Книга: Темная сторона Москвы
Назад: В каждой бочке затычка
Дальше: Потерянные дети[9]

Приключения жмурика

Дорогомиловское кладбище
В прошлом, XX, веке выдался в начале восьмидесятых ужасный год — все лето в Москве держалась удушающая жара: раскаленный асфальт, в воздухе ни ветерка, ни движения. «Год солнечной активности», — поясняли ученые.
И столько народу в то лето померло от ярости погоды, что все столичные морги были битком забиты. Сейчас звучит странно, а в советские времена никого не удивляло, что даже и места в морге оказывались иной раз в дефиците.
В то лето гуляли отпуск в Москве двое морячков. Как это у них заведено — на суше у мореманов особая программа: веселье-гулянки, девушки, рестораны.
Внезапно у одного из моряков после объемистого «ерша» сердце отказало: захрипел и буквально головой в салат. Вызвали скорую — приехала.
Констатировала смерть.
Акт фельдшер выписал: обычное дело, инфаркт.
Тот моряк, который в живых остался, так расстроился, что даже почти протрезвел.
— Что, — говорит, — делать-то теперь? Куда нам с ним?
А фельдшер со скорой посочувствовал:
— Надо бы, конечно, — говорит, — товарища вашего в морг… Но в нашем районе все морги уже под завязку. На подстанции строго-настрого велели — трупы не тащить. А по другим районам тебя развозить, извини, совесть не позволяет. Я же все-таки скорая, а не труповозка. Мы живым помогать призваны. Это я тебе по-человечески, а не как, понимаешь, «звезда со звездой»…
Моряк расстроился ужасно. Фельдшер заметил его искренность, отвел парня в сторонку и посоветовал:
— Ты вот что… Вызови сейчас такси и тащи своего приятеля в машину. Вы ж из ресторана едете — никто и внимания не обратит: пьяный и пьяный — эка невидаль?!
— Как так — с мертвым в такси?!
— Ну и что с того? Он вполне ничего, не скоро еще… ну ты понимаешь… затвердеет. Часа четыре-пять, а то и все шесть по такой жаре у товарища твоего есть. Успеете. А таксисту скажи, что на похороны ехали — адрес позабыли. Пусть по всем моргам провезет — где-нибудь-то да пристроят твоего друга. У нас, между прочим, часто так жмуриков на кладбища возят: дешевле, что ни говори, чем катафалки заказывать…
Как сердобольный фельдшер посоветовал — так морячок и сделал. Расплатился с официантом, взвалил мертвого друга на плечо, в подъехавшее такси на заднее сиденье устроил, сам вперед сел, шоферу ситуацию обсказал, как фельдшер велел:
— Так и так — вези нас с товарищем по моргам.
А шоферу — что? Пьяных морячков не видывал, что ли? Да пачками! Ну, он и повез.
Правда, задний пассажир нормально сидеть не хотел — всякий раз на повороте валится и валится на спинку кресла. Моряк своего дружка уж и подымать устал, но все ж старается — придерживает в сидячем положении. А то, думает, таксист догадается еще.
Шоферу же надоело смотреть, как человек мучается, ворчит:
— Во набрались-то оба! Оставил бы его. Куда еще обоим на похороны — зенки залили по самое не балуйся. Оба уже — краше в гроб кладут…
— Ты, — говорит морячок сурово, — баранку верти, не встревай в наши отношения.
Подъехали к моргу. Моряк туда сунулся, а служители ему сразу: «Нет, нет, нет! Мест нет! Совсем невозможно». Точно, как в советской гостинице.
«Бывает же такая нелепость случая, — думает про себя моряк, — в гостинице у нас места есть, а в морге вот недостача». Да. Не знает ни один человек, когда у него в чем потребность возникнет.
Так в одном морге отказали и в другом отказали, в третьем — присоветовали дельное.
— Чего, — говорят парню, — в морг рвешься? На кой оно тебе? Поезжай прямо в кладбищенский крематорий. Акт о смерти есть?
— Имеется!
