Глава 8
В большом, заметенном снегом городе трудно найти дом, где по вечерам не зажигается свет. Рано или поздно он вспыхивает в окнах и продолжает долго гореть или поспешно гаснет. Что это, символ жизни? Заключенный в абажур с длинной шелковой бахромой, зажатый стеклянным плафоном или спрятанный в галогеновом лабиринте, опутавшем весь потолок? Возможно, но для известного писателя это был не символ жизни, а само ее продолжение… Включая настольную лампу, он словно выполнял условие, благодаря которому на белом поле страницы, строчка за строчкой, постепенно разгорался рассвет, предвещающий череду удивительных событий, или угасал закат, пронизанный безмятежным пением сотен цикад.
Повинуясь давней привычке, Константин приступал к работе только в сумерках. Весной и летом сумерек почти не бывает, поэтому всем временам года он предпочитал именно зиму, когда день, едва перевалив за половину, заканчивался, уступая место умиротворению вечерней, а затем и ночной тишины. Все замирало тогда, и главное – его телефон, благоразумно, хотя и не без рецидивов, смирившийся с режимом немоты…
Впрочем, утверждать, что писателю приходилось постоянно отвлекаться на деловые переговоры и обсуждение светских новостей, было бы ошибкой. Напротив, Константин полагался в этом на своего литературного агента и смог сохранить уединенный и в каком-то смысле даже аскетичный образ жизни. Несмотря на финансовое благополучие, основным достоинством одежды для него по-прежнему было удобство, а не известность бренда. В еде писатель руководствовался принципом «чем проще, тем вкуснее», и только при выборе квартиры позволил себе соответствовать стереотипному образу популярной творческой личности.
– Нашел свою высоту! – отметил Илья Москитов, приступая к отделке его апартаментов, и не ошибся…
Пентхаус дома, расположенного в самом центре элитного района, обладал множеством достоинств, но решающим для Константина стал прекрасный вид, открывающийся из всех окон. В ожидании вдохновения он мог часами любоваться панорамой города, на фоне которой в сплошной пустоте стекла иногда особенно явно, со стереоскопической четкостью, проступало его отражение. День, залитая неоновыми огнями ночь, опять день, ночь… И так год за годом. Нет, писатель не считал себя одиноким, ведь у него была прекрасная любимая дочь и любимая же работа. Дар, способный оправдать его затворничество, оценить по достоинству тишину, которой он старался наслаждаться как можно чаще и которая стала постоянной жительницей его дома. Тишина беспрепятственно бродила по комнатам, выходила в лоджию, посиживала на темной кухне и особенно любила кабинет с освещенным островком письменного стола и углами, погруженными в мягкий полумрак.
Однако теперь…
С появлением в доме Бедокура о тишине приходилось только мечтать. Обретя настоящего друга, Лиза спешила поделиться с ним радостью всевозможных игр, большинство которых предполагало определенную спортивную подготовку и быстроту реакции. Сначала Марья Васильевна, сама нескончаемый источник хозяйственного шума, обижалась, заметив, например, что в скоростном забеге по коридору девочка решила участвовать без нее, но увидев, как внучка в гордом одиночестве играет в жмурки, не на шутку испугалась.
– Так я и знала! Все это кибернетика отцовская… – бормотала она, отыскивая в глубине чемодана ртутные градусники, которые на всякий случай взяла с собой в удвоенном количестве. – Тьфу… как ее… генетика… Девочка совсем без природы живет… В общем, загубил девчонку Костик! Ох, загубил…
Бабушка Маря, несмотря на свою кажущуюся грубоватость, была человеком добрым и щедрым. Жизнь со всеми ее сложностями и проблемами ее не пугала. А уж если повезло с надежным спутником жизни, то вообще ничего не страшно. Все можно преодолеть, со всеми напастями и бедами справиться. И с мужем ей повезло, как она долгие годы считала. Степан был человеком работящим, а главное, умелым. Все спорилось в его крепких руках, любая работа была по плечу. Вместе они построили крепкий большой дом, вместе поднимали детей – Катюшку и Сергея. Вместе провожали на учебу и с нетерпением ждали от них редких весточек. Время шло, и дети незаметно выросли. Катя вышла замуж, родила девочку. Все бы хорошо, но не задалась у нее семейная жизнь. Кто тут виноват – разобраться трудно. Марья Васильевна Костю не винила, парень он хороший и Катю не обижал, да и характер у дочки, чего там скрывать, был не сахар. Откуда у нее, дочери работящих, открытых родителей, взялся такой норов, непонятно. Недоверчивая, мнительная, к тому же жадная до денег, дорогого барахла, всяческих развлечений и удовольствий.
