и топтался на месте, продавщица вернулась с Колей — долговязым мужиком в синем халате. У Коли была унылая лошадиная физиономия и деревянная лесенка на плече.
Поредевшая очередь оживилась.
Унылый Коля, ни на кого не глядя, подставил лесенку к крутому желтому боку квасной бочки и полез вверх.
Проковырявшись не больше трех минут, он откинул железную крышку бочки и, поднявшись на последнюю ступеньку лестницы, вытянулся на цыпочках, заглядывая внутрь.
— Мать честная! — глухо ухнуло внутри бочки. И тут же пошел скакать по стенкам такой рассыпной мат-перемат в три этажа, какого Юрка еще ни разу в жизни не слыхивал.
Даже тетка-продавщица не выдержала — дернула Колю за штанину:
— Ну чё ты… Чё там?
Коля вытянул из бочки унылое лицо с дико вытаращенными глазами, осмотрел толпу внизу и помотал головой, словно лошадь, отгоняющая назойливую муху.
— Ёптыть! — невнятно сказал он. И при всеобщем недоуменном молчании, пошатываясь, начал медленно спускаться, нащупывая ступеньки. В самом низу он все же промахнулся и едва не сверзился вниз головой.
У него дрожали руки, а белое лицо подрагивало — то ли от крайнего ужаса, то ли от смеха — непонятно.
— Ну, чё там?! Не тяни кота за яйца! — рассердилась продавщица.
— Мертвяк, — моргая, пролепетал Коля.
Его слова отчетливо слышали все. Очередь ахнула. Она успела подрасти с того момента, как продавщица вернулась, так что людей было вокруг немало.
Дольше минуты тянулась весьма художественная пауза в стиле «народ безмолвствует».
— Покойник в бочке плавает, рука в кране застряла, — бессмысленно ухмыляясь, повторил Коля.
Продавщица, выпучив глаза, хотела, видно, матюгнуться, но вместо этого молча метнулась к лесенке, взлетела по ней вверх, как белка, и свесилась, рассматривая внутренности бочки.
Женский визг, утроенный железным эхом, красноречиво поведал присутствующим истину.
— Милицию надо звать, — заключил Коля.
Продавщица взяла себя в руки, спустилась с лесенки и в сердцах пихнула Колю в бок:
— И на хрена при всех сказал, придурок! Нет бы по-тихому, на ушко!..
* * *
Спустя полчаса подъехала милиция, и вся очередь в полном составе, изрядно еще пополнившаяся зеваками со стороны, наблюдала операцию по извлечению покойника из квасной бочки.
Едва Юрка увидел труп — ощутил жуткие позывы где-то в середине живота. Отбежал в сторонку — стошнило. Во рту сделалось кисло, и он потянулся было запить кваском из бидончика…
И тут же стошнило еще раз.
Он постоял, согнувшись, над грязным пятном у обочины дороги, которое появилось тут его стараниями, аккуратно залил пятно квасом и, покачиваясь, поплелся домой с пустым бидончиком.
Больше Юрка и его семья никогда не покупали квас из бочки.
С той поры всякий раз, как где-либо на улицах Москвы летом показывалась бочка с квасом, в очереди возбуждались шушуканье и разговорчики. Мнительные граждане выслушивали байку о мертвеце в бочке кваса и немедленно уходили, забирая тару. Другие, менее впечатлительные, занимали их место.
Действительно. Если держать в уме теорию вероятности, легко догадаться: не может же этого быть, чтоб В КАЖДОЙ БОЧКЕ — ТАКАЯ ЗАТЫЧКА!