— Так что еще надо?.. А иначе промотаешься всю ночь по Москве несолоно хлебавши. Там в крематории Никифорова только спроси; рублей сорок заплатишь — и покойник в урне! Пристойненько, аккуратненько, любо-дорого поглядеть — взял баночку с прахом и везешь себе на родину дорогого человека. Там уж на кладбище, не торопясь, закопаешь — хочешь — с оркестром, хочешь — без. Культурно и без хлопот.
Подумал морячок — и правда, чего ж от культуры отказываться? Чай, не XIX век! Да и время — к ночи давно…
Вернулся в машину и называет шоферу новый адрес: вспомнил, мол, где похороны-то будут! Вези на Дорогомиловское.
— Да это ж через весь город! — шофер возмущается.
— Ничего, — говорит моряк. — Я тоже устал, что ж делать. Последний, как говорится, долг. А тебе сверх счетчика накинем, не сомневайся!
Шофер поворчал, но повез — куда деваться.
Смеркалось, а дорога долгая. Разморило морячка в машине, он и заснул.
Приехали на Дорогомиловское. Таксист припарковался перед воротами в уголочке и думает: скорей бы уж с этими пьянчугами развязаться!
Морячка в бок пихнул — а тот храпит, не просыпается. Ну, думает мужик, тот-то, задний небось выспался. Давно спит. Его, поди, легче будет поднять. Пускай расплачивается, а друга своего на плечо прихватит.
Вылез из машины, заднюю дверь открыл — хвать покойника за воротник, и рывком из машины. Думает — тот на ноги встанет. А покойнику хоть бы хны — мешком из дверей вывалился и головой об асфальт — хрясь! Звонко так.
Таксист думает — конец мне! Как пить дать, череп мужику проломил. Дрожащими руками пульс схватил пощупать — не нащупывается ничего. Давай трясти пассажира, по щекам хлестать, в чувство приводить.
Все вспоминал, как искусственное дыхание «рот в рот» делается — но от нервов так и не вспомнил. Непрямой массаж сердца только сумел, помутузил мертвеца, а тому, конечно, все уже и параллельно, и фиолетово: не реагирует. Таксист перепугался: ну, как?! Человека убил.
А в тюрьму, конечно, неохота. Он и сообразил, что свидетелей никаких нет — морячок-то как храпел, так и храпит себе в машине, и вокруг никого.
Взял таксист покойника и отволок быстренько в овраг, листвой еще присыпал сверху.
«И поди, — думает, — докажи, что это я его ухайдокал. Мало ли: пьяный с поминок шел, в овраг свалился, вот и поминай, как звали!»
Вернулся к машине, морячка растолкал, говорит:
— Давай деньги плати! Катались-катались…
Морячок глаза протер, смотрит: а друга-то покойного нету.
— А друг мой где? — спрашивает.
А таксист, не смущаясь:
— Ушел, — отвечает. — Проснулся, попросил высадить. Цветы, кажись, купить захотел. Похороны же как-никак.
Морячок кричит:
— Какие цветы?! Да ты что, дядя, в своем уме?! Дружок-то мой мертвый!!!
Тут уже и таксист глаза выкатил и тоже орать:
— То есть как это — мертвый?!
— Да на, смотри! — Парень акт о смерти из кармана вытягивает и таксисту под нос. — Вот заключение. В ресторане еще от инфаркта умер. Я ж его сюда в крематорий вез. Морги у вас в Москве тесные — нигде моего Федю не брали. Я и хотел его в урну кремировать, чтоб потом до Владика без помех довезти.
Тут таксисту еще хуже поплохело: зря это он, оказывается, покойника-то трепал. Прямо вандал какой-то, зверь-изверг, а не таксист, муж и отец.
От сильных чувств и признался:
— Я его, говорит, Федю твоего, будил… Денег просил. Слишком интенсивно. Вот и приложил нечаянно об асфальт. Так я ж думал, что он живой!!! Сгрузил его после… тут. Где-то в овраге…
— Эх, и сволота, — морячок только плюнул. — Ладно, дядя. Пойдем Федю моего искать. Найдем — похороним честь по чести. Вину искупим. Я, конечно, тоже хорош — не доглядел.
Вылезли оба из машины и разошлись в разные стороны вдоль шоссе — мертвого Федю искать. А уж время за полночь. Одно хорошо: ночи летом светлые в Москве. Темнота кругом, но не совсем чтоб глаз выколи, а кое-что видно, если приглядеться.