В общем, с какого-то момента жизнь пошла как-то не так. Времена изменились. Сергей выучился и неожиданно для всех уехал в Канаду, нашел там работу, а нашел ли жену, по сию пору неизвестно – писал он редко и скупо. Считай, отрезанный ломоть.
И Степан, ее надежный, родной Степан, вдруг задурил, начал попивать, отлынивать от работы, уходить из дома на целый день, а то и ночью не возвращался. А потом как-то раз заявился и, как обухом по темени, объявил: ухожу, мол, к другой, любовь у меня. И ушел к своей подколодной зазнобе в райцентр. Сначала Марья Васильевна думала, что перебесится мужик, одумается и вернется. Такие истории она на своем веку видывала. Но время шло, а Степан и не думал возвращаться. Знакомые рассказывали, что пьет он сильно вместе со своей новой любовью. А такое добром не кончается. Ночью дом в райцентре, где они жили, загорелся. Пока заметили, пока подняли тревогу, пока приехали пожарные, дом вместе с обитателями сгорел дотла.
Вот и осталась Марья Васильевна совсем одна. Дочка далеко, счастье ищет, сын еще дальше. Даже на похороны отца не приехал. Только и свет в окошке – внучка Лизанька. Марья Васильевна надышаться на нее не могла, так бы от себя и не отпускала ни на миг.
Вот и всполошилась, когда ей показалось, что Лиза заболела, да так, что чуть ли не бредит.
Ангелина же Ивановна, наоборот, в поведении внучки ничего странного не замечала. Эмоциональную беседу с подушкой или яркие пятнистые картины, нарисованные одновременно в двух альбомах, а отчасти и на обоях (к обоям приложил лапку Бедокур, но Лиза самоотверженно взяла вину на себя), женщина объясняла проявлением неординарной творческой натуры.
Поэтому она была очень удивлена, обнаружив Лизу смиренно лежавшей в постели и услышав безапелляционный вердикт сватьи.
– От осинки не рождаются апельсинки! – громогласно заявила Марья Васильевна и, запустив под одеяло грелку, продолжила: – Увезу ее в деревню! Здесь, в городе, разве воздух? Разве вода? Так, сплошная экология! А там у меня травки всякие, воздух чистый, курочки, яблоньки, вишенки… Природа! Поможет небось, а то вон заговариваться уже начала, бедная! Все чего-то бормочет и бормочет под одеялом. Так и до больницы недалеко, а впереди еще школа…
Женщина с жалостью посмотрела на внучку, которая в этот момент действительно что-то тихо пробормотала, с головой спрятавшись под одеялом. Девочка прекрасно понимала, что должна быть осторожна и не выдавать присутствия Бедокура, но в силу целого ряда увлекательных причин задача оказалась трудновыполнимой. Хорошо, что бабушки не видят ее миленького Бедокурчика, хотя Лизе и было очень обидно, что ее любимые бабушки не верят в чудеса и в Деда Мороза. Как же так? Ведь они такие добрые, такие ласковые и заботливые, а в чудеса не верят. Как какие-нибудь гадкие, нехорошие люди. Правда, сама Лиза гадких и нехороших людей не видела, но допускала, что, возможно, где-то они и есть. Но вот с бабушками прямо беда.
– Да что вы такое говорите! – немедленно возмутилась Ангелина Ивановна. – Это вам надо в амбулаторию, к окулисту! Вы не замечаете совершенно очевидных фактов. Моя внучка, безусловно, унаследовала талант отца, между прочим знаменитого писателя, его прекрасное воображение и образное мышление, а вы этого не видите! Можете мне поверить, я знаю, что такое гениальность и как она проявляется. Так вот, скажу я вам, Лиза…
Прервавшись, женщина взяла лист бумаги, усеянный множеством красочных следов, которые оставил Бедокур, путешествуя утром по его белоснежной поверхности.
– Лиза, несомненно, одарена! Вполне возможно, она станет знаменитым абстракционистом, и ее работы украсят лучшие галереи мира! Понимаете? А вы в деревню, кур доить! Как вам не стыдно…
Услышав это, Марья Васильевна опустилась на кровать, но почувствовав, что придавила будущего великого художника, вскочила и растерянно пробормотала:
– Даже не знаю… Надо с матерью ее посоветоваться, она в картинах понимает! Всегда из вазочки тянет конфету и приговаривает: «Мишки в лесу, мишки в лесу…»
Ангелина Ивановна только сокрушенно покачала головой, а затем, отдернув одеяло, воскликнула:
– Лети, соловей! Ты свободен!
Лиза немедленно вспорхнула с постели и, беззаботно смеясь, начала кружиться по комнате.
Глядя на девочку, Бедокур, притаившийся за подушкой, улыбался. Раньше он даже не догадывался о существовании больших людей, но, оказавшись среди них, почему-то совершенно их не испугался. Наоборот, в редкие минуты, когда он забывал о несчастье, случившемся в Джингл-Сити, ему казалось, что все окружающее здесь, в человеческом мире, он уже когда-то видел, но почему-то, неизвестно почему, просто забыл. А теперь вспоминает. Поэтому сейчас, устроившись поудобнее за подушкой, он стал с любопытством наблюдать за бабушками своей подружки, которые не спешили покидать детскую…
Присев по обеим сторонам кровати, бабушки задумчиво смотрели на Лизу. В воображении Ангелины Ивановны при этом проплывали масштабные полотна, иллюстрирующие славное будущее внучки. Женщина не сомневалась, что девочка станет достойным представителем их рода и, когда вырастет, обязательно добьется головокружительного успеха и признания.
Марья Васильевна, напротив, видела только одну черно-белую фотографию, на которой были запечатлены ее родители. Закончив сбор урожая, они стояли около огромных плетеных корзин и улыбались… Впереди у них было строительство собственного дома и долгожданное рождение дочери, но уже сейчас они были счастливы, не сомневаясь, что грядущее им по плечу. Да, дочь родилась и уже незаметно состарилась…
– Тебе обязательно надо поесть… – тяжело вздохнув, наконец нарушила молчание Марья Васильевна. – Там, на кухне, я приготовила бульон.
– Ладно, я согласна! – Лиза крепко поцеловала бабушек и, на мгновенье склонившись над подушкой, решила уточнить: – А потом нам… То есть мне можно будет съесть бутерброд с шоколадным маслом?
– Конечно! – поспешила ответить добрейшая Ангелина Ивановна, старательно не замечая недовольства сватьи. – Только не спеши, оно, наверное, холодное!
– Хорошо! Хорошо… – прокричала Лиза, уже скрываясь в глубине коридора.
Масло действительно оказалось холодным, а бульон – слишком горячим. Наверное, это обстоятельство могло стать причиной для целой дискуссии, но, проявив незаурядные логические способности, друзья быстро решили, как поступить. Первому блюду было приказано остывать, а сладкому лакомству согреваться…
– Знаешь, когда мороженое попадает в рот, даже оно становится теплым! – авторитетно привел Бедокур еще один неоспоримый довод, которому суждено было стать решающим в их дружеской дискуссии.
Лиза нарезала хлеб, намазала на кусочки толстый слой шоколадного масла и положила бутерброды на тарелку. Бедокур молниеносно протянул лапку и схватил самый большой. Откусив кусочек и ощутив аромат и вкус шоколада, сказочный персонаж на некоторое время потерял дар речи, и только съев несколько аппетитных бутербродов, наконец смог спросить:
– Лиза, я вот уже понял… Ну, думаю, что понял, – на всякий случай добавил он. – У тебя есть две бабушки. Скажи, а два твоих дедушки где?
Девочка внимательно посмотрела на любознательного друга и, помедлив, с грустью ответила:
– У меня нет дедушек… Ни одного. Только мама, папа, бабушки и Чарлик…
Услышав последнее рычащее слово, Бедокур едва не подавился. Вездесущий терьер не видел его, но, несомненно, чувствовал и несколько раз даже ухитрился облаять. Не то чтобы Бедокур боялся бойкой собаки, но все-таки предпочитал держаться от нее подальше. Он, к удивлению Лизы, вообще недолюбливал животных. И отказывался объяснить почему.