 

Долго лазил морячок по оврагам, листву разгребал, шарил на ощупь. Тихо все, пусто. Кресты на могилках чернеют. Вымотался моряк, продрог от ночной сырости. Стали ему в голову разные нехорошие мысли закрадываться про всякие духи-призраки, про месть мертвецов и прочее, от чего кровь в жилах стынет. Махнул он на все рукой и решил: «Ладно, надо возвращаться. Утро вечера мудренее. Завтра по светлому снова сюда приеду, отыщу друга Федю и похороню его как следует. Нехорошо оно, конечно, вышло, да что поделаешь!»
Пошел назад, а машины нет нигде! Туда-сюда метнулся — нет машины. Что ж это, думает несчастный моряк, неужели бросил меня здесь таксист-мерзавец?!
Вдруг вдалеке ветка хрустнула. Моряк вздрогнул, глянул в ту сторону: какой-то темный силуэт у обочины. В канаву заполз, спрятался, только горб наружу торчит…
Мурашки тут же россыпью по позвоночнику побежали: моряк хладным потом облился при мысли, что он тут один на один с каким-то непонятным чудовищем. Но расхрабрился, сделал пару шагов навстречу — чтобы понять, кто это там прячется. Пригляделся: фу ты, черт! Да это ж машина! Точно, она, «Волга».
Стоит темная, без фар, без габаритов. И за баранкой никого. Странно.
«Удивительно, какой упорный таксист попался, — подумал моряк. — Все еще ищет Федю. Ну, пусть. Известно: кто клал — того и клад. А меня уж ноги не держат, такой день выдался тяжелый. Да и ночь не лучше… Посплю-ка я, пожалуй, тут, на заднем сиденье. Все равно ждать — без шофера-то не уеду».
Влез в машину, прилег на заднем сиденье и глаза прикрыл.
Вдруг сквозь сон чувствует — поехала машина.
Открывает глаза — за рулем по-прежнему никого. И мотора совсем не слышно — только шины шелестят. Как во сне, катится чертова колымага сама по себе — скрип-скрип и аккуратно так — к кладбищу подруливает… Ворота распахиваются, словно от ветра.
Что за наваждение? Моряк на заднем сиденье все руки себе исщипал в надежде проснуться.
Но от настоящего кошмара проснуться нельзя. Пронзило его страшное подозрение: не друг ли это его, Федя? Голос сразу осип, провалился куда-то. Еле выговорил:
— Федор? Это ты?
В ответ — тишина. Только всунулась в окно рука, в кладбищенской земле по локоть, и в баранку «Волги» вцепилась!
Моряк чуть дуба на месте не врезал.
Сердце у него в горле колотится, вжался в сиденье, словно примерз… Так и не мог пошевелиться. Но машина от кладбища все же отъехала и тишком-тишком до какого-то придорожного ларька добралась.
Завидев в том свое спасение, моряк, ухватился за ручку двери, дернул, что было сил, на дорогу шмякнулся задом, вскочил и дунул до самого метро без памяти, не оглядываясь. Не чуял, как и до гостиницы добрался, и спать лег. Сутки спал, пока весь хмель из дурной головы не вышел.
А дело-то, по правде, объяснялось просто: моряк в темноте машины перепутал.
Таксист-изверг поискал было Федю по оврагам и опомнился. Подумал: «И без того уже страху натерпелся. Еще ночью по кладбищу рыскать — сил моих на это уже нет. Поеду-ка домой. А то в жизнь с мертвяками этими не развяжешься». Плюнул на потерянные за поездку деньги, сел себе за баранку и был таков.
Но за то время у кладбища еще один какой-то «волжский бурлачок» встал. Проездом поломался, как на грех. Не мог завестись. Вот и толкал машину своим ходом до самого шоссе. А нечаянного пассажира в темноте проглядел, не заметил. Но это что ж? Бывают ошибки и почище того…

 

Проснулся морячок на следующий день только к вечеру. Голова с похмелья трещит, знобит после ночных похождений. Но хуже всего, конечно, муки совести:
— И как же это я Федю бросил? Эх, эх…
Сидит, чуть не плачет от стыда.
И тут вдруг с соседней койки укоризненный хрип:
— Да уж, Колян! Это ты точно неправ. И главное — где бросил?! На кладбище!!! Так тебя и разэтак, фраер, через колено!
Неописуемы в данной ситуации чувства бедного Коляна: он едва рассудка не лишился. Что говорить? Известно: врачебные ошибки дорого обходятся людям.
Впрочем, при более неудачных обстоятельствах они могли бы обойтись морячкам еще дороже.
Очень уж торопился давешний фельдшер со скорой. К тому же духота, жара, год солнечной активности. В общем, неправильно медик смерть констатировал, напрасно акт о смерти составил. А Федя, таксистом побитый, в овраге отлежался, алкогольная отрава из него на кладбище выветрилась… И к вечеру вернулся он в гостиницу живой и невредимый.
Колян ему все-таки обрадовался. Но потом. Попозже. Когда отошел от испуга.
А еще позже — надолго в тоску впал. Вспомнил, как пристраивал друга Федю по моргам, как в крематорий его вез… Упорство — хорошая черта. Но, если вдуматься — уж больно много ответственности налагает на человека.
Назад: В каждой бочке затычка
Дальше: Потерянные дети[9]