– Ну, страшилища они… – Бедокур беспомощно шевелил пальцами, смотрел на Ивасю, меланхолично сидевшего на своем утесе, и вздыхал.
– Разве Чарли страшилище? – обижалась Лиза.
– Наверное, нет, – сопел Бедокур, – но очень похож.
– Значит, только мама, папа, бабушки и это… страшилище… нет, Чарли, – через некоторое время повторил он и, внимательно посмотрев на девочку, добавил: – А где же они, дедушки?
– Точно не знаю, – подумав, ответила Лиза. – Один раз баба Маря сказала, что ее муж ушел за козой или к козе какой-то… Не помню, а потом и сам стал таким же… Понимаешь? А я вот не очень понимаю, но знакомиться с ним после этого мне как-то расхотелось…
– Еще бы! Страшно… у них рога, у коз-то… за мной однажды погналась коза, я даже на дерево залез. А потом пришел Ваня и сказал, что это улитка. Улитка, понимаешь… У них тоже рожки… – безмятежно поведал Бедокур и непринужденно подтянул к краю тарелки очередной бутерброд: – А второй дедушка? Тоже ушел за этой… Ну, с рогами?
– Нет! Он был великим путешественником! Представляешь? Да, да!.. – прервав рассказ, девочка налила стакан молока и после некоторых поисков воткнула в него две соломинки. – Он плавал по морям, поднимался в горы… А еще знаешь что?
– Что? – с нетерпением переспросил Бедокур, перестав жевать. – Расскажи! Расскажи!..
– А еще он летал в космос! Мне бабушка Геля говорила. И папа подтвердил, но как-то неохотно, как будто хотел мне что-то сказать, да забыл. Я мало о нем знаю, и бабушка Геля, и папа мне почти ничего не рассказывают… Да-а… Летал в космос. Вот так! Понимаешь? – Лиза сложила руки над головой, демонстрируя ракету, а затем грустно добавила: – Улетел однажды и не вернулся…
– Вот это да! Здорово! – восхитился ее необыкновенный собеседник, но, опомнившись, немедленно исправился: – То есть я хотел сказать, здорово, что летал, и очень жалко, что не вернулся.
– Мне тоже жалко… – согласилась девочка и, стряхнув хлебные крошки с шерстки друга, шепотом продолжила: – Он был очень добрый и смелый! Поэтому знаешь что?.. Нет, конечно, бабушка Геля ничего подобного не говорит, но я уверена: она ждет его возвращенья! Каждый день и даже сегодня! Да-да…
Бедокур с восхищением покачал головой и хотел что-то сказать, но неожиданно передумал. Отложив кусочек хлеба, пушистик медленно подошел к краю стола и некоторое время молчал, с тоской глядя в окно.
– Каждый день… – наконец повторил он и, робко взглянув на Лизу, добавил: – А моего возвращенья в Джингл-Сити теперь никто-никто не ждет… И даже Фрося…
В сказочном городе, пронизанном лабиринтом извилистых улиц, у Бедокура было мало друзей. Дракончик Ваня жил в небольшой пещере у подножия гор, и чтобы навестить его, приходилось идти через всю долину, преодолевая ручьи и густые заросли трав. Каждую неделю, собрав корзину вкусной еды, Бедокур спешил отправиться в путь, надеясь, что пройти его сможет в компании своей веселой подруги, но… Фрося, как и все чрезвычайно красивые девочки, была очень капризной и непостоянной. Проведя несколько часов перед зеркалом и не найдя подходящего наряда, она часто отказывалась участвовать в путешествии, и тогда Бедокур только горестно вздыхал, понимая, что его надеждам вновь не суждено было сбыться…
– Наверное, теперь… – задумчиво продолжил он, не замечая Константина, который в этот момент вошел в кухню. – Теперь они со мной даже разговаривать не стали бы… Отвернулись… Отвернулись бы, и все… Еще бы, я всем испортил жизнь.
– Папа! Папа… – взмолилась Лиза. – Он опять совсем, совсем загрустил… Ты можешь что-нибудь сделать? Пожалуйста…
Внимательно посмотрев на своего персонажа, писатель догадался, в чем причина его горя, и ответил:
– Даже не знаю… Я написал, что через неделю после случившегося дракончик Ваня зашел к приятелю, чтобы вернуть ему пустую корзину, но Бедокура дома не оказалось… Дверь была не заперта, а на столе лежала записка, в которой было написано, что решил он покинуть городок и даже остров и, наверное, больше никогда не вернется домой…
– Ах! Мой пушистик! – восторженно воскликнула Лиза и, подхватив Бедокура на руки, попыталась его утешить: – Все будет хорошо! Я знаю! Папа… Папа всегда так делает! Все писатели так делают! Сначала натворят что-нибудь гадкое и ужасное, а потом исправляют…
Услышав это, Константин неожиданно ударил кулаком по столу и, не в силах больше сдерживаться, закричал:
– Да не могу я ничего исправить! Не могу! Как вы не понимаете?! У других писателей под Новый год герои из книг не выпрыгивают! Бутерброды на кухне не лопают! Послушно бегут себе по сюжетным ходам – и ни шагу в сторону! – Он перевел дыхание. – И вообще! В такой обстановке работать невозможно!.. Невозможно!..
В этот момент из кабинета донесся душераздирающий вой пылесоса. Вынырнув из задумчивости, Марья Васильевна решила восстановить на территории пентхауса порядок. Выбрав для начала спецоперации самую уединенную из комнат – кабинет Константина, она нанесла первый удар, сила которого предполагала тотальное устранение не только пыли, но и знаменитого хозяина кабинета…
– Вот, слышите? Невозможно работать! – обхватив голову, повторил Константин. – Я даже главу не могу дописать! А Хмуров уже тарелочку приготовил, ручки потирает, думает, я заканчиваю! Беда…
Подведя плачевный итог, писатель не счел возможным оставаться на кухне и поспешил в душ, надеясь под струями ледяной воды вновь обрести пусть кратковременное, но все-таки уединение. Нет, никогда раньше ему не приходилось испытывать то, чему посвящено так много рассказов и даже автобиографических романов, где роль прекрасной волшебницы исполняет опытный психоаналитик… Муки творчества! Нечеловеческие страдания! Болезнь, лекарство от которой было лишь одно – вдохновение. Но где его найти? Константин этого не знал. Он бы все отдал, чтобы научиться отыскивать эту капризную особу. Впрочем, кажется, и на поиски у него не осталось сейчас времени. А между тем время неумолимо бежит…
Оставшись одни, друзья молча вернулись за стол. Теперь Лиза даже не знала, как утешить своего загрустившего всерьез пушистика. Осторожно посадив Бедокура рядом с тарелкой, она хотела угостить его настоящей шоколадкой, но в последний момент передумала. Встретив его печальный взгляд, девочка поняла, что даже очень вкусное лакомство не сможет сейчас вернуть ему хорошее настроение. Прошло несколько минут. Наверное, воцарившаяся тишина могла длиться намного больше, как вдруг в коридоре послышались торопливые шаги. Они все приближались, приближались – и наконец…
– Вот не ожидала! – воскликнула Марья Васильевна, появившись на кухне. – Отец-то у тебя какой! Работа работой, а подарок теще купить не забыл!..
Подойдя ближе, женщина с гордостью поставила на стол небольшой круглый аквариум, перевязанный бантом, и, взглянув на внучку, продолжила:
– Помнит, что я раков страсть как люблю… Поскупился, правда, всего одного купил, но зато какого крупного и свежего! Глянь, как он усищами шевелит! Я из омара этакого целую кастрюлю супа наварю! Пальчики оближешь…
Бедокур так испугался, увидев очень близко, прямо перед собой, зеленое страшилище, вооруженное острыми клешнями, что немедленно поспешил забраться Лизе на плечо и уже оттуда наблюдал за происходящим. До этого он видел Ивасю только издали, это было совсем не страшно. Он даже снисходительно грозил ему пальцем или показывал синий язык. А тут – вот он, прямо перед носом, сидит и шевелит страшными клешнями.
Ивася, который до этого мирно посиживал в аквариуме под своим любимым камнем, похожим на небольшой поросший мхом утес, тоже наконец увидел Бедокура. Он встрепенулся, мощно заработал изогнутым, похожим то ли на лопату, то ли на веер (это уж кому как нравится) хвостом и сделал несколько стремительных кругов по аквариуму. Глаза рака поблескивали любопытным огнем, а хитиновые усы возбужденно топорщились.
– Что это с ним? – удивилась Лиза. – Он так ни-когда не делал. Я давно потихоньку от папы за ним наб-людаю.
– А я, главное, пыль на подоконнике решила стереть! Со стола-то я целое чернильное пятно стерла, откуда только взялось. – Тут она взмахнула тряпкой в синих разводах. А потом… – Марья Васильевна начала поминутно восстанавливать хронологию событий. – Потом намочила тряпочку, отодвинула занавесочку, а там глянь, стоит, дожидается! Да еще и с такой красивой ленточкой! Прямо как в кино, только кольца бриллиантового не хватает!..
Женщина хотела добавить что-то еще, но, услышав щелчок двери, затрубила с победоносной радостью:
– Костик!.. Иди сюда!.. Я тебя расцелую!..
Лиза растерянно посмотрела на своего друга, но тот, казалось, этого даже не заметил… Крепко держась за косу девочки, Бедокур не отрываясь наблюдал за Марьей Васильевной. Словно пловец перед рекордным заплывом, бабушка решительно сняла фартук и в ожидании выстрела сигнального пистолета замерла, широко раскинув мускулистые руки… Мгновенье!
– Что вы!.. – чуть ли не взвизгнул Константин, почувствовав себя мальчиком, внезапно захлебнувшимся в морской волне. – Что вы! Зачем?.. Почему…
– А можно подумать, ты не знаешь! Теперь понятно, почему из кабинета своего уходить не хотел, все за косяк цеплялся!.. Сюрприз хотел сделать! – воскликнула женщина и, не выпуская туго натянутой щеки знаменитого писателя, указала на аквариум. – Хорош! Сразу видно, заграничный! Первая тарелка твоя будет, обещаю!..
– Какая тарелка?.. – пробормотал Константин, судорожно пытаясь вырваться из плена стихии. – Это… Это же Ивася! Подарок для Лизы… Я купил его, когда…
– Какой Вася? – мгновенно отпустив зятя, настороженно переспросила Марья Васильевна.
– Ивася! Я не хотел говорить, пока… – немного отдышавшись, начал писатель. – Один мой хороший приятель посоветовал купить его в подарок для дочки! Мы думали, что Лиза очень обрадуется, узнав, что у нас в аквариуме будет жить настоящий рак, которого при других обстоятельствах могли бы просто съесть…
Лиза весело засмеялась и захлопала в ладоши, но, посмотрев на бабушку, тут же затихла.
Марья Васильевна не знала что сказать… Взяв со стула фартук, она принялась сосредоточенно его складывать, а затем, опомнившись, надевать, путаясь в длинных завязочках и неуловимых шнурочках. Неожиданно в глазах женщины блеснули слезы.
– Бабуля! Бабуля! – воскликнула Лиза и, подбежав, крепко ее обняла. – Не расстраивайся! Не расстраивайся! Папа не хотел тебя обидеть…
– Конечно, мама! – растерянно согласился Константин и, примкнув к объятьям, добавил: – А в том, что подарок у меня для вас есть, вы не ошиблись! Только пока пусть это остается сюрпризом… Ведь ждать осталось уже совсем недолго. Хорошо? Мы, писатели, всегда так делаем! Натворим сначала какую-нибудь гадость, а потом исправляем! А суп вы сварите из чего-нибудь другого…
Все рассмеялись. Лиза еще раз крепко поцеловала бабушку и, взглянув на отца, поспешила его поправить:
– И… И… Ивася! Как хорошо! Я его давно уже увидела. Просто его надо было лучше прятать! Вот.
– Согласен! – воскликнул Константин и озабоченно продолжил: – Раз так получилось, надо запустить его в большой аквариум, но для этого там необходимо поменять воду, пересадить всех рыб и, наверное, купить в магазине специального корма…
– Так чего же вы тут топчетесь! Собирайтесь скорее! А то ваш Вася с голоду помрет, – со свойственной ей практичностью приказала Марья Васильевна. – А работа твоя, сынок, подождет! Никуда не денется…
Знаменитый писатель растерянно посмотрел на дочку. Затаив дыхание, Лиза с надеждой ждала, что он решит. Бедокур, прижавшийся к ее косе, тоже не отводил взгляда от своего создателя, и на мгновенье Константину показалось, что глаза друзей стали одного, дымчато-голубого, цвета.
– Хорошо! Собирайтесь… – наконец согласился он и тут же почувствовал звонкий одобрительный удар по спине, который нанесла ему Марья Васильевна.
